Познер - о цензуре, страхе и Путине / вДудь (3) Pozner - about censorship, fear and Putin / vDud (3) Pozner - sur la censure, la peur et Poutine / vDud (3) Pozner - over censuur, angst en Poetin / vDud (3)

я встретился с Эрнстом и сказал: «Вы знаете, что?

Давайте договоримся так: вот это произойдет еще раз…

Я не любитель ультиматумов,

но просто я не могу позволить, чтоб так было. but I just can't let it be.

Значит, еще раз будет так — давайте закроем программу, и на этом завершим все».

С тех пор ничего не было.

— Назовите героев. С кем были программы? - Name the heroes. Who were the programs with?

— Вот когда это произошло? — Когда подрезали. — That's when it happened? - When they cut it.

— Да я вам клянусь, не помню! - I swear to you, I don't remember!

Честное слово, вот тут бы я вам сказал. Honestly, this is where I'd tell you.

Я просто помню, что это было.

— Вы помните свои чувства?.. — Может быть, даже из моей прощалки. - Do you remember your feelings? - Maybe even from my good-bye.

— Вы помните… Как у вас проходят вечера,

когда вы узнаете… к вам такие новости приходят? when will you find out ... does this news come to you?

— Какие? — О том, что у вас вырезали… Ну это три раза было. - Which? - About what was cut out from you ... Well, it happened three times.

— Ну этого так давно не было, что… — Хорошо, когда было тогда — как вы засыпали?

— Вам было мерзко? - Was it disgusting for you?

— Отвратительно. - Disgusting.

Отвратительно, и часто

и не засыпаю, хотя вообще сплю замечательно. I don't fall asleep, although I generally sleep well.

Но вот действительно на душе просто…

Ну, погано.

— С какой мыслью вы просыпаетесь?

Что заставляет вас снова делать свою работу? What makes you do your job again?

Заставляло.

— Ну я обожаю свою работу вообще. Well, I love my job in general.

Я просто вот… Я…

…с огромным удовольствием ее делаю.

Вот в таких случаях, конечно,

бывали разные мысли, что

хлопнуть дверью, slam the door

вообще уехать к чертовой матери. go to hell.

— Угу. — «Зачем это все?»

— Но это такие, знаете,

временные эмоциональные вспышки.

Но все-таки удалось отбиться. But still we managed to fight back.

— Угу.

— Тысячу раз с вами говорили про тот самый черный список, - A thousand times you were told about the same black list,

— …который нельзя приглашать. — Да. “… Which shouldn't be invited. - Yes.

— В одном из интервью, кажется, с коллегой Губиным вы даже цифру обронили. - In one of the interviews, it seems that you even dropped the figure with your colleague Gubin.

— Семь, восемь? — Семь, вы сказали. - Seven eight? - Seven, you said.

— Но это было, правда, в 2013 году. — Да. - But it was, however, in 2013. - Yes.

— Какая цифра сейчас? — Я не знаю. - What is the number now? - I do not know.

— Я знаю, я могу назвать, понятно что, людей, - I know, I can name, of course, people,

которых я не могу позвать, хотя и хотел бы.

— Например? — Тот же Навальный.

— Так. — Да.

— Почему я хотел? - Why did I want to?

Не потому, что я сторонник Навального, Not because I am a supporter of Navalny,

а потому что я считаю, что публика имеет право знать, but because I believe the public has a right to know

что этот человек говорит — он ньюсмейкер.

— С ним спорить интересно. — Он должен иметь этот доступ, да.

— Ну с ним спорить неинтересно на самом деле, на мой взгляд. - Well, it's not interesting to argue with him, in fact, in my opinion.

Но, тем не менее.

Вот, это раз.

Ну кто еще-то, господи.

— Ксения Собчак.

— Наверное да, Ксения Собчак. Я б с удовольствием ее позвал.

— Михаил Борисович Ходорковский.

— Ну его нет. - Well, he's gone.

Ну я не поеду к нему в Швейцарию. Well, I'm not going to visit him in Switzerland.

— В Англию. — Кстати… А, он в Англии сейчас, да?

Ну он передвигается много.

Вы знаете, с ним произошла такая, интересная вещь.

Когда он вышел из тюрьмы,

вы помните, он сделал заявление, что больше политикой он не занимается. you remember, he made a statement that he was no longer involved in politics.

— Да.

— И через некоторое время я позвонил…

Пескову.

И спросил: «Как вообще?

Я бы хотел пригласить Ходорковского. I would like to invite Khodorkovsky.

Но я понимаю, что вопрос, так сказать, все равно будет обсуждаться на самом верху.

Что вы думаете по этому поводу?»

И было сказано: «Почему бы нет?», собственно.

Вскоре после этого

Ходорковский

уже сделал политические заявления, ну,

как бы изменил

свою точку зрения.

И когда я перезвонил, мне сказали: «Ну, Владимир Владимирович. And when I called back, they told me: “Well, Vladimir Vladimirovich.

Человек сказал одно, потом сделал другое». The man said one thing, then did another.

Ну я сразу понял, что нет.

— А вы звонили напрямую Пескову?

— Ну у меня с Песковым отношения такие, как вам сказать,

…неофициальные.

— Ну кто он такой вам? Он не ваш начальник. - Well, who is he to you? He is not your boss.

— Он мне не начальник, но…

…он прекрасно понимает… Нет, он не может мне разрешить или не разрешить. ...He understands perfectly well...No, he can't authorize me or not authorize me.

Он может дать совет.

— Экспертизу. — Совет, основанный на том, что он знает какие-то вещи, несомненно.

Так что я как раз пользуюсь этим.

К сожалению, да, к сожалению, это так. Видите ли,

до тех пор, пока телевидение

будет

либо напрямую, либо опосредованно

контролироваться государством, controlled by the state,

будет такая ситуация, когда

государство будет решать, кто может, а кто не может —

государство в лице, естественно, власти —

кто может, а кто не может появиться на этом экране.

— Еще пару фамилий. - A couple more names.

Шендерович.

— Ну, я не знаю.

Честно говоря,

зря вы назвали эту фамилию, но уж коль скоро назвали, in vain you called this surname, but as soon as you did,

мне бы и неинтересно. I wouldn't be interested.

— Почему вам интересен Сергей Доренко и неинтересен Шендерович?

— Сергей Доренко работает, он выходит в эфире, - Sergei Dorenko is working, he goes on air,

он знаковая фигура.

— Это аргумент.

Александр Невзоров.

— Никто мне не запретит, я думаю. “No one will stop me, I think.

Ну, понимаете, есть люди,

для меня ну абсолютно понятно, что они будут говорить. for me, well, it is absolutely clear what they will say.

Абсолютно.

— Угу. — Как-то не очень.

Но я могу позвать его, могу.

Это будет больше для, знаете, такой,

как бы это сказать…

Э-э-э…

Такой фокус — вот кто!

Ну и что? So what?

Понимаете, я все-таки хотел бы звать людей, которые либо

влияют на то, как мы живем, affect how we live

то есть политики и члены Государственной Думы, и так далее — которые

влияют непосредственно на нашу жизнь,

либо каких-то очень интересных людей.

— Угу.

— Вы слишком часто говорите «угу». You say "uh-huh" too often.

— Угу.

— Ага.

— Угу.

— Я буду… Это действительно минус. - I will ... This is really a minus.

— Спасибо большое за этот аргумент. (Познер смеется) Thank you very much for this argument. (Posner laughs)

И очень здорово, что это останется в программе! And it's great that it will remain in the program!

Вы согласны с тем, что интервью с Дмитрием Медведевым в 2012 году — неудачное? Do you agree that the interview with Dmitry Medvedev in 2012 was unsuccessful?

— Согласен. — Почему?

(Познер тяжело вздыхает)

— Он поначалу меня поразил

тем, что…

он пришел,

— …не попросив никаких вопросов заранее. — Угу. - ...without asking any questions in advance. - Uh-huh.

— В прямом эфире.

То есть, я думал, что наверняка сейчас начнется:

«Давайте вопросы», да «давайте запишем», "Let's have questions", yes "let's write it down",

да «вы приходите ко мне, а не я к вам». Yes, "you come to me, not I to you."

— Угу.

— То есть у меня сразу возникло некое чувство благодарности, должен сказать. - That is, I immediately had a certain feeling of gratitude, I must say.

Что он так вот поступил.

Для нас это нехарактерно. For us, this is not typical.

Для нашей страны. For our country.

И я из-за этого

просто не стал задавать I just didn't ask

вопросы, которые я должен был, обязан был задать.

Это просто я…

— Что это? Стокгольмский синдром? - What is it? Stockholm syndrome?

Ну, похоже на него.

— Ну если угодно. Это просто… - Well, if you like. It's simple…

Вот мне неловко было ему было задавать эти вопросы, учитывая, с каким…

…с какой легкостью он ко мне пришел — я себя не оправдываю.

Я говорю, что это было с моей стороны провальное интервью. I say it was a failed interview on my part.

— Угу. — Да.

— Э-э-э…

— То есть, все эти вопросы про Грузию, про «почему передумал», и все остальное —

это было в списке, но вы решили не задавать.

— Не в списке, это было вот здесь. — Угу.

— Окей.

— Э-э-э…

— Еще у меня было ощущение, м-м…

Я снова экнул, да? I yelled again, didn't I?

— Э-э-э…

— Буду думать теперь об этом так же, как о ровной спине. “I will now think of it the same way I would think of a straight back.

У меня просто было ощущение, ну, что это стратегическое интервью еще и в том смысле —

вы в прощалке впервые, кажется, говорили о госте, you in farewell for the first time, it seems, talked about the guest,

— …вы так не делаете как правило, вы о чем-то отвлеченном говорите. — Редко, редко. - ...You don't do that as a rule, you talk about something distracted. - Rarely, rarely.

— И вы тогда сказали:

— «Надеюсь, теперь высокопоставленные люди будут приходить». — Да, да. "Hopefully now the high-ranking people will come." - Yes Yes.

— Мое было полное ощущение, что это

такая стратегическая инвестиция Познера such a strategic investment by Posner

в то, что босс —

один из боссов, начальников — пришел,

— …не бойтесь и вы. — Да. “… Don't be afraid either. - Yes.

— Отчасти и так. Не то что «не бойтесь», - Partly so. Not like "don't be afraid"

но «раз он пришел,

то как же вы мне отказываете?»

Но это так не получилось. But it didn't work out that way.

— Земфира, после того как приходила к вам, - Zemfira, after she came to you,

назвала поход к Познеру «эпик фейлом». called the trip to Pozner "epic fail".

Как вы думаете, почему?

— Не знаю, ее надо спрашивать. I don't know, you should ask her.

— Как у вас?.. — Я ее не спросил. - How are you?.. - I didn't ask her.

— Как у вас впечатление осталось? — У меня впечатление неплохое осталось.

Она, конечно, зажата была поначалу…

Ну, спрашивается, а для чего она приходила?

Я ее пригласил, мне было интересно.

Я вообще считаю, что она очень яркий человек.

И очень значимый человек.

Вот, и мне было важно, чтобы она пришла.

Она могла бы мне сказать: «Владимир Владимирович, спасибо большое, но я не приду». She could tell me: "Vladimir Vladimirovich, thank you very much, but I will not come."

Ну и ладно.

Но она все-таки пришла. But she did come.

Была страшно зажата Was terribly squeezed

поначалу, только где-то во второй половине немножко стала… at first, only somewhere in the second half it became a little ...

нормально… ну, оттаяла, что ли.

Я считаю, что все равно получилось интересно — могло быть интереснее. I think it still turned out interesting - it could have been more interesting.

Ну, знаете…

Не все интервью удаются.

— Это чистая правда.

(музыкальная заставка)

— Владимир Владимирович, вы сами одеваетесь? — Да. - Vladimir Vladimirovich, do you dress yourself? - Yes.

— Откуда это? — В смысле?

— Ну стиль, умение подобрать… — Мама. - You know, the style, the ability to pick-- Mom.

— Мама, да? — Мама, да.

— Главный вопрос, который меня всегда терзает, когда я вижу вас на публичных мероприятиях:

где вы берете эти яркие, ядовито-яркие носки? Where do you get these bright, toxic-bright socks?

Салатовые, розовые, желтые —

все… вот как сейчас, да.

Вы закупаетесь в конкретном магазе или?.. Do you shop at a particular store or...?

— Вы знаете…

С носками чаще всего в одном, да. With socks most often in one, yes.

Называется он John Lobb.

— Это Нью-Йорк?

— Нет, это Лондон. — Лондон!

— Лондон, это Париж… У нас тоже есть John Lobb!

Э-э-э… Отделение. Uh-uh ... Branch.

— А сколько у вас пар? Сто? - How many couples do you have? One hundred?

— Нет.

— Я думаю… двадцать.

— А-а… Этого вполне хватает?

— Да.

— Оцените мой лук. Check out my bow.

— Как старый денди. — Не, ну вы же… — Like an old dandy. “No, well, you…

Вы же специально так одеваетесь для ваших зрителей, я же это понимаю прекрасно.

— А как? Как бы вы это описали? — Ну-у…

— Молодежная такая, фрондерская такая несколько… — Подростковая, старшие классы? - It's youthful, it's a bit frontier... - Teenage, high school?

— Такая вот…

Посмотрите, какой я cool. Look how cool I am.

— Cool? — Cool.

— Cool, да-да.

Вот, я думал…

Я тоже думал: «Может мне одеться так?» Думаю, нет.

Какой есть, такой есть.

— Да, лучший выбор, конечно. — Да.

(музыкальная заставка)

— 2013 год.

— Вы сняли фильм про Германию вместе с Иваном Ургантом. — Да, да, да.

— Согласны ли вы с тем, что

ваша работа там как ведущего —

это провал?

— Нет.

Не согласен.

— А почему? — Тогда давайте я объясню.

— Почему это провал? — Смотрите.

Я привык к Познеру как…

— Понятно, что не бывает полностью объективных людей. — Понимаю. - It is clear that there are no completely objective people. - Understand.

— И вообще, объективность это скучно во многих вещах. - And in general, objectivity is boring in many things.

Ну, надо быть объективным, но тем не менее…

Всегда есть риск, что это в сухость перейдет, в сухость, которая

погубит, особенно такой инфотейнментовый формат, который вы с Ваней выбрали для этих road movies. ruin, especially the infotainment format that you and Vanya have chosen for these road movies.

Но…

Тут я увидел человека — вместо объективного,

извините за патетику, мудрого… sorry for the pathos, wise ...

— …человека… — Да.

— Я увидел человека, который на протяжении двух серий - I saw a man who for two episodes

— …затыкает себе просто… — Почему двух?

Там же было не две серии, там было восемь серий. There were not two episodes, there were eight episodes.

— А, окей, я просто смотрел шматами большими, по несколько часов, вот. (Познер смеется) - Ah, okay, I just watched in big shmats, for hours at a time, here. (Posner laughs)

— Извините, это «пираткой» скачено было, поэтому многочасовые. — Ну да, да. - Sorry, it was a pirate download, so it's hours long. - Oh, yeah, yeah.

— Вот, тем не менее, я увидел человека, - Here, nevertheless, I saw a man

который ну просто делает все, who just does everything

чтобы яд и обида, которые есть у него по отношению к стране, so that the poison and resentment that he has in relation to the country,

они на зрителей, в общем, в любом случае выливались,

но не так сильно, как он хотел. but not as much as he wanted.

Зачем вообще было ехать?

Вы не любите эту страну,

вы не любите эту нацию.

Я отчасти понимаю,

но зачем было браться?

— Вы знаете,

я хотел это сделать,

мне было интересно понять, насколько я смогу это сделать.

Потому что мое отношение к Германии и к немцам —

это моя проблема, а не их проблема. that's my problem, not their problem.

Тем более, что там живет Especially since he lives there.

важная часть моей семьи, и давно живет, и будет там жить.

И мне было… интересно, насколько я смогу справиться с собой.

Я получил самые разные отклики

по поводу этой программы: от благодарных

до таких, как говорите вы, что «как же вы так» и так далее.

Эм-м-м…

Мне не стыдно за эту программу, я вам искренне говорю. I am not ashamed of this program, I tell you sincerely.

То что мое отношение так или иначе

можно было почувствовать — ну послушайте, когда я сделал фильм о Франции, you could feel - well, look, when I made a film about France,

многие говорили, что чувствуется моя любовь к этой стране.

И ничего.

Это ничего.

А вот если чувствуется нелюбовь, то это «чего».

— Я с этим не согласен. — Любовь помогает расцветать, в том числе картинке,

если это не любовь к Дмитрию Медведеву или там Владимиру Путину, как у некоторых ваших коллег, if this is not love for Dmitry Medvedev or there Vladimir Putin, like some of your colleagues,

— …когда они приходят к нему на интервью. — Они и ваши коллеги тоже. -… when they come to him for an interview. “They are your colleagues too.

— Да. — Вы можете сколько угодно делать вид, но тем не менее… - Yes. - You can pretend as much as you like, but nevertheless ...

Так, значит вы это расцениваете как провал, и это ваше право. So, then you regard this as a failure, and this is your right.

Вот что важно.

— Тогда пару уточнений, если позволите. Цитата:

«Я не хотел…» Это прямо из вашего, пока вы едете за рулем машины.

— «Я не хотел ехать по Германии». — Да. - "I didn't want to go to Germany." - Yes.

— «Настолько во мне сидит память и обида за войну, за все эти концлагеря». — Да. “So much memory and resentment for the war, for all these concentration camps, sits in me.” - Yes.

— Да, это правда. — Я все понимаю.

— Владимир Владимирович, но…

Вы живете большую часть жизни в стране,

где в общем-то были свои концлагеря. where, in general, there were concentration camps.

— Где был ГУЛАГ. — Да.

— Где миллионы наших с вами сограждан

таким же образом были погублены, как и… were destroyed in the same way as ...

Ну, не таким же образом, но были погублены. Well, not in the same way, but were ruined.

А в чем разница тогда?

Почему вы не чувствуете этого неприятия и обиды, находясь здесь, находясь у нас?

Ведь, по сути почва та же, только чуть-чуть по-другому. After all, the ground is essentially the same, just a little different.

— Это и так, и не так. Значит… — It is both so and not so. Means…

Германия, во-первых, меня коснулась непосредственно. Germany, firstly, touched me directly.

Расстреляли моего деда немцы за то, что фамилия его Познер. The Germans shot my grandfather because his surname was Posner.

Ближайший друг моего отца кончил в газовой камере. My father's closest friend ended up in the gas chamber.

И там это была преднамеренная…

Это было преднамеренное желание уничтожить.

Это была задача. This was the challenge.

Уничтожить всех евреев.

Это было прямо так поставлено: «окончательное решение еврейского вопроса».

Ну а заодно и более Well, at the same time and more

второстепенные нации, как-то славяне, minor nations, like the Slavs,

которых надо использовать как рабочую силу, which must be used as a labor force,

пока они не сдохли от голода, и тогда можно других. until they starve to death, and then others can.

Тот ужас, который творился в Советском Союзе… The horror that was happening in the Soviet Union ...

Ужас!

Имел другое направление. I had a different direction.