ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ ДОСТОЕВСКИЙ "СКВЕРНЫЙ АНЕКДОТ", глава 6 FEDOR MIKHAILOVICH Dostoevsky "THE SKVERSHIP ANECDOTE", Chapter 6 FEDOR MIKHAILOVITCH Dostoïevski, "L'ANECDOTE SCVERNIQUE", chapitre 6. O ANECDOTO DE SKVERSHIP, de FEDOR MIKHAILOVICH Dostoiévski, Capítulo 6

6.

Но вдруг какая-то фигурка очутилась подле Пселдонимова и начала кланяться. But suddenly some figurine found itself near Pseldonimov and began to bow.

К невыразимому своему удовольствию и даже счастью, Иван Ильич тотчас же распознал столоначальника из своей канцелярии, Акима Петровича Зубикова, с которым он хоть, конечно, и не был знаком, но знал его за дельного и бессловесного чиновника. To his inexpressible pleasure and even happiness, Ivan Ilyich immediately recognized the clerk from his office, Akim Petrovich Zubikov, with whom, of course, he was not familiar, but he knew him as a sensible and dumb official.

Он немедленно встал и протянул Акиму Петровичу руку, всю руку, а не два пальца. He immediately got up and held out his hand to Akim Petrovich, his whole hand, and not two fingers.

Тот принял ее обеими ладонями в глубочайшем почтении. He received her with both palms in deepest respect. Генерал торжествовал; всё было спасено. The general was triumphant; everything was saved.

И действительно, теперь уже Пселдонимов был, так сказать, не второе, а уже третье лицо. And indeed, now Pseldonimov was, so to speak, not the second, but already the third person.

С рассказом можно было обратиться прямо к столоначальнику, за нужду приняв его за знакомого и даже короткого, а Пселдонимов тем временем мог только молчать и трепетать от благоговения. Mit einer Geschichte konnte man sich direkt an den Angestellten wenden und ihn mit einem Bedürfnis nach einem Bekannten verwechseln, und sogar mit einem kurzen, während Pseldonimov unterdessen nur schweigen und vor Ehrfurcht zittern konnte. The story could be addressed directly to the clerk, mistaking him for a friend and even a short one, while Pseldonimov, meanwhile, could only be silent and tremble with awe. Следственно, приличия были соблюдены. Folglich wurde Anstand gewahrt. Consequently, decency was observed.

А рассказ был необходим; Иван Ильич это чувствовал; он видел, что все гости ожидают чего-то, что в обеих дверях столпились даже все домочадцы и чуть не взлезают друг на друга, чтоб его поглядеть и послушать. Und die Geschichte war notwendig; Iwan Iljitsch fühlte es; er sah, dass alle Gäste auf etwas warteten, dass sich sogar alle Hausgenossen vor beiden Türen drängten und fast aufeinander kletterten, um ihn anzusehen und ihm zuzuhören. And the story was necessary; Ivan Ilyich felt it; he saw that all the guests were expecting something, that even all the household members crowded at both doors and almost climb on top of each other to look and listen to him.

Скверно было то, что столоначальник, по глупости своей, всё еще не садился. Schlimm war, dass sich der Prokurist wegen seiner Dummheit immer noch nicht gesetzt hat. It was bad that the clerk, out of his stupidity, still did not sit down.

— Что же вы! - What are you!

— проговорил Иван Ильич, неловко указывая ему подле себя на диване. - said Ivan Ilyich, awkwardly pointing to him on the sofa beside him.

— Помилуйте-с... я и здесь-с... — и Аким Петрович быстро сел на стул, подставленный ему почти на лету упорно остававшимся на ногах Пселдонимовым. "Entschuldigen Sie, mein Herr ... ich bin auch hier ..." und Akim Petrovich setzte sich schnell auf den Stuhl, den Pseldonimov, der hartnäckig auf den Beinen geblieben war, ihm fast im Handumdrehen hinhielt. “Forgive me, sir ... I'm here too, sir ...” and Akim Petrovich quickly sat down on the chair that Pseldonimov, who had stubbornly remained on his feet, offered him almost on the fly.

— Можете себе представить случай, — начал Иван Ильич, обращаясь исключительно к Акиму Петровичу несколько дрожащим, но уже развязным голосом. "Sie können sich die Chance vorstellen", begann Iwan Iljitsch und wandte sich ausschließlich mit etwas zitternder, aber schon frecher Stimme an Akim Petrowitsch. - You can imagine a case, - Ivan Ilyich began, addressing exclusively to Akim Petrovich in a somewhat trembling, but already cheeky voice.

Он даже растягивал и разделял слова, ударял на слоги, букву а стал выговаривать как-то на э , одним словом, сам чувствовал и сознавал, что кривляется, но уже совладать с собою не мог; действовала какая-то внешняя сила. Er streckte und teilte sogar Wörter, schlug Silben an, fing an, den Buchstaben a irgendwie in e auszusprechen, mit einem Wort, er fühlte und merkte selbst, dass er das Gesicht verzog, aber er konnte sich nicht mehr beherrschen; eine äußere Kraft war am Werk. He even stretched and separated words, struck on syllables, began to pronounce the letter a somehow in e, in a word, he himself felt and was aware that he was grimacing, but he could not control himself; some external force was at work. Он ужасно много и мучительно сознавал в эту минуту. Er war in diesem Moment schrecklich viel und schmerzhaft bewusst. He was awfully much and painfully aware at that moment.

— Можете себе представить, я только что от Степана Никифоровича Никифорова, слышали, может быть, тайный советник. - Können Sie sich vorstellen, ich habe gerade von Stepan Nikiforovich Nikiforov gehört, vielleicht haben Sie den Geheimrat gehört. - You can imagine, I have just from Stepan Nikiforovich Nikiforov, heard, perhaps, a secret adviser.

Ну... в этой комиссии... Well ... on this commission ...

Аким Петрович почтительно нагнулся всем корпусом вперед: «Дескать, как не слыхать-с». Akim Petrovich beugte sich respektvoll mit seinem ganzen Körper vor: "Sagen Sie, wie man es nicht hört, Sir." Akim Petrovich respectfully bent his whole body forward: "Say, how not to hear it, sir."

— Он теперь твой сосед, — продолжал Иван Ильич, на один миг, для приличия и для непринужденности, обращаясь к Пселдонимову, но быстро отворотился, увидав тотчас же по глазам Пселдонимова, что тому это решительно всё равно. »Er ist jetzt Ihr Nachbar«, fuhr Iwan Iljitsch aus Anstand und Bequemlichkeit noch einen Augenblick fort, wandte sich Pseldonimow zu, wandte sich aber schnell wieder ab, da er in Pseldonimows Augen sofort sah, dass ihm das völlig gleichgültig war. “He’s your neighbor now,” Ivan Ilyich continued, for a moment, for decency and ease, turning to Pseldonimov, but he quickly turned away, seeing at once in Pseldonimov’s eyes that it was absolutely all the same to him.

— Старик, как вы знаете, бредил всю жизнь купить себе дом... Ну и купил. - Der alte Mann wollte, wie Sie wissen, sein ganzes Leben lang ein Haus kaufen ... Nun, er hat es gekauft. - The old man, as you know, raved all his life to buy a house for himself ... Well, he did.

И прехорошенький дом. And a pretty house. Да... А тут и его рождение сегодня подошло, и ведь никогда прежде не праздновал, даже таил от нас, отнекивался по скупости, хе-хе! Ja ... Und dann stand heute seine Geburt an, und immerhin hatte er noch nie gefeiert, er hat sich sogar vor uns versteckt, er hat aus Geiz protestiert, hehe! Yes ... And then his birth came up today, and he had never celebrated before, even hid from us, denied it out of stinginess, hehe! а теперь так обрадовался новому дому, что пригласил меня и Семена Ивановича. and now he was so happy about his new home that he invited me and Semyon Ivanovich. Знаете: Шипуленко. You know: Shipulenko.

Аким Петрович опять нагнулся. Akim Petrovich bent down again.

С усердием нагнулся! Bücken mit Eifer! With zeal, I bent down! Иван Ильич несколько утешился. Iwan Iljitsch war einigermaßen getröstet. Ivan Ilyich was somewhat comforted. А то уж ему приходило в голову, что столоначальник, пожалуй, догадывается, что он в эту минуту необходимая точка опоры для его превосходительства. Und dann fiel ihm ein, dass der Prokurist wohl ahnte, dass er in diesem Moment ein notwendiger Stützpunkt für seine Exzellenz war. Otherwise it occurred to him that the clerk, perhaps, guessed that at that moment he was the necessary fulcrum for his excellency. Это было бы всего сквернее. Das wäre das Schlimmste. That would be the worst.

— Ну, посидели втроем, шампанского нам поставил, поговорили о делах... Ну о том о сем... о во-про-сах... Даже пос-по-рили... Хе-хе! - Well, the three of us sat down, set us some champagne, talked about business ... Well, about this and that ... oh in-pro-sah ... We even embraced ... Hehe!

Аким Петрович почтительно поднял брови. Akim Petrovich raised his eyebrows respectfully.

— Только дело не в этом. „Aber darum geht es nicht. - But that's not the point.

Прощаюсь с ним наконец, старик аккуратный, ложится рано, знаете, к старости. I say goodbye to him at last, the old man is neat, he goes to bed early, you know, to old age. Выхожу... нет моего Трифона! I'm leaving ... my Tryphon is gone! Тревожусь, расспрашиваю: «Куда девал Трифон карету?» Открывается, что он, понадеясь, что я засижусь, отправился на свадьбу к какой-то своей куме или к сестре... уж бог его знает. Ich mache mir Sorgen, ich frage: „Wo hat Trifon die Kutsche hingestellt?“ Es stellte sich heraus, dass er in der Hoffnung, dass ich zu lange bleiben würde, zur Hochzeit eines seiner Paten oder Schwestern ging ... Gott weiß. I am alarmed, I ask: "Where did Trifon take the carriage?" It is revealed that he, hoping that I will stay too long, went to a wedding to some of his godmothers or to his sister ... God knows him. Здесь же где-то на Петербургской. Here, somewhere on Petersburg. Да и карету уж кстати с собою захватил. And by the way, he took the carriage with him. — Генерал опять для приличия взглянул на Пселдонимова. - The general again looked at Pseldonimov for decency. Того немедленно скрючило, но вовсе не так, как надобно было генералу. Togo drehte sofort, aber keineswegs so, wie es der General brauchte. That one was immediately twisted, but not at all in the way the general needed. «Сочувствия, сердца нет», — промелькнуло в его голове. Sympathie, kein Herz, schoss durch seinen Kopf. “Sympathy, no heart,” flashed through his head.

— Скажите! - Tell!

— проговорил глубоко пораженный Аким Петрович. sagte Akim Petrowitsch tief betroffen. - said Akim Petrovich, deeply amazed. Маленький гул удивления прошел по всей толпе. Ein leises, überraschtes Murmeln ging durch die Menge. A small hum of surprise went through the crowd.

— Можете себе представить мое положение... (Иван Ильич взглянул на всех). "Sie können sich meine Position vorstellen ..." (Iwan Iljitsch sah alle an). - You can imagine my position ... (Ivan Ilyich glanced at everyone).

Нечего делать, иду пешком. There is nothing to do, I am walking. Думаю, добреду до Большого проспекта, да и найду какого-нибудь ваньку... хе-хе! Ich denke, ich werde zum Bolschoi-Prospekt kommen und eine Art Wanka finden ... hehe! I think I'll go to Bolshoy Prospect, and I'll find some Vanka ... hehe!

— Хи-хи-хи!

— почтительно отозвался Аким Петрович. - Akim Petrovich responded respectfully. Опять гул, но уже на веселый лад, прошел по толпе. Wieder ging ein Grollen, aber auf fröhliche Art, durch die Menge. Again a rumble, but in a cheerful manner, passed through the crowd. В это время с треском лопнуло стекло на стенной лампе. In diesem Moment zersplitterte das Glas der Wandlampe mit einem Knall. At this time, the glass on the wall lamp burst with a crash. Кто-то с жаром бросился поправлять ее. Jemand beeilte sich, sie zu korrigieren. Someone rushed eagerly to correct her. Пселдонимов встрепенулся и строго посмотрел на лампу, но генерал даже не обратил внимания, и всё успокоилось. Pseldonimov sprang auf und blickte streng auf die Lampe, aber der General achtete nicht einmal darauf, und alles beruhigte sich. Pseldonimov roused himself and looked sternly at the lamp, but the general did not even pay attention, and everything calmed down.

— Иду... а ночь такая прекрасная, тихая. - I'm going ... and the night is so beautiful, quiet.

Вдруг слышу музыку, топот, танцуют. Suddenly I hear music, stomp, dancing. Любопытствую у городового: Пселдонимов женится. I am curious about the policeman: Pseldonimov is getting married. Да ты, брат, на всю Петербургскую сторону балы задаешь? Ja, Bruder, gibst du der gesamten Petersburger Mannschaft Bälle? Do you, brother, give balls to the entire Petersburg side? ха-ха, — вдруг обратился он опять к Пселдонимову. ha-ha, ”he suddenly turned to Pseldonimov again.

— Хи-хи-хи! - Hee-hee-hee!

да-с... — отозвался Аким Петрович; гости опять пошевелились, но всего глупее было то, что Пселдонимов хоть и поклонился опять, но даже и теперь не улыбнулся, точно он был деревянный. yes, sir ... - responded Akim Petrovich; the guests stirred again, but the stupidest thing was that although Pseldonimov bowed again, he did not even now smile, as if he were made of wood. «Да он дурак, что ли! “He’s a fool or something! — подумал Иван Ильич, — тут-то бы и улыбаться ослу, и всё бы пошло как по маслу». - thought Ivan Ilyich, - here it would be and smile to the donkey, and everything would go like clockwork. "

Нетерпение бушевало в его сердце. Ungeduld tobte in seinem Herzen. Impatience raged in his heart.

— Думаю, дай войду к подчиненному. - Ich denke, lassen Sie mich zum Untergebenen gehen. - I think, let me come in to the subordinate. Ведь не прогонит же он меня... рад не рад, а принимай гостя. Immerhin wird er mich nicht vertreiben ... froh, nicht froh, aber den Gast annehmen. After all, he will not chase me away ... glad not happy, but accept a guest. Ты, брат, пожалуйста, извини. You brother, please excuse me. Если я чем помешал, я уйду... Я ведь только зашел посмотреть... If I interfere with anything, I'll leave ... I just came in to see ...

Но мало-помалу уже начиналось всеобщее движение. Aber nach und nach setzte eine allgemeine Bewegung ein. But little by little, a general movement was already beginning.

Аким Петрович смотрел с услащенным видом: «Дескать, можете ли, ваше превосходительство, помешать?». Akim Petrovich sah mit einem süßen Blick: "Sagen Sie, können Sie, Exzellenz, eingreifen?" Akim Petrovich looked with a sweetened air: "Say, can you, your Excellency, interfere?" Все гости пошевеливались и стали обнаруживать первые признаки развязности. Alle Gäste regten sich und zeigten die ersten Anzeichen von Prahlerei. All the guests stirred and began to show the first signs of swagger.

Дамы почти все уже сидели. The ladies were almost all already seated.

Знак добрый и положительный. Das Zeichen ist freundlich und positiv. The sign is kind and positive. Посмелее из них обмахивались платочками. Die Mutigeren unter ihnen fächelten sich mit Taschentüchern Luft zu. The bolder of them fanned themselves with handkerchiefs. Одна из них, в истертом бархатном платье, что-то нарочно громко проговорила. Einer von ihnen, in einem abgetragenen Samtkleid, sagte absichtlich etwas laut. One of them, in a worn velvet dress, said something loudly on purpose. Офицер, к которому она обратилась, хотел было ей ответить тоже погромче, но так как они были только двое из громких, то спасовал. Der Beamte, zu dem sie sich umdrehte, wollte ihr auch lauter antworten, aber da es nur zwei der Lauteren waren, gab er nach. The officer she turned to wanted to answer her also louder, but since they were only two of the loud ones, he gave up.

Мужчины, всё более канцеляристы и два-три студента, переглядывались, как бы подталкивая друг друга развернуться, откашливались и даже начали ступать по два шага в разные стороны. Die Männer, immer mehr Angestellte und zwei oder drei Studenten, tauschten Blicke aus, als wollten sie sich gegenseitig umdrehen, räusperten sich und machten sogar zwei Schritte in verschiedene Richtungen. The men, more and more clerks and two or three students, exchanged glances, as if pushing each other to turn around, cleared their throats and even began to step two steps in different directions.

Впрочем, никто особенно не робел, а только все были дики и почти все про себя враждебно смотрели на персону, ввалившуюся к ним, чтоб нарушить их веселье. Allerdings war niemand besonders schüchtern, sondern nur wild und fast alle blickten stumm und feindselig auf die Person, die zu ihnen hereingeplatzt war, um ihren Spaß zu stören. However, no one was particularly shy, but only everyone was wild and almost all of themselves looked with hostility at the person who had tumbled into them in order to disturb their fun. Офицер, устыдясь своего малодушия, начал понемногу приближаться к столу. Der Offizier, der sich seiner Feigheit schämte, näherte sich allmählich dem Tisch. The officer, ashamed of his cowardice, began to gradually approach the table.

— Да послушай, брат, позволь спросить, как твое имя и отчество? - Ja, hör zu, Bruder, lass mich dich fragen, wie ist dein Name und Vatersname? - Yes, listen, brother, let me ask, what is your name and patronymic?

— спросил Иван Ильич Пселдонимова. - asked Ivan Ilyich Pseldonimova.

— Порфирий Петров, ваше превосходительство, — отвечал тот, выпуча глаза, точно на смотру. „Porfiry Petrov, Exzellenz“, antwortete er und riss die Augen hervor, als ob er zusähe. - Porfiry Petrov, your excellency, - he answered, widening his eyes, as if on examination.

— Познакомь же меня, Порфирий Петрович, с твоей молодой женой... Поведи меня... я... "Stellen Sie mich, Porfiry Petrovich, Ihrer jungen Frau vor ... Nehmen Sie mich ... ich ..." - Introduce me, Porfiry Petrovich, to your young wife ... Lead me ... I ...

И он обнаружил было желание привстать. Und er stellte fest, dass er den Wunsch hatte, aufzustehen. And he discovered there was a desire to stand up.

Но Пселдонимов кинулся со всех ног в гостиную. Aber Pseldonimow stürmte mit voller Geschwindigkeit in den Salon. But Pseldonimov rushed as fast as he could into the living room. Впрочем, молодая стояла тут же в дверях, но, только что услыхала, что о ней идет речь, тотчас спряталась. However, the young woman stood right there in the doorway, but as soon as she heard that they were talking about her, she immediately hid. Через минуту Пселдонимов вывел ее за руку. A minute later Pseldonimov led her out by the hand. Все расступались, давая им ход. Alle trennten sich und gaben ihnen eine Bewegung. Everyone parted, giving them a go. Иван Ильич торжественно привстал и обратился к ней с самой любезной улыбкой. Ivan Ilyich stood up solemnly and turned to her with the most amiable smile.

— Очень, очень рад познакомиться, — произнес он с самым великосветским полупоклоном, — и тем более в такой день... „Ich bin sehr, sehr froh, Sie kennenzulernen“, sagte er mit der edelsten Halbverbeugung, „und noch mehr an einem solchen Tag … - Very, very glad to meet you, - he said with the most high-profile half-bow, - and even more so on such a day ...

Он прековарно улыбнулся. He smiled precariously.

Дамы приятно заволновались. Die Damen waren angenehm aufgeregt. The ladies were pleasantly agitated.

— Шарме́, — произнесла дама в бархатном платье почти вслух. „Charmey“, sagte die Dame im Samtkleid fast laut. “Charmé,” said the lady in the velvet dress almost aloud.

Молодая стоила Пселдонимова. Der Junge war Pseldonimov wert. The young one was worth Pseldonimov.

Это была худенькая дамочка, всего еще лет семнадцати, бледная, с очень маленьким лицом и с востреньким носиком. She was a thin lady, only seventeen years old, pale, with a very small face and a sharp nose. Маленькие глазки ее, быстрые и беглые, вовсе не конфузились, напротив, смотрели пристально и даже с оттенком какой-то злости. Ihre kleinen Augen, flink und flüchtig, waren überhaupt nicht verlegen, im Gegenteil, sie sahen aufmerksam und sogar mit einem Anflug von Ärger aus. Her small eyes, quick and fluent, were not at all embarrassed, on the contrary, they looked intently and even with a tinge of some kind of anger.

Очевидно, Пселдонимов брал ее не за красоту. Obviously, Pseldonimov did not take her for her beauty.

Одета она была в белое кисейное платье на розовом чехле. She was dressed in a white muslin dress with a pink cover. Шея у нее была худенькая, тело цыплячье, выставлялись кости. Sie hatte einen dünnen Hals, einen Hühnerkörper, freiliegende Knochen. Her neck was thin, the body of a chicken, the bones were exposed. На привет генерала она ровно ничего не сумела сказать. In response to the general's greetings, she could not say anything at all.

— Да она у тебя прехорошенькая, — продолжал он вполголоса, как будто обращаясь к одному Пселдонимову, но нарочно так, чтоб и молодая слышала. “Yes, she’s very pretty,” he continued in an undertone, as if addressing only Pseldonimov, but on purpose so that the young woman could hear.

Но Пселдонимов ровно ничего и тут не ответил, даже и не покачнулся на этот раз. Aber Pseldonimov antwortete überhaupt nicht und schwankte diesmal nicht einmal. But Pseldonimov did not answer at all and did not even sway this time.

Ивану Ильичу показалось даже, что в глазах его есть что-то холодное, затаенное, даже что-то себе на уме, особенное, злокачественное. Iwan Iljitsch schien es sogar, als sei in seinen Augen etwas Kaltes, Verborgenes, sogar etwas in seinem Kopf, etwas Besonderes, Bösartiges. It even seemed to Ivan Ilyich that there was something cold, hidden in his eyes, even something on his mind, special, malignant. И, однако ж, во что бы ни стало надо было добиться чувствительности. Und doch war es notwendig, Sensibilität zu erreichen. And yet, by all means, it was necessary to achieve sensitivity. Ведь для нее-то он и пришел. After all, it was for her that he had come.

«Однако парочка! „Aber ein Paar! “However, a couple!

— подумал он. He thought. — Впрочем...» - However ... "

И он снова обратился к молодой, поместившейся возле него на диване, но на два или на три вопроса свои получил опять только «да» и «нет», да и тех, правда, вполне не получил. Und er wandte sich wieder an die junge Frau, die neben ihm auf dem Sofa saß, aber auf zwei, drei Fragen bekam er wieder nur „ja“ und „nein“, und auch die bekam er gar nicht. And he again turned to the young man, who was seated next to him on the sofa, but for two or three questions he received again only "yes" and "no", and even those, however, did not receive at all.

«Хоть бы она поконфузилась, — продолжал он про себя. „Wenn es ihr nur peinlich wäre“, fuhr er zu sich selbst fort. “If only she was confused,” he went on to himself.

— Я бы тогда шутить начал. - Then I would start joking. А то ведь мое-то положение безвыходное». Und dann ist meine Lage doch hoffnungslos. Otherwise, my situation is hopeless. " И Аким Петрович, как нарочно, тоже молчал, хоть и по глупости, но всё же было неизвинительно. Und Akim Petrowitsch schwieg wie absichtlich auch, wenn auch aus Dummheit, aber es war dennoch unentschuldbar. And Akim Petrovich, as if on purpose, was also silent, albeit out of stupidity, but still it was innocent.

— Господа! - Gentlemen!

уж я не помешал ли вашим удовольствиям? Habe ich mich in deine Freuden eingemischt? have I not interfered with your pleasures? — обратился было он ко всем вообще. Er wandte sich allgemein an alle. - he turned to everyone in general. Он чувствовал, что у него даже ладони потеют. Er hatte das Gefühl, dass sogar seine Handflächen schwitzten. He felt that even his palms were sweating.

— Нет-с... Не беспокойтесь, ваше превосходительство, сейчас начнем, а теперь... прохлаждаемся-с, — отвечал офицер. "Nein, Sir ... Keine Sorge, Exzellenz, wir fangen jetzt an, und jetzt ... lassen Sie uns abkühlen, Sir", antwortete der Offizier. "No, sir ... Don't worry, your excellency, we will begin now, and now ... let us cool off, sir," replied the officer.

Молодая с удовольствием на него поглядела: офицер был еще не стар и носил мундир какой-то команды. Die junge Frau sah ihn erfreut an: Der Offizier war noch nicht alt und trug die Uniform irgendeines Teams. The young woman looked at him with pleasure: the officer was not yet old and wore the uniform of some command. Пселдонимов стоял тут же, подавшись вперед, и, казалось, еще более, чем прежде, выставлял свой горбатый нос. Pseldonimov stand genau dort, vorgebeugt, und schien seine Hakennase noch mehr herauszustrecken als zuvor. Pseldonimov stood there and then, leaning forward, and, it seemed, even more than before, exposed his humped nose.

Он слушал и смотрел, как лакей, стоящий с шубой в руках и ожидающий окончания прощального разговора своих господ. Er lauschte und sah zu wie ein Diener, der mit einem Pelzmantel in den Händen dasteht und auf das Ende des Abschiedsgesprächs seiner Herren wartet. He listened and watched as a footman, standing with a fur coat in his hands, awaiting the end of the farewell conversation of his masters.

Это сравнение сделал сам Иван Ильич; он терялся, он чувствовал, что ему неловко, ужасно неловко, что почва ускользает из-под его ног, что он куда-то зашел и не может выйти, точно в потемках. Dieser Vergleich wurde von Iwan Iljitsch selbst angestellt; er war ratlos, er fühlte sich verlegen, furchtbar verlegen, dass ihm der Boden unter den Füßen entglitt, dass er irgendwo eingetreten war und nicht mehr herauskam, wie im Dunkeln. This comparison was made by Ivan Ilyich himself; he was lost, he felt that he was awkward, terribly awkward, that the soil was slipping from under his feet, that he had gone somewhere and could not get out, as if in the dark.