ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ ДОСТОЕВСКИЙ "СКВЕРНЫЙ АНЕКДОТ", глава 8 FEDOR MICHAILOWITSCH Dostojewski, "DIE QUADRATSANDEKTE", Kapitel 8. FEDOR MIKHAILOVICH Dostoevsky, "THE SCVERNY ANECDOTE," Chapter 8. FEDOR MIKHAILOVITCH Dostoïevski, "L'ANECDOTE CARRÉE", chapitre 8. O ANECDOTE DA ESQUERDA, de FEDOR MIKHAILOVICH Dostoiévski, Capítulo 8

8.

Кадриль началась.

— Прикажете, ваше превосходительство? - Would you like it, your excellency?

— спросил Аким Петрович, почтительно держа в руках бутылку и готовясь налить в бокал его превосходительства. - Asked Akim Petrovich, respectfully holding a bottle in his hands and preparing to pour his Excellency into a glass.

— Я... я, право, не знаю, если... `` I ... I really don't know if ...

Но уж Аким Петрович с благоговейно сияющим лицом наливал шампанское. But Akim Petrovich, with a reverently radiant face, was pouring champagne.

Налив бокал, он как будто украдкой, как будто воровским образом, ежась и корчась, налил и себе с тою разницею, что себе на целый палец не долил, что было как-то почтительнее. Nachdem er sich ein Glas eingeschenkt hatte, schenkte er sich, wie heimlich, wie auf Diebesart, zitternd und windend, auch selbst ein, mit dem Unterschied, dass er sich keinen ganzen Finger nachfüllte, was irgendwie respektvoller war. Having poured a glass, he, as if stealthily, as if in a thief's way, shivering and writhing, poured himself, with the difference that he didn’t add a whole finger to himself, which was somehow more respectful. Он был как женщина в родах, сидя подле ближайшего своего начальника. Er war wie eine Frau im Kindbett, die neben seinem nächsten Vorgesetzten saß. He was like a woman in childbirth, sitting next to his closest boss. Об чем в самом деле заговорить? What to really talk about?

А развлечь его превосходительство следовало даже по обязанности, так как уж он имел честь составить ему компанию. Und es war notwendig, seine Exzellenz auch außerhalb des Dienstes zu bewirten, da er bereits die Ehre hatte, ihm Gesellschaft zu leisten. And his Excellency should be entertained even by duty, since he had the honor of keeping him company.

Шампанское послужило выходом, да и его превосходительству даже приятно было, что тот налил, — не для шампанского, потому что оно было теплое и гадость естественнейшая, а так, нравственно приятно. Champagner diente als Ausweg, und Seine Exzellenz war sogar erfreut, dass er ihn einschenkte - nicht für Champagner, weil er warm und am natürlichsten ekelhaft war, aber moralisch angenehm. Champagne served as a way out, and His Excellency was even pleased that he poured it - not for champagne, because it was warm and natural disgusting, and so, morally pleasant.

«Старику самому хочется выпить, — подумал Иван Ильич, — а без меня не смеет. „Der Alte will selbst trinken“, dachte Iwan Iljitsch, „aber ohne mich traut er sich nicht. “The old man wants to drink himself,” thought Ivan Ilyich, “but he doesn't dare without me.

Не задерживать же... Да и смешно, если бутылка так простоит между нами». Zögern Sie nicht ... Ja, und es ist lustig, wenn die Flasche so zwischen uns bleibt. Don't delay ... And it's funny if the bottle will stand between us like that. "

Он прихлебнул, и все-таки оно показалось лучше, чем так-то сидеть. Er nahm einen Schluck, und doch schien es besser, als so zu sitzen. He took a sip, and yet it seemed better than sitting like that.

— Я ведь здесь, — начал он с расстановками и ударениями, — я ведь здесь, так сказать, случайно и, конечно, может быть, иные найдут... что мне... так сказать, не-при-лично быть на таком... собрании. „Schließlich bin ich hier“, begann er mit Arrangements und Akzenten, „schließlich bin ich sozusagen zufällig hier, und vielleicht finden andere natürlich ... dass es nicht standesgemäß ist für mich, sozusagen auf einem solchen ... Treffen zu sein. “I’m here,” he began with arrangements and accents. ... the meeting.

Аким Петрович молчал и вслушивался с робким любопытством. Akim Petrowitsch schwieg und hörte mit schüchterner Neugier zu. Akim Petrovich was silent and listened with timid curiosity.

— Но я надеюсь, вы поймете, зачем я здесь... Ведь не вино же в самом деле я пить пришел. „Aber ich hoffe, du verstehst, warum ich hier bin … Ich bin schließlich nicht wegen Wein gekommen, um zu trinken. - But I hope you will understand why I am here ... After all, I didn’t come to drink wine.

Хе-хе!

Аким Петрович хотел было похихикать вслед за его превосходительством, но как-то осекся и опять не ответил ровно ничего утешительного. Akim Petrovich wollte gerade seiner Exzellenz nachlachen, blieb aber irgendwie abrupt stehen und gab wieder absolut keine tröstende Antwort. Akim Petrovich wanted to giggle after His Excellency, but somehow stopped short and again did not answer absolutely nothing comforting.

— Я здесь... чтобы, так сказать, ободрить... показать, так сказать, нравственную, так сказать, цель, — продолжал Иван Ильич, досадуя на тупость Акима Петровича, но вдруг и сам замолчал. "Ich bin hier ... um sozusagen zu ermutigen ... sozusagen ein moralisches Ziel zu zeigen", fuhr Iwan Iljitsch fort, verärgert über Akim Petrowitschs Dummheit, aber plötzlich fiel er selbst Leise. “I’m here ... to, so to speak, to encourage ... to show, so to speak, a moral, so to speak, goal,” Ivan Ilyich continued, annoyed at Akim Petrovich’s stupidity, but suddenly he fell silent himself.

Он увидел, что бедный Аким Петрович даже глаза опустил, точно в чем-то виноватый. Er sah, dass der arme Akim Petrowitsch sogar die Augen senkte, als wäre er einer Schuld schuldig. He saw that poor Akim Petrovich even lowered his eyes, as though he was guilty of something. Генерал в некотором замешательстве поспешил еще раз отхлебнуть из бокала, а Аким Петрович, как будто всё спасение его было в этом, схватил бутылку и подлил снова. The general in some confusion hastened to take another sip from the glass, and Akim Petrovich, as if all his salvation was in this, grabbed the bottle and refilled it again.

«А немного ж у тебя ресурсов», — подумал Иван Ильич, строго смотря на бедного Акима Петровича. “And you have a little resources,” thought Ivan Ilyich, looking sternly at poor Akim Petrovich.

Тот же, предчувствуя на себе этот строгий генеральский взгляд, решился уж молчать окончательно и глаз не подымать. The same man, anticipating this stern general's gaze on himself, decided to be completely silent and not raise his eyes. Так они просидели друг перед другом минуты две, две болезненные минуты для Акима Петровича. So they sat in front of each other for two minutes, two painful minutes for Akim Petrovich.

Два слова об Акиме Петровиче. Two words about Akim Petrovich.

Это был человек смирный, как курица, самого старого закала, взлелеянный на подобострастии и между тем человек добрый и даже благородный. He was a man as meek as a chicken, of the oldest school, nurtured in servility, and yet a kind and even noble man. Он был из петербургских русских, то есть и отец и отец отца его родились, выросли и служили в Петербурге и ни разу не выезжали из Петербурга. He was from Petersburg Russians, that is, both his father and his father's father were born, grew up and served in Petersburg and never left Petersburg.

Это совершенно особенный тип русских людей. This is a very special type of Russian people.

Об России они почти не имеют ни малейшего понятий, о чем вовсе и не тревожатся. Sie haben fast keine Ahnung von Russland, worüber sie sich überhaupt keine Sorgen machen. They almost do not have the slightest idea about Russia, which they do not worry about at all. Весь интерес их сужен Петербургом и, главное, местом их службы. Ihr ganzes Interesse wird durch Petersburg und vor allem durch den Ort ihres Dienstes eingeengt. All their interest is narrowed by Petersburg and, most importantly, by their place of service. Все заботы их сосредоточены около копеечного преферанса, лавочки и месячного жалованья. Alle ihre Sorgen konzentrieren sich auf einen Penny-Vorzug, einen Laden und ein monatliches Gehalt. All their worries are concentrated around a penny preference, a shop and a monthly salary. Они не знают ни одного русского обычая, ни одной русской песни, кроме «Лучинушки», да и то потому только, что ее играют шарманки. Sie kennen keinen einzigen russischen Brauch, kein einziges russisches Lied, außer Luchinuschka, und auch nur, weil es von Drehleiern gespielt wird. They do not know a single Russian custom, not a single Russian song, except for "Luchinushka", and that is only because the organ is playing it.

Впрочем, есть два существенные и незыблемые признака, по которым вы тотчас же отличите настоящего русского от петербургского русского. However, there are two essential and unshakable features by which you immediately distinguish a real Russian from a Petersburg Russian.

Первый признак состоит в том, что все петербургские русские, все без исключения, никогда не говорят: «Петербургские ведомости», а всегда говорят: «Академические ведомости». Das erste Zeichen ist, dass alle Petersburger Russen ausnahmslos niemals sagen: "Peterburgskiye Vedomosti", sondern immer sagen: "Academic Vedomosti". The first sign is that all Petersburg Russians, all without exception, never say "Petersburg Vedomosti", but always say: "Akademicheskie Vedomosti".

Второй, одинаково существенный, признак состоит в том, что петербургский русский никогда не употребляет слово «завтрак», а всегда говорит: «фрыштик», особенно напирая на звук фры . The second, equally essential, sign is that the St. Petersburg Russian never uses the word "breakfast", but always says: "fryshtik", especially emphasizing the sound of fra.

По этим двум коренным и отличительным признакам вы их всегда различите; одним словом, это тип смиренный и окончательно выработавшийся в последние тридцать пять лет. Durch diese beiden grundlegenden und unterscheidenden Merkmale werdet ihr sie immer unterscheiden; Mit einem Wort, dieser Typus ist bescheiden und hat sich in den letzten fünfunddreißig Jahren schließlich entwickelt. By these two fundamental and distinctive features, you will always distinguish them; in a word, it is a humble type and has finally developed in the last thirty-five years.

Впрочем, Аким Петрович был вовсе не дурак. However, Akim Petrovich was not at all a fool.

Спроси его генерал о чем-нибудь подходящем к нему, он бы и ответил и поддержал разговор, а то ведь неприлично подчиненному и отвечать-то на такие вопросы, хотя Аким Петрович умирал от любопытства узнать что-нибудь подробнее о настоящих намерениях его превосходительства... Wenn der General ihn etwas Passendes für ihn gefragt hätte, hätte er geantwortet und das Gespräch fortgesetzt, sonst war es für einen Untergebenen unanständig, solche Fragen zu beantworten, obwohl Akim Petrovich vor Neugierde starb, etwas Genaueres über das Wirkliche herauszufinden Absichten Seiner Exzellenz .. . If the general asked him about anything suitable for him, he would have answered and kept up the conversation, otherwise it is indecent for a subordinate to answer such questions, although Akim Petrovich was dying of curiosity to learn something more about his Excellency's real intentions ... ...

А между тем Иван Ильич всё более и более впадал в раздумье и в какое-то коловращение идей; в рассеянности он неприметно, но поминутно прихлебывал из бокала. Inzwischen verfiel Iwan Iljitsch mehr und mehr in Meditation und in eine Art Wirbelsturm von Ideen; geistesabwesend nippte er unauffällig, aber im Minutentakt an seinem Glas. In the meantime Ivan Ilyich was more and more lost in thought and in a kind of jangle of ideas; absent-mindedly he took a sip from his glass, but minute by minute.

Аким Петрович тотчас же и усерднейше ему подливал. Akim Petrowitsch goss sofort und eifrig Wasser über ihn. Akim Petrovich immediately and diligently poured it on him. Оба молчали. Both were silent. Иван Ильич начал было смотреть на танцы, и вскоре они несколько привлекли его внимание. Iwan Iljitsch begann, sich die Tänze anzusehen, und bald erregten sie seine Aufmerksamkeit. Ivan Ilyich began to watch the dancing, and soon it somewhat caught his attention. Вдруг одно обстоятельство даже удивило его... Plötzlich überraschte ihn sogar ein Umstand ... Suddenly one circumstance even surprised him...

Танцы действительно были веселы. Das Tanzen hat richtig Spaß gemacht. The dance was really fun.

Тут именно танцевалось в простоте сердец, чтоб веселиться и даже беситься. Hier tanzten sie in der Einfachheit der Herzen, um Spaß zu haben und sogar um zu wüten. It was exactly dancing in the simplicity of hearts to have fun and even to go wild. Из танцоров ловких было очень немного; но неловкие так сильно притопывали, что их можно было принять и за ловких. Es gab sehr wenige geschickte Tänzer; aber die Tollpatschigen stampften so heftig, dass sie für Geschickte gehalten werden konnten. There were very few of the dancers who were dexterous; but the awkward ones stomped so hard that they could be mistaken for the dexterous ones. Отличался, во-первых, офицер: он особенно любил фигуры, где оставался один, вроде соло. Zunächst einmal war der Offizier anders: Er mochte besonders Stücke, bei denen er allein blieb, wie ein Solo. What stood out, first of all, was the officer: he was especially fond of figures where he was left alone, like a solo.

Тут он удивительно изгибался, а именно: весь, прямой как верста, он вдруг склонялся набок, так что вот, думаешь, упадет, но с следующим шагом он вдруг склонялся в противоположную сторону, под тем же косым углом к полу. Here it curved amazingly, namely: all straight as a verst, it suddenly bent sideways, so that you think it will fall, but with the next step it suddenly bent in the opposite direction, at the same oblique angle to the floor.

Выражение лица он наблюдал серьезнейшее и танцевал в полном убеждении, что ему все удивляются. He had the most serious expression on his face and danced in the full conviction that everyone was surprised at him. Другой кавалер со второй фигуры заснул подле своей дамы, нагрузившись предварительно еще до кадриля, так что дама его должна была танцевать одна. Ein anderer Herr aus der zweiten Figur schlief neben seiner Dame ein, nachdem er sich zuvor vor der Quadrille geladen hatte, so dass seine Dame allein tanzen musste. Another chevalier from the second figure fell asleep beside his lady, having been preloaded before the quadrille, so that his lady had to dance alone.

Молодой регистратор, отплясывавший с дамой в голубом шарфе, во всех фигурах и во всех пяти кадрилях, которые протанцованы были в этот вечер, выкидывал всё одну и ту же штуку, а именно: он несколько отставал от своей дамы, подхватывал кончик ее шарфа и на лету, при переходе визави, успевал влеплять в этот кончик десятка два поцелуев. Der junge Empfangsdame, der mit der Dame im blauen Halstuch tanzte, in allen Figuren und in allen fünf Quadrillen, die an diesem Abend getanzt wurden, warf das Gleiche aus, nämlich: er hinkte seiner Dame ein wenig hinterher, hob das Ende auf ihr Schal und im Sommer, wenn er das vis-a-vis überquerte, gelang es ihm, ein Dutzend oder zwei Küsse in diese Spitze zu hauen. The young registrar, who was dancing with the lady in the blue scarf, in all the figures and in all the five quadrilles that had been danced that evening, was doing the same thing: he was somewhat behind his lady, picked up the tip of her scarf, and on the fly, as her interpreter passed, managed to give her a dozen or two kisses at the tip.

Дама же, впереди его, плыла, как будто ничего не замечая. The lady in front of him was floating, as if she didn't notice anything.

Медицинский студент действительно сделал соло вверх ногами и произвел неистовый восторг, топот и взвизги удовольствия. Der Medizinstudent machte das Solo tatsächlich verkehrt herum und erzeugte eine frenetische Verzückung, Stampfe und Freudenkreischen. The medical student did indeed do an upside-down solo and produced a frenzied rapture, stomping and shrieks of pleasure.

Одним словом, непринужденность была чрезвычайная. In a word, the casualness was extreme.

Иван Ильич, на которого и вино подействовало, начал было улыбаться, но мало-помалу какое-то горькое сомнение начало закрадываться в его душу: конечно, он очень любил развязность и непринужденность; он желал, он даже душевно звал ее, эту развязность, когда они все пятились, и вот теперь эта развязность уже стала выходить из границ. Iwan Iljitsch, der vom Wein angegriffen war, begann zu lächeln, aber nach und nach schlich sich ein bitterer Zweifel in seine Seele: Natürlich liebte er Stolz und Leichtigkeit; er wünschte, er nannte sie sogar aufrichtig, diese Prahlerei, als sie alle zurückwichen, und jetzt hat diese Prahlerei bereits begonnen, die Grenzen zu überschreiten. Ivan Ilyich, affected by the wine, began to smile; but little by little a bit of bitter doubt began to creep into his soul: of course he loved swagger and ease; he wished, he even called for it mentally, this swagger, when they were all backing away, and now this swagger was beginning to go out of bounds.

Одна дама, например, в истертом синем бархатном платье, перекупленном из четвертых рук, в шестой фигуре зашпилила свое платье булавками, так что выходило, как будто она в панталонах. Eine Dame zum Beispiel in einem ausgefransten blauen Samtkleid, zurückgekauft aus vierter Hand, steckte in der sechsten Figur ihr Kleid mit Nadeln fest, so dass es aussah, als trüge sie Pantalons. One lady, for example, in a frayed blue velvet dress, repurchased from the fourth hand, had her dress pinned up in the sixth figure, so that it looked as if she were wearing pantaloons.

Это была та самая Клеопатра Семеновна, с которой можно было всё рискнуть, по выражению ее кавалера, медицинского студента. Es war dieselbe Kleopatra Semjonowna, mit der man alles riskieren konnte, wie ihr Kavalier, eine Medizinstudentin, sagte. This was the Cleopatra Semyonovna with whom one could risk everything, as her beau, a medical student, put it.

Об медицинском студенте и говорить было нечего: просто Фокин. There was nothing to say about the medical student: just Fokin.

Как же это? How's that?

То пятились, а тут вдруг так скоро эманципировались! One day they were backing up, and then all of a sudden they emancipated so quickly! Кажись бы, и ничего, но как-то странен был этот переход: он что-то предвещал. Es scheint, und nichts, aber dieser Übergang war irgendwie seltsam: Er deutete etwas an. It seemed fine, but it was a strange transition: it seemed to portend something. Точно совсем они и забыли, что есть на свете Иван Ильич. They have completely forgotten that there is an Ivan Ilyich.

Разумеется, он хохотал первый и даже рискнул аплодировать. Natürlich lachte er als Erster und wagte sogar zu applaudieren. Of course, he laughed first and even risked applause.

Аким Петрович почтительно хихикал ему в унисон, хотя, впрочем, с видимым удовольствием и не подозревая, что его превосходительство начинал уже откармливать в сердце своем нового червяка. Akim Petrowitsch kicherte ihn unisono respektvoll an, allerdings mit sichtlichem Vergnügen und nicht ahnend, dass seine Exzellenz bereits anfing, einen neuen Wurm in sein Herz zu füttern. Akim Petrovich chuckled respectfully in unison, although, however, with apparent pleasure and without suspecting that his Excellency had already begun to fatten a new worm in his heart.

— Славно, молодой человек, танцуете, — принужден был Иван Ильич сказать студенту, проходившему мимо: только что кончилась кадриль. "Gut, junger Mann, du tanzt", musste Iwan Iljitsch einem vorbeigehenden Studenten sagen: Die Quadrille war gerade zu Ende. - You dance well, young man," Ivan Ilyich was forced to say to a student who was passing by: the quadrille had just ended.

Студент круто повернулся к нему, скорчил какую-то гримасу и, приблизив свое лицо к его превосходительству на близкое до неприличия расстояние, во всё горло прокричал петухом. Der Student drehte sich scharf zu ihm um, verzog eine Art Grimasse, brachte sein Gesicht in obszöner Nähe zu seiner Exzellenz und krähte aus voller Kehle wie ein Hahn. The student turned abruptly toward him, made a grimace, and, pressing his face close to his Excellency, shouted a rooster at the top of his voice.

Это уже было слишком. It was already too much. Иван Ильич встал из-за стола.

Несмотря на то, последовал залп неудержимого хохоту, потому что крик петуха был удивительно натурален, а вся гримаса совершенно неожиданна. Trotzdem folgte eine Salve unkontrollierbaren Gelächters, denn der Schrei des Hahns war überraschend natürlich und die ganze Grimasse völlig unerwartet. Even so, a volley of uncontrollable laughter ensued, because the rooster's cry was surprisingly natural and the whole grimace completely unexpected.

Иван Ильич еще стоял в недоумении, как вдруг явился сам Пселдонимов и, кланяясь, стал просить к ужину. Iwan Iljitsch stand immer noch ratlos da, als plötzlich Pseldonimow selbst auftauchte und sich verneigte und zum Abendessen zu bitten begann. Ivan Ilyich was still standing in perplexity, when suddenly Pseldonimov himself appeared and, bowing, began to ask for dinner. Вслед за ним явилась и мать его. His mother followed him.

— Батюшка, ваше превосходительство, — говорила она, кланяясь, — окажите честь, не погнушайтесь нашей бедностью... „Vater, Exzellenz“, sagte sie und verneigte sich, „tun Sie die Ehre, verachten Sie nicht unsere Armut … - Father, Your Excellency," she said, bowing, "do us the honor of not being disdained by our poverty...

— Я... я, право, не знаю... — начал было Иван Ильич, — я ведь не для того... я... хотел было уж идти... - Я... I really don't know... - Ivan Ilyich began, - I didn't mean... I... wanted to go...

Действительно, он держал в руках шапку. Indeed, he was holding a hat.

Мало того: тут же, в это самое мгновение, он дал себе честное слово непременно, сейчас же, во что бы то ни стало уйти и ни за что не оставаться и... и остался. Nicht nur das: Genau in diesem Moment gab er sich unfehlbar sein Ehrenwort, sofort, um jeden Preis zu gehen und um nichts zu bleiben, und ... und er blieb. Not only that: immediately, at that very moment, he gave himself his word that he would leave at any cost, that he would never stay, and... and he did. Через минуту он открыл шествие к столу. Eine Minute später eröffnete er die Prozession zum Tisch. After a minute, he opened the procession to the table. Пселдонимов и мать его шли перед ним и раздвигали ему дорогу. Pseldonimow und seine Mutter gingen ihm voraus und machten ihm den Weg frei. Pseldonimov and his mother walked in front of him and pushed his way apart.

Посадили его на самое почетное место, и опять непочатая бутылка шампанского очутилась перед его прибором. Sie stellten ihn auf den ehrenhaftesten Platz, und wieder fand sich eine ungeöffnete Flasche Champagner vor seinem Gerät. They seated him in the most honorable place, and again an unopened bottle of champagne found itself in front of his desk.

Стояла закуска: селедка и водка. There was an appetizer: herring and vodka. Он протянул руку, сам налил огромную рюмку водки и выпил. He held out his hand, poured himself a huge shot of vodka, and drank. Он никогда прежде не пил водки. Он чувствовал, что как будто катится с горы, летит, летит, летит, что надо бы удержаться, уцепиться за что-нибудь, но нет к тому никакой возможности. Er fühlte sich, als würde er einen Berg hinunterrollen, fliegen, fliegen, fliegen, sich festhalten, an etwas klammern, aber es gab keine Möglichkeit dazu. He felt as if he were rolling down a mountain, flying, flying, flying, flying, that he had to hold on to something, but there was no way to do that.