19 19 19 19 19

Хочу написать еще несколько слов о г-же Гумберт, покуда пишется (скоро предстоит тяжкая катастрофа). I want to write a few more words about Ms. Humbert as I write this (soon to be a grievous disaster). Я всегда отдавал себе отчет в том, что в ее характере есть некоторая доля властности, но я никак не думал, что она может оказаться столь дико ревнивой ко всему, что в моей жизни не относилось к ней. I was always aware that there was a certain amount of bossiness in her character, but I had no way of knowing that she could be so wildly jealous of anything in my life that didn't pertain to her. У нее разыгралось ярое, ненасытное любопытство к моему прошлому. She developed a fierce, insatiable curiosity about my past. Она требовала, чтобы я воскресил всех женщин, которых в жизни любил, дабы заставить меня высмеять их, растоптать их и отречься от них, отступнически и до конца, тем самым уничтожив мое прошлое. She demanded that I resurrect all the women I had loved in my life, in order to make me ridicule them, trample on them, and renounce them, apostate and to the end, thereby destroying my past. Она вынудила у меня отчет о моем браке с Валерией, которая, конечно, была чрезвычайно смешна; но сверх того мне пришлось выдумать, или безсовестно разукрасить длинный ряд любовниц, чтобы Шарлотта могла злорадно на них любоваться. She forced from me an account of my marriage with Valerie, which, of course, was exceedingly ridiculous; but beyond that I had to invent, or shamelessly disguise, a long line of mistresses for Charlotte to gloat over. В угоду ей мне пришлось ей представить целый иллюстрированный каталог, снабдив этих дам тонкими отличиями, согласно традиции американских объявлений, которые, используя для своих целей группу школьников, распределяют их по правилам изощренной расовой пропорции, а именно всегда помещают среди белолицых ребят одного – и только одного – но зато совершенного душку – круглоглазого, шоколадного цвета малыша, почти, но не совсем по самой середине первого ряда парт. To please her, I had to present her with a whole illustrated catalog, providing these ladies with subtle distinctions, according to the tradition of American advertisements, which, using for their purposes a group of schoolchildren, distribute them according to the rules of sophisticated racial proportion, namely, always placing among the white-faced boys one - and only one - but the perfect dushka - a round-eyed, chocolate-colored kid, almost, but not quite in the middle of the first row of desks. Представляя ей моих дам, я заставлял их улыбаться и покачиваться, и все они – томная блондинка, темпераментная негритянка, рыжеволосая развратница – были выстроены, как на параде в веселом доме. As I introduced my ladies to her, I made them smile and sway, and all of them-the languid blonde, the temperamental Negro, the red-haired lecheress-were lined up as if on parade in a fun house. Чем очевиднее и вульгарнее они у меня получались, тем больше нравился г-же Гумберт мой водевиль. The more obvious and vulgar I made them, the more Mrs. Humbert liked my vaudeville.

Никогда в жизни я не делал и не выслушивал такого множества признаний. Never in my life have I done or listened to so many confessions. Искренность и безыскусственность, с которыми она обсуждала то, что называла своей «любовной жизнью», начиная с первых затяжных поцелуев и кончая супружеской вольной борьбой, представляли в моральном смысле резкий контраст моему безпардонному вранью; но в техническом смысле, обе серии были однородны, ибо на обе влиял тот же материал (радиомелодрамы, психоанализ, дешевые романчики), из которого я извлекал своих действующих лиц, а она – свой язык и стиль. The sincerity and artlessness with which she discussed what she called her "love life," from the first lingering kisses to marital freestyle wrestling, presented in a moral sense a sharp contrast to my unapologetic lying; but in a technical sense, both series were homogeneous, for both were influenced by the same material (radio melodramas, psychoanalysis, cheap novels) from which I derived my characters and she her language and style. Меня немало позабавили некоторые необыкновенные половые причуды, свойственные почтенному Гарольду Гейзу, по словам Шарлотты, которая сочла гогот мой неприличным; вообще же говоря, ее раскрытие души оказалось столь же мало интересно, как было бы вскрытие ее тела. I was much amused by some of the extraordinary sexual quirks peculiar to the venerable Harold Gaze, according to Charlotte, who found my cackling unseemly; generally speaking, her revealing her soul proved as little interesting as the dissection of her body would have been. Никогда не видал я более здоровой женщины – несмотря на диетические голодовки. I've never seen a healthier woman - despite dietary fasts.

О моей Лолите она говорила редко – реже, например, чем о том ребенке мужского пола, светловолосом, со смазанными чертами, фотография которого была единственным украшением нашей суровой спальни. She rarely spoke of my Lolita - less often, for example, than she did of that male child, blond-haired, with smudged features, whose photograph was the only decoration in our stark bedroom. Предаваясь безвкусному мечтанию, она изволила предвидеть, что душа умершего младенца возвратится на землю во образе дитяти, которое она родит в теперешнем своем браке. Indulging in tasteless reverie, she ventured to foresee that the soul of the dead child would return to earth in the form of the child she would bear in her present marriage. И хотя я не испытывал особого позыва к тому, чтобы пополнить родословную Гумберта слепком с плода Гарольда (Лолиту, не без сладкого чувства кровосмешения, я привык считать своим ребенком), мне пришло в голову, что продолжительные роды, с основательным кесаревым сечением и разными другими осложнениями, в укромном родильном приюте, этак будущей весной, дадут мне возможность побыть наедине с моей Лолитой несколько недель сряду – и закармливать размаянную нимфетку снотворными порошками. And though I had no particular urge to add to Humbert's pedigree a cast of Harold's fetus (Lolita, not without a sweet sense of incest, I used to think of as my child), it occurred to me that a prolonged labor, with a thorough Caesarean section and various other complications, in a secluded maternity asylum, sometime next spring, would give me the opportunity to be alone with my Lolita for several weeks at a time - and to feed the rambunctious nymphet with sleeping powders.

Ах, как она ненавидела дочь! Oh, how she hated her daughter! Особенно злостным мне казалось то, что она совершенно зря, но с громадным прилежанием, ответила на дурацкие вопросы в имевшейся у нее книге («Знай своего ребенка»), изданной в Чикаго. I found it particularly vindictive that she answered the stupid questions in a book she had (Know Your Child), published in Chicago, for absolutely nothing, but with tremendous diligence. Этот вздор был растянут на несколько лет: мамаше полагалось делать нечто вроде инвентаря по прохождении каждого года в жизни ребенка. This silliness was spread out over several years: the mom was supposed to make some sort of inventory as each year passed in the child's life. В день двенадцатой годовщины рождения Лолиты, 1-го января 1947 года, Шарлотта Гейз, до замужества Беккер, подчеркнула следующие эпитеты, десять из сорока (в рубрике «характер ребенка»): агрессивный, буйный, вялый, негативистический (подчеркнуто дважды! On the twelfth anniversary of Lolita's birth, January 1, 1947, Charlotte Geis, before her marriage to Becker, emphasized the following epithets, ten out of forty (under the heading "the child's character"): aggressive, exuberant, lethargic, negativistic (underlined twice! ), недоверчивый, нетерпеливый, привередливый, пронырливый, раздражительный, угрюмый. ), distrustful, impatient, fastidious, sagacious, irritable, sullen. Она не обратила никакого внимания на остальные тридцать прилагательных, среди которых были такие, как «веселый», «покладистый», «энергичный» и прочее. She paid no attention to the other thirty adjectives, which included such things as "cheerful," "malleable," "energetic," and so forth. Это было просто невыносимо! Со свирепостью, которую в иное время я никогда не примечал в мягкой натуре моей любящей жены, она атаковала и обращала в бегство всякие маленькие принадлежности Лолиты, которые забирались в разные углы дома и там замирали, как загипнотизированные зайчики. With a ferocity which at other times I had never noticed in the mild nature of my loving wife, she attacked and put to flight all sorts of little Lolita paraphernalia, which crept into various corners of the house and there hovered like mesmerized bunnies. Моей благоверной не могло и присниться, что однажды, воскресным утром, когда расстройство желудка (случившееся вследствие моих попыток улучшить ее соуса) помешало мне пойти с нею в церковь, я изменил ей с одним из Лолитиных белых носочков. My beloved could not have dreamed that one Sunday morning, when an upset stomach (resulting from my attempts to improve her gravy) prevented me from going to church with her, I cheated on her with one of Lolita's white socks. А что за скверное отношение к письмам моего ландыша, моей душки! And what a scurrilous attitude to the letters of my lily of the valley, my soul!

«Дорогие Мамочка и Гумочка,

Надеюсь, вы здоровы. Большое спасибо за конфеты. Я (вычеркнуто и написано опять) я потеряла мой новый свитер в лесу. I (crossed out and written again) I lost my new sweater in the woods. Последнее время погода была свежая. Мне очень тут. I'm very comfortable here.

Любящая вас Долли»

«Вот ведь безмозглая», сказала г-жа Гумберт, «пропустила слово после „очень“. "What a no-brainer," Ms. Humbert said, "missing the word after 'very.'" Этот свитер был из чистой шерсти. И я, знаешь, просила бы тебя советоваться со мной, прежде чем посылать ей конфеты». And I, you know, I'd ask you to consult me before you send her candy."