Eat Pray Love ch 9-1 Eat Pray Love, Kapitel 9-1

Now, I’m the kind of person who, when a ninth-generation Indonesian medicine man tells you that you’re destined to move to Bali and live with him for four months, thinks you should make every effort to do that. Я из тех людей, которые, когда индонезийский знахарь в девятом поколении говорит вам, что вам суждено переехать на Бали и жить с ним четыре месяца, думает, что вы должны приложить все усилия для этого.

And this, finally, was how my whole idea about this year of traveling began to gel. И вот, наконец, вся моя идея об этом годе путешествий начала формироваться. I absolutely needed to get myself back to Indonesia somehow, on my own dime this time. Мне было абсолютно необходимо каким-то образом вернуться в Индонезию, на этот раз за свои деньги. This was evident. Though I couldn’t yet imagine how to do it, given my chaotic and disturbed life. Хотя я еще не мог представить, как это сделать, учитывая мою хаотичную и беспокойную жизнь. (Not only did I still have a pricey divorce to settle, and David-troubles, I still had a magazine job that prevented me from going anywhere for three or four months at a time.) (Мало того, что мне нужно было уладить дорогостоящий развод и проблемы с Дэвидом, у меня еще была работа в журнале, из-за которой я не могла никуда уехать по три-четыре месяца.) But I had to get back there. Но я должен был вернуться туда. Didn’t I? Не так ли? Hadn’t he foretold it? Разве он не предсказал этого? Problem was, I also wanted to go to India, to visit my Guru’s Ashram, and going to India is an expensive and timeconsuming affair, also. Проблема заключалась в том, что я также хотел поехать в Индию, посетить Ашрам моего Гуру, а поездка в Индию — дело дорогое и отнимающее много времени. To make matters even more confusing, I’d also been dying lately to get over to Italy, so I could practice speaking Italian in context, but also because I was drawn to the idea of living for a while in a culture where pleasure and beauty are revered. Что еще больше запутывает ситуацию, так это то, что в последнее время мне очень хотелось перебраться в Италию, чтобы попрактиковаться в разговорной речи по-итальянски, а также потому, что меня тянуло к идее пожить какое-то время в культуре, где удовольствие и красота почитаются. All these desires seemed to be at odds with one another. Все эти желания, казалось, противоречили друг другу. Especially the Italy/India conflict. What was more important? The part of me that wanted to eat veal in Venice? Or the part of me that wanted to be waking up long before dawn in the austerity of an Ashram to begin a long day of meditation and prayer? Или часть меня, которая хотела проснуться задолго до рассвета в аскезе ашрама, чтобы начать долгий день медитации и молитвы? The great Sufi poet and philosopher Rumi once advised his students to write down the three things they most wanted in life. If any item on the list clashes with any other item, Rumi warned, you are destined for unhappiness. Если какой-либо пункт в списке противоречит любому другому пункту, предупредил Руми, вы обречены на несчастье. Better to live a life of single-pointed focus, he taught. But what about the benefits of living harmoniously amid extremes? Но как насчет преимуществ гармоничной жизни среди крайностей? What if you could somehow create an expansive enough life that you could synchronize seemingly incongruous opposites into a worldview that excludes nothing? Что, если бы вы могли каким-то образом создать достаточно обширную жизнь, чтобы объединить кажущиеся несовместимыми противоположности в мировоззрение, которое ничего не исключает? My truth was exactly what I’d said to the medicine man in Bali—I wanted to experience both. Моя правда заключалась в том, что я сказал знахарю на Бали — я хотел испытать и то, и другое. I wanted worldly enjoyment and divine transcendence—the dual glories of a human life. Я хотел мирских наслаждений и божественной трансцендентности — двойной славы человеческой жизни. I wanted what the Greeks called kalos kai agathos, the singular balance of the good and the beautiful. I’d been missing both during these last hard years, because both pleasure and devotion require a stress-free space in which to flourish and I’d been living in a giant trash compactor of nonstop anxiety. Мне не хватало и того, и другого в эти последние трудные годы, потому что и удовольствие, и преданность требуют пространства, свободного от стресса, в котором они могут процветать, а я жил в гигантском прессовщике мусора безостановочного беспокойства. As for how to balance the urge for pleasure against the longing for devotion . 헌신에 대한 갈망과 즐거움에 대한 충동의 균형을 맞추는 방법에 관해서. Что касается того, как сбалансировать стремление к удовольствию против стремления к преданности. well, surely there was a way to learn that trick. ну, конечно, был способ научиться этому трюку. And it seemed to me, just from my short stay in Bali, that I maybe could learn this from the Balinese. И мне казалось, только после моего короткого пребывания на Бали, что я, может быть, смогу научиться этому у балийцев. Maybe even from the medicine man himself. Four feet on the ground, a head full of foliage, looking at the world through the heart . Четыре ноги на земле, голова, полная листвы, смотрит на мир сердцем.

So I stopped trying to choose—Italy? Так что я перестал пытаться выбирать — Италия? India? or Indonesia?—and eventually just admitted that I wanted to travel to all of them. или Индонезии? — и в конце концов просто признался, что хочу посетить их все. Four months in each place. A year in total. Of course this was a slightly more ambitious dream than “I want to buy myself a new pencil box.” But this is what I wanted. Конечно, это была чуть более амбициозная мечта, чем «Я хочу купить себе новый пенал». Но это то, что я хотел. And I knew that I wanted to write about it. И я знал, что хочу написать об этом. It wasn’t so much that I wanted to thoroughly explore the countries themselves; this has been done. لم أكن أرغب في استكشاف البلدان نفسها بدقة ؛ هذا تم فعله أو انجازه. 국가 자체를 철저히 조사하고 싶었던 것은 그리 많지 않았습니다. 이 완료되었습니다. Дело было не столько в том, что я хотел досконально изучить сами страны; это было сделано. It was more that I wanted to thoroughly explore one aspect of myself set against the backdrop of each country, in a place that has traditionally done that one thing very well. Это было больше, потому что я хотел тщательно изучить один аспект себя на фоне каждой страны, в месте, которое традиционно делало это очень хорошо. I wanted to explore the art of pleasure in Italy, the art of devotion in India and, in Indonesia, the art of balancing the two. Я хотел исследовать искусство наслаждения в Италии, искусство преданности в Индии и в Индонезии искусство уравновешивания этих двух вещей. It was only later, after admitting this dream, that I noticed the happy coincidence that all these countries begin with the letter I. A fairly auspicious sign, it seemed, on a voyage of self-discovery. Только позже, признавшись в этом сне, я заметил счастливое совпадение, что все эти страны начинаются с буквы I. Казалось, довольно благоприятный знак на пути к самопознанию. Imagine now, if you will, all the opportunities for mockery this idea unleashed in my wiseass friends. Представьте теперь, если хотите, все возможности для насмешек над этой идеей, высвободившиеся у моих наглых друзей. I wanted to go to the Three I’s, did I? Я хотел пойти в «Три И», не так ли? Then why not spend the year in Iran, Ivory Coast and Iceland? Or even better—why not go on pilgrimage to the Great Tri-State “I” Triumvirate of Islip, I-95 and Ikea? Или, что еще лучше, почему бы не отправиться в паломничество к Триумвирату Великого Трех Государств «Я» Айлипа, I-95 и Икеи? My friend Susan suggested that perhaps I should establish a not-for-profit relief organization called “Divorcées Without Borders.” But all this joking was moot because “I” wasn’t free to go anywhere yet. Моя подруга Сьюзен предложила мне создать некоммерческую организацию помощи под названием «Разведенные без границ». Но все эти шутки были спорными, потому что «я» еще не мог никуда уйти. That divorce—long after I’d walked out of my marriage—was still not happening. Тот развод — спустя много времени после того, как я вышла из брака — все еще не состоялся. I’d started having to put legal pressure on my husband, doing dreadful things out of my worst divorce nightmares, like serving papers and writing damning legal accusations (required by New York State law) of his alleged mental cruelty—documents that left no room for subtlety, no way in which to say to the judge: “Hey, listen, it was a really complicated relationship, and I made huge mistakes, too, and I’m very sorry about that, but all I want is to be allowed to leave.” (Here, I pause to offer a prayer for my gentle reader: May you never, ever, have to get a divorce in New York.) 나는 남편에게 법적인 압력을 가하기 시작했다. 서류를 제공하고 정신적 잔인한 것으로 의심되는 법적인 비난 (뉴욕 주 법률에 의해 요구되는)을 작성하는 등 최악의 이혼 악몽에서 무서운 일을했다. 미묘하게도 판사에게 말할 수있는 방법은 없습니다.“이봐, 정말 복잡한 관계 였고, 실수도 너무 많이해서 미안하지만, 내가 원하는 것은 허용되는 것입니다 (여기서, 나는 온화한 독자를 위해기도를 드리기 위해 잠시 멈췄습니다. 뉴욕에서 절대 이혼을하지 않아도되기를 바랍니다.) Мне пришлось оказывать юридическое давление на моего мужа, делая ужасные вещи из моих худших кошмаров о разводе, например, подавая документы и сочиняя изобличающие юридические обвинения (требуемые законом штата Нью-Йорк) в его предполагаемой психической жестокости — документы, которые не оставляли места. за тонкость, никак не сказать судье: «Эй, послушай, это были действительно сложные отношения, и я тоже делала огромные ошибки, и мне очень жаль, но все, чего я хочу, это чтобы мне разрешили Покинуть." (Здесь я делаю паузу, чтобы вознести молитву за моего любезного читателя: пусть вам никогда, никогда не придется разводиться в Нью-Йорке.) The spring of 2003 brought things to a boiling point. Весной 2003 года дело дошло до точки кипения. A year and a half after I’d left, my husband was finally ready to discuss terms of a settlement. Через полтора года после моего отъезда мой муж, наконец, был готов обсуждать условия мирового соглашения. Yes, he wanted cash and the house and the lease on the Manhattan apartment—everything I’d been offering the whole while. Да, он хотел деньги, дом и аренду квартиры на Манхэттене — все, что я предлагал все это время. But he was also asking for things I’d never even considered (a stake in the royalties of books I’d written during the marriage, a cut of possible future movie rights to my work, a share of my retirement accounts, etc.) لكنه كان يسأل أيضًا عن أشياء لم أفكر فيها أبدًا (حصة في عائدات الكتب التي كتبتها أثناء الزواج ، وقطعة من حقوق الأفلام المستقبلية المحتملة لعملي ، وحصة من حسابات التقاعد الخاصة بي ، وما إلى ذلك) Но он также просил о вещах, о которых я даже не думала (доля в гонорарах за книги, которые я написала во время брака, доля возможных будущих прав на экранизацию моей работы, доля моих пенсионных счетов и т. д.) and here I had to voice my protest at last. и здесь я должен был, наконец, высказать свой протест. Months of negotiations ensued between our lawyers, a compromise of sorts inched its way toward the table and it was starting to look like my husband might actually accept a modified deal. 우리 변호사들 사이에 수개월 간의 협상이 있었고, 일종의 타협이 테이블을 향한 길에 섰고 남편이 실제로 수정 된 거래를 받아들이는 것처럼 보이기 시작했습니다. Последовали месяцы переговоров между нашими юристами, своего рода компромисс постепенно приближался к столу, и казалось, что мой муж действительно может согласиться на измененную сделку. It would cost me dearly, but a fight in the courts would be infinitely more expensive and time-consuming, not to mention soul-corroding. Это обошлось бы мне дорого, но драка в суде была бы несравненно дороже и отняла бы много времени, не говоря уже о разъедающей душу.

If he signed the agreement, all I had to do was pay and walk away. Если он подписал соглашение, все, что мне нужно было сделать, это заплатить и уйти. Which would be fine with me at this point. Что бы меня устраивало в данный момент. Our relationship now thoroughly ruined, with even civility destroyed between us, all I wanted anymore was the door. Наши отношения теперь полностью испорчены, между нами разрушена даже вежливость, все, чего я больше хотел, это дверь. The question was—would he sign? Вопрос был в том, подпишет ли он? More weeks passed as he contested more details. If he didn’t agree to this settlement, we’d have to go to trial. إذا لم يوافق على هذه التسوية ، فسنضطر إلى المحاكمة. Если он не согласится на это соглашение, нам придется предстать перед судом. A trial would almost certainly mean that every remaining dime would be lost in legal fees. Суд почти наверняка означал бы, что каждый оставшийся цент будет потрачен на судебные издержки. Worst of all, a trial would mean another year—at least—of all this mess. Хуже всего то, что суд будет означать еще как минимум год всей этой неразберихи. So whatever my husband decided (and he still was my husband, after all), it was going to determine yet another year of my life. Так что, что бы ни решил мой муж (а он все-таки был моим мужем), это предопределяло еще один год моей жизни. Would I be traveling all alone through Italy, India and Indonesia? Буду ли я путешествовать в полном одиночестве через Италию, Индию и Индонезию? Or would I be getting cross-examined somewhere in a courtroom basement during a deposition hearing? Или меня будут подвергать перекрестному допросу где-нибудь в подвале зала суда во время слушаний по даче показаний? Every day I called my lawyer fourteen times—any news?—and every day she assured me that she was doing her best, that she would telephone immediately if the deal was signed. The nervousness I felt during this time was something between waiting to be called into the principal’s office and anticipating the results of a biopsy. Нервозность, которую я испытывал в это время, была чем-то средним между ожиданием вызова в кабинет директора и ожиданием результатов биопсии. I’d love to report that I stayed calm and Zen, but I didn’t. Я хотел бы сообщить, что я оставался спокойным и дзен, но я этого не сделал. Several nights, in waves of anger, I beat the life out of my couch with a softball bat. Несколько ночей в приступе гнева я выбивал жизнь из своего дивана битой для софтбола. Most of the time I was just achingly depressed. Большую часть времени я был просто мучительно подавлен. Meanwhile, David and I had broken up again. Тем временем мы с Дэвидом снова расстались. This time, it seemed, for good. На этот раз, казалось, навсегда. Or maybe not—we couldn’t totally let go of it. А может и нет — мы не могли полностью отпустить это. Often I was still overcome with a desire to sacrifice everything for the love of him. Часто меня еще охватывало желание пожертвовать всем ради любви к нему. Other times, I had the quite opposite instinct—to put as many continents and oceans as possible between me and this guy, in the hope of finding peace and happiness. В другой раз у меня был совершенно противоположный инстинкт — поставить как можно больше континентов и океанов между мной и этим парнем в надежде обрести мир и счастье. I had lines in my face now, permanent incisions dug between my eyebrows, from crying and from worry. Теперь у меня были морщины на лице, постоянные разрезы, вырытые между бровями, от слез и беспокойства. And in the middle of all that, a book that I’d written a few years earlier was being published in paperback and I had to go on a small publicity tour. И посреди всего этого, книга, которую я написал несколько лет назад, была издана в мягкой обложке, и мне пришлось отправиться в небольшой рекламный тур. I took my friend Iva with me for company. Iva is my age but grew up in Beirut, Lebanon. Ива моего возраста, но выросла в Бейруте, Ливан. Which means that, while I was playing sports and auditioning for musicals in a Connecticut middle school, she was cowering in a bomb shelter five nights out of seven, trying not to die. I’m not sure how all this early exposure to violence created somebody who’s so steady now, but Iva is one of the calmest souls I know. Я не уверен, как все это раннее воздействие насилия сделало кого-то таким устойчивым сейчас, но Ива — одна из самых спокойных душ, которых я знаю. Moreover, she’s got what I call “The Bat Phone to the Universe,” some kind of Iva-only, open-round-the-clock special channel to the divine. Более того, у нее есть то, что я называю «телефон летучей мыши во Вселенную», какой-то открытый круглосуточный специальный канал к божественному только для Ивы. So we were driving across Kansas, and I was in my normal state of sweaty disarray over this divorce deal—will he sign, will he not sign?—and I said to Iva, “I don’t think I can endure another year in court. Итак, мы ехали через Канзас, и я был в своем обычном состоянии потного смятения из-за этого бракоразводного процесса — подпишет ли он, подпишет ли он? — и я сказал Иве: корт. I wish I could get some divine intervention here. Хотел бы я получить какое-то божественное вмешательство здесь.