Замятин - Мы - Запись 3-я Zamyatin - Us - Record 3 Zamyatin - Nous - Enregistrement 3 Zamiatinas - Mes - 3 įrašas Zamyatin - Nós - Disco 3 Замятін - Ми - Запис 3-й

Запись 3-я. Конспект: Пиджак. Стена. Скрижаль Entry 3. Outline: Jacket. Wall. Tablet Entrée 3. schéma : veste, mur, tablette.

Просмотрел все написанное вчера – и вижу: я писал недостаточно ясно. I looked over everything I wrote yesterday, and I see I didn't write clearly enough. То есть все это совершенно ясно для любого из нас. That is, all of this is perfectly clear to any of us. Je veux dire que tout est parfaitement clair pour chacun d'entre nous. Но как знать: быть может, вы, неведомые, кому «Интеграл» принесет мои записки, может быть, вы великую книгу цивилизации дочитали лишь до той страницы, что и наши предки лет 900 назад. But who knows: maybe you, the unknown, to whom the "Integral" brings my notes, maybe you have read the great book of civilization only to the page that our ancestors did 900 years ago. Mais comment savoir : peut-être que vous, inconnu à qui "Integral" apportera mes notes, peut-être que vous le grand livre de la civilisation n'a terminé qu'à la page que nos ancêtres il y a environ 900 ans. Быть может, вы не знаете даже таких азов, как Часовая Скрижаль, Личные Часы, Материнская Норма, Зеленая Стена, Благодетель. Maybe you don't even know the basics like the Clock Tablet, the Personal Clock, the Mother Norm, the Green Wall, the Benefactor. Il se peut que vous ne connaissiez même pas les principes de base tels que le tableau des heures, les heures personnelles, la norme de la mère, le mur vert, le bienfaiteur. Мне смешно и в то же время очень трудно говорить обо всем этом. I find it funny and at the same time very difficult to talk about all this. Это все равно как если бы писателю какого-нибудь, скажем, 20-го века в своем романе пришлось объяснять, что такое «пиджак», «квартира», «жена». It's like if a writer of, say, the 20th century had to explain in his novel what a "jacket," "apartment," and "wife" are. А впрочем, если его роман переведен для дикарей, разве мыслимо обойтись без примечаний насчет «пиджака»? And yet, if his novel is translated for savages, is it really conceivable to get by without a note about "jacket"? Et pourtant, si son roman est traduit pour les sauvages, est-il concevable de se passer des notes sur la "jaquette" ?

Я уверен, дикарь глядел на «пиджак» и думал: «Ну к чему это? I'm sure the savage was looking at the "jacket" and thinking, "Well, what's the point? Только обуза». Only a burden." Seulement un fardeau". Мне кажется, точь-в-точь так же будете глядеть и вы, когда я скажу вам, что никто из нас со времен Двухсотлетней Войны не был за Зеленой Стеною. I think you will look at it the same way when I tell you that none of us has been beyond the Green Wall since the Bicentennial War. Je pense que vous me regarderez de la même façon quand je vous dirai qu'aucun d'entre nous n'a franchi le mur vert depuis la guerre du bicentenaire.

Но, дорогие, надо же сколько-нибудь думать, это очень помогает. But, darlings, you have to think a little bit, it helps a lot. Mais, mes chéris, il faut réfléchir, cela aide beaucoup. Ведь ясно: вся человеческая история, сколько мы ее знаем, это история перехода от кочевых форм ко все более оседлым. For it is clear: all of human history, as long as we know it, is a history of transition from nomadic forms to increasingly sedentary forms. Car il est clair que toute l'histoire de l'humanité, depuis que nous la connaissons, est une histoire de transition entre des formes nomades et des formes de plus en plus sédentaires. Разве не следует отсюда, что наиболее оседлая форма жизни (наша) есть вместе с тем и наиболее совершенная (наша). Does it not follow that the most sedentary form of life (ours) is also the most perfect (ours). Если люди метались по земле из конца в конец, так это только во времена доисторические, когда были нации, войны, торговли, открытия разных америк. If people were flitting around the earth from end to end, it was only in prehistoric times, when there were nations, wars, trade, discoveries of different Americas. Si les hommes ont parcouru la terre d'un bout à l'autre, ce n'est qu'à l'époque préhistorique, quand il y avait des nations, des guerres, des échanges, des découvertes des différentes Amériques. Но зачем, кому это теперь нужно? But why, who needs it now?

Я допускаю: привычка к этой оседлости получилась не без труда и не сразу. I admit: the habit of this sedentarization was not obtained without difficulty and not at once. Je l'admets : l'habitude de cette sédentarité n'est pas venue sans travail et pas d'un seul coup. Когда во время Двухсотлетней Войны все дороги разрушились и заросли травой – первое время, должно быть, казалось очень неудобно жить в городах, отрезанных один от другого зелеными дебрями. When during the Bicentennial War all the roads were destroyed and overgrown with grass - at first it must have seemed very inconvenient to live in towns cut off from one another by green wilds. Lorsque, pendant la guerre du Bicentenaire, toutes les routes ont été détruites et envahies par l'herbe, il a dû sembler très incommode de vivre dans des villes coupées l'une de l'autre par des étendues vertes et sauvages. Но что же из этого? But what of it? После того как у человека отвалился хвост, он, вероятно, тоже не сразу научился сгонять мух без помощи хвоста. After a man's tail fell off, he probably didn't immediately learn how to drive off flies without the help of his tail, either. Après la chute de sa queue, l'homme n'a probablement pas non plus appris immédiatement à chasser les mouches sans l'aide de sa queue. Он первое время, несомненно, тосковал без хвоста. He was undoubtedly pining for the first time without a tail. Il se languissait sans doute sans queue pour la première fois. Но теперь – можете вы себе вообразить, что у вас хвост? But now - can you imagine having a tail? Или: можете вы себя вообразить на улице голым, без «пиджака» (возможно, что вы еще разгуливаете в «пиджаках»). Or: can you imagine yourself on the street naked, without a "jacket" (it is possible that you are still walking around in "jackets"). Ou encore : pouvez-vous vous imaginer dans la rue, nu, sans "veste" (il est possible que vous vous promeniez encore avec des "vestes"). Вот так же и тут: я не могу себе представить город, не одетый Зеленой Стеною, не могу представить жизнь, не облеченную в цифровые ризы Скрижали. It's the same here: I can't imagine a city that isn't clothed with the Green Wall, I can't imagine a life that isn't clothed with the digital Robe of the Tablet. C'est la même chose ici : je ne peux pas imaginer une ville qui ne soit pas habillée du mur vert, je ne peux pas imaginer la vie qui ne soit pas habillée de la vêture numérique de la tablette.

Скрижаль… Вот сейчас со стены у меня в комнате сурово и нежно в глаза мне глядят ее пурпурные на золотом поле цифры. The tablet... Right now, from the wall in my room, its purple numbers on a golden field are looking sternly and tenderly into my eyes. La tablette... En ce moment même, sur le mur de ma chambre, ses chiffres violets sur or me fixent sévèrement et tendrement dans les yeux. Невольно вспоминается то, что у древних называлось «иконой», и мне хочется слагать стихи или молитвы (что одно и то же). Involuntarily, I am reminded of what the ancients called "icons," and it makes me want to write poems or prayers (which are the same thing). Je ne peux m'empêcher de penser à ce que les anciens appelaient une "icône" et j'ai envie d'écrire des poèmes ou des prières (ce qui est la même chose). Ах, зачем я не поэт, чтобы достойно воспеть тебя, о Скрижаль, о сердце и пульс Единого Государства. Ah, why am I not a poet, to worthily sing thee, O Tablet, O heart and pulse of the One State. Ah, pourquoi ne suis-je pas poète pour te louer dignement, ô Tablette, ô cœur et pouls de l'État unique.

Все мы (а может быть, и вы) еще детьми, в школе, читали этот величайший из дошедших до нас памятников древней литературы – «Расписание железных дорог». All of us (and maybe you, too) read this greatest surviving monument of ancient literature, The Timetable of the Railroad, when we were children at school. Nous avons tous (et peut-être vous aussi), lorsque nous étions enfants, lu à l'école ce plus grand monument de la littérature ancienne : "L'horaire des chemins de fer". Но поставьте даже его рядом со Скрижалью – и вы увидите рядом графит и алмаз: в обоих одно и то же – С, углерод, – но как вечен, прозрачен, как сияет алмаз. But put it even next to the Tablet, and you see next to graphite and diamond: both have the same thing in them - C, carbon - but how eternal, transparent, how shining the diamond is. Mais mettez-le côte à côte avec la tablette, et vous verrez le graphite et le diamant côte à côte : tous deux ont la même chose en eux - C, le carbone - mais combien le diamant est éternel, transparent, rayonnant. У кого не захватывает духа, когда вы с грохотом мчитесь по страницам «Расписания». Who doesn't get a thrill when you rush through the pages of The Schedule with a bang. Qui n'éprouve pas un grand frisson en parcourant les pages de The Schedule à toute allure ? Но Часовая Скрижаль каждого из нас наяву превращает в стального шестиколесного героя великой поэмы. But the Tablet of Hours transforms each of us into the steel six-wheeled hero of the great poem. Mais la Table des Heures fait de chacun de nous le héros d'acier à six roues du grand poème. Каждое утро, с шестиколесной точностью, в один и тот же час и в одну и ту же минуту мы, миллионы, встаем как один. Every morning, with six-wheeled precision, at the same hour and the same minute, we millions get up as one. В один и тот же час единомиллионно начинаем работу – единомиллионно кончаем. At the same hour, we start work one million times and end work one million times. И, сливаясь в единое, миллионнорукое тело, в одну и ту же, назначенную Скрижалью, секунду, мы подносим ложки ко рту и в одну и ту же секунду выходим на прогулку и идем в аудиториум, в зал Тэйлоровских экзерсисов, отходим ко сну… And, merging into one, million-armed body, at the same second appointed by the Tablet, we put spoons to our mouths and at the same second we go out for a walk and go to the auditorium, to the Taylor Exercise Room, retire to sleep... Et, fusionnant en un seul corps aux millions de bras, dans la même seconde désignée par la tablette, nous portons nos cuillères à la bouche et, dans la même seconde, nous nous promenons et marchons jusqu'à l'auditorium, jusqu'à la salle d'exercices Taylor, et nous nous retirons pour dormir.....

Буду вполне откровенен: абсолютно точного решения задачи счастья нет еще и у нас: два раза в день – от 16 до 17 и от 21 до 22 единый мощный организм рассыпается на отдельные клетки: это установленные Скрижалью Личные Часы. I will be quite frank: there is still no absolutely precise solution to the problem of happiness: twice a day - from 16 to 17 and from 21 to 22 - a single powerful organism crumbles into separate cells: this is the Personal Clock set by the Tablet. Je vais être franc : nous n'avons pas de solution absolument exacte au problème du bonheur : deux fois par jour - de 16 à 17 et de 21 à 22 - un organisme unique et puissant se divise en cellules distinctes : ce sont les Heures Personnelles fixées par la Tablette. В эти часы вы увидите: в комнате у одних целомудренно спущены шторы, другие мерно по медным ступеням Марша проходят проспектом, третьи – как я сейчас – за письменным столом. In these hours you will see: in a room some have their curtains drawn chastely, others walk the avenue measuredly down the brass steps of the March, others - like me now - at the writing desk. A ces heures-là, vous verrez : certains ont les rideaux chastement baissés dans leur chambre, d'autres descendent avec mesure le prospectus sur les marches en laiton du Marais, d'autres - comme moi maintenant - sont à leur table d'écriture. Но я твердо верю – пусть назовут меня идеалистом и фантазером – я верю: раньше или позже, но когда-нибудь и для этих часов мы найдем место в общей формуле, когда-нибудь все 86 400 секунд войдут в Часовую Скрижаль. But I firmly believe-let them call me an idealist and a fantasist-I believe that sooner or later, one day we will find a place for this clock in the general formula, one day all 86,400 seconds will be included in the Book of Hours. Mais je crois fermement - qu'on me traite d'idéaliste et de fantaisiste - je crois que tôt ou tard, mais un jour, nous trouverons une place pour ces horloges dans la formule générale, un jour, les 86 400 secondes seront incluses dans le tableau des heures.

Много невероятного мне приходилось читать и слышать о тех временах, когда люди жили еще в свободном, то есть неорганизованном, диком состоянии. I have read and heard a lot of incredible things about the times when people still lived in a free, that is, unorganized, wild state. Но самым невероятным мне всегда казалось именно это: как тогдашняя – пусть даже зачаточная – государственная власть могла допустить, что люди жили без всякого подобия нашей Скрижали, без обязательных прогулок, без точного урегулирования сроков еды, вставали и ложились спать когда им взбредет в голову; некоторые историки говорят даже, будто в те времена на улицах всю ночь горели огни, всю ночь по улицам ходили и ездили. But this has always struck me as the most incredible thing: how could the state authorities of those days, however rudimentary, allow people to live without any semblance of our Tablet, without obligatory walks, without precise regulation of meal times, rising and going to bed whenever they wanted; some historians even say that in those days there were lights on the streets all night, people walked and drove along the streets all night.

Вот этого я никак не могу осмыслить. That's what I can't figure out. C'est ce que je n'arrive pas à comprendre. Ведь как бы ни был ограничен их разум, но все-таки должны же они были понимать, что такая жизнь была самым настоящим поголовным убийством – только медленным, изо дня в день. After all, no matter how limited their minds were, they must still have understood that such a life was the most real mass murder-just slow, day in and day out. Car, aussi limités que soient leurs esprits, ils doivent toujours se rendre compte qu'une telle vie est le plus vrai des massacres - mais lentement, jour après jour. Государство (гуманность) запрещало убить насмерть одного и не запрещало убивать миллионы наполовину. The state (humanity) forbade killing one to death and did not forbid killing millions by halves. L'État (l'humanité) a interdit de tuer une personne à mort et n'a pas interdit de tuer des millions de personnes par moitié. Убить одного, то есть уменьшить сумму человеческих жизней на 50 лет, – это преступно, а уменьшить сумму человеческих жизней на 50 миллионов лет – это не преступно. To kill one, that is, to reduce the sum of human lives by 50 years, is criminal, but to reduce the sum of human lives by 50 million years is not criminal. Ну, разве не смешно? У нас эту математически-моральную задачу в полминуты решит любой десятилетний нумер; у них не могли – все их Канты вместе (потому что ни один из Кантов не догадался построить систему научной этики, то есть основанной на вычитании, сложении, делении, умножении). With us, any ten-year-old numero uno could solve this mathematical-moral problem in half a minute; with them, they could not - all of their Kants together (because none of the Kants guessed to build a system of scientific ethics, that is, based on subtraction, addition, division, multiplication).

А это разве не абсурд, что государство (оно смело называть себя государством!) Isn't it absurd that the state (it dares to call itself the state!) могло оставить без всякого контроля сексуальную жизнь. could leave sexual life unchecked. Кто, когда и сколько хотел… Совершенно ненаучно, как звери. Who, when, and how much they wanted... Totally unscientific, like animals. И как звери, вслепую, рожали детей. And like animals, blindly, they gave birth to children. Не смешно ли: знать садоводство, куроводство, рыбоводство (у нас есть точные данные, что они знали все это) и не суметь дойти до последней ступени этой логической лестницы: детоводства. Isn't it funny: to know gardening, chicken farming, fish farming (we have exact data that they knew all this) and not be able to reach the last rung of this logical ladder: child-rearing. Не додуматься до наших Материнской и Отцовской Норм. Not to think of our Maternal and Paternal Norms.

Так смешно, так неправдоподобно, что вот я написал и боюсь: а вдруг вы, неведомые читатели, сочтете меня за злого шутника. So funny, so implausible, that here I have written and I am afraid: what if you, unknown readers, consider me an evil joker. Вдруг подумаете, что я просто хочу поиздеваться над вами и с серьезным видом рассказываю совершеннейшую чушь. You might think that I'm just trying to make fun of you, and I'm telling you the most ridiculous story with a serious look.

Но первое: я не способен на шутки – во всякую шутку неявной функцией входит ложь; и второе: Единая Государственная Наука утверждает, что жизнь древних была именно такова, а Единая Государственная Наука ошибаться не может. But one: I am incapable of jokes - every joke has an implicit function of lying; and two: the One State Science claims that the life of the ancients was just that, and the One State Science cannot be wrong. Да и откуда тогда было бы взяться государственной логике, когда люди жили в состоянии свободы, то есть зверей, обезьян, стада. Yes, and where then would have come from state logic, when people lived in a state of freedom, that is, beasts, monkeys, herds. Чего можно требовать от них, если даже и в наше время откуда-то со дна, из мохнатых глубин, – еще изредка слышно дикое, обезьянье эхо. What can be expected of them, if even in our time from somewhere at the bottom, from the furry depths - still occasionally hear the wild, monkey echo.

К счастью, только изредка. Fortunately, only occasionally. К счастью, это только мелкие аварии деталей: их легко ремонтировать, не останавливая вечного, великого хода всей Машины. Fortunately, these are only minor accidents of parts: they can easily be repaired without stopping the eternal, great running of the whole Machine. И для того, чтобы выкинуть вон погнувшийся болт, у нас есть искусная, тяжкая рука Благодетеля, у нас есть опытный глаз Хранителей… And in order to throw out the bent bolt, we have the skillful, heavy hand of the Benefactor, we have the experienced eye of the Guardians...

Да, кстати, теперь вспомнил: этот вчерашний, дважды изогнутый, как S, – кажется, мне случалось видать его выходящим из Бюро Хранителей. Yes, by the way, I remember now: that one from yesterday, double-curved like an S - I think I happened to see it coming out of the Guardian's Office. Теперь понимаю, отчего у меня было это инстинктивное чувство почтения к нему и какая-то неловкость, когда эта странная I при нем… Должен сознаться, что эта I… Now I understand why I had this instinctive feeling of reverence for him and some uneasiness when this strange I in front of him... I must confess that this I...

Звонят спать: 22.30. Call to bed: 22.30. До завтра.