Время пришло наполнить понятие "уят" актуальным содержанием | Сауле Мектепбаева | TEDxAstanaWomen
Переводчик: Pavel Tchernov Редактор: Anna Mo
Я родилась и выросла в России.
И в детстве я знала всего с десяток слов на казахском.
Әкел [принеси], апар [унеси], ет [мясо], су [вода], шайтабақ [поднос] и ұят [стыд].
Так сложилось, что современное поколение казахов в России,
к сожалению, язык почти утеряло,
но имеет очень точное представление о том, что такое уят.
И этот факт заставляет меня думать,
что уят — это не просто очередное казахское слово,
это часть культурного кода нашего общества.
Сегодня вокруг уят очень много дискуссий,
вы все свидетели этого.
Очень много людей, которые критикуют это понятие,
считают, что оно вредное.
Есть люди, которые пытаются реанимировать эту категорию,
считают, что за ней стоит сохранение национальной самоидентичности.
В одно и то же время в нашем обществе появились уятмены
и оппонирующие им революционеры,
демонстрирующие свои оголённые тела в знак протеста.
Так что же такое уят?
И есть ли необходимость в этом явлении в современном Казахстане?
Попытаемся разобраться.
Дословно с казахского «уят» — это «стыдно».
Но когда мы говорим ұят болады,
мы имеем в виду не только негативное поведение,
мы имеем в виду и поощрение какого-то правильного поведения.
То есть «уят» — это «мораль», наши представления о хорошем и плохом.
Вокруг морали в любом обществе всегда очень много обсуждений и дискуссий,
и если у нас появился уятмен, то у них на Западе появились моралфаги.
Только наш уятмен занят внешним видом женщин,
а их моралфаги протестуют против детской порнографии
и использования меха животных.
И вот в этом есть та самая проблема неприятия категории «уят» в обществе.
К сожалению, по причине длительного неиспользования казахского языка,
по причине того, что понятие «уят»
было вытеснено понятием «советская мораль»,
категория «уят» несколько устарела.
И задача современного общества, как мне кажется, сегодня —
это сохранить то особое, трепетное отношение,
которое мы имеем к этой категории «уят», и наполнить её новым содержанием,
которое действительно отражает то, что актуально для нас сегодня.
Без переосмысления этого понятия «уят»
будет очень сложно добиться каких-либо серьёзных изменений.
Я работала в разных проектах, я видела разные результаты:
изменения законов, изменение практик.
Поверьте мне, можно изменить все законы, можно уволить всех полицейских,
но каких-либо серьёзных изменений этим мы не добьёмся.
Потому что и законы, и полицейские — это инструменты.
И они начинают работать только там,
когда у нас появляется свой внутренний полицейский, свой собственный уятмен.
И это не о том, о чём вы подумали,
это не о том, чтобы перестать давать взятки дорожным полицейским.
Это о другом.
Это о том, чтобы внимательно и честно проанализировать каждый свой поступок,
проанализировать и понять с высоты современного развития человечества
и с высоты современного развития знаний,
что для вас является нравственным и безнравственным.
Но мало понять, нужно ещё и заявить обществу об этом.
Вот вы скажете: «Она тут рассуждает, а сделала ли это она сама?»
Я провела такой эксперимент.
Я подумала и оценила всю свою жизнь, что я делала, что я не делала.
Вот для меня сегодня с этой сцены очень важно заявить,
что такой порочной практикой,
безнравственной практикой я считаю беташар.
Беташар и вся палитра платы за невесту, как бы эта плата ни называлась,
это та причина, по которой мы имеем текущую ситуацию с правами женщин
и ситуацию женщин в Казахстане.
Эта практика повсеместна.
Прилюдно, постыдно мы заставляем женщин кланяться.
Мы указываем женщине на её роль в обществе и на её роль в семье.
Женихи-то у нас просто не кланяются.
А женщине мы говорим:
«Вот род мужчины, ты ему поклоняешься.
Мужчина ценнее, а женщина ниже в системе ценностей».
И пока мы не изменим эти практики,
будет очень сложно добиться каких-либо серьёзных изменений.
Можно принять тысячи законов о домашнем насилии, об охранном ордере,
о равенстве мужчины и женщины,
но все они не будут работать ровно до тех пор,
пока наши женщины будут продолжать кланяться.
(Аплодисменты)
Нам нужно понять: в семейно-бытовых отношениях что сегодня уят?
Уят — это пойти на свадьбу, если вы знаете, что невесту украли.
Уят — это не вызвать полицию, если вы слышите, как сосед бьёт свою жену.
Уят — это пожать руку человеку, если вы знаете, что он домашний тиран.
Работнику должно быть уят , если у него есть сотрудник, который является насильником, ущемляет свою жену.
Пока что всё это не уят,
пока что всё это обычная повседневная практика.
Наличие тоқал [каз. второй жены] — у нас повод для гордости.
Информация о том, что есть факт сексуального домогательства,
к сожалению, к каким-то карьерным изменениям у нас не приводит.
В то время как есть страны, где даже намёк на сексуальное домогательство
будет стоить человеку карьеры.
И в этом контексте мне вспомнился случай, произошедший в Великобритании.
Мой муж является фанатом футбола,
поэтому я много чего могу рассказать вам про футбол.
Так вот, там капитан футбольной сборной Англии Джон Терри был замешан в интрижке.
Ну интрижка, скажете вы, что тут такого?
А это стоило ему капитанской повязки.
В тот момент я была в Лондоне,
и меня очень сильно удивили все эти публичные обсуждения.
Вроде бы такая семейная проблема: изменил муж, вернулся к своей жене.
Но нет,
британское общество сказало:
«Да, мы очень любим футбол. И он прекрасный футболист.
Да мы понимаем,
в его контракте не написано, что он не должен изменять своей жене.
Но бог мой, он изменил своей жене, это такой уят, что мы должны его уволить».
Вот когда в нашем обществе будет такое же отношение
к домашнему насилию, к унижению женщин,
вот тогда начнут работать все законодательные механизмы.
Пока же этого нет.
Пока существует огромный разрыв
между правом, современным законом и понятием «уят».
Этот разрыв очень сильно проявляется в такой проблеме,
как информирование о преступлении.
У нас считается безнравственным сообщать о преступлении,
у нас это называется «писать донос».
Связано это с определёнными историческими событиями, о которых вы все знаете.
То есть в определённый исторический этап времени,
действительно, сообщать о преступлении было безнравственно, это было нехорошо.
Потому что это могло привести
к длительному тюремному заключению конкретного лица,
это могло даже привести к смерти человека.
Но исторический период прошёл, условия изменились,
а нравственный постулат остался.
И хотя в казахстанском уголовном законе существует
ответственность за недонесение о преступлении,
в обществе этой ответственности нет.
И пример тому — это наши казахстанские студенты,
Тажаяков Азамат и Кадырбаев Диас,
вы все про них знаете,
их сопричастность к террористическим актам в Бостоне.
Они не сообщили о преступлении,
не сообщили о том, что они узнали в новостях своего знакомого,
замешанного в террористических актах.
И в США они были наказаны.
У нас, к сожалению, скорее всего, они наказаны бы не были.
И нас как общество это должно беспокоить,
потому что это показательно, потому что именно поэтому
мы продолжаем жить в небезопасном обществе.
Когда мы научимся информировать, сообщать о преступлении,
когда мы все признаем, что уят — это не информировать о преступлении,
вот тогда мы, возможно,
приблизимся к тому уровню безопасности, которого хочется нам всем.
Говоря о безопасности, я хотела бы немножечко сказать о преступности.
Мне все очень любим обсуждать преступность,
но, к сожалению, все эти обсуждения пока очень поверхностные.
В криминологии этот период в развитии общества называется «моральная паника».
Мы видим много новостей о преступлениях,
мы паникуем, нам кажется, что мы живём в небезопасном обществе.
На самом деле я вас обрадую:
в Казахстане уровень преступности падает, сокращается.
Уровень насильственной преступности значительно упал за эти годы,
за время независимости.
Но мы всё ещё думаем, что мы живём в небезопасном обществе.
Каждый раз я открываю свою страницу в Facebook
и мне страшно.
Я думаю, какие ещё новости я там прочитаю.
Хотя я прекрасно знаю статистику, но даже мне страшно.
Так вот, благодаря моральной панике,
к сожалению, можно сделать очень неправильные выводы.
Например, по причине моральной паники считается,
что главная опасность для наших детей исходит от странных незнакомцев.
И мы постоянно учим и учим наших детей,
чтобы они держались подальше от незнакомых людей.
На самом деле, статистика жестока, большая часть преступлений,
совершаемых в отношении детей, совершается близкими людьми, совершается внутри семьи,
теми люди, которых дети прекрасно знают.
Так вот, вместо того, чтобы учить наших детей
держаться подальше от странных незнакомцев,
мы должны научить их заявлять о насилии, если оно состоялось.
Неважно, является источником насилия их родитель или кто-то другой.
И в таком случае уят становится не проинформировать о таком факте,
если вы о нём знаете, даже если вы видите, что это насилие,
оно происходит со стороны родителя.
Когда мы перейдём к этому пониманию уят,
возможно, мы будем способны сохранить наших детей.
Пока же мы имеем то, что имеем: высокий уровень суицида, к сожалению,
всем известные факты насилия, произошедшие в отношении детей.
Но проблема не молчать, она только поверхностная,
гораздо глубже лежит принцип активного участия.
То есть мало не молчать, мало заявлять о преступлении,
сейчас необходимо участвовать.
На Западе есть такое явление,
принцип правовой Community-Based Sanctions.
Дословно это переводится как «Наказания, основанные на обществе».
Это предполагает не только то, что человек остаётся в обществе,
его не отправляют в тюрьму.
Это предполагает ещё и активное участие общества.
Что это такое?
Это общественные работы, когда люди метут улицы,
это общественный надзор.
Так вот, на Западе количество таких наказаний
в три раза больше, чем число тех людей, которых отправляют в тюрьмы.
Почему это происходит?
Потому что эти наказания более дешёвые, и они более эффективные.
Посмотрим на Казахстан.
В Казахстане общественные работы присуждаются 15% людей,
которые получают обвинительные приговоры.
То есть в тюрьмы мы отправляем в два раза больше людей,
чем отправляем в общество.
Почему так происходит? Кто виноват?
Почему судьи не назначают общественные работы?
Они бы и рады, все стратегические документы правового характера говорят:
«Назначайте, поощряйте общественные работы!»
Но этого не происходит, потому что этих людей просто некуда отправлять.
У нас нет местных сообществ.
У нас нет организаций, которые бы говорили:
«Да, мы примем его, проконтролируем, как этот человек работает».
А когда таких организаций нет, что делает государство?
Оно отдаёт такую функцию акиматам.
Что такое акиматы?
Они занимаются всем.
И в результате эффективность страдает.
Поэтому-то и судьи так редко доверяют нам, как обществу, они доверяют больше тюрьмам.
Что можно сделать? Как мы и как общество можем изменить эту ситуацию?
Начать можно с простых вещей.
Начать можно с того, чтобы просто здороваться со своими соседями.
Знать своих соседей, потому что первый шаг построения сообществ — это знать тех, кто вокруг вас.
Возможно, вторым шагом станет то, что ваш подъезд будет заботиться
о какой-нибудь малообеспеченной семье.
Да, сообщества построить нелегко,
но их можно построить, в том числе и в Казахстане.
И у нас есть уже успешные примеры этого.
В 2015 году практически повсеместно в Казахстане стали устанавливать
камеры видеонаблюдения в подъездах.
Но один город больше всего отличился —
город Петропавловск.
Там камеры были установлены в каждом подъезде.
Конечно, это случилось благодаря тому,
что прокуратура, местные акиматы об этом позаботились.
Но на самом деле это было сделано благодаря местным сообществам,
благодаря тому, что каждое КСК об этом позаботилось.
Ровно через полгода преступность во дворах в Петропавловске
упала практически до нулевых показателей.
Вот это результат того,
(Аплодисменты)
как могут работать местные сообщества.
И мы с вами можем добиться таких результатов.
Каждому первокурснику юрфака говорят,
что Казахстан правовым государством не является,
что конституция утверждает Казахстан в качестве правового государства,
что эта цель направлена в будущее
и что станет ли Казахстан правовым, зависит от них, от студентов юрфака.
Это большая ложь.
На самом деле это зависит не от студентов юрфака,
это зависит не от правозащитников,
это зависит от нас с вами,
потому что правовое государство требует серьёзных изменений.
Изменения случаются там, где они начинаются с каждым из нас.
Так вот, время пришло меняться.
(Аплодисменты)