Oscar Wilde - El fantasma de Canterville - Capitulo IV Oscar Wilde - Das Gespenst von Canterville - Kapitel IV Oscar Wilde - The Canterville Ghost - Chapter IV Oscar Wilde - Le fantôme de Canterville - Chapitre IV Oscar Wilde - O Fantasma de Canterville - Capítulo IV

Al día siguiente el fantasma se sintió muy débil, muy cansado. The next day the ghost felt very weak, very tired.

Las terribles emociones de las cuatro últimas semanas empezaban a producir su efecto.

Tenía el sistema nervioso completamente alterado, y temblaba al más ligero ruido. His nervous system was completely altered, and he trembled at the slightest noise.

No salió de su habitación en cinco días, y concluyó por hacer una concesión en lo relativo a la mancha de sangre del "parquet" de la biblioteca. He did not leave his room for five days, and concluded by making a concession regarding the blood stain on the library "parquet". Puesto que la familia Otis no quería verla, era indudablemente que no la merecía. Since the Otis family did not want to see her, it was undoubtedly that she did not deserve it. Aquella gente estaba colocada a ojos vistas en un plano inferior de vida material y era incapaz de apreciar el valor simbólico de los fenómenos sensibles. Those people were visibly placed on a lower plane of material life and were incapable of appreciating the symbolic value of sensible phenomena.

La cuestión de las apariciones de fantasmas y el desenvolvimiento de los cuerpos astrales era realmente para ellos cosa desconocida e indiscutiblemente fuera de su alcance. The question of the apparitions of ghosts and the unraveling of astral bodies was really unknown to them and indisputably beyond their reach.

Pero, por lo menos, constituía para él un deber ineludible mostrarse en el corredor una vez a la semana y farfullar por la gran ventana ojival el primero y el tercer miércoles de cada mes. But, at least, it was an inescapable duty for him to show up in the corridor once a week and babble out the large lancet window on the first and third Wednesday of each month. No veía ningún medio digno de sustraerse a aquella obligación. He saw no way worthy of escaping that obligation.

Verdad es que su vida fue muy criminal; pero, quitado eso, era hombre muy concienzudo en todo cuanto se relacionaba con lo sobrenatural. It is true that his life was very criminal; But after that, he was a very conscientious man in all things supernatural.

Así, pues, los tres sábados siguientes atravesó, como de costumbre, el corredor entre doce de la noche y tres de la madrugada, tomando todas las precauciones posibles para no ser visto ni oído. So, for the next three Saturdays he crossed, as usual, the corridor between midnight and 3 a.m., taking every possible precaution not to be seen or heard.

Se quitaba las botas, pisaba lo más ligeramente que podía sobre las viejas maderas carcomidas, envolvíase en una gran capa de terciopelo negro, y no dejaba de usar el engrasador "Sol-Levante" para engrasar sus cadenas. He took off his boots, stepped as lightly as he could on the old rotten wood, wrapped himself in a great cloak of black velvet, and kept using the "Sol-Levante" oiler to grease his chains. Me veo precisado a reconocer que sólo después de muchas vacilaciones se decidió a adoptar este último medio de protección. I am forced to admit that it was only after much hesitation that he decided to adopt this last means of protection. Pero, al fin, una noche, mientras cenaba la familia, se deslizó en el dormitorio de mistress Otis y se llevó el frasquito. But at last one night, while the family was dining, he slipped into Mrs. Otis's bedroom and took the vial with him. Но однажды вечером, когда семья ужинала, он пробрался в спальню госпожи Отис и взял маленькую бутылочку.

Al principio se sintió un poco humillado, pero después fue suficientemente razonable para comprender que aquel invento merecía grandes elogios y cooperaba, en cierto modo, a la realización de sus proyectos. At first he felt a little humiliated, but later he was reasonable enough to understand that this invention deserved great praise and cooperated, in a certain way, in the realization of his projects. Сначала он чувствовал себя немного униженным, но потом у него хватило ума понять, что это изобретение заслуживает большой похвалы, и в какой-то мере он стал сотрудничать с реализацией своих проектов.

A pesar de todo, no se vio a cubierto de matracas. In spite of everything, he was not covered by noisemakers. Тем не менее, он не был покрыт гремучей смесью.

No dejaban nunca de tenderle cuerdas de lado a lado del corredor para hacer tropezar en la oscuridad, y una vez que se había disfrazado para el papel de «Isaac el Negro o el cazador del bosque de Hogsley», cayó cuan largo era al poner el pie sobre una pista de maderas enjabonadas que habían colocado los gemelos desde el umbral del salón de Tapices hasta la parte alta de la escalera de roble. They never failed to string him from side to side of the corridor to trip him in the dark, and once when he had disguised himself for the part of "Isaac the Black, or the hunter of Hogsley Wood," he fell how long he was when he put his foot on a track of soapy timbers which the twins had laid from the threshold of the Tapestry room to the top of the oak staircase. Они не переставали шнырять его из стороны в сторону по коридору, заставляя спотыкаться в темноте, и однажды, когда он переоделся в роль "Айзека Черного или лесного охотника Хогсли", он упал во весь рост, когда поставил ногу на дорожку из намыленных бревен, которую близнецы проложили от порога Гобеленовой комнаты до верха дубовой лестницы.

Esta última afrenta le dio tal rabia, que decidió hacer un esfuerzo para imponer su dignidad y consolidar su posición social, y formó el proyecto de visitar a la noche siguiente a los insolentes chicos de Eton, en su célebre papel de «Ruperto el Temerario o el conde sin cabeza». This last affront gave him such rage, that he determined to make an effort to assert his dignity and consolidate his social position, and formed the project of visiting the insolent Eton boys the next evening, in his celebrated role of "Rupert the Bold or the Headless Earl." Это последнее оскорбление так разозлило его, что он решил попытаться отстоять свое достоинство и упрочить положение в обществе и разработал план посещения наглых итонских мальчишек на следующий вечер, в своей знаменитой роли "Руперта Смелого или Безголового графа".

No se había mostrado con aquel disfraz desde hacía sesenta años, es decir, desde que causó con él tal pavor a la bella lady Bárbara Modish, que ésta retiró su consentimiento al abuelo de actual lord Canterville y se fugó a Gretna Green con el arrogante Jach Castletown, jurando que por nada del mundo consentiría en emparentar con una familia que toleraba los paseos de un fantasma tan horrible por la terraza, al atardecer. He had not shown himself in that disguise for sixty years, that is, since he had so terrified the beautiful Lady Barbara Modish that she withdrew her consent to the grandfather of the present Lord Canterville and eloped to Gretna Green with the arrogant Jach Castletown, swearing that she would not for the world consent to be related to a family that tolerated the walks of such a horrible ghost on the terrace at sunset. Он не появлялся в таком обличье уже шестьдесят лет, то есть с тех пор, как так напугал прекрасную леди Барбару Модиш, что она отказалась от своего согласия на деда нынешнего лорда Кентервилля и сбежала в Гретна-Грин с высокомерным Джеком Каслтауном, поклявшись, что ни за что на свете не согласится породниться с семьей, которая терпит прогулки столь отвратительного призрака по террасе на закате.

El pobre Jack fue al poco tiempo muerto en duelo por lord Canterville en la pradera de Wandsworth, y lady Bárbara murió de pena en Tumbridge Wells antes de terminar el año; así es que fue un gran éxito por todos conceptos. Poor Jack was shortly killed in mourning for Lord Canterville in the Wandsworth meadow, and Lady Barbara died of grief at Tumbridge Wells before the year was out; so it was a great success by all accounts. Бедный Джек вскоре был убит на дуэли лордом Кентервилем на Вандсвортском лугу, а леди Барбара умерла от горя в Тамбридж-Уэллсе еще до конца года; так что, по общему мнению, все прошло успешно.

Sin embargo, era, permitiéndome emplear un término de argot teatral para aplicarlo a uno de los mayores misterios del mundo sobrenatural (o en lenguaje más científico), «del mundo superior a la Naturaleza», era, repito, una creación de las más difíciles, y necesitó sus tres buenas horas para terminar los preparativos. However, it was, if I may use a theatrical slang term to apply to one of the greatest mysteries of the supernatural world (or in more scientific language), "of the world above Nature", it was, I repeat, a most difficult creation, and it took a good three hours to complete the preparations. Однако это было, если можно использовать театральный жаргон для обозначения одной из величайших тайн мира сверхъестественного (или, говоря более научным языком, "мира над природой"), это было, повторяю, сложнейшее творение, и на все приготовления ушло добрых три часа.

Por fin, todo estuvo listo, y él contentísimo de su disfraz. Finally, everything was ready, and he was very happy with his costume. Наконец, все было готово, и он был в восторге от своего костюма.

Las grandes botas de montar, que hacían juego con el traje, eran, eso sí, un poco holgadas para él, y no pudo encontrar más que una de las dos pistolas del arzón; pero, en general, quedó satisfechísimo, y a la una y cuarto pasó a través del estuco y bajó a corredor. The large riding boots, which matched the suit, were a little baggy for him, though, and he could find only one of the two horse-pistols; but, in general, he was very satisfied, and at a quarter past one he passed through the stucco and down the corridor. Большие сапоги для верховой езды, подходящие к костюму, были, правда, немного свободны для него, и он не смог найти больше одного из двух пистолетов в луке; но в целом он был очень доволен и в четверть первого прошел через лепнину и спустился в коридор.

Cuando estuvo cerca de la habitación ocupada por los gemelos, a la que llamaré el dormitorio azul, por el color de sus cortinajes, se encontró con la puerta entreabierta. When he was near the room occupied by the twins, which I will call the blue bedroom, because of the color of its draperies, he found the door ajar.

A fin de hacer una entrada sensacional, la empujó con violencia, pero se le vino encima una jarra de agua que le empapó hasta los huesos, no dándole en el hombro por unos milímetros. Intent on making a sensational entrance, he pushed her violently, only to be hit with a jug of water that drenched him to the bone, missing his shoulder by inches. Чтобы произвести фурор, он с силой толкнул ее, но на него обрушился кувшин с водой и пропитал его до костей, пропустив плечо на несколько миллиметров.

Al mismo tiempo oyó unas risas sofocadas que partían de la doble cama con dosel. At the same time he heard stifled laughter coming from the double four-poster bed. В то же время он услышал приглушенный смех, доносящийся с кровати с двойным балдахином.

Su sistema nervioso sufrió tal conmoción, que regresó a sus habitaciones a todo escape, y al día siguiente tuvo que permanecer en la cama con un fuerte reúma. His nervous system suffered such a shock that he returned to his quarters at full escape, and the next day he had to remain in bed with severe rheumatism. Его нервная система испытала такое потрясение, что он вернулся в свои комнаты на полном ходу, а на следующий день ему пришлось остаться в постели с тяжелым ревматизмом.

El único consuelo que tuvo fue el de no haber llevado su cabeza sobre los hombros, pues sin esto las consecuencias hubieran podido ser más graves. The only consolation he had was that he had not carried his head on his shoulders, for without this the consequences could have been more serious. Единственным утешением для него было то, что он не нес свою голову на плечах, иначе последствия могли бы быть более серьезными.

Desde entonces renunció para siempre a espantar a aquella recia familia de americanos, y se limitó a vagar por el corredor, con zapatillas de orillo, envuelto el cuello en una gruesa bufanda, por temor a las corrientes de aire, y provisto de un pequeño arcabuz, para el caso en que fuese atacado por los gemelos. From then on he gave up forever scaring away that strong family of Americans, and limited himself to wandering down the corridor, wearing selvage slippers, wrapped around his neck in a thick scarf, for fear of drafts, and armed with a small arquebus. , in case he was attacked by the twins. С тех пор он навсегда оставил попытки напугать крепкое семейство американцев и ограничился тем, что бродил по коридору в тапочках, обматывал шею толстым шарфом, опасаясь сквозняков, и носил с собой маленький аркебуз на случай, если на него нападут близнецы.

Hacia el 19 de septiembre fue cuando recibió el golpe de gracia. It was around September 19 that he received the coup de grace. Около 19 сентября он получил удар.

Había bajado por la escalera hasta el espacioso "hall", seguro de que en aquel sitio por lo menos estaba a cubierto de jugarretas, y se entretenía en hacer observaciones satíricas sobre las grandes fotografías del ministro de los Estados Unidos y de su mujer, hechas en casa de Sarow. He had gone downstairs to the spacious hall, certain that he was at least safe from tricks in that place, and amused himself by making satirical remarks about the large photographs of the United States Minister and his wife, taken at Sarow's house. Он спустился по лестнице в просторный "холл", уверенный, что там ему, по крайней мере, ничего не грозит, и развлекал себя сатирическими замечаниями по поводу больших фотографий министра Соединенных Штатов и его жены, сделанных в доме Сароу. Iba vestido sencilla, pero decentemente, con un largo sudario salpicado de moho de cementerio. He was dressed simply but decently, in a long shroud sprinkled with graveyard mold. Он был одет просто, но прилично, в длинный саван, забрызганный кладбищенской плесенью. Habíase atado la quijada con una tira de tela y llevaba una linternita y una azadón de sepulturero. His jaw was tied with a strip of cloth and he was carrying a lantern and a gravedigger's hoe. Он перевязал себе челюсть полоской ткани и нес небольшой фонарь и мотыгу могильщика.

En una palabra, iba disfrazado de «Jonás el Desenterrador, o el ladrón de cadáveres de Cherstey Barn». In a word, he was disguised as "Jonah the Digger, or Cherstey Barn's Body Thief." Одним словом, он был замаскирован под "Джона-копателя, или похитителя тел из Черсти-Барна".

Era una de sus creaciones más notables y de las que guardaban recuerdo, con más motivo, los Canterville, ya que fue la verdadera causa de su riña con lord Rufford, vecino suyo. It was one of their most remarkable creations, and one of the most memorable, the Cantervilles, since it was the real cause of their quarrel with Lord Rufford, their neighbor. Это было одно из самых замечательных его творений, и одно из тех, о которых Кентервилям было тем более приятно вспоминать, что именно оно стало настоящей причиной его ссоры с соседом лордом Руффордом.

Serían próximamente las dos y cuarto de la madrugada, y, a su juicio, no se movía nadie en la casa. It would be about a quarter past two in the morning, and, in his opinion, no one was moving in the house. Было около четверти второго утра, и, насколько он мог судить, в доме никто не двигался. Pero cuando se dirigía tranquilamente en dirección a la biblioteca, para ver lo que quedaba de la mancha de sangre, se abalanzaron hacia él, desde un rincón sombrío, dos siluetas, agitando locamente sus brazos sobre sus cabezas, mientras gritaban a su oído: But as he was calmly making his way in the direction of the library, to see what was left of the bloodstain, there rushed towards him, from a shadowy corner, two silhouettes, madly waving their arms above their heads, as they shouted in his ear: Но когда он спокойно шел в сторону библиотеки, чтобы посмотреть, что осталось от кровавого пятна, из тенистого угла к нему бросились два силуэта, бешено размахивая руками над головой и крича ему в ухо:

-¡Uú! -Uu! ¡Uú!

¡Uú!

Lleno de pánico, cosa muy natural en aquellas circunstancias, se precipitó hacia la escalera, pero entonces se encontró frente a Washington Otis, que le esperaba armado con la regadera del jardín; de tal modo, que, cercado por sus enemigos, casi acorralado, tuvo que evaporarse en la gran estufa de hierro colado, que, afortunadamente para él, no estaba encendida, y abrirse paso hasta sus habitaciones por entre tubos y chimeneas, llegando a su refugio en el tremendo estado en que lo pusieron la agitación, el hollín y la desesperación. Panic-stricken, which was quite natural under the circumstances, he rushed up the stairs, but then found himself facing Washington Otis, who was waiting for him armed with the garden watering can; so that, surrounded by his enemies, almost cornered, he had to evaporate into the great cast-iron stove, which, fortunately for him, was not lighted, and make his way to his rooms through pipes and chimneys, arriving at his shelter in the tremendous state in which agitation, soot and despair had put him. В панике, что было вполне естественно в сложившихся обстоятельствах, он бросился к лестнице, но тут столкнулся с Вашингтоном Отисом, который поджидал его, вооружившись садовой лейкой; так что, окруженный врагами, почти загнанный в угол, он был вынужден испариться в большой чугунной плите, которая, к счастью для него, не была зажжена, и пробираться в свои комнаты через трубы и дымоходы, прибыв в свое убежище в том невероятном состоянии, в которое его привели волнение, копоть и отчаяние.

Desde aquella noche no volvió a vérsele nunca de expedición nocturna. Since that night he was never seen again on a nocturnal expedition. С той ночи его больше никогда не видели в ночных экспедициях.

Los gemelos se quedaron muchas veces en acecho para sorprenderle, sembrando de cáscara de nuez los corredores todas las noche, con gran molestia de sus padres y criados. The twins often stalked to surprise him, sowing the corridors with nutshells every night, much to the annoyance of their parents and servants. Близнецы часто подстерегали его, чтобы преподнести сюрприз: каждую ночь они выкладывали в коридорах ореховые скорлупки, чем очень раздражали своих родителей и слуг. Pero fue inútil. But it was useless. Но это было бесполезно.

Su amor propio estaba profundamente herido, sin duda, y no quería mostrarse. His self-esteem was deeply wounded, no doubt, and he didn't want to show it.

En vista de ello, míster Otis se puso a trabajar en su gran obra sobre la historia del partido demócrata, obra que había empezado tres años antes. In view of this, Mr. Otis set to work on his great work on the history of the Democratic Party, a work he had begun three years earlier.

Mistress Otis organizó un "clam-bake" extraordinario, del que se habló en toda la comarca. Mrs. Otis organized an extraordinary "clam-bake", which was talked about throughout the region. Los niños se dedicaron a jugar a la barra, al ecarté, al "poker" y a otras diversiones nacionales de América. The children were dedicated to playing the bar, the ecarté, the "poker" and other national amusements of America. Virginia dio paseos a caballo por las carreteras, en compañía del duquesito de Cheshire, que se hallaba en Canterville pasando su última semana de vacaciones. Virginia took horseback rides on the roads, in the company of the Duchess of Cheshire, who was in Canterville spending her last week of vacation. Вирджиния совершала конные прогулки по дорогам в компании герцогини Чеширской, которая находилась в Кентервиле во время своего последнего недельного отпуска.

Todo el mundo se figuraba que el fantasma había desaparecido, hasta el punto de que míster Otis escribió una carta a lord Canterville para comunicárselo, y recibió en contestación otra carta en la que éste le testimoniaba el placer que le producía la noticia y enviaba sus más sinceras felicitaciones a la digna esposa del ministro. Everyone assumed that the ghost had disappeared, to the point that Mr. Otis wrote a letter to Lord Canterville to inform him, and received in reply another letter in which he testified the pleasure that the news produced him and sent his most sincere congratulations to the worthy wife of the minister. Всем показалось, что призрак исчез, настолько, что мистер Отис написал письмо лорду Кентервилю, чтобы сообщить ему об этом, и получил в ответ письмо, в котором последний выражал радость по поводу этой новости и передавал свои сердечные поздравления достойной супруге министра.

Pero los Otis se equivocaban. But the Otises were wrong.

El fantasma seguía en la casa, y, aunque se hallaba muy delicado, no estaba dispuesto a retirarse, sobre todo después de saber que figuraba entre los invitados el duquesito de Cheshire, cuyo tío, lord Francis Stilton, apostó una vez con el coronel Carbury a que jugaría a los dados con el fantasma de Canterville. The ghost was still in the house, and although he was very delicate, he was unwilling to leave, especially after learning that the Duke of Cheshire was among the guests, whose uncle, Lord Francis Stilton, once bet with Colonel Carbury that he would play dice with the ghost of Canterville. Призрак все еще находился в доме и, хотя был очень деликатен, не желал уходить, особенно когда узнал, что среди гостей - герцогиня Чеширская, чей дядя, лорд Фрэнсис Стилтон, однажды заключил пари с полковником Карбери, что тот сыграет в кости с Кентервильским привидением.

A la mañana siguiente se encontraron a lord Stilton tendido sobre el suelo del salón de juego en un estado de parálisis tal que, a pesar de la edad avanzada que alcanzó, no pudo ya nunca pronunciar más palabras que éstas: The next morning Lord Stilton was found lying on the floor of the gambling hall in such a paralyzed state that, despite his advanced age, he could never utter more words than these: На следующее утро они нашли лорда Стилтона лежащим на полу в игровой комнате в таком состоянии паралича, что, несмотря на преклонный возраст, он так и не смог произнести больше слов, чем эти:

-¡Seis doble! - Double six! -Шесть двойных!

Esta historia era muy conocida en un tiempo, aunque, en atención a los sentimientos de dos familias nobles, se hiciera todo lo posible por ocultarla, y existe un relato detallado de todo lo referente a ella en el tomo tercero de las "Memorias de lord Tattle sobre el Príncipe Regente y sus amigos". This story was once well known, though, in the sentiments of two noble families, every effort was made to conceal it, and there is a detailed account of all of it in the third volume of "Lord's Memoirs." Tattle about the Prince Regent and his friends". В свое время эта история была хорошо известна, хотя, учитывая чувства двух знатных семейств, были предприняты все усилия, чтобы скрыть ее. Подробный рассказ обо всем, что с ней связано, содержится в третьем томе книги лорда Тэттла "Мемуары принца-регента и его друзей". Desde entonces, el fantasma deseaba vivamente probar que no había perdido su influencia sobre los Stilton, con los que además estaba emparentado por matrimonio, pues una prima suya se casó en segundas nupcias con el señor Bulkeley, del que descienden en línea directa, como todo el mundo sabe, los duques de Cheshire. Since then, the ghost had been keenly desirous of proving that he had not lost his influence over the Stiltons, to whom he was also related by marriage, for a cousin of his married in second marriage to Mr. Bulkeley, from whom are descended in direct line, as everybody knows, the Dukes of Cheshire. С тех пор призрак стремился доказать, что не утратил своего влияния на Стилтонов, с которыми он также состоял в брачном родстве: его кузина вышла вторым браком за мистера Балкли, от которого, как всем известно, по прямой линии происходят герцог и герцогиня Чеширские.

Por consiguiente, hizo sus preparativo para mostrarse al pequeño enamorado de Virginia en su famoso papel de «Fraile vampiro, o el benedictino desangrado». Accordingly, he made preparations to show himself to Virginia's little lover in his famous role of "Vampire Friar, or the Bled Benedictine." Соответственно, он готовился предстать перед маленьким любовником Вирджинии в своей знаменитой роли "монаха-вампира, или кровоточащего бенедиктинца".

Era un espectáculo espantoso, que cuando la vieja lady Starbury se lo vio representar, es decir en víspera del Año Nuevo de 1764, empezó a lanzar chillidos agudos, que tuvieron por resultado un fuerte ataque de apoplejía y su fallecimiento al cabo de tres días, no sin que desheredara antes a los Canterville y legase todo su dinero a su farmacéutico en Londres. It was a dreadful sight, that when old Lady Starbury saw it performed, that is to say, on New Year's Eve, 1764, she began to utter high-pitched shrieks, which resulted in a severe apoplexy, and her death within three days, not before first disinheriting the Cantervilles and leaving all their money to his pharmacist in London. Это было ужасное зрелище, и когда старая леди Старбери увидела его в исполнении, то есть в канун Нового 1764 года, она начала издавать пронзительные крики, что привело к тяжелому приступу апоплексии и ее смерти в течение трех дней, не лишив предварительно наследства Кентервиллей и завещав все свои деньги своему аптекарю в Лондоне.

Pero, a última hora, el terror que le inspiraban los gemelos le retuvo en su habitación, y el duquesito durmió tranquilo en el gran lecho con dosel coronado de plumas del dormitorio real, soñando con Virginia. But at the last moment his terror of the twins kept him in his room, and the little duke slept peacefully in the great canopied bed crowned with feathers in the royal bedchamber, dreaming of Virginia. Но в последний момент ужас перед близнецами удержал его в комнате, и маленький герцог мирно спал в огромной кровати с пуховым балдахином в королевской опочивальне, мечтая о Вирджинии.