Человек после войны / Man after war (1)

Всем привет!

Мы в Калининграде,

и сейчас будет ещё один необычный выпуск «вДудя».

Несколько недель назад вы смотрели интервью Юрия Шевчука.

То самое, которое получилось совсем не про музыку.

В числе прочего, там было про исследовательский опыт Шевчука.

В 1995 году он летал в Чечню,

играл песни для российский солдат

и снимал на видео каждый свой шаг.

Возможно, самое страшное видео —

перекличка бойцов, которую Шевчук там проводит.

— Волгоград, Юра. — С города Калининграда.

(Шевчук) О, Калининград!

— Тула! — Волгоград! — (Шевчук) Очень приятно. Тула.

— Из Питера. — Оренбург! — Урал!

По легенде — важно, что именно по легенде, —

через несколько дней почти все участники этого видео погибли.

Мы не знаем, было ли так на самом деле,

но точно знаем, что как минимум один из этих бойцов сейчас жив и здоров.

Мы нашли его совершенно случайно

благодаря одному из наших зрителей.

Бойца зовут Олег Ситников.

Он живёт в Калининграде очень тихой и очень скромной жизнью.

Но перед тем, как в этой жизни оказаться,

он долгие годы бухал и искал хоть какие-то интересы.

Мы приехали к нему в гости, чтобы показать, как живут люди,

вернувшиеся с войны.

Чечня была много лет назад, но в самых разных войнах мы участвуем по-прежнему.

Здорово, если это не пригодится вам.

К сожалению, кому-то это пригодится точно.

— (Дудь) Приветствую! — (Ситников) Здравствуйте. — Как вы? — Нормально.

(Дудь) Нормально? Можно?

Расскажите, где мы находимся.

Мы находимся в Центральном районе в Доме ветеранов.

Здесь ветеранам дают квартиры в служебное пользование, да?

Да, в служебное пользование.

Не имея права ни приватизировать, ничего.

Вот допустим, я умираю — она остаётся другому ветерану.

— Ага! Да... — Вот так вот.

Жизнеутверждающе.

(Дудь) А это военник, который в Чечне с вами был?

(Ситников) Военники же в руки в Чечне не давали,

потому что же могли там потерять во время обстрела, войны, всего вот этого.

Когда вы летели из Храброва

сначала в Тверь, а потом в Моздок,

вы не знали, куда вы летите?

Там просто так, издалека, где-то слышал,

что да, куда-то вроде бы на войну, но...

У меня как бы... Я не верил в это всё.

То, что они говорят.

Ну вы знали, что в Чечне началась уже война?

Что войска вошли на территорию республики.

Нет.

Даже когда нас везли из Гусева, нам никто об этом ничего не говорил.

Когда вы были здесь, служили в Гусеве,

это была обычная служба, да? Просто со всеми...

Не знаю. Я лично один раз или два на полигон съездил, и всё.

И стрелять, по-моему, даже до сих пор толком не научился.

— У вас был автомат в Чечне. — Да.

Но вы не умели им пользоваться?

Ну как? Стрелять — стреляли. Но не в цель.

Ага. Просто для шуму, для виду.

Да, для виду просто. Чисто для виду.

Брали вот таких пацанов, абсолютно неподготовленных,

и направляли на

неприятные вещи.

Что не делалось, кстати, в Афганистане.

В Афганистане — там полгода,

а не два месяца, занимались, их тренировали.

Потом они приезжали в части,

вот в мою, например, часть,

я три месяца их ещё к боевым действиям вообще не подпускал.

А здесь сразу же...

Ну, не сразу, потому что были там командиры достойные,

которые видели это, знают это.

Вот, и...

Не все так поступали.

И все же думали первые годы, первое время...

Этот же министр обороны кричал:

«Да мы за неделю всё сделаем!

Мы их сразу сделаем!»

А там были подготовленные люди, которые защищали свою родину.

(Грачёв) Эти 18-летние юноши за Россию умирали —

и умирали с улыбкой!

«И умирали с улыбкой!»

Как вам формулировали задачу?

То есть вас привозят в Грозный, чтобы что?

Как резервный батальон.

У нас был резервный батальон

Это если в случае чего,

наши, там, не справляются — мы как подмога.

Там же были уже люди, которые дольше вас находились в Грозном?

Что они вам рассказывали, когда вы их встретили?

Ну, когда встретили, они сразу сказали:

«Вот эту звёздочку, которая на шапке, ты эту звёздочку сразу снимай,

потому что чеченцы любят по этим звёздочкам стрелять. В лоб.

И издалека хорошо видно её. Как цель».

Поэтому снимали вот эти звёздочки.

Чем вы занимались? Вы приехали 4 января.

Вы стояли резервным полком. Что вы делали?

Что было вашим занятием?

Стояли в основном на блокпосту

или находились в больнице, внутри здания.

Потом миномётный обстрел — кто куда.

Кто успевал прыгать под батарею, кто куда.

Кто выживал, кто не выживал.

— Просто палили по больнице? — Да, палили.

— И люди погибали, которые были внутри больницы? — Погибали, да.

Попал в Чечню — чувствуешь себя уже...

Где-то неделя-две пройдёт — уже чувствуешь себя, как на гражданке.

Уже ни пули не страшны...

Так вот, вроде бы и летают — а так ходишь спокойно по городу.

Вы занимались тем, что вытаскивали и опознавали трупы.

Вы уходите со своего блокпоста — и вы как?

Вы перебежками? Или вы на БТРе едете на место сражения?

Как это происходит, чтобы доставить тело?

Нас четверых подозвал офицер.

Взяли покрывало.

Нас четыре человека.

Берём покрывало — бежим туда за трупами.

Там стоят эти БТРы.

Внаклонку бежишь.

Пули сверкают.

И чтобы тебя не задело, ты внаклонку.

Потому что попадёт не в тебя, а попадёт в этот БТР.

Пробегаешь к трупу.

Каждого трупа, девять человек, ложишь на покрывало —

и четыре человека тащат его в госпиталь.

Ну вот в подвале, когда притащили,

там раненые, убитые — разные лежат.

Кто кричит, кто стонет.

Вот такие вот звуки там.

Страх? Ужас?

Вот когда вы пригибаетесь и тащите мёртвого человека,

при этом сами можете стать мёртвым,

что вы при этом чувствовали?

Вообще ничего.

Чувствуешь страх, ну...

Чуть-чуть. Грамм, может. Не больше.

Страшнее мне, по-моему, было, когда меня на полигон,

когда мы стреляли на полигоне. Когда я из гранатомёта стрелял,

мне офицер забыл сказать,

что когда стреляешь из гранатомёта,

надо закрывать рот.

Потому что я рот не закрыл,

я потом полдня не слышал. Как контуженый, ходил.

Вот это было страшнее мне.

Потому что когда из гранатомёта стреляешь, надо рот закрывтаь.

Видел, как миномёт прямо попал в человека.

Голову, руки — сразу, моментально всё как сожгло.

Одно квадратное тело осталось.

Ну, то есть он вместе с вами был в...

Когда под миномётный обстрел попадёшь,

там ты уже сам не знаешь, куда, в какую сторону бежать.

(Дудь) Вот у вас символичный плакат, я вижу, да?

Да, он у меня уже давно висит.

— (Дудь) Давно? — Да.

То есть вы как отказались, так и...

Да. Я уже раз и навсегда.

(Федорищев) Олега Ситникова я знаю с 1997 года приблизительно.

В это время строили памятник ветеранам Афганистана.

Ну, война Первая уже прошла, и Вторая 96 года наступила как раз.

Ну и вот он приехал оттуда.

Он сам на меня уже вышел.

В неприглядном виде. В 2004 году.

— Неприглядном? — Неприглядном.

Он говорит, что он пил 15 лет.

Приблизительно так оно и было.

Вот.

Потому что где-то в 2004 году я его встретил на перекрёстке одной из улиц.

Он был в неряшливом абсолютно виде.

Но он узнал меня, подошёл, сам.

Я посмотрел. Поговорили с ним.

Я говорю: «Ты что? В таком виде-то!»

«Ну вот», — говорит, — «так получается.

Меня», — говорит, — «выгнали из общежития.

Ну а теперь вот я...»

И там товарищи стояли, уже ждали его.

Я говорю: «Приди. Поговорим. Потом решим, что дальше делать».

(Ситников) Не только, нет. Необязательно водку. И вино, и пиво — всё подряд, всё, что льётся.

Не просыхая.

Не то что, там,

день выпил

и неделю не пьёшь, а так, чуть ли не каждый день.

Каждый день. А на какие деньги вы это делали, если не работали?

Ну, я где-то подрабатывал на базе.

Вагон разгрузить где-то с цементом. Где-то ещё.

Силёнок у меня тогда было предостаточно.

Но я связался практически с этими, с уголовниками.

С уголовниками?

Один не может заработать — другой зарабатывает. Вот таким манером.

Вы вернулись в 27

и до 42 лет вы бухали?

— Да. Ну я сейчас где-то лет 10 не пью. — 10 лет.

Сейчас вам 49.

Как вы завязали?

Двоюродный брат...

Там получилось, что то ли этот дом подожгли, то ли как. Он в этом доме сгорел.

— Тот двоюродный брат, который вас встретил после Чечни? — Да.

Он был нетрезв, когда был в этом доме?

Нет, он был трезв. Его подожгли с улицы.

И вы решили завязать?

Да.

А где вы жили это время?

А где придётся.

— Ну то есть у вас не было дома? — Жилья у меня не было.

Подождите, а вы ушли служить в армию — у вас тоже не было жилья?

Я у тётки жил.

Конечно я переживала. Тем более, война есть война.

Я ещё сама помню войну.

Я же дитя войны.

Вот. И конечно я за него очень переживала.

Но он меня успокоил:

«Не переживай. Что будет, то будет». Я говорю: «Ну ладно.

Что ж теперь? Ты солдат. Ты мужчина.

Значит, неси свой крест».

Олег был женат до...

Был женат, да. У него была жена. До армии.

Был женат. Анджела у него жена.

Она не хотела, чтобы он шёл в армию,

и сказала: «Если ты пойдёшь в армию,

я с тобой разведусь».

Что и сделала.

А он сказал: «Нет. Я должен служить».

— (Дудь) Свадебная фотография? — (Ситников) Рядом — да, свадебная.

А почему вы не убираете?

Почему она стоит?

Ну так, для памяти.

Ну, то есть это вызывает у вас скорее приятные эмоции, чем неприятные?

Ну да, как бы... Конечно приятные.

— После того, как вы завязали, вы с ней не встречались? — Нет, не встречался.

А были ли вы близки, была ли возможность у вас семью завести в последнее время?

Нет. Я даже об этом не думаю.

Ну а вот если по-честному: вы бы так дождались?

Мужа.

Я вам хочу сказать: у меня муж ходил в море.

Конечно я его ждала. И я бы дождалась.

Вот лично я дождалась бы.

Почему? Потому что у нас очень хороший пример, родители.

Когда закончилась война,

наш отец, освобождая Литву,

он здесь застрял у своих родителей.

У матери.

У него отца родного не было. Был отчим.

И он здесь, ну...

После войны, сами понимаете, мужики как.

Его тут сразу женщины... Вот.

И он два года не возвращался к нам в Белоруссию.

С 45-го по 47-ой он был в Литве и за нами не приезжал.

А мама его ждала.

Всю войну ждала.

И два года после войны ждала.

И несмотря на то, что никто не знал, жив он или нет,

она его всё равно ждала.

Верность прежде всего.

А само понимание, почему вам нужно было..?

Вот есть вы, люди, и есть другие люди.

Вот почему их надо убивать, тогда вы понимали?

Это две большие разницы: Великая Отечественная война и Чеченская война.

Там мы воевали за Родину.

А здесь ты воюешь и не знаешь, за что воюешь, — вот в чём дело.

(Дудь) А это вы когда распечатали? Недавно?

(Ситников) Это я распечатал недавно.

Это я увидел в Интернете.

Пошёл в «Кодак», они в «Кодаке» мне распечатали.

Вообще я даже не знал, что меня вообще где-то снимали.

Мне просто люди сказали: «Мы тебя видели».

Я не обращал внимания и даже не верил.

А так я 20 лет об этом вообще ничего не знал и не видел.

— Помните, когда Шевчук к вам приехал? — Помню.

— Как это было? — Нас посадили всех за стол.

И он с гитарой.

Ему предложили рюмку выпить.

Он, по-моему, отказался. Не помню точно.

Вроде бы так и не выпил.

Спел вот эту песню.

«Что такое небо? Это осень». ДДТ.

И всё. И потом...

Потом ему что-то, по-моему, подарили, или не подарили, и он уехал.

Судьбу кого-то из этих пацанов, которые там были, вы знаете?

Я не могу эту судьбу знать,

потому что ни одного там с моего города нету,

с Калининграда,

а все были кто откуда:

кто, наверно, с Сибири,

кто откуда, кто с Волгограда — со всей России.

Я никак не могу знать.

Добро пожаловать в наш дом, в нашу студию, Олег.

Здесь сидим работаем. Наше вот... оружие.

Гитары.

— Аппаратура? — Аппаратура. Да, это мы всё возим с собой.

— А вы не изменились. — Я?

Я вас помню в больнице.

Ну да, в больничке. Да, да.

За столиком. Предлагали вам рюмочку хряпнуть, вы отказались вроде бы.

— (Шевчук) Ну там... — Точно не помню. Вроде бы не захотели.

Ну, не захотел, потому что там...

С одной стороны, этого было много.

А с другой стороны, надо было всё видеть как-то.

Вот этого паренька я справа помню.

— (Шевчук) Да, да, да. — Я здесь практически всех помню.

(Шевчук) Сейчас расскажете.