×

We use cookies to help make LingQ better. By visiting the site, you agree to our cookie policy.


image

Беларусь на кануне "выборов" 2020, Разочаровать большинство. Чалый объяснил, зачем это Лукашенко

Разочаровать большинство. Чалый объяснил, зачем это Лукашенко

Действующий президент Беларуси Александр Лукашенко взялся вести предвыборную кампанию, которую он якобы не вел в 2015-м, мотивируя тем, что и так всем понятны и видны его достижения. При этом попытки повлиять на своих противников он быстро оставил. Лукашенко работает с собственным активом. Зачем и что останется остальным белорусам — объяснил независимый аналитик Сергей Чалый.

«Даже в очередях увидели некие «технологии»

— В последнее время президент заметно активизировался, явно поменялся его настрой, тон. Видимо, первый шок от того, что кто-то, вероятнее всего, Виктор Шейман, принес ему настоящие данные о том, каковы его позиции с точки зрения социологии, — предполагает Чалый.

А то вышло так, что все зеркала в Беларуси решили завесить, а настоящие цифры, вроде бы известные — не говорить. Разве что в виде сливов, но доверия им нет. То есть в итоге для всех рейтинги оказались поводом для манипуляций.

Результатом первого шока стали многочисленные весьма странные заявления, намеки на вооруженное сопротивление, стрельбу, Андижан и т.п. Особенно на контрасте с соперниками, которые регулярно подчеркивали, что ведут кампанию в рамках действующего, не ими придуманного законодательства.

— Сейчас, похоже, в русло его вернули. Нагнетания ужаса — мол, сперва вроде бы новейшие фальшивые технологии, а потом уже и боевики что-то готовят — стало меньше. А то как выходило: сперва в очереди стоишь, а потом — железом по стеклу начнешь скрести. Даже в очередях, возникших от попытки сознательных граждан соблюдать социальную дистанцию на пикетах по сбору подписей, увидели некие технологии. Сейчас хвалить потенциального кандидата особо не за что, но, как говорится, по крайней мере, видна работа политтехнолога, — комментирует Сергей Чалый.

Он напомнил мартовскую передачу, где проводилась аналогия между Лукашенко и Дональдом Трампом.

— И сейчас ситуация у Трампа с выборами довольно похожая. Он внезапно стал президентом меньшинства (хотя в принципе он и раньше им был). Но сейчас он понимает, что перспектива выиграть выборы — все призрачнее. Лукашенко и Трамп очень похожи по психотипу: хвастовство, схожее поведение в отношении оппонентов — оскорбления. Важная особенность: если такой тип встречается с проблемой, которая требует длительного внимания или усердия, он пытается решить ее привычным кавалерийским наскоком — объявить проблему несуществующей, психозом, инфодемией. А если не можешь добиться успеха в ее решении — объявляй поражение победой. К примеру, над коронавирусом.

Интересно, отмечает аналитик, что Лукашенко объявляет об этой победе не после беседы с министром здравоохранения или экспертами ВОЗ. Он рассказывает на встрече с активом Минска: «Система, которая у нас есть, и та дисциплина и управляемость в здравоохранении помогала нам в таком густонаселенном и открытом городе преодолеть эти проблемы. Я с Натальей Ивановной (председатель Совета Республики Наталья Кочанова. — Прим. TUT.BY) только что переговорил, как ситуация складывается на сегодняшнее утро. Я могу вас поздравить, что мы с этой бедой справились».

— Мы видим, что именно Кочанова сейчас — самый ближний помощник и соратник. Она — тот человек, который, как она сама сказала, с президентом будет до конца.

При этом в США количество новых случаев коронавирусной инфекции превышает прошлый пик, в Беларуси также проблема не снята, несмотря на снижение числа регистрируемых случаев. Как выяснилось в недавнем интервью, у нас не было никаких ограничений по ПЦР-диагностике на коронавирусную инфекцию, но ограничены были мощности лаборатории. Когда в Беларуси фиксировали по 900 инфицированных в сутки, из-за ограниченных мощностей лабораторий по тестированию результаты приходили примерно в течение двух суток, для реанимации это был существенный срок. Когда тестов стали проводить меньше, результат был уже готов в течение суток.

— А по факту, как говорит Трамп, давайте меньше тестировать, и у нас будет меньше случаев. Примерно так и мы победили, хотя даже по внешним признакам одна история с нашим футбольным чемпионатом показывает, что рано говорить о победе, — отмечает он.

И любая история станет историей наших побед

Сергей Чалый также советует обратить внимание на то, как в Беларуси переписывают историю — и совсем недавнюю, с коронавирусом, и историю девяностых, которые становятся все страшнее и страшнее.

Разговоры о том, что мы всегда держали наготове карантинные меры, Чалый считает манипуляцией.

— Если карантин вводить, то вводить сразу. А в итоге часть людей соблюдала правила и самоизолировалась, но многие верили, что это — ерунда, что все так, как говорили по телевизору, где было классическое COVID-диссидентство, отрицание опасности. Получается, что усилия людей, которые вели себя ответственно, оказались бессмысленными, слишком мало их было, чтобы меры сработали. Нельзя ввести карантин, когда уже очевидно, что он нужен. Если это так, вы уже опоздали, вводить надо было неделю назад.

Переписывание истории эксперт считает лейтмотивом этой избирательной кампании.

О противниках Лукашенко всегда говорил как о кучке отщепенцев, отморозков, пятой колонне — то есть в его глазах их всегда было мало. И желания вести кампанию у него не было, как и в 2015 году.

— Но приходится. Если не плясать, как Ельцину в 1996-м, то делать нечто подобное. К примеру, у него была попытка встречи с оппонентами — противниками брестского аккумуляторного завода, которая закончилась селфи и обещанием провести местный референдум. Кстати, не до конца понятно, может ли местный референдум решать судьбу завода республиканского подчинения. Но это была единственная попытка обратиться к не своим. Больше этого не происходит. Дальше — только встречи с активами, со «своими». В прошлой кампании такого не было. Важно и то, что впервые на этих встречах, кроме перечисления достижений, заранее объявляется, что никаких реформ не будет — «не время сейчас строить».

В 2015-м это было объявлено уже после выборов. То есть если тогда разочарование ждало часть избирателей после завершения кампании, то сейчас это заявлено заранее.

При этом все мероприятия с условно «не своими» или «не только своими» не состоялись. Не было ни собрания всебелорусского, которое было неким эрзац-представительством всех белорусов (в 2015-м оно тоже было после выборов), ни послания народу и парламенту.

— Нечего сказать не только народу, но и парламенту, который тоже предположительно некий срез общества, — предполагает Чалый. — Коронавирус, очевидно, поломал ему сценарий. Все должно было быть спокойно и хорошо, но неверное управление кризисом настроило против него огромное количество людей. Замалчивание опасности, игры со статистикой, отправление детей в школу с высмеиванием ношения масок… Чувствовалось его раздражение людьми, которые своими смертями портят ему хорошую картинку. В итоге и экономика, что бы ни говорили власти, пострадала от пандемии — а она и так была в неважном состоянии, все труднее было собирать бюджет, сводить концы с концами.

Решение для кампании найдено сомнительное: власть начинает сравнивать свои достижения с девяностыми. А для этого надо их демонизировать. Чем хуже ситуация сейчас, тем страшнее должны быть девяностые. Мы помним про то, что «в стране было на три дня хлеба», люди ходили в лаптях и без штанов, про то, что «нам достался кровавый обрубок великой страны».

«Решение для кампании найдено сомнительное: власть начинает сравнивать свои достижения с девяностыми. А для этого надо их демонизировать. Чем хуже ситуация сейчас, тем страшнее должны быть девяностые».

— Не знаю, действует ли это на молодых, но мне был 21 год, когда распался Советский Союз, и я хорошо помню и те времена, и тем более 1994-й. Нарратив был совершенно другой. Сейчас ментальная ситуация в обществе такая же, как в позднем Союзе. Застой, неверие тому, что произносится с трибун. Кстати, уверен, что и нашу стабильность позже назовут застоем. Мы уже имеем десять пустых лет и обещание еще пяти таких же. А постсоветские времена были временем надежды. Люди поверили, что наконец могут строить свою собственную историю. И какой «кровавый обрубок»? Мы гордились самой образованной, квалифицированной и дисциплинированной рабочей силой, ведь Беларусь была сборочным цехом всей страны. Мы были самой развитой частью Союза. Да, была проблема разрыва экономических связей, были идеи их восстановления.

Более того, обращает внимание Сергей Чалый, на Западе Беларусь воспринимали как страну, имеющую самые высокие шансы войти в Евросоюз. Быстрее Прибалтики — у Беларуси был высокий уровень развития, страна отказалась от ядерного оружия…

«В девяностые мы были интересны всему миру. У нас были политические перспективы. А сейчас мы пришли к логике осажденной крепости, а не страны, открытой миру».

— Я помню, какой к 1994 году был интерес к Беларуси у международных инвесторов. Телекоммуникационные, автомобильные, шинные гиганты… Сейчас эти заводы никому не интересны. И никаких серьезных проектов, кроме сомнительной БНБК, не рисуется. Сейчас госпредприятия у нас есть просят, а не прибыль дают. И никаких подвижек не ожидается. Наоборот. Мир меняется, а мы будем продолжать выпускать каретные оси. Я уже вспоминал историю про эту системообразующую отрасль начала XX века в Российской империи. Так и мы — продолжаем делать каретные оси, на чем настаивали и в 2015 году. Признаться, что мы зашли в тупик, невозможно. И он решает, что надо сравнивать ситуацию с девяностыми. Но тогда мы были интересны всему миру. У нас были политические перспективы. А сейчас он утверждает, что кругом ужас, конфликты. Мы пришли к логике осажденной крепости, а не страны, открытой миру. А с нашим COVID-диссидентством у нас еще и границы закрыты оказались.

Власть не верит почти никому. И пугает

Чалый также обращает внимание на отсутствие доверия власти низовым структурам, которые всегда и обеспечивали результат выборов.

Для понимания сути заявлений президента он рекомендует выбрасывать эпитеты из реплик Лукашенко, а также точно интерпретировать значение местоимения «мы», которое он любит употреблять.

— Помните, даже правительство у него не входит в это «мы». «Мы» — это совсем ближнее окружение, это те, кто будет за ним до конца. Наталья Кочанова — олицетворение этого. А сейчас он пытается расширить базу «мы». У него нет месседжа всем, оставлена попытка обращаться к не своим. Видимо, работает осознание того, что у него — меньшинство. И надо его попытаться расширить. За счет тех, кого раньше называли партхозактивом. Сейчас это — президентская вертикаль, или просто актив. Хотя в бухгалтерском смысле это, конечно, не актив, а пассив. И месседж президента простой. Нагнетание страха: что с ними будет, если не будет его. «Меня не будет — придут и с вас кожу сдерут». А почему он так пугает? Потому что подразумевается, что это и есть то чиновничество, которое обеспечивало ему предыдущие победы. Президент пугает тем, что за это придется отвечать. Он говорит: «Фразой «я исполнял приказы» отделаться не удастся».

«Месседж президента для актива простой. Нагнетание страха: что с ними будет, если не будет его».

Это подтверждает тот тезис, что до власти начинают доходить сведения о колебаниях в низовом звене — и ему нет доверия, уверен эксперт.

— Это классическая теория игр. Есть статья 192 Уголовного кодекса Беларуси: подлог документов по выборам, либо заведомо неправильный подсчет голосов или иное искажение результатов голосования. Наказание — вплоть до лишения свободы до пяти лет. Кстати, по ней пятилетний срок давности — то есть ответить можно только за последние выборы. И как размышляет член комиссии: пусть на стороне действующего президента не 3%, но меньшинство. И какие персональные выгоды и издержки от возможного совершения мной преступления? Ответственность-то по УК несут все члены комиссии. Сейчас важно, чтобы эти люди, низовой актив, поверили, что они входят в это президентское «мы», где раньше были только силовики и Кочанова. И для этого нужно нарисовать, как будет им плохо, если у власти окажется не Лукашенко, — говорит Сергей Чалый.

Можно сколько угодно рассказывать, какую страну ты выстроил, но если система не работает без тебя — это плохая система, продолжает он.

— Если ты уехал на один день, в этот день пропала вода и телевидение не знает, что говорить: заявляет, что воду можно употреблять, а потом санстанция говорит, что это не так, значит система не работает, а ты — плохой руководитель. Хороший руководитель — тот, у кого все работает вне зависимости от его присутствия. Это пример Юрия Зиссера и TUT.BY. Ты — основатель, ты сделал то, что работало и работает.

Сегодня, подчеркивает Чалый, Лукашенко нужны те, кто пойдет с ним до конца.

— Это уже бункерное мышление, когда «если не я, вам всем хана». И тот, кто остался один, пугает тех, кого сейчас решил видеть вместе с собой. Но и про статью 192 помнить следует.

Еще один вопрос — почему в рамках предвыборной кампании происходит откровенное правовое наплевательство вроде подсчета подписей за кандидатов. Должна же быть какая-то цель, которая заставляет не обращать внимание на собственные законы и правила, — задает вопрос Чалый.

— Обратите внимание на манипуляции с подписями — у кого-то зачли далеко не все (что бывало), кому-то — прибавили. И «прибавка» вышла очень уж очевидная — вроде истории Анны Канопацкой, которая заявила о собранных на БелАЗе 8000 подписях, при том что, по данным ЦИК, во всей Минской области у нее 811 подписей.

На попытку обжаловать отвергнутые подписи юристам не стесняясь говорят: «Нет правовых оснований для обжалования, потому что нет правовых оснований того, что мы делали».

— Блеск! Это афоризм из одного ряда с «хотел с помощью выборов сменить власть». Так вот эти цифры — сигнальный механизм. Это еще одно подтверждение того, как перестала работать вертикаль фальсификаций. Традиционно количество сданных подписей — сигнал того, какие результаты выборов хочет видеть ЦИК. 140−150 тысяч тем, кто принес 100 тысяч — это около 3% от 6 млн избирателей при 70% явке. Магическая цифра — ее надо нарисовать оппонентам. Система идет на приписывание подписей, потому что передаточный механизм не работает: довели, сколько нужно, столько и получили. Фокус в том, что эпоха поменялась. Вот участок на 1000 человек. 3% на нем — 30 человек. Достаточно большему числу заявить, что они проголосовали не за действующего президента, и вот уже доказательство фальсификаций. А подтвердить свой голос при нынешних технологиях и уровне мобилизации граждан совсем не сложно. И даже наблюдателей не надо, — отмечает эксперт.

Чалый подчеркнул, что для минимизации возможностей фальсификаций принципиально важно на выборы прийти, причем именно 9 августа, в день основного голосования.

— Если раньше вариант бойкота можно было считать моральной позицией, то сейчас это совершенно безнравственная, аморальная позиция.

Эксперт также обращает внимание на проигранную информационную политику: у власти нет мнения формирующих людей.

— Есть у них люди, передающие мнения, есть — деформирующие его. Но страна другая. И каналов распространения информации, влияния, уже заметно больше, чем раньше. Можно спорить с тем, кто такие лидеры мнений, можно пытаться их всех посадить. Но нет заговора, нет никаких «технологий» — очереди образовывались не из-за телеграма, не из-за стрима «Свободы». Но в случае невозможности адресного насилия власть совершает немотивированное безадресное насилие высокой степени интенсивности. Можно назвать прогулки людей по улице акцией, но это не акция! Людей невозможно заставить делать то, что они сами не хотят делать. Нужен индивидуальный порыв, и он может оказаться массовым. И у него не будет никаких квалифицирующих признаков акции — у них, в частности, нет организаторов.

Среди рычагов у властей, кроме прямого насилия, — подавление точек сбора людей, ограничение тех, вокруг кого может происходить самоорганизация людей, считает эксперт.

— Еще один важный фактор: у людей появилась уверенность, что перемены возможны. А задача власти — показать, что перемен не будет. Поэтому и то, что реформ не будет, звучит уже сейчас. Когда ты — кандидат меньшинства, тебе нужно демотивировать большинство, разочаровать большинство, — отмечает Чалый.

«Когда ты — кандидат меньшинства, тебе нужно демотивировать большинство, разочаровать большинство».

— Итак, каков месседж Лукашенко. Во-первых, он обращен в прошлое. Это переписывание истории — от коронавируса до ужасов и «лаптей девяностых». Про будущее ему сказать нечего. Ну не считать же будущим программу развития электромобилей! Мы же понимаем, что это от безысходности — у нас электроэнергию девать некуда скоро будет и производство автомобилей имеется. Во-вторых, президент хочет получить разочарованных демотивированных избирателей. Мы говорили о кандидате надежды, сейчас мы говорим о кандидате безнадежности. Мы говорили о тех, кто рисует будущее, сейчас — о тех, кто перекраивает прошлое. И ключевой мотив его действий — осознание того, что он — кандидат меньшинства. Попытки говорить с «чужими» и колеблющимися оставлены. Главное — убедить ближайших в том, что они — в одной лодке. «Если я утону, вас за собой потяну», — резюмировал Сергей Чалый.


Разочаровать большинство. Чалый объяснил, зачем это Лукашенко

Действующий президент Беларуси Александр Лукашенко взялся вести предвыборную кампанию, которую он якобы не вел в 2015-м, мотивируя тем, что и так всем понятны и видны его достижения. При этом попытки повлиять на своих противников он быстро оставил. Лукашенко работает с собственным активом. Зачем и что останется остальным белорусам — объяснил независимый аналитик Сергей Чалый.

«Даже в очередях увидели некие «технологии»

— В последнее время президент заметно активизировался, явно поменялся его настрой, тон. Видимо, первый шок от того, что кто-то, вероятнее всего, Виктор Шейман, принес ему настоящие данные о том, каковы его позиции с точки зрения социологии, — предполагает Чалый.

А то вышло так, что все зеркала в Беларуси решили завесить, а настоящие цифры, вроде бы известные — не говорить. Разве что в виде сливов, но доверия им нет. То есть в итоге для всех рейтинги оказались поводом для манипуляций.

Результатом первого шока стали многочисленные весьма странные заявления, намеки на вооруженное сопротивление, стрельбу, Андижан и т.п. Особенно на контрасте с соперниками, которые регулярно подчеркивали, что ведут кампанию в рамках действующего, не ими придуманного законодательства.

— Сейчас, похоже, в русло его вернули. Нагнетания ужаса — мол, сперва вроде бы новейшие фальшивые технологии, а потом уже и боевики что-то готовят — стало меньше. А то как выходило: сперва в очереди стоишь, а потом — железом по стеклу начнешь скрести. Даже в очередях, возникших от попытки сознательных граждан соблюдать социальную дистанцию на пикетах по сбору подписей, увидели некие технологии. Сейчас хвалить потенциального кандидата особо не за что, но, как говорится, по крайней мере, видна работа политтехнолога, — комментирует Сергей Чалый.

Он напомнил мартовскую передачу, где проводилась аналогия между Лукашенко и Дональдом Трампом.

— И сейчас ситуация у Трампа с выборами довольно похожая. Он внезапно стал президентом меньшинства (хотя в принципе он и раньше им был). Но сейчас он понимает, что перспектива выиграть выборы — все призрачнее. Лукашенко и Трамп очень похожи по психотипу: хвастовство, схожее поведение в отношении оппонентов — оскорбления. Важная особенность: если такой тип встречается с проблемой, которая требует длительного внимания или усердия, он пытается решить ее привычным кавалерийским наскоком — объявить проблему несуществующей, психозом, инфодемией. А если не можешь добиться успеха в ее решении — объявляй поражение победой. К примеру, над коронавирусом.

Интересно, отмечает аналитик, что Лукашенко объявляет об этой победе не после беседы с министром здравоохранения или экспертами ВОЗ. Он рассказывает на встрече с активом Минска: «Система, которая у нас есть, и та дисциплина и управляемость в здравоохранении помогала нам в таком густонаселенном и открытом городе преодолеть эти проблемы. Я с Натальей Ивановной (председатель Совета Республики Наталья Кочанова. — Прим. TUT.BY) только что переговорил, как ситуация складывается на сегодняшнее утро. Я могу вас поздравить, что мы с этой бедой справились».

— Мы видим, что именно Кочанова сейчас — самый ближний помощник и соратник. Она — тот человек, который, как она сама сказала, с президентом будет до конца.

При этом в США количество новых случаев коронавирусной инфекции превышает прошлый пик, в Беларуси также проблема не снята, несмотря на снижение числа регистрируемых случаев. Как выяснилось в недавнем интервью, у нас не было никаких ограничений по ПЦР-диагностике на коронавирусную инфекцию, но ограничены были мощности лаборатории. Когда в Беларуси фиксировали по 900 инфицированных в сутки, из-за ограниченных мощностей лабораторий по тестированию результаты приходили примерно в течение двух суток, для реанимации это был существенный срок. Когда тестов стали проводить меньше, результат был уже готов в течение суток.

— А по факту, как говорит Трамп, давайте меньше тестировать, и у нас будет меньше случаев. Примерно так и мы победили, хотя даже по внешним признакам одна история с нашим футбольным чемпионатом показывает, что рано говорить о победе, — отмечает он.

И любая история станет историей наших побед

Сергей Чалый также советует обратить внимание на то, как в Беларуси переписывают историю — и совсем недавнюю, с коронавирусом, и историю девяностых, которые становятся все страшнее и страшнее.

Разговоры о том, что мы всегда держали наготове карантинные меры, Чалый считает манипуляцией.

— Если карантин вводить, то вводить сразу. А в итоге часть людей соблюдала правила и самоизолировалась, но многие верили, что это — ерунда, что все так, как говорили по телевизору, где было классическое COVID-диссидентство, отрицание опасности. Получается, что усилия людей, которые вели себя ответственно, оказались бессмысленными, слишком мало их было, чтобы меры сработали. Нельзя ввести карантин, когда уже очевидно, что он нужен. Если это так, вы уже опоздали, вводить надо было неделю назад.

Переписывание истории эксперт считает лейтмотивом этой избирательной кампании.

О противниках Лукашенко всегда говорил как о кучке отщепенцев, отморозков, пятой колонне — то есть в его глазах их всегда было мало. И желания вести кампанию у него не было, как и в 2015 году.

— Но приходится. Если не плясать, как Ельцину в 1996-м, то делать нечто подобное. К примеру, у него была попытка встречи с оппонентами — противниками брестского аккумуляторного завода, которая закончилась селфи и обещанием провести местный референдум. Кстати, не до конца понятно, может ли местный референдум решать судьбу завода республиканского подчинения. Но это была единственная попытка обратиться к не своим. Больше этого не происходит. Дальше — только встречи с активами, со «своими». В прошлой кампании такого не было. Важно и то, что впервые на этих встречах, кроме перечисления достижений, заранее объявляется, что никаких реформ не будет — «не время сейчас строить».

В 2015-м это было объявлено уже после выборов. То есть если тогда разочарование ждало часть избирателей после завершения кампании, то сейчас это заявлено заранее.

При этом все мероприятия с условно «не своими» или «не только своими» не состоялись. Не было ни собрания всебелорусского, которое было неким эрзац-представительством всех белорусов (в 2015-м оно тоже было после выборов), ни послания народу и парламенту.

— Нечего сказать не только народу, но и парламенту, который тоже предположительно некий срез общества, — предполагает Чалый. — Коронавирус, очевидно, поломал ему сценарий. Все должно было быть спокойно и хорошо, но неверное управление кризисом настроило против него огромное количество людей. Замалчивание опасности, игры со статистикой, отправление детей в школу с высмеиванием ношения масок… Чувствовалось его раздражение людьми, которые своими смертями портят ему хорошую картинку. В итоге и экономика, что бы ни говорили власти, пострадала от пандемии — а она и так была в неважном состоянии, все труднее было собирать бюджет, сводить концы с концами.

Решение для кампании найдено сомнительное: власть начинает сравнивать свои достижения с девяностыми. А для этого надо их демонизировать. Чем хуже ситуация сейчас, тем страшнее должны быть девяностые. Мы помним про то, что «в стране было на три дня хлеба», люди ходили в лаптях и без штанов, про то, что «нам достался кровавый обрубок великой страны».

«Решение для кампании найдено сомнительное: власть начинает сравнивать свои достижения с девяностыми. А для этого надо их демонизировать. Чем хуже ситуация сейчас, тем страшнее должны быть девяностые».

— Не знаю, действует ли это на молодых, но мне был 21 год, когда распался Советский Союз, и я хорошо помню и те времена, и тем более 1994-й. Нарратив был совершенно другой. Сейчас ментальная ситуация в обществе такая же, как в позднем Союзе. Застой, неверие тому, что произносится с трибун. Кстати, уверен, что и нашу стабильность позже назовут застоем. Мы уже имеем десять пустых лет и обещание еще пяти таких же. А постсоветские времена были временем надежды. Люди поверили, что наконец могут строить свою собственную историю. И какой «кровавый обрубок»? Мы гордились самой образованной, квалифицированной и дисциплинированной рабочей силой, ведь Беларусь была сборочным цехом всей страны. Мы были самой развитой частью Союза. Да, была проблема разрыва экономических связей, были идеи их восстановления.

Более того, обращает внимание Сергей Чалый, на Западе Беларусь воспринимали как страну, имеющую самые высокие шансы войти в Евросоюз. Быстрее Прибалтики — у Беларуси был высокий уровень развития, страна отказалась от ядерного оружия…

«В девяностые мы были интересны всему миру. У нас были политические перспективы. А сейчас мы пришли к логике осажденной крепости, а не страны, открытой миру».

— Я помню, какой к 1994 году был интерес к Беларуси у международных инвесторов. Телекоммуникационные, автомобильные, шинные гиганты… Сейчас эти заводы никому не интересны. И никаких серьезных проектов, кроме сомнительной БНБК, не рисуется. Сейчас госпредприятия у нас есть просят, а не прибыль дают. И никаких подвижек не ожидается. Наоборот. Мир меняется, а мы будем продолжать выпускать каретные оси. Я уже вспоминал историю про эту системообразующую отрасль начала XX века в Российской империи. Так и мы — продолжаем делать каретные оси, на чем настаивали и в 2015 году. Признаться, что мы зашли в тупик, невозможно. И он решает, что надо сравнивать ситуацию с девяностыми. Но тогда мы были интересны всему миру. У нас были политические перспективы. А сейчас он утверждает, что кругом ужас, конфликты. Мы пришли к логике осажденной крепости, а не страны, открытой миру. А с нашим COVID-диссидентством у нас еще и границы закрыты оказались.

Власть не верит почти никому. И пугает

Чалый также обращает внимание на отсутствие доверия власти низовым структурам, которые всегда и обеспечивали результат выборов.

Для понимания сути заявлений президента он рекомендует выбрасывать эпитеты из реплик Лукашенко, а также точно интерпретировать значение местоимения «мы», которое он любит употреблять.

— Помните, даже правительство у него не входит в это «мы». «Мы» — это совсем ближнее окружение, это те, кто будет за ним до конца. Наталья Кочанова — олицетворение этого. А сейчас он пытается расширить базу «мы». У него нет месседжа всем, оставлена попытка обращаться к не своим. Видимо, работает осознание того, что у него — меньшинство. И надо его попытаться расширить. За счет тех, кого раньше называли партхозактивом. Сейчас это — президентская вертикаль, или просто актив. Хотя в бухгалтерском смысле это, конечно, не актив, а пассив. И месседж президента простой. Нагнетание страха: что с ними будет, если не будет его. «Меня не будет — придут и с вас кожу сдерут». А почему он так пугает? Потому что подразумевается, что это и есть то чиновничество, которое обеспечивало ему предыдущие победы. Президент пугает тем, что за это придется отвечать. Он говорит: «Фразой «я исполнял приказы» отделаться не удастся».

«Месседж президента для актива простой. Нагнетание страха: что с ними будет, если не будет его».

Это подтверждает тот тезис, что до власти начинают доходить сведения о колебаниях в низовом звене — и ему нет доверия, уверен эксперт.

— Это классическая теория игр. Есть статья 192 Уголовного кодекса Беларуси: подлог документов по выборам, либо заведомо неправильный подсчет голосов или иное искажение результатов голосования. Наказание — вплоть до лишения свободы до пяти лет. Кстати, по ней пятилетний срок давности — то есть ответить можно только за последние выборы. И как размышляет член комиссии: пусть на стороне действующего президента не 3%, но меньшинство. И какие персональные выгоды и издержки от возможного совершения мной преступления? Ответственность-то по УК несут все члены комиссии. Сейчас важно, чтобы эти люди, низовой актив, поверили, что они входят в это президентское «мы», где раньше были только силовики и Кочанова. И для этого нужно нарисовать, как будет им плохо, если у власти окажется не Лукашенко, — говорит Сергей Чалый.

Можно сколько угодно рассказывать, какую страну ты выстроил, но если система не работает без тебя — это плохая система, продолжает он.

— Если ты уехал на один день, в этот день пропала вода и телевидение не знает, что говорить: заявляет, что воду можно употреблять, а потом санстанция говорит, что это не так, значит система не работает, а ты — плохой руководитель. Хороший руководитель — тот, у кого все работает вне зависимости от его присутствия. Это пример Юрия Зиссера и TUT.BY. Ты — основатель, ты сделал то, что работало и работает.

Сегодня, подчеркивает Чалый, Лукашенко нужны те, кто пойдет с ним до конца.

— Это уже бункерное мышление, когда «если не я, вам всем хана». И тот, кто остался один, пугает тех, кого сейчас решил видеть вместе с собой. Но и про статью 192 помнить следует.

Еще один вопрос — почему в рамках предвыборной кампании происходит откровенное правовое наплевательство вроде подсчета подписей за кандидатов. Должна же быть какая-то цель, которая заставляет не обращать внимание на собственные законы и правила, — задает вопрос Чалый.

— Обратите внимание на манипуляции с подписями — у кого-то зачли далеко не все (что бывало), кому-то — прибавили. И «прибавка» вышла очень уж очевидная — вроде истории Анны Канопацкой, которая заявила о собранных на БелАЗе 8000 подписях, при том что, по данным ЦИК, во всей Минской области у нее 811 подписей.

На попытку обжаловать отвергнутые подписи юристам не стесняясь говорят: «Нет правовых оснований для обжалования, потому что нет правовых оснований того, что мы делали».

— Блеск! Это афоризм из одного ряда с «хотел с помощью выборов сменить власть». Так вот эти цифры — сигнальный механизм. Это еще одно подтверждение того, как перестала работать вертикаль фальсификаций. Традиционно количество сданных подписей — сигнал того, какие результаты выборов хочет видеть ЦИК. 140−150 тысяч тем, кто принес 100 тысяч — это около 3% от 6 млн избирателей при 70% явке. Магическая цифра — ее надо нарисовать оппонентам. Система идет на приписывание подписей, потому что передаточный механизм не работает: довели, сколько нужно, столько и получили. Фокус в том, что эпоха поменялась. Вот участок на 1000 человек. 3% на нем — 30 человек. Достаточно большему числу заявить, что они проголосовали не за действующего президента, и вот уже доказательство фальсификаций. А подтвердить свой голос при нынешних технологиях и уровне мобилизации граждан совсем не сложно. И даже наблюдателей не надо, — отмечает эксперт.

Чалый подчеркнул, что для минимизации возможностей фальсификаций принципиально важно на выборы прийти, причем именно 9 августа, в день основного голосования.

— Если раньше вариант бойкота можно было считать моральной позицией, то сейчас это совершенно безнравственная, аморальная позиция.

Эксперт также обращает внимание на проигранную информационную политику: у власти нет мнения формирующих людей.

— Есть у них люди, передающие мнения, есть — деформирующие его. Но страна другая. И каналов распространения информации, влияния, уже заметно больше, чем раньше. Можно спорить с тем, кто такие лидеры мнений, можно пытаться их всех посадить. Но нет заговора, нет никаких «технологий» — очереди образовывались не из-за телеграма, не из-за стрима «Свободы». Но в случае невозможности адресного насилия власть совершает немотивированное безадресное насилие высокой степени интенсивности. Можно назвать прогулки людей по улице акцией, но это не акция! Людей невозможно заставить делать то, что они сами не хотят делать. Нужен индивидуальный порыв, и он может оказаться массовым. И у него не будет никаких квалифицирующих признаков акции — у них, в частности, нет организаторов.

Среди рычагов у властей, кроме прямого насилия, — подавление точек сбора людей, ограничение тех, вокруг кого может происходить самоорганизация людей, считает эксперт.

— Еще один важный фактор: у людей появилась уверенность, что перемены возможны. А задача власти — показать, что перемен не будет. Поэтому и то, что реформ не будет, звучит уже сейчас. Когда ты — кандидат меньшинства, тебе нужно демотивировать большинство, разочаровать большинство, — отмечает Чалый.

«Когда ты — кандидат меньшинства, тебе нужно демотивировать большинство, разочаровать большинство».

— Итак, каков месседж Лукашенко. Во-первых, он обращен в прошлое. Это переписывание истории — от коронавируса до ужасов и «лаптей девяностых». Про будущее ему сказать нечего. Ну не считать же будущим программу развития электромобилей! Мы же понимаем, что это от безысходности — у нас электроэнергию девать некуда скоро будет и производство автомобилей имеется. Во-вторых, президент хочет получить разочарованных демотивированных избирателей. Мы говорили о кандидате надежды, сейчас мы говорим о кандидате безнадежности. Мы говорили о тех, кто рисует будущее, сейчас — о тех, кто перекраивает прошлое. И ключевой мотив его действий — осознание того, что он — кандидат меньшинства. Попытки говорить с «чужими» и колеблющимися оставлены. Главное — убедить ближайших в том, что они — в одной лодке. «Если я утону, вас за собой потяну», — резюмировал Сергей Чалый.