Лолита - Владимир Набоков - Часть 01-02

Я родился в 1910-ом году, в Париже.

Мой отец отличался мягкостью сердца, легкостью нрава - и целым винегретом из генов: был швейцарский гражданин, полуфранцуз-полуавстриец, с Дунайской прожилкой. My father was distinguished by a soft heart, light temper - and a whole vinaigrette of genes: he was a Swiss citizen, half French, half Austrian, with a Danube vein. Я сейчас раздам несколько прелестных, глянцевито-голубых открыток. I'm going to hand out some lovely, glossy blue postcards. Ему принадлежала роскошная гостиница на Ривьере. He owned a luxury hotel on the Riviera. Его отец и оба деда торговали вином, бриллиантами и шелками (распределяйте сами). His father and both grandfathers traded in wine, diamonds and silks (distribute yourself). В тридцать лет он женился на англичанке, дочке альпиниста Джерома Дунна, внучке двух Дорсетских пасторов, экспертов по замысловатым предметам: палеопедологии и Эоловым арфам (распределяйте сами). At thirty, he married an Englishwoman, daughter of climber Jerome Dunn, granddaughter of two Dorset pastors, experts in intricate subjects: paleopedology and Aeolian harps (distribute yourself). Обстоятельства и причина смерти моей весьма фотогеничной матери были довольно оригинальные (пикник, молния); мне же было тогда всего три года, и, кроме какого-то теплого тупика в темнейшем прошлом, у меня ничего от нее не осталось в котловинах и впадинах памяти, за которыми - если вы еще в силах выносить мой слог (пишу под надзором) - садится солнце моего младенчества: всем вам, наверное, знакомы эти благоуханные остатки дня, которые повисают вместе с мошкарой над какой-нибудь цветущей изгородью и в которые вдруг попадаешь на прогулке, проходишь сквозь них, у подножья холма, в летних сумерках - глухая теплынь, золотистые мошки. Старшая сестра матери, Сибилла, бывшая замужем за двоюродным братом моего отца - вскоре, впрочем, бросившим ее, - жила у нас в доме в качестве не то бесплатной гувернантки, не то экономки. Mother's elder sister, Sibylla, who was married to my father's cousin - who soon abandoned her, however, - lived in our house as a free governess or as a housekeeper. Впоследствии я слышал, что она была влюблена в моего отца и что однажды, в дождливый денек, он лежомысленно воспользовался ее чувством - да все позабыл, как только погода прояснилась. Later I heard that she was in love with my father and that one day, on a rainy day, he thoughtfully took advantage of her feelings - but forgot everything as soon as the weather cleared up. Я был чрезвычайно привязан к ней, несмотря на суровость - роковую суровость - некоторых ее правил. I was extremely attached to her, despite the severity - the fatal severity - of some of her rules. Может быть, ей хотелось сделать из меня более добродетельного вдовца, чем отец. Perhaps she wanted to make me a more virtuous widower than my father. У тети Сибиллы были лазоревые, окаймленные розовым глаза и восковой цвет лица. Aunt Sibylla had azure, pink-bordered eyes and a waxy complexion. Она писала стихи. Была поэтически суеверна. She was poetically superstitious. Говорила, что знает, когда умрет - а именно когда мне исполнится шестнадцать лет - и так оно и случилось. She said that she knew when she would die - namely, when I would be sixteen years old - and so it happened. Ее муж, испытанный вояжер от парфюмерной фирмы, проводил большую часть времени в Америке, где в конце концов основал собственное дело и приобрел кое-какое имущество. Her husband, a seasoned voyager from a perfume company, spent most of his time in America, where he eventually started his own business and acquired some property. Я рос счастливым, здоровым ребенком в ярком мире книжек с картинками, чистого песка, апельсиновых деревьев, дружелюбных собак, морских дыей и улыбающихся лиц. I grew up a happy, healthy child in a vibrant world of picture books, clean sand, orange trees, friendly dogs, seafood and smiling faces. Вокруг меня великолепная гостиница "Мирана Палас" вращалась частной вселенной, выбеленным мелом космосом, посреди другого, голубого, громадного, искрившегося снаружи. Around me, the magnificent Mirana Palace Hotel revolved around a private universe, chalk-whitened space, in the middle of another, blue, huge, sparkling outside. От кухонного мужика в переднике до короля в летнем костюме все любили, все баловали меня. From the kitchen guy in the apron to the king in the summer suit, everyone loved me, everyone pampered me. Пожилые американки, опираясь на трость, клонились надо мной, как Пизанские башни. Elderly American women, leaning on a cane, leaned over me like the Leaning Towers of Pisa.