Разъяснение Erläuterung Explanation Paaiškinimas Wyjaśnienie Esclarecimento

Hello language learners, if you enjoyed this book please remember to like it so that more people can see it when searching by popularity and thus have quicker access to it. Hello language learners, if you enjoyed this book please remember to like it so that more people can see it when searching by popularity and thus have quicker access to it. Olá estudantes de línguas, se gostaram deste livro, lembrem-se de gostar dele para que mais pessoas o possam ver quando pesquisarem por popularidade e, assim, terem acesso mais rápido a ele.

Thank you and enjoy the journey) Thank you and enjoy the journey) Obrigado e boa viagem)

Здравствуйте, изучающие язык, если вам понравилась эта книга, пожалуйста, не забудьте поставить ей лайк, чтобы больше людей могли увидеть ее при поиске по популярности и, таким образом, получить к ней более быстрый доступ. Hello language learners, if you liked this book, please be sure to like it so that more people can see it when searching for popularity and thus get access to it more quickly. Olá estudantes de línguas, se gostaram deste livro, não se esqueçam de lhe dar um like para que mais pessoas o possam ver quando pesquisarem por popularidade e assim acederem mais rapidamente.

Спасибо вам и приятного путешествия) Thank you and have a nice trip) Obrigado e boa viagem)

----------------------------------------- ----------------------------------------- -----------------------------------------

Разъяснение Clarification Explicação

Я писал эту книгу долго, по одному-два кусочка в год. I wrote this book for a long time, one or two pieces a year. Há muito tempo que estou a escrever este livro, uma ou duas peças por ano. Не такая это тема, чтобы суетиться, да и потом было ощущение, что это не просто книга, а некий путь, который мне нужно пройти, и тут вприпрыжку скакать негоже — можно с разбегу пропустить поворот и сбиться с дороги. It's not the kind of subject to fuss over, and then there was the feeling that this was not just a book, but a certain path that I had to take, and that I shouldn't jump around in a hurry - you might miss a turn and lose your way. Não é um tema tão importante, e depois senti que não se trata apenas de um livro, mas de um certo caminho que tenho de seguir, e não é bom andar aos saltos - podemos perder uma curva e perder o rumo. Иногда я чувствовал, что пора остановиться, дождаться следующего сигнала, зовущего дальше. Sometimes I felt it was time to stop, to wait for the next signal calling for more. Por vezes, senti que era altura de parar, de esperar pelo próximo sinal que chamava mais longe.

Дорога эта оказалась длиной в целых пять лет. The road was five years long. Esse caminho acabou por se prolongar por cinco anos. Началась от стены старого московского кладбища и увела меня очень-очень далеко. It started from the wall of an old Moscow cemetery and took me very, very far away. Começou no muro de um antigo cemitério de Moscovo e levou-me para muito, muito longe. За это время многое изменилось, «и сам, подвластный общему закону, переменился я» — раздвоился на резонера Григория Чхартишвили и массовика-затейника Бориса Акунина, так что книжку дописывали уже вдвоем: первый занимался эссеистическими фрагментами, второй беллетристическими. During this time, much has changed, "and I myself, subject to the general law, have changed" - split into Grigory Chkhartishvili and Boris Akunin, the resonator, and Boris Akunin, the mass-entertainer, so that the book was finished together: the first was engaged in essayistic fragments, the second in fiction. Durante este tempo, muita coisa mudou, "e eu próprio, sujeito à lei geral, mudei" - dividi-me num ressonador Grigory Chkhartishvili e num animador de massas Boris Akunin, de modo que o livro foi terminado em dois: o primeiro dedicava-se a fragmentos ensaísticos, o segundo a ficção. Еще я узнал, что я тафофил, «любитель кладбищ» — оказывается, существует на свете такое экзотическое хобби (а у некоторых и мания). I also found out that I am a taphophile, a "cemetery buff. - It turns out that there is such an exotic hobby (and some people have mania). Descobri também que sou um tapófilo, um "amante de cemitérios". - Afinal, existe um passatempo tão exótico (e algumas pessoas têm a mania). Но тафофилом меня можно назвать лишь условно — я не коллекционировал кладбища и могилы, меня занимала Тайна Прошедшего Времени: куда оно девается и что происходит с людьми, его населявшими? But I can be called a taphophile only conditionally - I did not collect cemeteries and graves, I was interested in the mystery of the past time: where it goes and what happens to the people who inhabited it? Mas só condicionalmente posso ser chamado de tifófilo - não coleccionava cemitérios e sepulturas, preocupava-me com o Mistério do Tempo Passado: para onde vai e o que acontece às pessoas que o habitaram?

Знаете, что кажется мне самым интригующим в обитателях Москвы, Лондона, Парижа, Амстердама и тем более Рима или Иерусалима? You know what I find most intriguing about the inhabitants of Moscow, London, Paris, Amsterdam, much less Rome or Jerusalem? Sabem o que acho mais intrigante nos habitantes de Moscovo, Londres, Paris, Amesterdão e, mais ainda, em Roma ou Jerusalém? То, что большинство из них умерли. The fact that most of them are dead. O facto de a maioria deles estar morta. Про ньюйоркцев или токийцев такого не скажешь, потому что города, в которых они живут, слишком молоды. You can't say that about New Yorkers or Tokyo residents, because the cities they live in are too young. Não se pode dizer o mesmo dos nova-iorquinos ou dos habitantes de Tóquio, porque as cidades em que vivem são demasiado jovens.

Если представить себе жителей действительно старого города за всю историю его существования как одну огромную толпу и вглядеться в это море голов, окажется, что пустые глазницы и выбеленные временем черепа преобладают над живыми лицами. If you imagine the inhabitants of a really old city throughout its history as one huge crowd and look into this sea of heads, you find that empty eye sockets and time-whitened skulls dominate the living faces. Se imaginarmos os habitantes de uma cidade realmente antiga, em toda a sua história, como uma enorme multidão e olharmos para este mar de cabeças, verificamos que as órbitas vazias e os crânios embranquecidos pelo tempo predominam sobre os rostos vivos. Обыватели городов с прошлым живут, со всех сторон окруженные мертвецами. The townspeople with a past live surrounded on all sides by dead people. Os habitantes da cidade com um passado vivem rodeados de mortos por todos os lados.

Нет, я вовсе не считаю старые мегаполисы городами-призраками. No, I don't consider old megalopolises to be ghost towns at all. Não, não considero as antigas metrópoles como cidades fantasma. Они вполне живы, суетны и искрятся энергией. They are quite lively, fussy and sparkling with energy. São bastante animadas, movimentadas e cheias de energia. Речь о другом. That's not what we're talking about. Trata-se de outra coisa.

С некоторых пор я стал чувствовать, что люди, которые жили раньше нас, никуда не делись. For some time now, I have begun to feel that the people who lived before us have not gone anywhere. Desde há algum tempo, comecei a sentir que as pessoas que viveram antes de nós não tinham ido a lado nenhum. Они остались там же, где были, просто мы с ними существуем в разных временных измерениях. They stayed where they were, it's just that we exist in different time dimensions. Eles ainda estão onde estavam, só que eles e eu existimos em dimensões temporais diferentes. Мы ходим по одним и тем же улицам, невидимые друг для друга. We walk the same streets, invisible to each other. Andamos pelas mesmas ruas, invisíveis um para o outro. Мы проходим сквозь них, а за стеклянными фасадами новомодных строений мне видны очертания некогда стоявших здесь домов: классические фронтоны и наивные мезонины, чванные ажурные ворота и полосатые шлагбаумы. We pass through them, and behind the glass facades of the newfangled buildings I can see the outlines of the houses that once stood there: classical pediments and naive mezzanines, cheeky openwork gates and striped barriers. Passamos por elas e, por detrás das fachadas envidraçadas dos prédios novos, vejo os contornos das casas que outrora aqui existiam: empenas clássicas e mezaninos ingénuos, portões de abrir honrosos e barreiras listradas.

Всё, что когда-то было, и все, кто когда-то жил, остаются навсегда. All that once was, and all that once lived, remains forever. Tudo o que já foi e todos os que já viveram permanecem para sempre.

Вам не случалось увидеть где-нибудь в густой толпе на Кузнецком Мосту или на Никольской невесть откуда взявшийся и тут же растаявший силуэт в шляпе-веллингтоне и плаще-альмавиве? Have you ever seen a silhouette in a thick crowd on Kuznetsky Most or Nikolskaya Street where the silhouette in a Wellington hat and an Almas cape suddenly melted? Já alguma vez viu, algures no meio de uma multidão densa na Kuznetsky Most ou na Nikolskaya Street, uma silhueta com um chapéu Wellington e um manto de almaviva que apareceu do nada e se desvaneceu imediatamente? А прозрачный девичий профиль в чепце с лентами-мантоньерками? And the transparent maiden profile in the bonnet with the mantonnieres ribbons? E o perfil da donzela transparente com um chapéu e um laço de fita? Нет? Não? Значит, вы еще не научились видеть Москву по-настоящему. So you haven't learned to see Moscow for real yet. Por isso, ainda não aprendeu a ver Moscovo a sério.

Старинные города — это совсем не то, что города новые, которым каких-нибудь сто или двести лет. Old towns are not the same as new towns, which are a hundred or two hundred years old. As cidades antigas não são como as cidades novas que têm cem ou duzentos anos. В большом и древнем городе родились, любили, ненавидели, страдали и радовались, а потом умерли так много людей, что весь этот океан нервной и духовной энергии не мог взять и исчезнуть бесследно. So many people were born, loved, hated, suffered and rejoiced, and then died in the great and ancient city that all that ocean of nervous and spiritual energy could not take and disappear without a trace. Numa cidade grande e antiga, nasceram, amaram, odiaram, sofreram, alegraram-se e depois morreram tantas pessoas que todo este oceano de energia nervosa e espiritual não podia levar e desaparecer sem deixar rasto.

Перефразируя Бродского, рассуждавшего об античности, можно сказать, что предки для нас существуют, мы же для них — нет, потому что мы про них кое-что знаем, а они про нас ровным счетом ничего. To paraphrase Brodsky, who talked about antiquity, we can say that our ancestors exist for us, but we do not exist for them, because we know something about them and they know nothing about us. Parafraseando Brodsky, que falava da antiguidade, podemos dizer que os nossos antepassados existem para nós, mas nós não existimos para eles, porque nós sabemos algo sobre eles e eles não sabem nada sobre nós. Они от нас не зависят. They don't depend on us. Eles não dependem de nós. И городу, в котором они жили, тоже не было до нас, нынешних, никакого дела. And the city in which they lived didn't care about us today, either. E a cidade onde viviam também não queria saber de nós, os actuais. Поэтому чем старее город, тем меньше обращает он внимания на своих теперешних обитателей — именно потому, что они в меньшинстве. So the older the city, the less attention it pays to its current inhabitants, precisely because they are in the minority. Assim, quanto mais antiga é a cidade, menos atenção presta aos seus actuais habitantes - precisamente porque são uma minoria. Нам, живым, трудно удивить такой город; он видел и других, таких же смелых, предприимчивых, талантливых, а может быть, те, умершие, были качеством и получше. It is hard for us, the living, to be surprised by such a city; he has seen others just as brave, enterprising, talented, or maybe those who died were of better quality. É difícil para nós, os vivos, ficarmos surpreendidos com uma cidade assim; já viu outros tão corajosos, empreendedores, talentosos, e talvez os que morreram fossem de melhor qualidade.

Нью-Йорк существует в том же ритме, что сегодняшние ньюйоркцы, он их современник, напарник и подельник. New York exists at the same rhythm as today's New Yorkers; it is their contemporary, partner and accomplice. New York existe ao mesmo ritmo que os nova-iorquinos de hoje, ele é seu contemporâneo, parceiro e cúmplice. А вот Рим или Париж с равнодушной снисходительностью взирают на тех, кто развесил по старым стенам рекламы «Нескафе» и стирального порошка «Ариэль». Rome or Paris, on the other hand, look with indifferent indulgence at those who have hung Nescafe and Ariel laundry detergent ads on the old walls. Roma ou Paris, por outro lado, olham com indiferença e condescendência para aqueles que colocam anúncios de Nescafé e de detergente em pó Ariel em paredes antigas. Старинный Город знает: прокатится волна времени и смоет с улиц всю эту мишуру. The Old Town knows that a wave of time will roll over and sweep away all this tinsel from the streets. A Cidade Velha sabe que a maré do tempo há-de chegar e lavar todos os enfeites das ruas. Вместо шустрых человечков в джинсах и пестрых майках здесь будут разгуливать другие, одетые по-другому, да и нынешние тоже никуда не денутся — лишь переселятся из одних кварталов в другие, подземные. Instead of the bouncy little men in jeans and colorful T-shirts, others will walk around here dressed differently, and the current ones won't go anywhere either, just move from one quarter to another, underground one. Em vez de homenzinhos de calças de ganga e t-shirts coloridas, outros vestidos de forma diferente andarão por aqui, e os actuais também não irão a lado nenhum - apenas se deslocarão de um bairro para outro, na clandestinidade. Полежат там несколько десятилетии, а потом сольются с почвой и окончательно станут безраздельной собственностью Города. They will lie there for a few decades, and then they will merge with the soil and finally become the undivided property of the City. Ficarão ali durante algumas décadas, depois fundir-se-ão com o solo e, finalmente, tornar-se-ão propriedade indivisa da cidade.

Кладбища в мегаполисах обычно живут недолго: ровно столько, сколько нужно, чтобы заполнить могилами выделенную под погост территорию, да еще полсотни лет, пока не вымрут те, кто приходил сюда ухаживать за надгробьями. Cemeteries in megalopolises usually do not live long: just as long as it takes to fill the area allocated for the graves, and another fifty years until those who came here to take care of the gravestones die out. Os cemitérios das megacidades não costumam ter vida longa: apenas o tempo necessário para encher de campas a área destinada ao pogost, e mais cinquenta anos, até que os que vieram para cá para cuidar das lápides morram. Через каких-нибудь сто-полтораста лет поверх костей нарастет слой земли, на ней раскинутся площади или встанут дома, а на окраинах расширившегося Города появятся новые некрополи. In a few hundred or hundred and fifty years, a layer of earth will grow over the bones, squares or houses will stand on them, and new necropolises will appear on the outskirts of the enlarged City. Em cento e mil e quinhentos anos, uma camada de terra crescerá sobre os ossos, praças ou casas erguer-se-ão sobre ela, e novas necrópoles aparecerão nos arredores da Cidade expandida.

Мертвецы — наши соседи и сожители. The dead are our neighbors and roommates. Os mortos são nossos vizinhos e coabitantes. Мы ходим по их костям, пользуемся выстроенными для них домами, разгуливаем под сенью посаженных ими деревьев. We walk on their bones, use the houses built for them, walk around under the shade of the trees they planted. Andamos sobre os seus ossos, usamos as casas que construíram para eles, caminhamos à sombra das árvores que plantaram. Мы и наши мертвые не мешаем друг другу. We and our dead do not interfere with each other. Nós e os nossos mortos não interferimos uns com os outros.

Под Парижем несколько лет назад было обнаружено целое царство кадавров — катакомбы, где лежат миллионы и миллионы прежних парижан, чьи останки были некогда перенесены туда с городских кладбищ. A few years ago an entire kingdom of cadavers was discovered beneath Paris, catacombs where millions and millions of former Parisians lie, whose remains were once moved there from the city's cemeteries. Em Paris, há alguns anos, foi descoberto todo um reino de cadáveres - catacumbas onde jazem milhões e milhões de antigos parisienses cujos restos mortais foram transferidos dos cemitérios da cidade. Любой может доехать до станции Данфер-Рошро, спуститься в подземелье и обозреть бескрайние ряды черепов, представить собственный где-нибудь в уголочке, в семнадцатом ряду сто шестьдесят восьмым слева и, возможно, внести некоторую корректировку в масштабирование своей личности. Anyone can drive to Dunfer-Rochero station, go down into the dungeon and survey the endless rows of skulls, imagine their own in a corner somewhere, in the seventeenth row one hundred and sixty-eighth from the left and perhaps make some adjustments to the scale of their personality. Qualquer pessoa pode dirigir-se à estação de Dunfer Rochero, descer às masmorras e observar as filas intermináveis de crânios, imaginar o seu próprio crânio algures num canto, na fila dezassete, cento e sessenta e oito a contar da esquerda, e talvez fazer algum ajuste na escala da sua personalidade.

Но возможность заглянуть в земные недра, где поселились жившие прежде нас, — это редкость. But the opportunity to look into the earth's bowels, where those who lived before us settled, is a rarity. Mas a oportunidade de espreitar as entranhas da terra onde se instalaram os que viveram antes de nós é rara. Парижанам, можно сказать, повезло. The Parisians, you could say, were lucky. Os parisienses, pode dizer-se, tiveram sorte. Чаще местом встречи с предшественниками для нас становятся чудом сохранившиеся старые кладбища, островки сгустившегося и застоявшегося времени, где давно уже никого не хоронят. More often than not, the places where we meet our predecessors are the miraculously preserved old cemeteries, islands of condensed and stale time where no one has been buried for a long time. Mais frequentemente, os locais onde encontramos os nossos antecessores são cemitérios antigos milagrosamente preservados, ilhas de tempo espesso e viciado, onde ninguém é enterrado há muito tempo. Последнее условие обязательно, потому что разрытая земля и свежее горе пахнут не вечностью, а смертью. The latter condition is mandatory, because torn earth and fresh grief smell not of eternity, but of death. Esta última condição é obrigatória, porque a terra partida e a dor fresca não cheiram a eternidade, mas a morte. Этот запах слишком резок, он помешает вам уловить хрупкий аромат другого времени. This smell is too harsh, it will prevent you from capturing the fragile scent of another time. Este odor é demasiado forte, impedirá que se apanhe o frágil sabor de outro tempo.

Если хотите понять и почувствовать Москву, погуляйте по Старому Донскому кладбищу. If you want to understand and feel Moscow, take a walk through the Old Donskoi Cemetery. Se quiser compreender e sentir Moscovo, dê um passeio pelo antigo cemitério de Donskoy. В Париже проведите полдня на Пер-Ла-шез. In Paris, spend half a day at Père-La-Cheuse. Em Paris, passe uma tarde no Père-La-Chez. В Лондоне съездите на Хайгейтское кладбище. In London, go to Highgate Cemetery. Em Londres, ir ao cemitério de Highgate. Даже в Нью-Йорке есть территория остановившегося времени — бруклинский Грин-Вуд. Even New York City has an area of stopped time, Brooklyn's Green Wood. Até a cidade de Nova Iorque tem uma zona de paragem do tempo - Green-Wood, em Brooklyn.

Если день, погода и ваше душевное состояние окажутся в гармонии с антуражем, вы ощутите себя частицей того, что было прежде, и того, что будет потом. If the day, the weather, and your state of mind are in harmony with the entourage, you will feel a part of what was before and what will be after. Se o dia, o clima e o seu estado de espírito estiverem em harmonia com a comitiva, sentir-se-á parte do que aconteceu antes e do que virá depois. И, может быть, услышите голос, который шепнет вам: «Рождение и смерть — это не стены, а двери». And maybe you'll hear a voice whispering to you, "Birth and death are not walls, they are doors. E talvez ouças uma voz a sussurrar-te: "O nascimento e a morte não são muros, mas portas".