Eat Pray Love ch 3 Eat Pray Love, Kapitel 3 Come, reza, ama, cap. 3

Now, this was a first for me. Теперь это было впервые для меня.

And since this is the first time I have introduced that loaded word—GOD—into my book, and since this is a word which will appear many times again throughout these pages, it seems only fair that I pause here for a moment to explain exactly what I mean when I say that word, just so people can decide right away how offended they need to get. И поскольку я впервые ввожу это загруженное слово — БОГ — в свою книгу, и поскольку это слово будет встречаться снова и снова на этих страницах много раз, мне кажется справедливым, что я остановлюсь здесь на мгновение, чтобы точно объяснить что я имею в виду, когда говорю это слово, просто чтобы люди могли сразу решить, насколько им нужно обидеться. Saving for later the argument about whether God exists at all (no—here’s a better idea: let’s skip that argument completely), let me first explain why I use the word God, when I could just as easily use the words Jehovah, Allah, Shiva, Brahma, Vishnu or Zeus. Оставив на потом спор о том, существует ли Бог вообще (нет, вот идея получше: давайте полностью пропустим этот аргумент), позвольте мне сначала объяснить, почему я использую слово Бог, когда я мог бы так же легко использовать слова Иегова, Аллах, Шива, Брахма, Вишну или Зевс. Alternatively, I could call God “That,” which is how the ancient Sanskrit scriptures say it, and which I think comes close to the all-inclusive and unspeakable entity I have sometimes experienced. В качестве альтернативы я мог бы назвать Бога «Тем», как говорится в древних санскритских писаниях, и что, я думаю, близко к всеобъемлющей и невыразимой сущности, которую я иногда переживал. But that “That” feels impersonal to me—a thing, not a being—and I myself cannot pray to a That. I need a proper name, in order to fully sense a personal attendance. Мне нужно имя собственное, чтобы в полной мере ощутить личное присутствие. For this same reason, when I pray, I do not address my prayers to The Universe, The Great Void, The Force, The Supreme Self, The Whole, The Creator, The Light, The Higher Power, or even the most poetic manifestation of God’s name, taken, I believe, from the Gnostic gospels: “The Shadow of the Turning.” I have nothing against any of these terms. По этой же причине, когда я молюсь, я не обращаю свои молитвы ни к Вселенной, ни к Великой Пустоте, ни к Силе, ни к Высшему Я, ни к Целому, ни к Творцу, ни к Свету, ни к Высшей Силе, ни даже к самому поэтическому проявлению Имя Бога, взятое, я полагаю, из гностических евангелий: «Тень Поворота». Я ничего не имею против любого из этих условий. З цієї ж причини, коли я молюся, я не звертаюся зі своїми молитвами до Всесвіту, Великої Порожнечі, Сили, Вищого Я, Цілого, Творця, Світла, Вищої Сили або навіть до найпоетичнішого прояву імені Бога, взятого, як я вважаю, з гностичних євангелій: "Тінь, що обертається". Я не маю нічого проти жодного з цих термінів. I feel they are all equal because they are all equally adequate and inadequate descriptions of the indescribable. أشعر أنهم جميعًا متساوون لأنهم جميعًا متساوون في الوصف الكافي وغير الملائم لما لا يمكن وصفه. Я чувствую, что все они равны, потому что все они одинаково адекватны и неадекватны описаниям неописуемого. But we each do need a functional name for this indescribability, and “God” is the name that feels the most warm to me, so that’s what I use. I should also confess that I generally refer to God as “Him,” which doesn’t bother me because, to my mind, it’s just a convenient personalizing pronoun, not a precise anatomical description or a cause for revolution. Должен также признаться, что обычно я называю Бога «Ним», что меня не беспокоит, потому что, на мой взгляд, это просто удобное местоимение, характеризующее личность, а не точное анатомическое описание или повод для революции. Of course, I don’t mind if people call God “Her,” and I understand the urge to do so. Конечно, я не возражаю, если люди называют Бога «Ей», и я понимаю стремление поступать так. Again—to me, these are both equal terms, equally adequate and inadequate. Опять же — для меня это равнозначные термины, одинаково адекватные и неадекватные. Though I do think the capitalization of either pronoun is a nice touch, a small politeness in the presence of the divine. Хотя я действительно думаю, что использование заглавных букв в любом местоимении — это приятный штрих, небольшая вежливость в присутствии божественного. Culturally, though not theologically, I’m a Christian. Культурно, хотя и не теологически, я христианин. I was born a Protestant of the white Anglo-Saxon persuasion. Я родился протестантом белого англо-саксонского толка. And while I do love that great teacher of peace who was called Jesus, and while I do reserve the right to ask myself in certain trying situations what indeed He И хотя я действительно люблю этого великого учителя мира, которого звали Иисус, и хотя я оставляю за собой право спросить себя в некоторых трудных ситуациях, что на самом деле Он would do, I can’t swallow that one fixed rule of Christianity insisting that Christ is the only path to God. 나는 그리스도가 하나님의 유일한 길이라고 주장하는 기독교의 고정 된 규칙 하나를 삼킬 수 없다. сойдет, я не могу проглотить это одно твердое правило христианства, настаивающее на том, что Христос — единственный путь к Богу.

Strictly speaking, then, I cannot call myself a Christian. Строго говоря, я не могу назвать себя христианином. Most of the Christians I know accept my feelings on this with grace and open-mindedness. Большинство христиан, которых я знаю, принимают мои чувства по этому поводу с благодатью и непредубежденностью. Then again, most of the Christians I know don’t speak very strictly. С другой стороны, большинство христиан, которых я знаю, не говорят очень строго. To those who do speak (and think) strictly, all I can do here is offer my regrets for any hurt feelings and now excuse myself from their business. Тем, кто говорит (и думает) строго, все, что я могу здесь сделать, это выразить свои сожаления по поводу любых обид и извиниться за то, что я не занимаюсь их делом. Traditionally, I have responded to the transcendent mystics of all religions. تقليديا ، كنت قد أجبت على المتصوفة المتعاليين من جميع الأديان. Традиционно я отвечал трансцендентным мистикам всех религий. I have always responded with breathless excitement to anyone who has ever said that God does not live in a dogmatic scripture or in a distant throne in the sky, but instead abides very close to us indeed—much closer than we can imagine, breathing right through our own hearts. Я всегда с замиранием сердца отвечал любому, кто когда-либо говорил, что Бог не живет в догматическом писании или на далеком престоле в небе, а действительно пребывает очень близко от нас — намного ближе, чем мы можем себе представить, дыша насквозь. наши собственные сердца. I respond with gratitude to anyone who has ever voyaged to the center of that heart, and who has then returned to the world with a report for the rest of us that God is an experience of supreme love. أستجيب بامتنان لأي شخص سافر إلى مركز ذلك القلب ، وعاد بعد ذلك إلى العالم بتقرير لنا أن الله هو تجربة حب أسمى. Я с благодарностью отвечаю всем, кто когда-либо путешествовал к центру этого сердца, а затем вернулся в мир с сообщением для всех нас, что Бог есть переживание высшей любви. In every religious tradition on earth, there have always been mystical saints and transcendents who report exactly this experience. В каждой религиозной традиции на земле всегда были мистические святые и трансценденты, которые сообщали именно об этом опыте. Unfortunately many of them have ended up arrested and killed. К сожалению, многие из них были арестованы и убиты. Still, I think very highly of them. Тем не менее, я очень высокого мнения о них. In the end, what I have come to believe about God is simple. В конце концов, то, что я пришел к выводу о Боге, просто. It’s like this—I used to have this really great dog. Дело в том, что раньше у меня была действительно замечательная собака. She came from the pound. Она пришла из фунта. She was a mixture of about ten different breeds, but seemed to have inherited the finest features of them all. Она была смесью около десяти различных пород, но, казалось, унаследовала лучшие черты их всех. She was brown. Она была коричневой. When people asked me, “What kind of dog is that?” I would always give the same answer: “She’s a brown dog.” Similarly, when the question is raised, “What kind of God do you believe in?” my answer is easy: “I believe in a magnificent God.” Когда люди спрашивали меня: «Что это за собака?» Я всегда давал один и тот же ответ: «Она коричневая собака». Точно так же, когда возникает вопрос: «В какого Бога вы верите?» мой ответ прост: «Я верю в великолепного Бога».