Глава 24 Сектумсемпра
Глава 24
Сектумсемпра
Измотанный, но довольный ночными трудами, Гарри на утреннем уроке заклинаний рассказал Гермионе и Рону обо всём, что случилось (предварительно наложив заклятие Оглохни на всех, кто сидел поблизости). Ловкость, с которой он вытянул воспоминания из Слизнорта, произвела на его друзей сильное впечатление, а когда Гарри поведал им о крестражах Волан-де-Морта и обещании Дамблдора взять его с собой, если удастся найти хоть один из них, друзья и вовсе разинули рты.
— Ну и ну! — воскликнул Рон, когда Гарри закончил, и, забыв о волшебной палочке, нацеленной в потолок, машинально взмахнул ею. — Вот это да! Ты и вправду собираешься отправиться с Дамблдором?.. И попытаешься уничтожить?.. Ну и ну!
— Рон, из-за тебя снег пошёл, — страдальческим тоном произнесла Гермиона и, схватив его за запястье, направила палочку в сторону от потолка, с которого и вправду начали падать большие белые хлопья. От внимания Гарри не ускользнул свирепый взгляд основательно покрасневших глаз, которым сидевшая за соседним столом Лаванда Браун смерила Гермиону, немедленно выпустившую руку Рона.
— Ах, да, — сказал Рон, с недоумением оглядывая свои плечи. — Прости… Глянь-ка, у всех такой вид, будто их жуткая перхоть одолела…
И он стряхнул с плеч Гермионы несколько снежинок. Лаванда залилась слезами. Рон с безмерно виноватым выражением повернулся к ней спиной.
— Мы с ней порвали, — краешком рта сообщил он Гарри. — Вчера ночью. Когда она увидела, как я выхожу с Гермионой из спальни. Тебя-то она, понятное дело, видеть не могла, вот и решила, будто мы там были вдвоём.
— Ты ведь не особенно горюешь из-за того, что всё наконец закончилось? — отозвался Гарри.
— Нет, — признался Рон. — Конечно, пока она на меня орала, приятного было мало, но мне хоть не пришлось самому объяснять ей, что между нами всё кончено.
— Трусишка, — сказала Гермиона, выглядевшая, впрочем, очень довольной. — Хотя, должна сказать, прошлая ночь вообще была неудачной для романтических отношений. Вон и Джинни с Дином тоже расплевались.
Гарри показалось, что, произнося это, Гермиона вперилась в него странно понимающим взглядом, но ведь не могла же она знать, что внутри у него всё внезапно пустилось в пляс. Постаравшись, чтобы в лице его ничто не дрогнуло, а голос остался безразличным, он спросил:
— Это из-за чего же?
— Да ну, дурь полная. Джинни заявила, что Дин вечно норовит пропихнуть её сквозь дыру в портрете, как будто сама она в неё пролезть не может. Правда, у них давно уже всё шло вкривь и вкось.
Гарри глянул на сидевшего по другую сторону класса Дина. Вид у того был определённо несчастный.
— Тебя это, разумеется, ставит в неудобное положение, так?
— О чём ты? — поспешно спросил Гарри.
— О команде по квиддичу, — ответила Гермиона. — Раз Джинни с Дином перестали разговаривать…
— А, ну да, — сказал Гарри.
— Флитвик, — остерегающе прошептал Рон.
К ним приближался своей прыгучей походкой крохотный преподаватель заклинаний, а между тем из всех троих только Гермионе удалось превратить уксус в вино. Стоявшую перед ней склянку заполняла тёмно-красная жидкость, а в склянках Рона и Гарри плескалось нечто мутно-коричневое.
— Так-так, юноши, — неодобрительно пропищал профессор Флитвик. — Поменьше бы разговоров да побольше внимания. Ну-ка, попробуйте ещё разок, а я посмотрю…
Оба подняли волшебные палочки, поднатужились, сосредоточились и наставили их на склянки. Уксус Гарри превратился в лёд, склянка Рона попросту взорвалась.
— М-да… задание на дом, — сказал, вылезая из-под стола и стряхивая со шляпы осколки стекла, профессор Флитвик. — Практиковаться.
Поскольку на этот день приходились после урока заклинаний редкие три свободных часа, все отправились в гостиную. У Рона, развязавшегося наконец с Лавандой, настроение было самое беззаботное, Гермиона тоже выглядела повеселевшей, хоть на вопрос, чего это она так разулыбалась, ответила только: «День нынче хороший». Никто из них, похоже, не замечал яростного сражения, бушевавшего в голове Гарри:
«Она сестра Рона. Так она же бросила Дина! Всё равно она сестра Рона. А я его лучший друг! Тем хуже. Если я сначала поговорю с ним… Он тебе в лоб даст. А если мне на это плевать? Он твой лучший друг!»
Гарри не заметил, как они прошли сквозь портретный проём в залитую солнцем гостиную, да и группка столпившихся там семикурсников зацепила лишь самый краешек его сознания. Но тут Гермиона воскликнула:
— Кэти! Вернулась! Ну, как ты?
Гарри пригляделся: действительно, Кэти Белл, на вид совершенно здоровая в окружении ликующих подруг.
— Всё отлично! — радостно ответила Кэти. — Из больницы святого Мунго меня ещё в понедельник выписали, провела несколько дней с мамой и папой, а сегодня утром приехала сюда. Гарри, Лианна только что рассказала мне про Маклаггена и последнюю игру…
— Ну что ж, ты вернулась, Рон в отличной форме, — сказал Гарри, — выходит, у нас есть все шансы расколотить Когтевран, а значит, мы всё ещё и на Кубок можем рассчитывать. Послушай, Кэти…
Он должен был выяснить всё как можно быстрее, от снедавшего его любопытства Гарри на время забыл даже о Джинни. Подруги Кэти, по-видимому уже опаздывавшие на занятия трансфигурацией, торопливо собирали сумки, и Гарри, понизив голос, спросил:
— То ожерелье… Ты теперь вспомнила, кто тебе его дал?
— Нет, — сокрушённо покачав головой, сказала Кэти. — Меня уже все об этом спрашивали, но я никаких подробностей не помню. Последнее воспоминание — как я подхожу в «Трёх мётлах» к женскому туалету.
— Но в туалет ты точно зашла? — спросила Гермиона.
— Я помню, как толкнула дверь, — ответила Кэти. — Значит, тот, кто ударил меня Империусом, должен был стоять прямо за ней. А после этого в памяти пусто, не считая последних двух недель, когда я уже валялась в больнице святого Мунго. Слушайте, я побегу, не хочется, чтобы МакГонагалл в первый же день засадила меня писать строчки.
Она подхватила сумку с учебниками и пустилась вдогонку за подругами. Гарри, Рон и Гермиона уселись за стол у окна, размышляя над тем, что рассказала им Кэти.
— Выходит, ожерелье должна была всучить Кэти женщина или девочка, — сказала Гермиона. — Кто ещё мог оказаться в женском туалете?
— Или кто-то, принявший обличье женщины или девочки, — отозвался Гарри. — Не забывай, в Хогвартсе имеется целый котёл Оборотного зелья. И мы знаем, что часть его кое-кто уже спёр…
Перед его мысленным взором прошествовала, пританцовывая, целая колонна перевоплотившихся в девочек Крэббов и Гойлов.
— Пожалуй, придётся мне ещё разок глотнуть «Феликса», — сказал Гарри, — и попробовать снова пролезть в Выручай-комнату.
— Ну и потратишь его совершенно впустую, — произнесла Гермиона, опуская на стол только что извлечённый из сумки «Словник чародея». — Удачи тебе только на то и хватит, чтобы дойти до комнаты. Со Слизнортом была совсем другая история, ты всегда мог убедить его, от тебя только одно и требовалось — слегка пришпорить обстоятельства. А прорваться сквозь мощное заклинание никакая удача тебе не поможет. Так что лучше не трать остаток зелья! Если отправишься с Дамблдором, тебе понадобится всё везение, какое найдётся… — Голос её упал до шёпота.
— А мы не можем сами его изготовить? — не слушая Гермиону спросил Рон. — Такую штуку не мешает и про запас иметь. Ты бы посмотрел в книге.
Гарри вытащил из сумки «Расширенный курс зельеварения», отыскал в нём «Феликс Фелицис».
— Ничего себе, составчик! — воскликнул он, пробежавшись глазами по списку ингредиентов. — Да и готовить его полгода придётся, оно ещё настаиваться должно.
— Вечная история, — буркнул Рон.
Гарри собрался уже отложить учебник, но тут заметил загнутый уголок страницы и, раскрыв на ней книгу, увидел заклинание Сектумсемпра с пометкой: «От врагов», которое попалось ему на глаза несколько недель назад. Он так до сих пор и не выяснил, как это заклинание действует, — главным образом, потому, что не хотел испытывать его в присутствии Гермионы. Впрочем, Гарри подумывал и о том, чтобы испробовать его на Маклаггене — как только удастся застать того врасплох.
Единственным, кому возвращение Кэти Белл никакой радости не доставило, оказался Дин Томас, поскольку необходимость в нём, как в замене Кэти на месте охотника, отпала. Когда Гарри сообщил ему об этом, Дин принял удар стоически, лишь поворчал немного да пожал плечами, но, отходя от него, Гарри ясно слышал, как Дин и Симус возмущённо перешёптываются за его спиной.
В следующие две недели тренировки по квиддичу проходили просто замечательно — таких на памяти Гарри, как капитана, ещё не бывало. Игроки до того обрадовались избавлению от Маклаггена, так были довольны возвращением Кэти, что летали лучше, чем когда-либо прежде.
Джинни разрыв с Дином, похоже, нисколько не огорчил, напротив, она теперь стала настоящей душой команды. Джинни страшно веселила игроков, изображая, как Рон беспокойно подскакивает вверх-вниз перед шестами или как Гарри сердито даёт Маклаггену указания, пока тот вышибает из него дух. Гарри, хохотавший вместе со всеми, был только счастлив тому, что у него имеется совершенно невинный повод подолгу не спускать с Джинни глаз. В итоге, поскольку выискивать снитч ему во время тренировок стало некогда, Гарри ещё пару раз зашибли бладжером.
Сражение, бушевавшее в его голове, — Джинни или Рон? — так и не утихло. Временами ему казалось, что Рон после пережитого им с Лавандой не станет особенно возражать, если попросить у него разрешения ухаживать за Джинни. Но тут Гарри вспоминал лицо Рона, увидевшего, как его сестра целуется с Дином, и проникался уверенностью в том, что, если он хотя бы коснётся руки Джинни, Рон и это сочтёт гнусным предательством.
И всё же Гарри ничего не мог с собой поделать — он смеялся вместе с Джинни, возвращался с ней в замок после тренировок. Как ни мучила его совесть, он то и дело ловил себя на мысли о том, как можно было бы остаться с ней наедине: если бы Слизнорт снова устроил вечеринку, это было бы идеально, поскольку Рона туда не приглашали. К сожалению, Слизнорт, судя по всему, махнул на них рукой. Раз или два Гарри прикидывал, не попросить ли помощи у Гермионы, но приходил к заключению, что не сможет снести самодовольного выражения, которое непременно появится при этом на её лице. Ему казалось, что порой, когда Гермионе случается заметить, как он смотрит на Джинни или хохочет над её шутками, именно такое выражение на лице её и возникает. А в довершение ко всему Гарри мучило беспокойство, что если он не назначит Джинни свидание так очень скоро это сделает кто-то другой — по крайней мере, в том, что чрезмерная популярность Джинни не доведёт её до добра, он был с Роном полностью согласен.
Так или иначе, искушение глотнуть ещё разок «Феликс Фелицис» донимало его с каждым днём всё сильнее. Разве это не был именно тот случай, когда требовалось, по выражению Гермионы, «пришпорить обстоятельства»? Тихо проплывали душистые майские дни, но всякий раз, как Гарри встречался с Джинни, бок о бок с ним непременно торчал Рон. Гарри всё ждал, когда же ему повезёт, когда Рон вдруг возьмёт да и поймёт — ничто не сулит ему, Рону, большего счастья, чем любовь, соединившая его лучшего друга и сестру? Поймёт и оставит их наедине друг с другом дольше, чем на несколько секунд. Однако до окончания последнего в сезоне матча по квиддичу надежд на это, судя по всему, не было никаких: Рон всё время обсуждал с Гарри тактику игры и ни о чём другом не думал.
В этом отношении Рон был не одинок. Острый интерес к игре Гриффиндор — Когтевран обуял всю школу — игра определяла чемпиона этого года, назвать которого наверняка пока было невозможно. Если Гриффиндор побьёт Когтевран с преимуществом в триста очков (дело непростое, но, с другой стороны, Гарри никогда ещё не видел, чтобы команда его летала так хорошо), то именно он и попадёт в чемпионы. Если преимущество будет несколько меньшим, первым окажется Когтевран, а Гриффиндор — вторым; проиграв сотню очков, он займёт третье место, за Пуффендуем, а проиграв больше сотни, — четвёртое, и тут уж никто, думал Гарри, никто и никогда не позволит ему забыть, что именно он был капитаном Гриффиндора, когда тот впервые за двести лет съехал в самый низ турнирной таблицы.
Подготовка к решающему матчу обладала всеми характерными для такого события особенностями: ученики соперничающих факультетов пытались при каждой встрече с противниками посильнее их застращать. Стоило кому-то из игроков показаться в коридоре, как он тут же натыкался на компанию, во весь голос репетирующую оскорбительные для него куплеты. Выбор у игроков был невелик — либо идти себе с важным видом, снося подобные знаки внимания, либо прятаться между уроками в туалетах, где их от всего пережитого нередко выворачивало наизнанку. В сознании Гарри исход предстоящей игры запутанным образом связался с успехом или неудачей его планов в отношении Джинни. Он не мог отогнать чувство, что, если Гриффиндор победит с преимуществом в три с лишним сотни очков, всеобщий восторг и шумная гулянка после игры смогут дать ему не меньше шансов, чем добрый глоток «Феликс Фелицис».
Впрочем, за всеми этими тревогами он не забывал о другой важной задаче — выяснить, чем занимается Малфой в Выручай-комнате. Гарри продолжал заглядывать в Карту Мародёров и, поскольку Малфоя на ней нередко не оказывалось, думал, что тот по-прежнему проводит кучу времени в комнате. И хотя Гарри понемногу утрачивал надежду на то, что ему удастся проникнуть в Выручай-комнату, всякий раз, проходя мимо неё, он предпринимал такую попытку. К сожалению, в какие бы слова ни облекал он свою просьбу, дверь в комнату упорно не появлялась.
В один из последних перед матчем дней Гарри пришлось отправиться на ужин в одиночестве. Рона опять затошнило, и он понёсся в ближайший туалет, а Гермиона убежала, чтобы поговорить с профессором Вектор насчёт ошибки, прокравшейся, как она полагала, в её последнюю письменную работу по нумерологии. Скорее по привычке, чем по другой какой-то причине, Гарри избрал окольный путь по коридору восьмого этажа, начав просматривать на ходу Карту Мародёров. В первые мгновения найти Малфоя ему не удалось, и Гарри решил, что он наверняка снова засел в Выручай-комнате, но тут же обнаружил крошечную точку, помеченную «Малфой», в мужском туалете на седьмом этаже, причём в компании не Крэбба или Гойла, а Плаксы Миртл.
Гарри на миг остановился, вглядываясь в эту немыслимую парочку, а двинувшись дальше, тут же врезался в стоявшие у стены рыцарские доспехи. Громовый лязг вырвал его из забытья, он поспешил убраться подальше, пока не явился Филч, торопливо спустился по мраморной лестнице на один этаж и понёсся по коридору. Добежав до туалета, он прижался ухом к двери. Слышно ничего не было. Гарри тихо-тихо открыл дверь.
Спиной к нему стоял, вцепившись руками в раковину и склонив над ней светловолосую голову, Драко Малфой.
— Ну не надо… — раздался из кабинки проникновенный голосок Миртл. — Не надо… Расскажи мне, что тебя мучает… Я тебе помогу…
— Никто мне не поможет, — ответил, содрогаясь всем телом, Малфой. — Я не могу этого сделать… не могу… не получается… А если не сделаю поскорее, он сказал, что убьёт меня.
Гарри замер на месте от потрясения — он понял, что Малфой плачет, плачет по-настоящему, что по щекам его льются, стекая в грязную раковину, слёзы. Малфой задыхался, давился слезами, но затем, после нового содрогания, поднял взгляд к растрескавшемуся зеркалу и увидел за своей спиной вытаращившего глаза Гарри.
Резко повернувшись, Малфой выхватил волшебную палочку. Гарри инстинктивно вытащил свою. Заклятие Малфоя промазало мимо Гарри на несколько дюймов, разбив лампу на стене. Гарри метнулся в сторону и, подумав: «Левикорпус!» — взмахнул палочкой, но Малфой блокировал заклинание и поднял палочку, собираясь выпалить собственное.
— Нет! Нет! Погодите! — взвизгнула Плакса Миртл, и по туалету разнеслось громкое эхо. — Стойте! СТОЙТЕ!
За спиной Гарри с громким «ба-бах!» взорвалась мусорная урна; Гарри выкрикнул заклятие Обезноживания, оно ударилось в стену прямо за ухом Малфоя, отлетело и разбило туалетный бачок, на котором сидела Плакса Миртл. Миртл громко взвизгнула, всё вокруг мгновенно залила вода, Гарри поскользнулся и упал, а Малфой с искажённым до неузнаваемости лицом закричал:
— Круци…
— СЕКТУМСЕМПРА! — бешено взмахнув палочкой, взревел с пола Гарри.
Кровь выплеснулась из лица и груди Малфоя, словно их рассекли удары невидимого меча. Малфоя качнуло назад, и он с громким плеском рухнул на покрытый водой пол, выронив палочку из обмякшей правой руки.
— Нет… — задохнулся Гарри. Оскальзываясь и шатаясь, он поднялся на ноги и бросился к Малфою, лицо которого уже покраснело, а белые ладони скребли залитую кровью грудь.
— Нет… я же не…
Гарри и сам не знал, что говорит; он упал на колени рядом с Малфоем, неудержимо сотрясавшимся в луже собственной крови.
Плакса Миртл истошно завопила:
— УБИЙСТВО! УБИЙСТВО В ТУАЛЕТЕ! УБИЙСТВО!
Сзади хлопнула дверь, Гарри в ужасе оглянулся: в туалет ворвался смертельно бледный Снегг. Грубо отпихнув Гарри, он тоже опустился на колени, вытащил волшебную палочку и прошёлся ею по глубоким ранам, нанесённым заклятием Гарри, бормоча при этом похожие на какие-то песнопения магические формулы. Кровь начала униматься, Снегг стёр остатки её с лица Малфоя и повторил заклинание. Раны стали затягиваться прямо на глазах.
Гарри, поражённый ужасом от того, что он натворил, наблюдал за Снеггом, едва сознавая, что и сам он весь пропитан кровью и водой. Где-то вверху рыдала с подвываниями Плакса Миртл. Снегг, произнеся заклятие в третий раз, поднял Малфоя на ноги.
— Вам нужно в больницу. Кое-какие шрамы, вероятно, останутся, но если немедленно воспользоваться бадьяном, возможно, удастся избежать даже этого. Пойдёмте.
Он довёл Малфоя до двери, но, подойдя к ней, остановился и сказал через плечо полным холодной ярости голосом:
— А вы, Поттер… вы ждите меня здесь.
Гарри и на миг не пришло в голову, что Снегга можно бы и ослушаться. Он медленно, подрагивая, поднялся на ноги, окинул взглядом пол. По его поверхности, точно багровые цветы, плавали пятна крови. У Гарри не было сил даже на то, чтобы угомонить Плаксу Миртл, которая продолжала завывать и рыдать, причём с удовольствием, становившимся всё более очевидным.
Снегг вернулся через десять минут. Вошёл в туалет, прикрыл за собой дверь.
— Уйди, — велел он Миртл, и она мгновенно скрылась в унитазе, оставив после себя звенящую тишину.
— Я не нарочно, — сразу сказал Гарри. Голос его эхом отозвался в холодном, залитом водой пространстве туалета. — Я не знал, как действует это заклинание.
Но Снегг оставил его слова без внимания.
— Похоже, я вас недооценивал, Поттер, — негромко сказал он. — Кто бы мог подумать, что вам известна столь Тёмная магия? Кто научил вас этому заклинанию?
— Я… прочитал о нём где-то.
— Где?
— Это была… библиотечная книга, — наобум выпалил Гарри. — Не помню, как она называлась.
— Лжец! — сказал Снегг.
У Гарри тут же пересохло в горле. Он понимал, что собирается проделать Снегг, и помнил, что ему никогда не удавалось этому помешать.
Туалет словно замерцал; Гарри постарался выбросить из головы все мысли, но, несмотря на отчаянные усилия, перед глазами у него неторопливо поплыл «Расширенный курс зельеварения», принадлежавший Принцу-полукровке.
А потом он снова смотрел на Снегга, стоя посреди разгромленного, залитого водой туалета. Смотрел в чёрные глаза Снегга, надеясь, вопреки всему, что тот не проник в его страхи, однако…
— Принесите мне вашу школьную сумку, — спокойно потребовал Снегг. — И все ваши учебники. Все. Принесите сюда. Немедленно!
Спорить было бессмысленно. Гарри мгновенно повернулся к двери и, расплёскивая воду, выскочил из туалета. Оказавшись в коридоре, он бегом понёсся в башню Гриффиндора. Большая часть тех, кто попадался ему по пути, двигалась в противоположном направлении; все изумлённо таращились на залитого водой и кровью шестикурсника, но Гарри пролетал мимо, не отвечая на вопросы.
Он был оглушён, как если бы любимый домашний зверёк обратился вдруг в лютого зверя. О чём только думал Принц, переписывая в свою книгу подобное заклинание? И что произойдёт, когда Снегг увидит её? Расскажет ли он Слизнорту — мысль эта обожгла Гарри желудок, — каким образом Гарри добивался весь год таких успехов в зельеварении? Отберёт ли, а то и уничтожит книгу, которая столькому научила Гарри? Книгу, заменившую ему наставника и друга? Этого Гарри допустить не мог… он не мог…
— Где ты был? Почему такой мокрый? Это что, кровь?..
Рон стоял наверху лестницы, недоумённо вглядываясь в Гарри.
— Мне нужна твоя книга, — задыхаясь, ответил тот. — Учебник по зельеварению. Скорее… давай его сюда…
— А как же Принц-полу…
— Потом объясню!
Рон вытащил из сумки свой экземпляр «Расширенного курса», протянул его Гарри, и тот промчался мимо него в гостиную. Здесь он схватил свою сумку и, не обращая внимания на изумлённые взгляды нескольких уже вернувшихся с ужина учеников, снова бросился к проёму в портрете и побежал по коридору восьмого этажа.
У гобелена с танцующими троллями он затормозил, закрыл глаза и начал прохаживаться взад-вперёд.
«Мне нужно место, чтобы спрятать мою книгу… Мне нужно место, чтобы спрятать мою книгу… Мне нужно место, чтобы спрятать мою книгу…»
Три раза он прошёлся вдоль голой стены. А когда открыл глаза, то наконец увидел дверь в Выручай-комнату. Гарри рывком растворил её, влетел в комнату и закрыл за собой дверь.
И замер в изумлении. При всей его спешке, всей панике, всех опасениях, связанных с тем, что ожидало его в туалете, увиденное внушило ему благоговейный страх. Он находился в комнате величиною с большой собор, свет из высоких окон падал на город, окружённый высокими стенами, — сложены они были, как догадался Гарри, из вещей, которые прятали в Выручай-комнате многие поколения обитателей Хогвартса. Здесь были проулки и широкие улицы, уставленные шаткими грудами развалившейся мебели, которую убрали сюда для того, чтобы скрыть свидетельства неудавшихся попыток волшебства, или принесли жившие в замке эльфы-домовики. Здесь были тысячи и тысячи книг — вне всякого сомнения, запрещённых, либо исчёрканных, либо украденных. Здесь были крылатые рогатки и кусачие тарелки, в некоторых ещё теплилась жизнь, и они робко парили над грудами другого запретного хлама. Здесь были треснувшие пузырьки с загустевшими зельями, шляпы, драгоценные украшения, мантии, нечто смахивающее на драконьи панцири, закупоренные бутылки, чьё содержимое ещё продолжало зловеще поблёскивать, несколько ржавых мечей и тяжёлый, заляпанный кровью топор.
Гарри торопливо зашагал по одному из проходов этой тайной сокровищницы. У огромного чучела тролля он повернул направо, пробежался немного, повернул налево у разломанного Исчезательного шкафа, в котором сгинул в прошлом году Монтегю, и остановился перед огромным буфетом, филёнки которого пузырились, словно их облили кислотой. Гарри открыл одну из его скрипучих дверец; буфет уже использовали однажды как укрытие для какого-то давно скончавшегося существа — у скелета его было пять ног. Гарри сунул книгу Принца-полукровки за скелет и захлопнул дверцу. Мгновение он постоял, оглядывая кучи мусора; сердце гулко колотилось. Удастся ли ему снова найти буфет среди всего этого хлама? Сняв со стоявшего поблизости ящика оббитый бюст какого-то волшебника Гарри установил его на буфет и, чтобы сделать изваяние поприметней, нахлобучил ему на голову старый, пыльный парик и потускневшую тиару. Затем со всей скоростью, на какую был способен, помчался по проходам между гор сокровенного сора — назад, к двери и в коридор, выскочив в который, захлопнул за собой дверь, и та мгновенно вновь обратилась в ровный камень.
Гарри побежал прямиком к расположенному этажом ниже туалету, на бегу запихивая в сумку отобранный у Рона «Расширенный курс зельеварения». И через минуту уже стоял перед Снеггом, молча протянувшим руку за его сумкой. Гарри отдал её, задыхаясь, ощущая в груди жгучую боль, и замер в ожидании.
Снегг вынимал книги одну за одной и просматривал их. Наконец в сумке осталась самая последняя — учебник по зельеварению, его Снегг изучил очень внимательно.
— Это ваш «Расширенный курс», Поттер?
— Да, — сказал всё ещё не отдышавшийся Гарри.
— И вы совершенно в этом уверены, не так ли?
— Да, — немного вызывающим тоном подтвердил Гарри.
— Вы купили его в магазине «Флориш и Блоттс»?
— Да, — твёрдо повторил Гарри.
— Тогда почему же, — поинтересовался Снегг, — на внутренней стороне обложки значится «Рундил Уозлик»?
Сердце Гарри замерло.
— А это у меня прозвище такое, — ответил он.
— Ваше прозвище, — повторил Снегг.
— Ага, так меня друзья называют, — подтвердил Гарри.
— Значение слова «прозвище» мне известно, — сказал Снегг.
Холодные чёрные глаза его снова сверлили Гарри, который старался в них не глядеть. «Изолируй своё сознание… изолируй своё сознание…» Он так и не научился по-настоящему делать это.
— Знаете, что я думаю, Поттер? — совсем тихо произнёс Снегг. — Я думаю, что вы лжец, проходимец и заслуживаете того, чтобы до конца семестра проводить каждую субботу в школе, со мной. А что думаете вы, Поттер?
— Я… я не согласен с вами, сэр, — ответил Гарри, по-прежнему отказываясь глядеть Снеггу в глаза.
— Ну хорошо, посмотрим, что вы станете думать после того, как отбудете наказание, — сказал Снегг. — Суббота, десять утра, Поттер. У меня в кабинете.
— Но, сэр… — Гарри в отчаянии уставился на него. — Квиддич… финальная игра сезона…
— В десять, — прошептал Снегг, обнажая в улыбке жёлтые зубы. — Бедный Гриффиндор! Боюсь, в этом году его ждёт четвёртое место.
И без дальнейших слов он вышел из туалета. Гарри уставился в треснувшее зеркало, его тошнило, тошнило так сильно, как Рону наверняка никогда и не снилось.
— Я не стану повторять: «А что я тебе говорила?» — произнесла Гермиона час спустя в общей гостиной.
— Перестань, Гермиона, — сердито сказал Рон. Ужинать Гарри не пошёл, не было аппетита. Он только что закончил рассказывать Рону, Гермионе и Джинни о случившемся, хотя особой нужды в этом не было. Новости разносятся быстро; судя по всему, Плакса Миртл взяла на себя труд обежать все туалеты замка и в каждом насплетничать; Пэнси Паркинсон успела навестить в больнице Малфоя и теперь обливала Гарри грязью, где только могла, а Снегг подробно рассказал обо всём преподавателям. Гарри уже пришлось один раз покинуть гостиную, чтобы провести крайне неприятные пятнадцать минут в обществе профессора МакГонагалл, которая объяснила, как ему повезло, что его не выгнали из школы, и выразила самое сердечное согласие с наказанием, наложенным Снеггом, — ежесубботней отсидкой в школе вплоть до окончания семестра.
— Говорила я тебе, что-то с твоим Принцем неладно, — упрямо продолжала Гермиона. — И была права, не так ли?
— Нет, не так, — возразил Гарри.
Ему было тошно и без нотаций Гермионы. Выражение, появившееся на лицах игроков его команды, когда он сообщил, что в субботу играть не сможет, стало для Гарри худшим наказанием. Сейчас он чувствовал на себе взгляд Джинни, но не решался встретиться с ней глазами, опасаясь увидеть в них разочарование или гнев. Он только что сказал Джинни, что в субботу ей придётся играть за ловца, а Дин возвратится в команду, чтобы занять освобождённое ею место охотника. Возможно, если они победят, Джинни и Дин на радостях помирятся после игры. Эта мысль пронзила Гарри, как ледяной кинжал…
— Гарри, — сказала Гермиона, — как ты можешь по-прежнему защищать его книгу, когда это заклинание…
— Да отцепись ты от книги! — выпалил Гарри. — Ну, занёс Принц в неё заклинание, ну и всё! Он же не рекомендовал его использовать! Откуда мы знаем, может, он просто отметил то, что использовали против него!
— Я в это не верю, — сказала Гермиона. — Ты просто оправдываешь…
— Я не оправдываю того, что сделал! — мгновенно откликнулся Гарри. — Я жалею, что сделал это и не из-за одной только дюжины отсидок. Ты прекрасно знаешь, я не воспользовался бы таким заклинанием даже против Малфоя, но и Принца винить не в чем, он же не написал: «Попробуйте, отличная штука» — он просто делал заметки для себя, не для кого-нибудь другого…
— Ты хочешь сказать, — произнесла Гермиона, — что собираешься вернуться назад и…
— И забрать книгу? Да, собираюсь, — с силой ответил Гарри. — Послушай, без Принца я никогда не получил бы «Феликс Фелицис». Не узнал бы, как спасти Рона от яда. Не смог бы…
— Обзавестись репутацией блестящего мастера зельеваренья, которой ты не заслужил, — ядовито добавила Гермиона.
— Угомонись, Гермиона! — сказала Джинни, и Гарри изумился, почувствовал такую благодарность, что даже поднял на неё взгляд. — Похоже, Малфой собирался применить непростительное заклятие, ну так радуйся, что у Гарри имелось в запасе кое-что почище.
— Конечно, я рада, что Гарри не был оглушён заклятием! — воскликнула явно уязвлённая Гермиона. — Но нельзя же называть заклинание Сектумсемпра «чистым», Джинни, посмотри сама, к чему оно привело! А уж если подумать о том, что оно сделало с вашими шансами на победу…
— Ой, только не делай вид, будто хоть что-нибудь в квиддиче понимаешь, — оборвала её Джинни. — Сама потом стыда не оберёшься!
Гарри с Роном смотрели на них во все глаза: Гермиона и Джинни, у которых всегда были прекрасные отношения, сидели теперь, сложив на груди руки и гневно глядя в разные стороны. Рон нервно взглянул на Гарри, потом схватил со стола первую попавшуюся книгу и спрятался за ней. Гарри же, хоть он и считал, что совсем этого не заслуживает, вдруг стало весело, даром что до самой ночи никто из них не обменялся больше ни словом.
Но долго веселиться ему не пришлось. Весь следующий день Гарри вынужден был сносить колкости слизеринцев, не говоря уж о недовольстве товарищей по Гриффиндору впавших в окончательное уныние из-за того, что капитан их команды ухитрился добиться отлучения от финального матча сезона. К субботнему утру Гарри, что бы он ни говорил Гермионе, готов был с радостью обменять весь «Феликс Фелицис» в мире на возможность выйти вместе с Роном, Джинни и остальными на поле для квиддича. Почти с нестерпимым отчаянием откололся он от вытекающего под солнечный свет потока учеников — все со значками и флагами, в шапочках и шарфах своих команд, — спустился по каменным ступеням в подземелье и шёл по нему, пока не утих шум далёкой толпы, шёл, сознавая, что ни слова комментария, ни единого крика, восторженного или горестного, он отсюда расслышать не сможет.
— А, Поттер, — произнёс Снегг, когда Гарри, стукнув в дверь, вошёл в неприятно знакомый кабинет, который Снегг, хоть он и преподавал теперь наверху, так и не освободил.
Освещён кабинет был, как и всегда, тускло, и всё те же разноцветные банки со слизистыми мёртвыми существами стояли по его стенам. Ещё более зловеще выглядела груда оплетённых паутиной коробок, сваленных на столе, за которым явно предстояло сидеть Гарри, — от них так и веяло нудной, тяжёлой и бессмысленной работой.
— Мистер Филч давно уж подыскивал помощника, который смог бы привести в порядок эти старые архивные дела, — ласково сказал Снегг. — В них содержатся записи о правонарушителях Хогвартса и понесённых ими наказаниях. Нам хотелось бы, чтобы вы заново переписали карточки, на которых выцвели чернила, а также те, что погрызены мышами, и в алфавитном порядке разложили копии по коробкам. Магию использовать запрещается.
— Разумеется, профессор, — сказал Гарри, вложив в последнее слово столько презрения, сколько смог.
— Думаю, вы могли бы начать, — злорадно улыбаясь, продолжал Снегг, — с коробок от тысяча двенадцатой до тысяча пятьдесят шестой. Вы встретите в них знакомые имена, что сделает вашу работу ещё более интересной. Вот, гляньте-ка…
Он театрально вытащил карточку из верхней коробки и прочитал вслух:
— «Джеймс Поттер и Сириус Блэки уличены в применении незаконных чар к Бертраму Обри. Голова Обри вдвое увеличилась в размере. Двойное задержание в школе». — Снегг глумливо оскалился. — Приятно, должно быть, думать, что вот они нас покинули, а хроника их великих деяний остаётся с нами.
Гарри почувствовал под ложечкой знакомое жжение. Прикусив язык, чтобы не сказать ничего в ответ, он уселся перед коробками и потянул к себе первую.
Работа, как и предвидел Гарри, была бесполезной и нудной, перемежавшейся лишь (как это наверняка и было задумано Снеггом) ёканьем в животе, которое возникало всякий раз, как Гарри натыкался на имена отца или Сириуса, обычно соединённые каким-нибудь пустяковым бесчинством; время от времени к ним присоединялись Римус Люпин с Питером Петтигрю. Копируя записи о всевозможных проступках и наказаниях, Гарри не переставал гадать о том, что творится снаружи, где уже должен был начаться матч, где Джинни играла ловцом против Чжоу.
Гарри снова и снова поглядывал в сторону тикавших на стене часов. Казалось, стрелки их движутся вдвое медленнее обычного — может быть, Снегг заколдовал их, чтобы они замедлили ход? Не мог же он просидеть здесь всего только полчаса… час… полтора…
Когда часы показали половину первого, в животе у Гарри заурчало. Снегг, не произнёсший ни слова после того, как задал Гарри работу, поднял на него взгляд только в десять минут второго.
— Думаю, этого будет достаточно, — холодно сказал он. — Отметьте место, на котором вы остановились. Продолжите в следующую субботу, в десять.
— Да, сэр.
Гарри наобум втиснул помятую карточку в коробку и поспешил к двери, пока Снегг не передумал. Он взлетел по каменным ступеням, прислушиваясь, не доносится ли с поля какой-либо шум, — нет, всё тихо. Выходит, игра закончилась.
Гарри помедлил у заполненного народом Большого зала, потом помчался вверх по мраморной лестнице — побеждал ли Гриффиндор или проигрывал, у команды принято было праздновать либо горевать в своей гостиной.
— Quid agis? [1] — поинтересовался он на всякий случай у Полной Дамы, гадая, что его ожидает.
Понять что-либо по лицу Дамы, ответившей: «Сам увидишь» — было невозможно.
Она отступила в сторону, открывая Гарри дорогу.
Из-за спины Полной Дамы вырвался торжествующий рёв. Едва увидев разинувшего рот Гарри, все, кто только был в гостиной, завопили; сразу несколько рук втянули его внутрь.
— Мы победили! — проорал Рон, который возник прямо перед ним, размахивая Кубком. — Победили! Четыреста пятьдесят против ста сорока! Победа!
Гарри огляделся: Джинни летела к нему, на её сияющем лице застыло решительное выражение, она обвила Гарри руками. И он, ничего не успев подумать, забыв о том, что на них смотрят человек пятьдесят, не успев даже понять, что делает, поцеловал её.
Прошло несколько долгих мгновений или, может быть, полчаса, а то и несколько солнечных дней, прежде чем они оторвались друг от друга. В гостиной стояла полная тишина. Но вот кто-то присвистнул, откуда-то донёсся нервный смешок. Гарри, взглянув поверх головы Джинни, увидел Дина Томаса с треснувшим бокалом в руке, и Ромильду Вейн, которую, казалось, подмывало чем-нибудь в него запустить. Гермиона сияла улыбкой, однако взгляд Гарри искал Рона. И наконец отыскал: он ещё сжимал Кубок, но выглядел так, точно его ахнули дубиной по голове. Долю секунды они смотрели друг другу в глаза, потом Рон слегка дёрнул головой, что Гарри истолковал как «Ну, раз уж без этого не обойтись…»
Существо, обитавшее в груди Гарри, торжествующе взревело, он перевёл взгляд на Джинни, улыбнулся ей и молча повёл рукой в сторону портрета. Обоим, безусловно, требовалась долгая прогулка по окрестностям замка — надо же было поговорить о прошедшей игре. Если они найдут для этого время.
