×

We gebruiken cookies om LingQ beter te maken. Als u de website bezoekt, gaat u akkoord met onze cookiebeleid.


image

Кладбищенские истории, Умер-шмумер, или Нестрашная смерть

Умер-шмумер, или Нестрашная смерть

Еврейское кладбище на масличной горе (Иерусалим)

Умер-шмумер, или Нестрашная смерть

Кладбищенские истории - Акунин Борис Кладбищенские истории - Акунин Борис

Не странно ли: когда книжка уже подошла к концу, только-только начинаешь понимать, зачем тебе понадобилось писать про кладбища и мертвецов. То есть, раньше чувствовал, что нужно, но не понимал, зачем — просто тянуло, и всё. А в некий солнечный день, стоя на невысокой горе и глядя на увенчанный мусульманским золотом еврейский город, вдруг наморщишь лоб, да и сообразишь, что к чему.

Собственно, не Бог весть какая неожиданность: оказывается, ты рыскал по старым кладбищам, потому что достиг возраста, когда хочется разобраться в природе смерти. Нет, не совсем так. В природе таинства разобраться нельзя, на то оно и таинство, чтобы не иметь никакой природы. Вернее будет сказать: тебе хотелось понять, что такое страх смерти. И, может быть, благодаря этому раз и навсегда от него избавиться. Или, по крайней мере, получить надежду на то, что это в принципе возможно. Примерно так.

Но по порядку.

Стало быть, стоишь на западном склоне Масличной горы, обращенном к Храмовому холму. Город Иерусалим притягивает взгляд, и рассматривать кладбище, ради которого тащился за тридевять земель, совсем не хочется. Кладбище тебе сильно не нравится. Оно и не предназначено для того, чтобы нравиться. Смотреть тут не на что, трудно представить себе зрелище более унылое и безжизненное, чем эта сухая земля, кучи мусора и плоские камни.

Кладбищенские истории - Акунин Борис

Вид с Масличной горы на Иерусалим

Однако не уходишь, потому что обидно — слишком уж долго сюда добирался. И еще потому, что начинаешь чувствовать: в этом прахе и соре есть некий message, адресованный персонально тебе. Какое-то время пытаешься его расшифровать. Прикидываешь: чем-то похоже на Сад камней в киотоском храме Рёандзи, где, как ни сядь, четырнадцать камней видно, а пятнадцатый всё время оказывается в мертвой зоне. Так в чем же здесь, как говорится, «фишка»? В непостижимости Небытия? Может быть, в самом словосочетании «мертвая зона»?

Нет, кажется, не то.

Еще немножко поумничаешь, потом забываешь про message и просто смотришь по сторонам, вспоминая всё, что прочитал перед поездкой об этом кладбище. И тогда, через какое-то время, перестаешь думать о прошлом и начинаешь думать о будущем.

Конечно, не сразу, не сразу.

Итак.

По концентрации священных мест Масличная гора может поспорить с расположенной напротив Храмовой. Христиане чтут ее из-за Гефсиманского сада, из-за гробницы Девы Марии, а более всего из-за того, что с вершины этого холма Иисус вознесся на небеса. Для иудеев вышеперечисленные святыни ничего не значат, но зато здесь, над Иосафатовой долиной, расположены гробницы пророков и главное иудейское кладбище, лечь в землю которого мечтает всякий благочестивый еврей.

Древнейшая часть самого знаменитого в мире некрополя внизу, в расщелине, где протекает неубедительная речка Кедрон (я ее вовсе не видел — говорят, она то появляется, то исчезает). Там выстроены в шеренгу каменные мавзолеи, каждый из которых имеет своего мифического обитателя и называется соответствующим образом.

Кладбищенские истории - Акунин Борис

Гробница Авессалома

Вот наиболее прославленные из них.

В гробнице с конической крышей якобы погребен царевич Авессалом, отличавшийся такой замечательной волосатостью, что состригал в год растительности на «двести сиклей весу царского». И восстал Авессалом на отца своего царя Давида, и был разбит в сражении, и погиб, зацепившись своей уникальной куафюрой за сук. В путеводителе написано, что в прежние времена еврейские и арабские жители Иерусалима в осуждение непочтительного сына бросали внутрь склепа камни, но бездонная могила никогда не наполнялась.

Тут, собственно, всё неправда. В Библии сказано: «И взяли Авессалома, и бросили его в лесу в глубокую яму, и наметали над ним огромную кучу камней». Усыпальница находится отнюдь не в лесу и, подобно остальным мавзолеям, явно построена в более позднюю эпоху, так что царевич здесь погребен быть не может. И камней евреи туда тоже не бросали — эти древние гробницы использовались сефардской общиной для торжественного захоронения истрепавшихся священных книг.

Однако в Палестине нельзя быть слишком дотошным и придирчивым к традиционным повериям, иначе рискуешь остаться вовсе без святынь. Христианская сакральная топография выдумана по большей части в ранневизантийский период, еврейская — на несколько веков ранее. Но в конце концов, так ли уж важно, в каком именно месте находились Голгофа и Гефсимания, да кто где похоронен? Главное, что многие поколения верили в подлинность этих атрибутов Божественной Истории, а искренняя вера, если ее очень много и она длится столько веков, имеет свойство не только аккумулировать духовную энергию, но и обретать материальность.

Например, смотришь на красноватые пятна, которыми испещрены стены кубообразной гробницы пророка Захарии, и веришь, что это в самом деле засохшая кровь иерусалимских жителей, истребленных вавилонянами, потому что совестно подвергать сомнению легенду, которой две тысячи лет. Нечестивый Иоас, царь иудейский, велел побить пророка камнями, но в час своей гибели Захария предвестил соотечественникам грозное возмездие, которое в положенный срок и свершилось.

Разумеется, никакой Захария в гробнице своего имени не похоронен, как и царь Иосафат в соседней гробнице Иосафата. Все эти прозвания возникли относительно недавно, в средние века. Ради кого возводились мавзолеи, неизвестно. Доподлинно установленным можно считать лишь происхождение гробницы Иакова, над дорическими колоннами которой в середине 19 века разобрали полустершуюся надпись, которая гласила, что склеп принадлежит священническому роду Хезир.

Я приезжал на кладбище дважды, с полугодовым интервалом. В первый раз передвигался снизу вверх, от древних мавзолеев к обычным могилам, расположенным амфитеатром. Этот порядок следования логичен и хронологичен, но ошибочен. Прославленные гробницы не имеют ничего общего с духом и смыслом некрополя; они вводят посетителя в заблуждение, поворачивают восприятие совсем не в ту сторону. После них, глядя на собственно кладбище, испытываешь лишь скуку и разочарование, да и подъем по довольно крутому склону, на жаре, не настраивает на философический лад. Я в тот раз ничего про кладбище не понял. Первое посещение вышло неудачным, я решил его не засчитывать.

Сызнова оказавшись на Масличной горе, я учел ошибку — намеренно двигался сверху вниз. На каменные шапки липовых Авессаломов и Захарий старался вовсе не смотреть, на Иерусалим тоже особенно не заглядывался.

В верхней своей части кладбище напоминает раскоп какого-нибудь древнего города, от которого остались лишь контуры стен и фундаментов, изъязвленные временем. Вокруг каменные осколки, куски плит, просто груды щебня, поодаль шныряют костлявые, деловитые дворняги.

Я, конечно, слышал, что могилы были осквернены арабами, когда Масличная гора оказалась вне юрисдикции новообразованного Израильского государства. Часть плит просто расколотили, другие были использованы на покрытие иорданских дорог. Однако мне и в голову не приходило, что за время, миновавшее с 1967 года, никто не позаботился убрать следы разгрома.

Кладбищенские истории - Акунин Борис

Верхняя часть кладбища

Первое впечатление получалось странное: стоишь среди опозоренных еврейских руин; наверху — крыши арабской деревни Силоам, внизу панорама Иерусалима с нестерпимо сверкающим на солнце куполом Омаровой мечети. Это и есть вожделенное место, где мечтают упокоиться настоящие иудеи?

Евреи разных стран всю жизнь копили деньги, чтобы на старости лет «подняться» в Иерусалим и умереть здесь. По иудейскому обычаю, мертвых хоронят быстро, не рассусоливают, поэтому умирать нужно вблизи облюбованного кладбища, из-за моря везти тело никто не стал бы, уж во всяком случае в доавиационную эпоху.

Еврей приезжал в Вечный Город, покупал у турецких властей право выбрать участок — чем ближе «к Захарий», тем дороже, а еще очень важно, чтобы могила была «в тени Храма», то есть, чтобы на закате ее накрывала тень Храмовой горы. Доживал своё (обычно не слишком долго — сказывался тяжелый климат), умирал, и члены погребального братства «Хевра кадиша» в тот же день или, самое позднее, на следующий, закапывали счастливца в священную землю.

Иудейская вера находится в менее определенных отношениях со смертью, чем христианство, ислам или буддизм. Что будет Потом, в религиозных книгах не сказано; такое ощущение, что иудеев это не очень-то интересует. Траур — жанр нееврейский. Здесь не только быстро хоронят, но и не выставляют свою скорбь напоказ. Мне показалось, что это кладбище не предназначено для поминовений и рыданий. Оно и понятно: если бы народ Израиля стал долго и с надрывом оплакивать своих мертвых, то ему с его историей ни на что другое не хватило бы ни времени, ни сил. Для плача определены другое место и другая причина: скорбеть положено на противоположном холме, у Стены Плача, и не об умерших, а о разрушенном Храме.

Меня же умершие занимали гораздо больше, нежели разрушенный Храм. В конце концов я повернулся к Иерусалиму спиной, чтоб не отвлекал. И правильно сделал. Когда в поле зрения остались только приземистые, почти неотличимые друг от друга надгробья, я смог представить Масличную гору со всем ее невидимым глазу содержимым: миллион скелетов, лежащих плотно, в много слоев; под ними древние пещерные захоронения (их здесь должно быть великое множество); а еще ниже, в самом чреве горы, те самые подземные ходы, на право соседствовать с которыми религиозные евреи копили деньги всю свою жизнь. Сказано в «Книге Иоиля»: «Я соберу все народы, и приведу их в Долину Иосафата, и там произведу над ними суд…» В Страшный День по тесным и темным галереям Масличной горы мертвые всего мира будут скатываться сюда, в долину. А потом Господь встанет на вершине, где-то возле нынешней церкви Вознесения, и гора раскроется, и восстанут мириады усопших, и свершится суд над всеми людьми.

Кладбищенские истории - Акунин Борис

Таких нор здесь много. Может быть, они ведут в те самые Подземные Ходы?

В кладбищах, которые я выбрал для своей книги, есть одна общая черта, очень для меня существенная: на них или вовсе нет новых могил, или же они составляют ничтожный процент от общего числа захоронений. Предмет моего исследования — не кровоточащие раны, а затянувшиеся шрамы; не боль утраты, а смерть, подернутая патиной времени и оттого уже не пахнущая разложением. Я входил в кладбищенские ворота не для того, чтобы соболезновать и ужасаться, а для того, чтобы понять то, чего не понимал прежде. Несколько раз случалось, что старое кладбище, по всем признакам вроде бы вполне подходившее для моих целей, отпугивало меня погребальными венками на могилах или скорбной фигурой у свежезарытого холмика — и я поспешно уходил, зная, что это место мне не подойдет, там всё забьет острый запах трагедии и страха.

Так вот, Масличная гора — единственное исключение. Это не культурно-исторический памятник, а вполне активный участник израильского ритуально-коммунального (или как там оно называется) хозяйства; доля новых захоронений здесь довольно велика, но — удивительная вещь — мой чувствительный нос не уловил в воздухе никаких устрашающих ароматов.

Здесь не боятся смерти, вдруг понял я. И не потому, что она случилась слишком давно, как на Старом Донском или Хайгейте, а просто не боятся и всё.

Может быть, дело в самодовольстве? Пока другие народы будут тащиться сюда по тесным подземным лабиринтам, здешние покойники уже заняли все лучшие места — так сказать, расположились в самом партере.

Нет, пожалуй, самодовольство ни при чем. Это скорее про Новодевичье кладбище, попасть на которое считалось достойным завершением советской номенклатурной карьеры. Там всё напоказ: и голубые ели, и огромные памятники, и золотые буквы в пол-аршина, и военная техника на маршальских саркофагах.

А на Масличной горе помпезности нет и в помине. Никаких скульптурных красот. По могиле невозможно понять, бедным или богатым, прославленным или безвестным был тот, кто здесь похоронен. Отсутствует непременный бордюр из деревьев и кустов, повсюду лишь голая земля и камни — библейский «прах и тлен». При этом дело вовсе не в бесплодии почвы — вокруг зелени сколько угодно, но она вся за оградой. Значит, пустынность и непривлекательность задуманы, нарочиты.

Кладбище плохо приспособлено для посещений всей семьей — в черных костюмах и строгих платьях, как в Японии, с цветами и вином, как в Италии, или с бумажными букетиками и водкой, как в России. Другие некрополи существуют для того, чтобы живые как можно дольше не забывали своих мертвых и почаще приходили к ним на могилы. Другие, но не этот. Даже в нижней его части, поддерживаемой в относительном порядке, почти нет дорожек, скамеек же я не обнаружил вовсе. Каменные надгробья явно не рассчитаны на вечность — через пятьдесят, много сто лет они врастут в землю или рассыплются на куски. Еще раньше сотрутся неглубоко вырезанные буквы. Ну и пусть, это неважно. Важно, что ты лежишь именно здесь, что ты занял место у самой двери, и когда начнется Прием, окажешься одним из первых.

Местные покойники не размениваются на пустяки вроде внимания со стороны родственников и потомков, они заняты серьезным делом: лежат и ждут.

До меня дошло: это кладбище не что иное, как огромный зал ожидания. Ожидания спокойного и уверенного. Почему уверенного? Да потому что здесь похоронены евреи, исполненные ощущения правильно прожитой жизни. Ведь, если у человека есть основания бояться Божьего Суда, разве стал бы он занимать место в первых рядах? Покойникам Масличной горы не о чем скорбеть и нечего бояться.

И когда я понял это, мне сначала сделалось завидно. А потом я перестал думать о прошлом и стал думать о будущем, когда все кладбища станут похожи на это. Не по внешнему виду (упаси Боже), а по смыслу и настроению.

Произойдет это тогда, когда человечество исполнит главную свою мечту, даже если люди, способствовавшие ее воплощению, имели совсем иные цели.

Главная мечта человечества — избавиться от страха смерти, а вместе с ним и от всех прочих страхов. Это означает не вообще уничтожить смерть, а исключить смерть неожиданную, непредсказуемую и преждевременную, которая обрушивается на человека, когда он еще не насытился жизнью и не выполнил свое предназначение. Подчинить себе смерть — в конечном итоге, именно таков магистральный стимул науки, прогресса и общественной мысли.

Предположим, что цель достигнута. Человеку больше не угрожает смерть ни от болезни (все хвори побеждены), ни от насилия (войн и преступности больше нет), ни от стихийных бедствий (предсказываемых и обезвреживаемых заранее), ни даже от несчастных случаев (уж не знаю, каким там образом). Когда смерть перестанет внушать страх и восприниматься как зло, можно будет считать, что человечество свой путь благополучно завершило и вернулось в Эдем.

Каждый сам станет решать, не хватит ли ему, не пора ли на покой, на Масличную гору — потому что человек наполнился жизнью, как колос зерном, и устал от нее. Такая смерть не будет ни противоестественной, ни трагичной, и прав окажется царь Соломон, сказавший: «День смерти лучше дня рождения».

Если я верно понимаю смысл иудейской религии, она вся про это: жить как можно дольше и жить по правилам (то есть правильно), чтобы потом умереть с чувством глубокого удовлетворения. И спокойно лежать себе в могиле с видом на Храмовую гору, бестрепетно дожидаясь Суда — может, для кого-то и страшного, но только не для нас.

Умер-шмумер, или Нестрашная смерть Died-schmoomer, oder Unfearful Death. The Dying Schmumer, or the Unfearful Death O Schmumer moribundo, ou a morte infeliz

Еврейское кладбище на масличной горе (Иерусалим) Jewish Cemetery on the Mount of Olives (Jerusalem)

Умер-шмумер, или Нестрашная смерть Dead-schmoozer, or Unfearful Death

Кладбищенские истории - Акунин Борис Кладбищенские истории - Акунин Борис Cemetery Stories - Akunin Boris Cemetery Stories - Akunin Boris

Не странно ли: когда книжка уже подошла к концу, только-только начинаешь понимать, зачем тебе понадобилось писать про кладбища и мертвецов. Isn't it strange: when the book has already come to an end, you're just beginning to understand why you had to write about cemeteries and the dead. То есть, раньше чувствовал, что нужно, но не понимал, зачем — просто тянуло, и всё. I mean, I used to feel that I needed to, but I didn't understand why - I just had a craving, that's all. А в некий солнечный день, стоя на невысокой горе и глядя на увенчанный мусульманским золотом еврейский город, вдруг наморщишь лоб, да и сообразишь, что к чему. And on a certain sunny day, standing on a low mountain and looking at a Jewish city crowned with Muslim gold, suddenly you scratch your forehead and figure out what's what.

Собственно, не Бог весть какая неожиданность: оказывается, ты рыскал по старым кладбищам, потому что достиг возраста, когда хочется разобраться в природе смерти. In fact, it's no great surprise: it turns out that you've been rummaging through old cemeteries, because you've reached an age where you want to understand the nature of death. Нет, не совсем так. В природе таинства разобраться нельзя, на то оно и таинство, чтобы не иметь никакой природы. It is impossible to understand the nature of a sacrament; that is why it is a sacrament, to have no nature at all. Вернее будет сказать: тебе хотелось понять, что такое страх смерти. It would be more accurate to say: you wanted to understand what fear of death is. И, может быть, благодаря этому раз и навсегда от него избавиться. And, maybe, thanks to this once and for all get rid of it. Или, по крайней мере, получить надежду на то, что это в принципе возможно. Or, at least, to get hope that it is in principle possible. Примерно так.

Но по порядку. But in order.

Стало быть, стоишь на западном склоне Масличной горы, обращенном к Храмовому холму. So you're standing on the western slope of the Mount of Olives, facing Temple Hill. Город Иерусалим притягивает взгляд, и рассматривать кладбище, ради которого тащился за тридевять земель, совсем не хочется. The city of Jerusalem draws the eye, and to consider the cemetery, for which I dragged to a faraway land, is not at all desirable. Кладбище тебе сильно не нравится. You don't like the cemetery very much. Оно и не предназначено для того, чтобы нравиться. It's not meant to be liked. Смотреть тут не на что, трудно представить себе зрелище более унылое и безжизненное, чем эта сухая земля, кучи мусора и плоские камни. There's nothing to see here; it's hard to imagine a more dismal and lifeless sight than this dry earth, piles of garbage, and flat rocks.

Кладбищенские истории - Акунин Борис

Вид с Масличной горы на Иерусалим View of Jerusalem from the Mount of Olives

Однако не уходишь, потому что обидно — слишком уж долго сюда добирался. But you don't leave, because it's a shame - it took you too long to get here. И еще потому, что начинаешь чувствовать: в этом прахе и соре есть некий message, адресованный персонально тебе. And also because you begin to feel that in this ash and rubbish there is a certain message addressed to you personally. Какое-то время пытаешься его расшифровать. You try to decipher it for a while. Прикидываешь: чем-то похоже на Сад камней в киотоском храме Рёандзи, где, как ни сядь, четырнадцать камней видно, а пятнадцатый всё время оказывается в мертвой зоне. You think about it: it looks a bit like the Garden of Stones at the Ryoanji Temple in Kyoto, where no matter how you sit, you can see fourteen stones, but the fifteenth stone is always in the blind spot. Так в чем же здесь, как говорится, «фишка»? So what is the "trick" here, as they say? В непостижимости Небытия? In the inscrutability of Nonexistence? Может быть, в самом словосочетании «мертвая зона»? Maybe in the very phrase "dead zone"?

Нет, кажется, не то.

Еще немножко поумничаешь, потом забываешь про message и просто смотришь по сторонам, вспоминая всё, что прочитал перед поездкой об этом кладбище. A little more wisecracking, then you forget about the message and just look around, remembering everything you read before the trip about this cemetery. И тогда, через какое-то время, перестаешь думать о прошлом и начинаешь думать о будущем. And then, after a while, you stop thinking about the past and start thinking about the future.

Конечно, не сразу, не сразу. Of course, not right away, not right away.

Итак.

По концентрации священных мест Масличная гора может поспорить с расположенной напротив Храмовой. The concentration of sacred sites on the Mount of Olives rivals that of the Temple Mount opposite. Христиане чтут ее из-за Гефсиманского сада, из-за гробницы Девы Марии, а более всего из-за того, что с вершины этого холма Иисус вознесся на небеса. Christians honor it because of the Garden of Gethsemane, because of the tomb of the Virgin Mary, and most of all because from the top of this hill Jesus ascended into heaven. Для иудеев вышеперечисленные святыни ничего не значат, но зато здесь, над Иосафатовой долиной, расположены гробницы пророков и главное иудейское кладбище, лечь в землю которого мечтает всякий благочестивый еврей. For Jews, the above-mentioned shrines mean nothing, but here, above Jehoshaphat Valley, are the tombs of the prophets and the main Jewish cemetery, which every pious Jew dreams of lying in the ground.

Древнейшая часть самого знаменитого в мире некрополя внизу, в расщелине, где протекает неубедительная речка Кедрон (я ее вовсе не видел — говорят, она то появляется, то исчезает). The oldest part of the world's most famous necropolis is below, in a cleft where the inconclusive Kidron River flows (I haven't seen it at all - they say it appears and disappears). Там выстроены в шеренгу каменные мавзолеи, каждый из которых имеет своего мифического обитателя и называется соответствующим образом. There are stone mausoleums lined up, each with its own mythical inhabitant and named accordingly.

Кладбищенские истории - Акунин Борис Cemetery Stories - Akunin Boris

Гробница Авессалома

Вот наиболее прославленные из них. Here are the most illustrious of them.

В гробнице с конической крышей якобы погребен царевич Авессалом, отличавшийся такой замечательной волосатостью, что состригал в год растительности на «двести сиклей весу царского». In a tomb with a conical roof is allegedly buried Prince Absalom, who was so remarkably hairy that he cut off "two hundred shekels of the king's weight" of vegetation per year. И восстал Авессалом на отца своего царя Давида, и был разбит в сражении, и погиб, зацепившись своей уникальной куафюрой за сук. And Absalom rebelled against his father King David, and was defeated in battle, and perished by catching his unique quaffer in a bough. В путеводителе написано, что в прежние времена еврейские и арабские жители Иерусалима в осуждение непочтительного сына бросали внутрь склепа камни, но бездонная могила никогда не наполнялась. The guidebook says that in former times the Jewish and Arab inhabitants of Jerusalem used to throw stones inside the crypt to condemn the disrespectful son, but the bottomless tomb was never filled.

Тут, собственно, всё неправда. This, in fact, is all untrue. В Библии сказано: «И взяли Авессалома, и бросили его в лесу в глубокую яму, и наметали над ним огромную кучу камней». The Bible says, "And they took Absalom and threw him into a deep hole in the woods, and they rolled a huge pile of stones over him. Усыпальница находится отнюдь не в лесу и, подобно остальным мавзолеям, явно построена в более позднюю эпоху, так что царевич здесь погребен быть не может. The tomb is not in the woods and, like the other mausoleums, was obviously built in a later era, so the prince can not be buried here. И камней евреи туда тоже не бросали — эти древние гробницы использовались сефардской общиной для торжественного захоронения истрепавшихся священных книг. And the Jews did not throw stones there either - these ancient tombs were used by the Sephardic community for the ceremonial burial of frayed holy books.

Однако в Палестине нельзя быть слишком дотошным и придирчивым к традиционным повериям, иначе рискуешь остаться вовсе без святынь. In Palestine, however, one cannot be too meticulous and picky about traditional beliefs, otherwise one risks being left without sanctuaries altogether. Христианская сакральная топография выдумана по большей части в ранневизантийский период, еврейская — на несколько веков ранее. Christian sacred topography was invented for the most part in the early Byzantine period, Jewish topography several centuries earlier. Но в конце концов, так ли уж важно, в каком именно месте находились Голгофа и Гефсимания, да кто где похоронен? But in the end, does it really matter where Golgotha and Gethsemane were, or who is buried where? Главное, что многие поколения верили в подлинность этих атрибутов Божественной Истории, а искренняя вера, если ее очень много и она длится столько веков, имеет свойство не только аккумулировать духовную энергию, но и обретать материальность. The main thing is that many generations have believed in the authenticity of these attributes of Divine History, and sincere faith, if there is so much of it and it lasts so many centuries, has the property not only to accumulate spiritual energy, but also to acquire materiality.

Например, смотришь на красноватые пятна, которыми испещрены стены кубообразной гробницы пророка Захарии, и веришь, что это в самом деле засохшая кровь иерусалимских жителей, истребленных вавилонянами, потому что совестно подвергать сомнению легенду, которой две тысячи лет. For example, one looks at the reddish stains on the walls of the cube-shaped tomb of the prophet Zechariah and believes that it really is the dried blood of the inhabitants of Jerusalem who were exterminated by the Babylonians, because one is ashamed to question a legend that is two thousand years old. Нечестивый Иоас, царь иудейский, велел побить пророка камнями, но в час своей гибели Захария предвестил соотечественникам грозное возмездие, которое в положенный срок и свершилось. The wicked Joash, king of the Jews, ordered the prophet to be stoned, but at the hour of his death Zechariah foretold to his countrymen the terrible retribution, which, in due time, was accomplished.

Разумеется, никакой Захария в гробнице своего имени не похоронен, как и царь Иосафат в соседней гробнице Иосафата. Of course, no Zechariah is buried in the tomb of his name, nor is King Jehoshaphat buried in the neighboring tomb of Jehoshaphat. Все эти прозвания возникли относительно недавно, в средние века. All these nicknames originated relatively recently, in the Middle Ages. Ради кого возводились мавзолеи, неизвестно. For whom the mausoleums were erected is unknown. Доподлинно установленным можно считать лишь происхождение гробницы Иакова, над дорическими колоннами которой в середине 19 века разобрали полустершуюся надпись, которая гласила, что склеп принадлежит священническому роду Хезир. Only the provenance of Jacob's tomb, above whose Doric columns a half-faded inscription was dismantled in the mid-19th century, can be considered conclusively established, stating that the tomb belonged to the Hezir priestly family.

Я приезжал на кладбище дважды, с полугодовым интервалом. I went to the cemetery twice, at six-month intervals. В первый раз передвигался снизу вверх, от древних мавзолеев к обычным могилам, расположенным амфитеатром. The first time was moving from the bottom up, from the ancient mausoleums to the usual amphitheatrical tombs. Этот порядок следования логичен и хронологичен, но ошибочен. This order is logical and chronological, but erroneous. Прославленные гробницы не имеют ничего общего с духом и смыслом некрополя; они вводят посетителя в заблуждение, поворачивают восприятие совсем не в ту сторону. The glorified tombs have nothing to do with the spirit and meaning of the necropolis; they mislead the visitor, turning perceptions in the wrong direction. После них, глядя на собственно кладбище, испытываешь лишь скуку и разочарование, да и подъем по довольно крутому склону, на жаре, не настраивает на философический лад. After them, looking at the actual cemetery, there is only boredom and frustration, and climbing up a fairly steep slope in the heat does not inspire a philosophical mood. Я в тот раз ничего про кладбище не понял. Первое посещение вышло неудачным, я решил его не засчитывать. The first visit was unsuccessful, I decided not to count it.

Сызнова оказавшись на Масличной горе, я учел ошибку — намеренно двигался сверху вниз. Once on the Mount of Olives again, I made the mistake of moving deliberately from the top down. На каменные шапки липовых Авессаломов и Захарий старался вовсе не смотреть, на Иерусалим тоже особенно не заглядывался. He tried not to look at the stone caps of the linden Absalom and Zacharias at all, nor did he particularly look at Jerusalem.

В верхней своей части кладбище напоминает раскоп какого-нибудь древнего города, от которого остались лишь контуры стен и фундаментов, изъязвленные временем. In its upper part, the cemetery resembles the excavation of an ancient city, of which only the contours of walls and foundations, pitted by time, remain. Вокруг каменные осколки, куски плит, просто груды щебня, поодаль шныряют костлявые, деловитые дворняги. Around the stone fragments, pieces of slabs, just piles of rubble, and scrawny, business-minded mongrels wandered along the road.

Я, конечно, слышал, что могилы были осквернены арабами, когда Масличная гора оказалась вне юрисдикции новообразованного Израильского государства. I certainly heard that the graves were desecrated by the Arabs when the Mount of Olives was outside the jurisdiction of the newly formed State of Israel. Часть плит просто расколотили, другие были использованы на покрытие иорданских дорог. Some of the slabs were simply broken up, while others were used to pave Jordanian roads. Однако мне и в голову не приходило, что за время, миновавшее с 1967 года, никто не позаботился убрать следы разгрома. But it never occurred to me that no one had bothered to clean up the mess since 1967.

Кладбищенские истории - Акунин Борис

Верхняя часть кладбища

Первое впечатление получалось странное: стоишь среди опозоренных еврейских руин; наверху — крыши арабской деревни Силоам, внизу панорама Иерусалима с нестерпимо сверкающим на солнце куполом Омаровой мечети. The first impression was strange: standing among the disgraced Jewish ruins; above, the roofs of the Arab village of Siloam; below, the panorama of Jerusalem with the dome of the Omar Mosque gleaming unbearably in the sun. Это и есть вожделенное место, где мечтают упокоиться настоящие иудеи? Is this the coveted resting place where real Jews dream of resting?

Евреи разных стран всю жизнь копили деньги, чтобы на старости лет «подняться» в Иерусалим и умереть здесь. Jews of different countries spent their lives saving up money so that they could "go up" to Jerusalem and die here in their old age. По иудейскому обычаю, мертвых хоронят быстро, не рассусоливают, поэтому умирать нужно вблизи облюбованного кладбища, из-за моря везти тело никто не стал бы, уж во всяком случае в доавиационную эпоху. According to Jewish custom, the dead are buried quickly, without hesitation, so it is necessary to die near a favorite cemetery, no one would bring the body from across the sea, at least in the pre-aviation era.

Еврей приезжал в Вечный Город, покупал у турецких властей право выбрать участок — чем ближе «к Захарий», тем дороже, а еще очень важно, чтобы могила была «в тени Храма», то есть, чтобы на закате ее накрывала тень Храмовой горы. The Jew came to the Eternal City, bought from the Turkish authorities the right to choose a plot - the closer "to Zacharias," the more expensive, and also very important that the grave was "in the shadow of the Temple," that is, that at sunset it was covered by the shadow of the Temple Mount. Доживал своё (обычно не слишком долго — сказывался тяжелый климат), умирал, и члены погребального братства «Хевра кадиша» в тот же день или, самое позднее, на следующий, закапывали счастливца в священную землю. He lived out his life (usually not very long - the harsh climate had an impact), died, and the members of the Hevra Kadisha burial brotherhood buried the lucky man in holy ground on the same day or, at the latest, the next day.

Иудейская вера находится в менее определенных отношениях со смертью, чем христианство, ислам или буддизм. The Jewish faith is in a less definite relationship with death than Christianity, Islam, or Buddhism. Что будет Потом, в религиозных книгах не сказано; такое ощущение, что иудеев это не очень-то интересует. What happens afterwards is not mentioned in the religious books; the feeling is that the Jews are not very interested in it. Траур — жанр нееврейский. Mourning is a non-Jewish genre. Здесь не только быстро хоронят, но и не выставляют свою скорбь напоказ. Not only do they bury quickly here, but they don't flaunt their grief. Мне показалось, что это кладбище не предназначено для поминовений и рыданий. It seemed to me that this cemetery was not meant for remembrance and weeping. Оно и понятно: если бы народ Израиля стал долго и с надрывом оплакивать своих мертвых, то ему с его историей ни на что другое не хватило бы ни времени, ни сил. This is understandable: if the people of Israel were to grieve long and tearfully for their dead, they would have no time or energy for anything else, given their history. Для плача определены другое место и другая причина: скорбеть положено на противоположном холме, у Стены Плача, и не об умерших, а о разрушенном Храме. There is another place and another reason for mourning: it is on the opposite hill, at the Wailing Wall, and not for the dead, but for the destroyed Temple.

Меня же умершие занимали гораздо больше, нежели разрушенный Храм. I was much more interested in the dead than in the ruined Temple. В конце концов я повернулся к Иерусалиму спиной, чтоб не отвлекал. In the end, I turned my back on Jerusalem so as not to distract. И правильно сделал. Когда в поле зрения остались только приземистые, почти неотличимые друг от друга надгробья, я смог представить Масличную гору со всем ее невидимым глазу содержимым: миллион скелетов, лежащих плотно, в много слоев; под ними древние пещерные захоронения (их здесь должно быть великое множество); а еще ниже, в самом чреве горы, те самые подземные ходы, на право соседствовать с которыми религиозные евреи копили деньги всю свою жизнь. When only the squat, almost indistinguishable tombstones remained in sight, I was able to imagine the Mount of Olives with all its invisible contents: a million skeletons lying densely, in many layers; under them ancient cave burials (there must be a lot of them); and still below, in the very womb of the mountain, the very underground passages, for the right to neighbor with which the religious Jews had saved their whole lives. Сказано в «Книге Иоиля»: «Я соберу все народы, и приведу их в Долину Иосафата, и там произведу над ними суд…» В Страшный День по тесным и темным галереям Масличной горы мертвые всего мира будут скатываться сюда, в долину. It says in the Book of Joel: "I will gather all the nations, and I will bring them to the Valley of Jehoshaphat, and there I will execute judgment on them..." On the Day of Judgment, through the narrow and dark galleries of the Mount of Olives, the dead of the world will roll down here into the valley. А потом Господь встанет на вершине, где-то возле нынешней церкви Вознесения, и гора раскроется, и восстанут мириады усопших, и свершится суд над всеми людьми. And then the Lord will stand on the top, somewhere near the present Church of the Ascension, and the mountain will open, and myriads of the dead will rise, and judgment will be executed on all men.

Кладбищенские истории - Акунин Борис

Таких нор здесь много. There are many such holes here. Может быть, они ведут в те самые Подземные Ходы? Maybe they lead to the underground passageways?

В кладбищах, которые я выбрал для своей книги, есть одна общая черта, очень для меня существенная: на них или вовсе нет новых могил, или же они составляют ничтожный процент от общего числа захоронений. The cemeteries I have chosen for my book have one thing in common that is very significant to me: they either have no new graves at all, or they constitute a negligible percentage of the total number of burials. Предмет моего исследования — не кровоточащие раны, а затянувшиеся шрамы; не боль утраты, а смерть, подернутая патиной времени и оттого уже не пахнущая разложением. The subject of my study is not bleeding wounds, but healed scars; not the pain of loss, but death, covered with the patina of time and thus no longer smelling of decay. Я входил в кладбищенские ворота не для того, чтобы соболезновать и ужасаться, а для того, чтобы понять то, чего не понимал прежде. I entered the cemetery gate not to feel sympathy and horror, but to understand what I did not understand before. Несколько раз случалось, что старое кладбище, по всем признакам вроде бы вполне подходившее для моих целей, отпугивало меня погребальными венками на могилах или скорбной фигурой у свежезарытого холмика — и я поспешно уходил, зная, что это место мне не подойдет, там всё забьет острый запах трагедии и страха. On several occasions it happened that an old cemetery, by all indications quite suitable for my purposes, frightened me away with its funerary wreaths on the graves or the mournful figure at the freshly buried mound-and I hurried away, knowing that this place would not suit me, the sharp smell of tragedy and fear would take over everything there.

Так вот, Масличная гора — единственное исключение. Now, the Mount of Olives is the one exception. Это не культурно-исторический памятник, а вполне активный участник израильского ритуально-коммунального (или как там оно называется) хозяйства; доля новых захоронений здесь довольно велика, но — удивительная вещь — мой чувствительный нос не уловил в воздухе никаких устрашающих ароматов. It is not a cultural-historical monument, but quite an active participant in the Israeli ritual and communal (or whatever it's called) economy; the proportion of new burials here is quite high, but - the amazing thing - my sensitive nose did not pick up any intimidating aromas in the air.

Здесь не боятся смерти, вдруг понял я. И не потому, что она случилась слишком давно, как на Старом Донском или Хайгейте, а просто не боятся и всё. They're not afraid of death here, I suddenly realized. And not because it happened too long ago, like on Old Donskoye or Highgate, but simply because they're not afraid, that's all.

Может быть, дело в самодовольстве? Could it be a matter of complacency? Пока другие народы будут тащиться сюда по тесным подземным лабиринтам, здешние покойники уже заняли все лучшие места — так сказать, расположились в самом партере. While other peoples will be dragged here through the cramped underground labyrinths, the dead here have already taken all the best seats-so to speak, positioned themselves in the very parterre.

Нет, пожалуй, самодовольство ни при чем. No, I don't think smugness has anything to do with it. Это скорее про Новодевичье кладбище, попасть на которое считалось достойным завершением советской номенклатурной карьеры. This is more about the Novodevichy Cemetery, which was considered a worthy end to the Soviet nomenklatura career. Там всё напоказ: и голубые ели, и огромные памятники, и золотые буквы в пол-аршина, и военная техника на маршальских саркофагах. Everything is on display there: the blue spruces, the huge monuments, the gold letters half an inch high, and the military equipment on the marshal's sarcophagi.

А на Масличной горе помпезности нет и в помине. On the Mount of Olives, however, there is no pomposity whatsoever. Никаких скульптурных красот. No sculptural beauties. По могиле невозможно понять, бедным или богатым, прославленным или безвестным был тот, кто здесь похоронен. It is impossible to tell from the grave whether the one who is buried here was poor or rich, famous or unknown. Отсутствует непременный бордюр из деревьев и кустов, повсюду лишь голая земля и камни — библейский «прах и тлен». There is no indispensable border of trees and bushes, only bare earth and stones everywhere - the biblical "ashes and dust. При этом дело вовсе не в бесплодии почвы — вокруг зелени сколько угодно, но она вся за оградой. And it's not about the infertility of the soil - there is plenty of green around, but it's all outside the fence. Значит, пустынность и непривлекательность задуманы, нарочиты. So the desolation and unattractiveness are intended, deliberate.

Кладбище плохо приспособлено для посещений всей семьей — в черных костюмах и строгих платьях, как в Японии, с цветами и вином, как в Италии, или с бумажными букетиками и водкой, как в России. The cemetery is poorly adapted for visits by the whole family - in black suits and strict dresses, as in Japan, with flowers and wine, as in Italy, or with paper bouquets and vodka, as in Russia. Другие некрополи существуют для того, чтобы живые как можно дольше не забывали своих мертвых и почаще приходили к ним на могилы. Other necropolises exist so that the living would not forget their dead as long as possible and would visit their graves more often. Другие, но не этот. Даже в нижней его части, поддерживаемой в относительном порядке, почти нет дорожек, скамеек же я не обнаружил вовсе. Even in its lower part, which is kept in relative order, there are almost no paths, and I found no benches at all. Каменные надгробья явно не рассчитаны на вечность — через пятьдесят, много сто лет они врастут в землю или рассыплются на куски. The stone gravestones are clearly not meant to last forever - in fifty, many hundred years they will grow into the ground or crumble to pieces. Еще раньше сотрутся неглубоко вырезанные буквы. The shallowly carved letters will rub off even sooner. Ну и пусть, это неважно. Важно, что ты лежишь именно здесь, что ты занял место у самой двери, и когда начнется Прием, окажешься одним из первых. The important thing is that you're lying right here, that you've taken a place right by the door, and that when the Reception starts, you'll be one of the first.

Местные покойники не размениваются на пустяки вроде внимания со стороны родственников и потомков, они заняты серьезным делом: лежат и ждут. The local deceased are not squandered on trifles like attention from relatives and descendants, they are engaged in serious business: they lie in wait.

До меня дошло: это кладбище не что иное, как огромный зал ожидания. It came to me: this cemetery is nothing but a huge waiting room. Ожидания спокойного и уверенного. Почему уверенного? Да потому что здесь похоронены евреи, исполненные ощущения правильно прожитой жизни. Yes, because Jews are buried here, filled with a sense of a properly lived life. Ведь, если у человека есть основания бояться Божьего Суда, разве стал бы он занимать место в первых рядах? After all, if a man had reason to fear God's judgment, would he have a front-row seat? Покойникам Масличной горы не о чем скорбеть и нечего бояться. The dead of the Mount of Olives have nothing to mourn and nothing to fear.

И когда я понял это, мне сначала сделалось завидно. And when I realized that, at first I was jealous. А потом я перестал думать о прошлом и стал думать о будущем, когда все кладбища станут похожи на это. And then I stopped thinking about the past and started thinking about the future, when all cemeteries will look like this. Не по внешнему виду (упаси Боже), а по смыслу и настроению. Not in appearance (God forbid), but in meaning and mood.

Произойдет это тогда, когда человечество исполнит главную свою мечту, даже если люди, способствовавшие ее воплощению, имели совсем иные цели. This will happen when humanity fulfills its main dream, even if the people who contributed to its realization had very different goals.

Главная мечта человечества — избавиться от страха смерти, а вместе с ним и от всех прочих страхов. The main dream of mankind is to get rid of the fear of death, and with it all other fears. Это означает не вообще уничтожить смерть, а исключить смерть неожиданную, непредсказуемую и преждевременную, которая обрушивается на человека, когда он еще не насытился жизнью и не выполнил свое предназначение. This does not mean to eliminate death altogether, but to exclude death that is unexpected, unpredictable and premature, which comes upon a person when he has not yet satiated his life and fulfilled his destiny. Подчинить себе смерть — в конечном итоге, именно таков магистральный стимул науки, прогресса и общественной мысли. To subdue death is, after all, the mainspring of science, progress, and social thought.

Предположим, что цель достигнута. Let us assume that the goal is achieved. Человеку больше не угрожает смерть ни от болезни (все хвори побеждены), ни от насилия (войн и преступности больше нет), ни от стихийных бедствий (предсказываемых и обезвреживаемых заранее), ни даже от несчастных случаев (уж не знаю, каким там образом). Man is no longer in danger of death from disease (all diseases have been vanquished), nor from violence (there are no more wars and crime), nor from natural disasters (predictable and defensible in advance), nor even from accidents (I don't know how). Когда смерть перестанет внушать страх и восприниматься как зло, можно будет считать, что человечество свой путь благополучно завершило и вернулось в Эдем. When death no longer inspires fear and is no longer perceived as evil, we can consider that humanity has safely completed its journey and returned to Eden.

Каждый сам станет решать, не хватит ли ему, не пора ли на покой, на Масличную гору — потому что человек наполнился жизнью, как колос зерном, и устал от нее. Everyone will decide for himself whether he has had enough, whether it is time to retire, to the Mount of Olives - because man has filled up with life like an ear of grain, and is tired of it. Такая смерть не будет ни противоестественной, ни трагичной, и прав окажется царь Соломон, сказавший: «День смерти лучше дня рождения». Such a death would be neither unnatural nor tragic, and King Solomon was right when he said, "The day of death is better than the day of birth.

Если я верно понимаю смысл иудейской религии, она вся про это: жить как можно дольше и жить по правилам (то есть правильно), чтобы потом умереть с чувством глубокого удовлетворения. If I understand the meaning of the Jewish religion correctly, it is all about this: to live as long as possible and live by the rules (that is, correctly), so that you can die with a deep sense of satisfaction. И спокойно лежать себе в могиле с видом на Храмовую гору, бестрепетно дожидаясь Суда — может, для кого-то и страшного, но только не для нас. And lie quietly in his grave overlooking the Temple Mount, serenely awaiting judgment - maybe for some people, but not for us.