×

Мы используем cookie-файлы, чтобы сделать работу LingQ лучше. Находясь на нашем сайте, вы соглашаетесь на наши правила обработки файлов «cookie».


image

"Капитанская дочка" Пушкин (The Captain's Daughter), Глава II. Вожатый (часть 1)

Глава II. Вожатый (часть 1)

Сторона ль моя, сторонушка,

Сторона незнакомая!

Что не сам ли я на тебя зашел,

Что не добрый ли да меня конь завез:

Завезла меня, доброго молодца,

Прытость, бодрость молодецкая

И хмелинушка кабацкая.

(Старинная песня)

Дорожные размышления мои были не очень приятны.

Проигрыш мой, по тогдашним ценам, был немаловажен. Я не мог не признаться в душе, что поведение мое в симбирском трактире было глупо, и чувствовал себя виноватым перед Савельичем. Все это меня мучило. Старик угрюмо сидел на облучке, отворотясь от меня, и молчал, изредка только покрякивая. Я непременно хотел с ним помириться и не знал с чего начать. Наконец я сказал ему: «Ну, ну, Савельич! полно, помиримся, виноват; вижу сам, что виноват. Я вчера напроказил, а тебя напрасно обидел. Обещаюсь вперед вести себя умнее и слушаться тебя. Ну, не сердись; помиримся».

— Эх, батюшка Петр Андреич! — отвечал он с глубоким вздохом. — Сержусь-то я на самого себя; сам я кругом виноват. Как мне было оставлять тебя одного в трактире! Что делать? Грех попутал: вздумал забрести к дьячихе, повидаться с кумою. Так-то: зашел к куме, да засел в тюрьме. Беда да и только!.. Как покажусь я на глаза господам? что скажут они, как узнают, что дитя пьет и играет.

Чтоб утешить бедного Савельича, я дал ему слово впредь без его согласия не располагать ни одною копейкою.

Он мало-помалу успокоился, хотя все еще изредка ворчал про себя, качая головою: «Сто рублей! легко ли дело!» Я приближался к месту моего назначения. Вокруг меня простирались печальные пустыни, пересеченные холмами и оврагами. Все покрыто было снегом. Солнце садилось. Кибитка ехала по узкой дороге, или точнее по следу, проложенному крестьянскими санями. Вдруг ямщик стал посматривать в сторону и наконец, сняв шапку, оборотился ко мне и сказал:

— Барин, не прикажешь ли воротиться?

— Это зачем?

— Время ненадежно: ветер слегка подымается; вишь, как он сметает порошу.

— Что ж за беда!

— А видишь там что?

(Ямщик указал кнутом на восток.)

— Я ничего не вижу, кроме белой степи да ясного неба.

— А вон — вон: это облачко.

Я увидел в самом деле на краю неба белое облачко, которое принял было сперва за отдаленный холмик.

Ямщик изъяснил мне, что облачко предвещало буран. Я слыхал о тамошних метелях и знал, что целые обозы бывали ими занесены. Савельич, согласно со мнением ямщика, советовал воротиться. Но ветер показался мне не силен; я понадеялся добраться заблаговременно до следующей станции и велел ехать скорее. Ямщик поскакал; но все поглядывал на восток. Лошади бежали дружно. Ветер между тем час от часу становился сильнее. Облачко обратилось в белую тучу, которая тяжело подымалась, росла и постепенно облегала небо. Пошел мелкий снег — и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось со снежным морем. Все исчезло.

«Ну, барин, — закричал ямщик, — беда: буран!»... Я выглянул из кибитки: все было мрак и вихрь.

Ветер выл с такой свирепой выразительностию, что казался одушевленным; снег засыпал меня и Савельича; лошади шли шагом — и скоро стали. «Что же ты не едешь?» — спросил я ямщика с нетерпением. «Да что ехать? — отвечал он, слезая с облучка, — невесть и так куда заехали: дороги нет, и мгла кругом». Я стал было его бранить. Савельич за него заступился. «И охота было не слушаться, — говорил он сердито, — воротился бы на постоялый двор, накушался бы чаю, почивал бы себе до утра, буря б утихла, отправились бы далее. И куда спешим? Добро бы на свадьбу!» Савельич был прав. Делать было нечего. Снег так и валил. Около кибитки подымался сугроб. Лошади стояли, понуря голову и изредка вздрагивая. Ямщик ходил кругом, от нечего делать улаживая упряжь. Савельич ворчал; я глядел во все стороны, надеясь увидеть хоть признак жилья или дороги, но ничего не мог различить, кроме мутного кружения метели...

Вдруг увидел я что-то черное.

«Эй, ямщик! — закричал я, — смотри: что там такое чернеется?» Ямщик стал всматриваться. «А бог знает, барин, — сказал он, садясь на свое место, — воз не воз, дерево не дерево, а кажется, что шевелится. Должно быть, или волк, или человек». Я приказал ехать на незнакомый предмет, который тотчас и стал подвигаться нам навстречу. Через две минуты мы поравнялись с человеком.

— Гей, добрый человек! — закричал ему ямщик. — Скажи, не знаешь ли где дорога?

— Дорога-то здесь; я стою на твердой полосе, — отвечал дорожный, — да что толку?

— Послушай, мужичок, — сказал я ему, — знаешь ли ты эту сторону? Возьмешься ли ты довести меня до ночлега?

— Сторона мне знакомая, — отвечал дорожный, — слава богу, исхожена и изъезжена вдоль и поперек. Да, вишь, какая погода: как раз собьешься с дороги. Лучше здесь остановиться да переждать, авось буран утихнет да небо прояснится: тогда найдем дорогу по звездам. Его хладнокровие ободрило меня. Я уж решился, предав себя божией воле, ночевать посреди степи, как вдруг дорожный сел проворно на облучок и сказал ямщику: «Ну, слава богу, жило недалеко; сворачивай вправо да поезжай».

— А почему мне ехать вправо? — спросил ямщик с неудовольствием. — Где ты видишь дорогу? Небось: лошади чужие, хомут не свой, погоняй не стой. — Ямщик казался мне прав. «В самом деле, — сказал я, — почему думаешь ты, что жило недалече?» — «А потому, что ветер оттоле потянул, — отвечал дорожный, — и я слышу, дымом пахнуло; знать, деревня близко». Сметливость его и тонкость чутья меня изумили. Я велел ямщику ехать. Лошади тяжело ступали по глубокому снегу. Кибитка тихо подвигалась, то въезжая на сугроб, то обрушаясь в овраг и переваливаясь то на одну, то на другую сторону. Это похоже было на плавание судна по бурному морю. Савельич охал, поминутно толкаясь о мои бока. Я опустил циновку, закутался в шубу и задремал, убаюканный пением бури и качкою тихой езды. Мне приснился сон, которого никогда не мог я позабыть и в котором до сих пор вижу нечто пророческое, когда соображаю с ним странные обстоятельства моей жизни. Читатель извинит меня: ибо, вероятно, знает по опыту, как сродно человеку предаваться суеверию, несмотря на всевозможное презрение к предрассудкам. Я находился в том состоянии чувств и души, когда существенность, уступая мечтаниям, сливается с ними в неясных видениях первосония. Мне казалось, буран еще свирепствовал и мы еще блуждали по снежной пустыне...

Глава II. Вожатый (часть 1) Kapitel II. Der Betreuer (Teil 1) Chapter II. The Counselor (Part 1) Capitolo II. Il consulente (parte 1) Hoofdstuk II. De raadsman (deel 1)

Сторона ль моя, сторонушка, My side, dearie,

Сторона незнакомая! This side is unfamiliar!

Что не сам ли я на тебя зашел, That I didn't walk in on you myself,

Что не добрый ли да меня конь завез: What is it that a good horse brought me:

Завезла меня, доброго молодца, Brought me, a good fellow,

Прытость, бодрость молодецкая The courage, the vigor, the vigor of youth

И хмелинушка кабацкая. And the cabana hop.

(Старинная песня) (An old song)

Дорожные размышления мои были не очень приятны. My road reflections were not very pleasant.

Проигрыш мой, по тогдашним ценам, был немаловажен. My loss, at the then prices, was important. Я не мог не признаться в душе, что поведение мое в симбирском трактире было глупо, и чувствовал себя виноватым перед Савельичем. I could not help admitting in my heart that my behavior in the Simbirsk inn was stupid, and I felt guilty before Savelyich. Все это меня мучило. All this tormented me. Старик угрюмо сидел на облучке, отворотясь от меня, и молчал, изредка только покрякивая. The old man sat sullenly on the fringe, turning away from me, and was silent, grunting only occasionally. Я непременно хотел с ним помириться и не знал с чего начать. I certainly wanted to make up with him and didn't know where to start. Наконец я сказал ему: «Ну, ну, Савельич! Finally I said to him, "Well, well, Savelyich! полно, помиримся, виноват; вижу сам, что виноват. That's enough, let's reconcile, I'm sorry; I see that it's my fault. Я вчера напроказил, а тебя напрасно обидел. I made a fool of myself yesterday, and I offended you in vain. Обещаюсь вперед вести себя умнее и слушаться тебя. I promise to be smarter and listen to you. Ну, не сердись; помиримся». Well, don't be angry; we'll make it up."

— Эх, батюшка Петр Андреич! - Eh, Father Peter Andreech! — отвечал он с глубоким вздохом. - he answered with a deep sigh. — Сержусь-то я на самого себя; сам я кругом виноват. - I am angry at myself; I am to blame for everything. Как мне было оставлять тебя одного в трактире! How could I have left you alone in the inn! Что делать? What to do? Грех попутал: вздумал забрести к дьячихе, повидаться с кумою. It was a sin: I thought I would wander over to the deaconess to see godmother. Так-то: зашел к куме, да засел в тюрьме. So that's it: I went to see my godmother, but I got locked up in jail. Беда да и только!.. What a mess! Как покажусь я на глаза господам? How will I show myself to the gentlemen? что скажут они, как узнают, что дитя пьет и играет. What would those who found out that the child was drinking and gambling say?

Чтоб утешить бедного Савельича, я дал ему слово впредь без его согласия не располагать ни одною копейкою. In order to console poor Savelitch, I gave him my word not to dispose of a single kopeck without his consent.

Он мало-помалу успокоился, хотя все еще изредка ворчал про себя, качая головою: «Сто рублей! легко ли дело!» Я приближался к месту моего назначения. Вокруг меня простирались печальные пустыни, пересеченные холмами и оврагами. Все покрыто было снегом. Солнце садилось. Кибитка ехала по узкой дороге, или точнее по следу, проложенному крестьянскими санями. Вдруг ямщик стал посматривать в сторону и наконец, сняв шапку, оборотился ко мне и сказал:

— Барин, не прикажешь ли воротиться?

— Это зачем?

— Время ненадежно: ветер слегка подымается; вишь, как он сметает порошу.

— Что ж за беда! - What a mess!

— А видишь там что?

(Ямщик указал кнутом на восток.)

— Я ничего не вижу, кроме белой степи да ясного неба.

— А вон — вон: это облачко. - And there - there: it's a cloud.

Я увидел в самом деле на краю неба белое облачко, которое принял было сперва за отдаленный холмик. I actually saw a white cloud at the edge of the sky, which at first was mistaken for a distant mound.

Ямщик изъяснил мне, что облачко предвещало буран. Я слыхал о тамошних метелях и знал, что целые обозы бывали ими занесены. I had heard of the blizzards there, and knew that whole wagons had been swept by them. Савельич, согласно со мнением ямщика, советовал воротиться. Но ветер показался мне не силен; я понадеялся добраться заблаговременно до следующей станции и велел ехать скорее. Ямщик поскакал; но все поглядывал на восток. Лошади бежали дружно. Ветер между тем час от часу становился сильнее. Облачко обратилось в белую тучу, которая тяжело подымалась, росла и постепенно облегала небо. The cloud turned to a white cloud that rose heavily, grew and gradually encircled the sky. Пошел мелкий снег — и вдруг повалил хлопьями. It began to snow, and suddenly it fell in flakes. Ветер завыл; сделалась метель. The wind howled; a blizzard became. В одно мгновение темное небо смешалось со снежным морем. In an instant, the dark sky mixed with the snowy sea. Все исчезло.

«Ну, барин, — закричал ямщик, — беда: буран!»... Я выглянул из кибитки: все было мрак и вихрь.

Ветер выл с такой свирепой выразительностию, что казался одушевленным; снег засыпал меня и Савельича; лошади шли шагом — и скоро стали. «Что же ты не едешь?» — спросил я ямщика с нетерпением. «Да что ехать? — отвечал он, слезая с облучка, — невесть и так куда заехали: дороги нет, и мгла кругом». - He answered, getting down from the coach, "I don't know where we've come: there's no road, and it's dark all around. Я стал было его бранить. Савельич за него заступился. «И охота было не слушаться, — говорил он сердито, — воротился бы на постоялый двор, накушался бы чаю, почивал бы себе до утра, буря б утихла, отправились бы далее. "And the hunt was not to obey," he said angrily, "would have returned to the inn, would have eaten tea, would have rested until morning, the storm would have subsided, we would have gone on. И куда спешим? Добро бы на свадьбу!» Савельич был прав. Делать было нечего. Снег так и валил. Около кибитки подымался сугроб. Лошади стояли, понуря голову и изредка вздрагивая. Ямщик ходил кругом, от нечего делать улаживая упряжь. The coachman went round and round, arranging the harness from nothing to do. Савельич ворчал; я глядел во все стороны, надеясь увидеть хоть признак жилья или дороги, но ничего не мог различить, кроме мутного кружения метели...

Вдруг увидел я что-то черное.

«Эй, ямщик! — закричал я, — смотри: что там такое чернеется?» Ямщик стал всматриваться. «А бог знает, барин, — сказал он, садясь на свое место, — воз не воз, дерево не дерево, а кажется, что шевелится. Должно быть, или волк, или человек». Я приказал ехать на незнакомый предмет, который тотчас и стал подвигаться нам навстречу. Через две минуты мы поравнялись с человеком.

— Гей, добрый человек! — закричал ему ямщик. — Скажи, не знаешь ли где дорога?

— Дорога-то здесь; я стою на твердой полосе, — отвечал дорожный, — да что толку? - The road is here; I'm standing on a hard strip," replied the roadman, "but what's the use?

— Послушай, мужичок, — сказал я ему, — знаешь ли ты эту сторону? Возьмешься ли ты довести меня до ночлега?

— Сторона мне знакомая, — отвечал дорожный, — слава богу, исхожена и изъезжена вдоль и поперек. Да, вишь, какая погода: как раз собьешься с дороги. Yeah, you see what the weather's like, you'll lose your way. Лучше здесь остановиться да переждать, авось буран утихнет да небо прояснится: тогда найдем дорогу по звездам. Его хладнокровие ободрило меня. Я уж решился, предав себя божией воле, ночевать посреди степи, как вдруг дорожный сел проворно на облучок и сказал ямщику: «Ну, слава богу, жило недалеко; сворачивай вправо да поезжай». I had made up my mind, surrendering myself to God's will, to spend the night in the middle of the steppe, when suddenly the roadman sat down nimbly on the saddle and said to the coachman: "Well, thank God, the dwelling is not far away; turn to the right and ride on."

— А почему мне ехать вправо? — спросил ямщик с неудовольствием. - asked the coachman with displeasure. — Где ты видишь дорогу? - Where do you see the road? Небось: лошади чужие, хомут не свой, погоняй не стой. This is probably [a case of]: the horses don't know the way, the yoke is not yours, and you don't stop giddy-upping. — Ямщик казался мне прав. - The coachman seemed right to me. «В самом деле, — сказал я, — почему думаешь ты, что жило недалече?» — «А потому, что ветер оттоле потянул, — отвечал дорожный, — и я слышу, дымом пахнуло; знать, деревня близко». "Indeed," said I, "why do you think the village is not far away?" - "It is because the wind is coming from that direction," answered the roadman, "and I hear a smell of smoke; I know the village is near." Сметливость его и тонкость чутья меня изумили. His savvy and subtlety of flair amazed me. Я велел ямщику ехать. Лошади тяжело ступали по глубокому снегу. Кибитка тихо подвигалась, то въезжая на сугроб, то обрушаясь в овраг и переваливаясь то на одну, то на другую сторону. The kibitka moved quietly, now and then driving into a snowdrift, then collapsing into a ravine and tumbling to one side or the other. Это похоже было на плавание судна по бурному морю. Савельич охал, поминутно толкаясь о мои бока. Savelich groaned, pushing against my sides. Я опустил циновку, закутался в шубу и задремал, убаюканный пением бури и качкою тихой езды. I put down the mat, wrapped myself in my coat, and dozed off, lulled by the singing of the storm and the rocking of the quiet ride. Мне приснился сон, которого никогда не мог я позабыть и в котором до сих пор вижу нечто пророческое, когда соображаю с ним странные обстоятельства моей жизни. I had a dream which I could never forget, and in which I still see something prophetic when I consider with it the strange circumstances of my life. Читатель извинит меня: ибо, вероятно, знает по опыту, как сродно человеку предаваться суеверию, несмотря на всевозможное презрение к предрассудкам. The reader will excuse me: for he probably knows from experience how akin it is for a man to indulge in superstition, in spite of all possible contempt for prejudice. Я находился в том состоянии чувств и души, когда существенность, уступая мечтаниям, сливается с ними в неясных видениях первосония. Мне казалось, буран еще свирепствовал и мы еще блуждали по снежной пустыне...