×

We use cookies to help make LingQ better. By visiting the site, you agree to our cookie policy.


image

Без дураков - 2014 - Эхо Москвы., 004 - 25 ЯНВАРЯ 2014

004 - 25 ЯНВАРЯ 2014

С.КОРЗУН – редактор журнала GQ Михаил Идов. Здравствуйте, Михаил!

М.ИДОВ – Здравствуйте!

С.КОРЗУН – Еще пару лет назад вас сложно было бы назвать, вообще, персонажем российской действительности, тем более культовым персонажем российской действительности, но вот прошло два года и вы созрели для этого. Как раз два года назад или около того вы в Москву и приехали, насколько я понимаю.

М.ИДОВ – Да, в общем, почти вплоть до дня в начале февраля 2012-го.

С.КОРЗУН – То есть, после отъезда семьи, это было в 92-м году, как указывают источники, тогда из Риги уезжали, да? Это был уже не Советский Союз, это была Латвия, между прочим, если вспомнить, на секундочку.

М.ИДОВ – Это была уже Латвия, при всей диссидентской натуре моих родителей потребовался именно развал Советского Союза, чтобы они решили уезжать.

С.КОРЗУН – А, чем было вызвано, если серьезно? Вы поддержали это решение? 16 лет вам было тогда.

М.ИДОВ – Нет, я брыкался и орал, конечно. И первое, что я сделал в Америке, это пошел работать в Макдональдс, чтобы заработать на билет обратно. Но родители в бесконечной мудрости своей, как бы сказать, позволили мне это сделать. Они, действительно, позволили мне поехать обратно в Ригу в 93-м году, где-то через год, потому что ровно столько у меня ушло на накопление денег на билет. Только попросили открытую дату оставить возвращения. Я приехал в Ригу, пожил несколько недель у друга на диване, и как-то понял, что за это время Америка мной тогда ненавистная, как-то успела в меня проникнуть и в Риге мне было уже мене комфортно, чем я ожидал, тем более, что как раз 16-17 лет, все мои друзья в университете были, а я опять в школу пошел в Америке, чтобы диплом получить американский и так далее. То есть, было ощущение принадлежности – не знаю – не к тому времени, не к тому месту, и я, действительно, в тот момент захотел обратно.

С.КОРЗУН – С языком не было проблем, английский учили здесь? Или были?

М.ИДОВ – Английский учил здесь и, как любой человек, который учил английский здесь, приехав в Америку я был должен забыть 90% выученного и выучить его снова.

С.КОРЗУН – Это в любой ситуации так говорят. После спецшколы с французским, когда я поступил в иняз, ровно то же мне тоже сказали преподаватели: «Забудьте все, чему вас учили. Начинаем все заново».

М.ИДОВ – Я говорил на таком, знаете, пластиковом британском английском, которому учили в Советском Союзе. И производил, я теперь понимаю, очень странное впечатление на сверстников в Кливленде, штат Огайо, потому что я говорить-то говорил, но совсем не так и не то, что нужно было Я помню, что, когда я мне говорили: «Thankyou», я отвечал таким аристократическим: «Notatall».

С.КОРЗУН – Михаил, расскажите немного, как семья устроилась? Потому что много примеров – на наших глазах по разным причинам обычно людям такого уже зрелого поколения достаточно сложно интегрироваться, и все рассчитывают на детей. Такая эмиграция в интересах детей, чтобы хоть они пожили в нормальной стране, в нормальных условиях – это достаточно распространено. И дети, если с младшего школьного возраста, действительно, там интегрируются довольно быстро – никуда не денешься.

М.ИДОВ – Ну, да. И именно поэтому я очень благодарен моим родителям за то, что на мне не было этого давления – преуспеть в какой-то традиционной эмигрантской сфере. То есть, от меня не требовали тотчас становиться юристом или доктором или банкиром, не дай бог и за это большое им спасибо.

Мой отец физик прикладной, он инженер, он работал в вагоностроении в Советском Союзе, и он поставил себе задачу, приехав в США, попасть в автопром, и в течение 2-х лет уме удалось это сделать. Он это сделал очень круто на самом деле. Он вместо того, чтобы, как все остальные новые эмигранты, развозить пиццу и так далее, он, пока семья реально голодала и сидели как бы на талончиках и так далее, он пошел в лабораторию физическую, испытательскую работать бесплатно. Все где-то месяцев шесть, что он бесплатно проработал волонтером, соседи его считали сумасшедшим, потому что семье, действительно, нечего было есть. Но, сразу после этого с уже американским опытом работы и с американскими рекомендательными письмами у себя - курикулумвите, он тут же попал инженером на «Форд», то есть, в течение буквально полутора лет воссоздал свою советскую карьеру в США. Для меня это как раз такой очень пример в жизни, потому что был большой риск, но все было сделано абсолютно правильно. Вместо того, чтобы скатываться в какой-то недостойный тебя труд, он просто сделал то, что должен был сделать.

С.КОРЗУН – В семье не было желания вернуться назад, обсуждали вы эти проблемы?

М.ИДОВ – Нет, мои родители, я думаю, полностью уже интегрированы в американскую жизнь, они живут в пригородах Детройта. Отец продолжает работать в автопроме, теперь на «Крайслере».

С.КОРЗУН – Умирающего города, как говорят.

М.ИДОВ –Умершего уже и теперь чуть-чуть возрождающегося. Нет, это просто каркас, а не город, конечно. Сестра моя работает учительницей испанского в Калифорнии. В это описание уже заложен комплимент ее испанскому, потому что в Калифорнии, как вы понимаете, достаточно носителей языка. Нет, наоборот, родителей всегда очень беспокоило, что я вернусь. Как раз они этого не очень хотят.

С.КОРЗУН – А, причины эмиграции кроме экономических и, возможно, климатических, были еще какие-нибудь?

М.ИДОВ – Да, конечно. Сейчас трудно даже вспоминать, какой ад творился в союзных республиках в 91-92-м году, потому что, будучи интеллигентными либералами советского толка, мои родители стояли в этой живой цепи за независимость балтийских республик из Вильнюса в Талин. Мы сами всячески ратовали за независимость Латвии, и, разумеется, через секунду после того, как независимость пришла, мы оказались, конечно, чужаками, которым был закрыт путь к нормальным работам, гражданству, и так далее. Несмотря на то, что я в третьем поколении латвиец, я не мог бы получить гражданство латвийское, несмотря на то, что моя мать идеально говорила по-латышски, ее вполне могли уволить с ее тогдашней работы в библиотеке государственной, потому что неграждане не могли тогда занимать…

С.КОРЗУН – Там был статус, была карточка – статус негражданина…

М.ИДОВ – Она до сих пор есть. Там до сих пор, если я не ошибаюсь, 40% населения – это уникальная ситуация – в общем-то, граждане второго сорта. Они немножко решили эту проблему перед вступлением в ЕС, но в тот момент это было тяжело и, единственный раз, когда на нас было совершено нападение физическое по «еврейской линии», когда бьют не по паспорту, а по морде – к сожалению, нападающие были латышами, а не русскими.То есть, как-то очень быстро мы ощутили себя совсем чужими со всех сторон там.

С.КОРЗУН – Уровень антисемитизма повысился как раз, по вашим ощущениям, после отделения Латвии?

М.ИДОВ – Черт его знает. Что значит, повысился?

С.КОРЗУН – Вы, вообще, ощущали до 16 лет там?

М.ИДОВ – Ну, конечно, господи, ничего себе! Конечно, ощущал. Но все это просто выплеснулось. Вы должны помнить эти ранние 90-е, и в Питере общество «Память», все эти дела, весь этот спектр от такого псевдоинтеллектуального осмысления как бы антисемитских постулатов до совершенно уличного – все это было на виду и на лицо.

С.КОРЗУН – Все-таки в брежневские времена здесь, в Москве, по крайней мере, это было не так очевидно, и остроты в этом никакой не было. Да, не во все вузы можно было поступать, естественно. Да, люди, с фамилиями, похожими на еврейские, не всегда проходили туда, куда хотели, но, тем не менее, как мне казалось, действительно, эта проблема…

М.ИДОВ – Ну, хорошо. Так отмахиваетесь тогда от довольно серьезных примеров дискриминации. Ну, да – в вузы не брали, но зато по морде не били.

С.КОРЗУН – В моем вузе учились вполне.

М.ИДОВ – Плохо, что не брали – хорошо, что не били! Понятно. Мне кажется, что с точки зрения именно латышей это был маятник, качнувшийся довольно оправдано в ту сторону в тот момент, потому что притеснение латышской культуры было, конечно, чудовищное в советские годы; и мне самому стыдно задним числом, что я, прожив 16 лет в стране толком не выучил ее языка, что была создана ситуация такая, что не было в этом необходимости, вообще. И понятно, что сразу при получении свободы и независимости этот маятник отшатнулся в сторону довольно жесткой ксенофобии. Причем рынок это дело успокаивает, как вы понимаете. Ксенофобия тут же сошла на нет, когда, мне кажется, стало понятно, что основным рынком сбыта для Латвии все равно является Россия.

С.КОРЗУН – Экономические причины. Понятно. По идентификации - вы уже отвечали на этот вопрос, цитирую: «Меня, как русскоязычного еврея из Латвии и с американским гражданством такой вопрос уже много лет не возникает». И все же, сейчас, кем себя ощущаете в России – экспатом либо вернулись к каким-то истокам? Понятно, что по паспорту вы гражданин Америки, по менталитету вы американский гражданин?

М.ИДОВ – По менталитету я все-таки, в первую очередь, житель Нью-Йорка. Я знаю, что это звучит как-то, может быть, высокопарно или пошло, но это, действительно, так.

С.КОРЗУН – На нашу действительность применяя, москвич – это тоже, в общем, в какой-то степени национальность, менталитет - уж, по крайней мере.

М.ИДОВ – Ну, да, именно так. Более того, в «бушевские» годы это было еще и серьезным отличием. То есть, как раз, учитывая, что за второй срок Буша-младшего в Нью-Йорке голосовало, если я не ошибаюсь, 11%, то есть, 89 голосовали в 2004-м за Джона Керри, различия Нью-Йорка и всей остальной Америки было довольно ощутимым. И за границей, когда у меня спрашивали: «Вы американец?», я тут же отвечал: «Нет, я нью-йоркец». Мы за этого человека не голосовали. С Обамой это разграничение проводить стало менее необходимо, но оно немножко осталось, конечно, все равно.

С.КОРЗУН – Хотел еще спросить – забыл вовремя, тем не менее, спрошу: вы через «Грин карту» попали в США, получили ее, или, каким образом интегрировались и получили гражданство?

М.ИДОВ – Ох, господи, даже не знаю, насколько это интересно слушателям "Эха Москвы". Ну, в статусе беженца, с документами беженца, да «Грин карта». Я шесть лет был человеком без паспорта вообще, пока мне не дали американский паспорт в 98-м году. То есть, с 92-го по 98-й у меня не было гражданства ни одной страны мира.

С.КОРЗУН – И это не мешало учиться, соответственно.

М.ИДОВ – Нет, вовсе нет. Я не мог только в 92-м году голосовать за президента и в 96-м, но в 92-м я еще по возрасту не мог.

С.КОРЗУН – Чем еще, кроме политических пристрастий Нью-Йорк отличается от других городов Америки. По-моему, с Лос-Анджелесом как-то сравнивали его.

М.ИДОВ – Нью-Йорк и Лос-Анджелес – это Петербург и Москва. Это, когда есть такое ощущение, когда «у вас культура – у нас деньги». Хотя в случае Нью-Йорка деньги тоже есть, но все равно такая застарелая такая вражда, которая на самом деле не вражда, а такое дружеское соперничество все-таки – оно есть. Нью-Йорк не похож на другие города Америки, в первую очередь, тем, что Манхеттен – это остров, и Нью-Йорка не становится больше – он становится все плотнее. И это уникальная совершенно для США уплотненность, потому что США все-таки в массе своей – это огромная, плоская страна, которая растет вширь. Нью-Йорк не может расти вширь, потому что с одной стороны океан, с другой стороны Нью-Джерси. И это уплотнение, эта очень урбанистическая среда, когда все живут друг у друга на голове, она делает Нью-Йорк городом немножко европейским по своей сути, а немножко даже азиатским, я бы сказал. То есть, его ближайший эквивалент в мире, это не Париж, не Лондон, не Москва, а, в общем, Гонконг, Сингапур – скорее, даже так, несмотря на какие-то другие отличия. То есть, это город, конечно, заточенный на то, чтобы быть абсолютно международным. Его не может захватить какая-то одна группа людей, там не может быть какого-то гегемона.

С.КОРЗУН – Где вы ощущаете себя дома после двух лет пребывания Москве - в Москве или Нью-Йорке?

М.ИДОВ – Дома я ощущаю себя дома.

С.КОРЗУН – Где я – там и дом.

М.ИДОВ – Я имею в виду, мы, наконец, на второй год пребывания здесь нашли чудесную квартиру на Соколе, где, собственно, я и ощущаю себя более-менее…

С.КОРЗУН – Съемная квартира или покупали?

М.ИДОВ – Съемная, конечно, съемная. Я не считаю, что в России…. В Москве, мне кажется, странно было бы покупать квартиру.

С.КОРЗУН – Чем для вас было интересно это предложение – возглавить GQ российский в Москве?

М.ИДОВ – Я, действительно, отвечал много раз на этот вопрос, но задающие этот вопрос всегда делают упор на «российский в Москве», а я всегда в ответе делаю упор на GQ…

С.КОРЗУН - среди лучших двадцати работ в мире – я помню ваш ответ. В 11-ти странах, по-моему, издается.

М.ИДОВ - Как раз в 20-ти, я поэтому и сказал, потому что в мире 20 GQ как раз. Знаете, может быть, 21 уже, мне кажется, открывают в Таиланде.

С.КОРЗУН – В Китае не открыли еще?

М.ИДОВ – В Китае есть, конечно, он огромный. Боже мой, у него, по-моему, у него под тысячу страниц в месяц. Уникальный совершенно GQ китайский. На него даже равняться невозможно, потому что они на каком-то запредельном уровне работают.

С.КОРЗУН – Я обратил внимание на то, что вы в интервью не отвечаете на вопрос о ваших возможных конкурентах. Это входит как бы в договор, прописано в вашем трудовом договоре – то, что вы обязаны везде, во всех ситуациях говорить, что GQ – это самый лучший в мире журнал и единственный в мире журнал?

М.ИДОВ – Нет, конечно.

С.КОРЗУН – Либо это внутреннее убеждение?

М.ИДОВ – Во-первых, есть в мире прекрасные журналы, некоторые из них в других аспектах, в других каких-то целевых аудитория лучше GQ. Я не говорю, что у GQ так называемый отдел длинных материалов лучше, чем у NewYorkerили VanityFair, например. Я не говорю, что у GQ как бы отдел таких более сиюминутных новостей в первой четверти журнала лучше, чем у NewYork Magazine, где я работал 6 лет и так далее. Нет, конечно, есть прекрасные журналы, в которых я был бы очень рад работать.

С.КОРЗУН – Дмитрий Артамонов писал про GQ, что он был в течение почти половины 20-го столетия лидером среди журналов, демонстрируя «мужской стиль, культуру в моде, путешествиях, развлечениях, спорте и технологиях». Под всем эти подпишитесь, что-то добавите еще?

М.ИДОВ – Если речь, действительно, идет о второй половине 20-го века, то все так и есть.

С.КОРЗУН – Что изменилось?

М.ИДОВ – Изменилось то, если говорить об американском GQ, что с приходом редактора нынешнего 10 лет назад в 2003-м году, с приходом Джима Нельсона появились очень хорошие длинные репортажи, настоящие расследования, настоящие беспристрастные профайлы, портреты людей и так далее. И мне GQ представляется американский одним из лидеров в этом плане. Я тоже стараюсь как-то на него в этом плане равняться. Свои прекрасные черты есть и у британского GQ, он очень яркий, динамичный, такой немножко более наглый, чем наш: у них там сплошные восклицательные знаки на обложке, например – мы стесняемся такого. У нас приличный журнал не может восклицательные знаки на обложку. То есть, вот такие есть какие-то разграничения, есть какие-то отличия. И опять же, на рынках, на которых нет журнала VanityFair, как бы журнала о богатых и знаменитых, такой «стенгазете» элит общества, например, в России, некоторые функции VanityFair переходят по наследству именно к GQ, а не к какому-то другому журналу. Поэтому у российского GQ есть некоторый светский аспект, который я, например, не ожидал увидеть, базируя свое представление о том, как должен выглядеть GQ, на американском.

С.КОРЗУН – Что вы называете светским аспектом? Жизнь московской тусовки?

М.ИДОВ – Да, потому что, опять же, американский GQ, с которым я сотрудничал до этого, он не особенно интересуется жизнью… опять-таки я не знаю ,какое значение вы вкладываете в слово «тусовка», но условные как бы «рублевки», то есть, Хэптонс в нью-йоркском варианте или Верхнего Ист-Сайда. А для российского GQ это совершенно органичная часть круга его интересов.

С.КОРЗУН - GQ Bar или то, что называют до сих пор GQ Bar– это, собственно, имеет какое-то отношение к нынешнему GQ или нет, этот ресторан?

М.ИДОВ - Балчуг 5, по-моему это называется. Он имел, разумеется, в свое время отношение совершенно прямое. Это было лицензионное название, так же, как и название VogueCafe лицензировано.

С.КОРЗУН – Название изменилось, но его употребляют точно так же, пишут Балчуг 5 и GQ Bar.

М.ИДОВ – Ну, стоит тем, кто пишет, перестать так употреблять, потому что он больше так не называется.

С.КОРЗУН – То есть, вы не несете за ответственность за то, что там происходит, и какие мысли появляются у Аркадия Новикова по поводу…?

М.ИДОВ – Мы и раньше не несли никакой ответственности, просто был контракт, который, в общем, оказался для Аркадия Новикова – я с ним говорил на эту тему – оказался не очень выгодным по цифрам, потому что, несколько я понимаю, плата лицензионная за использование нашего названия, она высчитывалась из квадратного метража. Vogue Cafe сравнительно небольшое, так же, как и клуб сравнительно, а GQ Bar – огромный. Когда эту оплату пересчитали на метраж, выяснилось, что там просто какие-то неподъемные деньги стоило бы продолжать поддерживать эту лицензию, поэтому он просто переназвался«Балчуг 5» и разорвал как бы НЕРАЗБ. Но это не исключает появление какого-нибудь другого GQ Бара опять же лицензионного где еще в Москве – я очень хотел бы, чтобы это произошло, почему бы и нет. В Дубае, кстати, через 5 дней, по-моему, открывается GQ Bar их.

То есть, на самом деле, что интересно, Россия была первопроходцем в этом странном мире лицензирования названий журналов увеселительными учреждениями, потому что здесь впервые появилось Vogue Cafe, и Conde Nast, глядя на успех этих трех новиковских заведений, создал целый такой дивизион, целый департамент у себя в Лондоне, который занимается именно лицензированием по всему миру названий «конденастовских» журналов в кафе, рестораны и так далее. Вообще, в принципе, сейчас, если начать говорить про будущее журналистики, оно, в общем, отчасти в этом - в монетизации наработанного как бы морального капитала и авторитета изданий в каких-то неожиданных направлениях. Например, в индии Vogue занялся свадьбами. Они проводят ярмарку свадебную и занимаются… А это же, понимаете, что такое – свадьба в Индии? Это же много-многомиллиардная индустрия. Там есть свадьбы, которые стоят миллионы долларов и Vogue как-то на себя берет организацию этих свадеб.

С.КОРЗУН – Михаил Идов в программе "Без дураков" на радио "Эхо Москвы", делаем короткую паузу, вернемся в студию после новостей и рекламы. НОВОСТИ..

С.КОРЗУН – Сегодня в гостях у меня главный редактор журнала GQ Михаил Идов. Несколько вопросов из сети и sms: «Что на «thank you» в Кливленде надо отвечать?», - спрашивает Владимир из бани, и ему же отвечает Сергей из Екатеринбурга, что отвечать надо, скорее, «You are welcome!» Все правильно или нет? Афанасий просит перевести название вашего журнала. Не раз уже делали, наверное.

М.ИДОВ – GQ? Gentlemen's Quarterly, то есть, ежеквартальник джентльмена. С.КОРЗУН – Выходящий ежемесячно.

М.ИДОВ – Просто изначально выходил раз в сезон.

С.КОРЗУН – А еще публикуют фотографию о двух унитазах в мужском туалете в Сочи, например, у нас. Странные русские – пишут. Странные американцы quarter, а выходит ежемесячный журнал.

М.ИДОВ – Не понял связи, простите.

С.КОРЗУН – Ну, связь чисто ассоциативная, ладно проехали. Странные эти американские можно было сказать, если у них ежеквартальный журнал выходит ежемесячно. Давайте о журналистике два слова скажем, и о том, как вы к ней пришли.

М.ИДОВ – Комсомола нет, а «Комсомольская правда» есть.

С.КОРЗУН – Ну, в общем, да, и «Московский комсомолец» есть. Есть много на свете удивительных вещей.

М.ИДОВ – Так что бывают такие названия, да.

С.КОРЗУН – Скажите, пожалуйста, быть писателем, то есть, быть человеком, как мне представляется – ну, практически никогда не был в этой роли,- относительно свободным, выбирающим темы и прочее, и быть журналистом, который обязан действовать в каких-то рамках – вот, этот переход вам дался легко или с некоторым трудом? Пришлось себя втискивать в некоторые рамки?

М.ИДОВ – Да нет, это не переход. Почему переход? У меня две работы, очень у многих людей есть две работы. Кто-нибудь работает в супермаркете днем и барменом по вечерам. Я работаю редактором днем и писателем по вечерам.

С.КОРЗУН – То есть, приходите с работы, скидываете с себя все внутренне, как многие офисные сотрудники, известные банкиры выходят покататься на мотоциклах, на байках, так вы садитесь за компьютер и пишете уже для себя.

М.ИДОВ – Не совсем. Я не уверен, что в этой аналогии…банка, что мотоцикл – вот, в чем дело.

С.КОРЗУН – Понятно. Но на жизнь-то зарабатываете журналистикой, главным редакторством, насколько я понимаю или нет, или писательство тоже?

М.ИДОВ – Комбинацией всего этого. Главное, что, наверное, все, чем я зарабатываю, это сложение слов в комбинации слов.

С.КОРЗУН – Есть ли разница в престижности журналистики, скорее такой, живописующей и журналистики жесткой политической и в Америке и здесь? Чувствуете ли вы, что вам как-то не хватает или всего хватает в этой журналистике такой общественно-политической?

М.ИДОВ – Вы хотите сравнить два вида журналистики или, что вы имеете в виду?

С.КОРЗУН – Внутреннее содержание. Ну, скажем, общественно-политические журналы и глянцевые журналы, подобные вашему, - совершенно, в общем, различная по-журналистски работа.

М.ИДОВ – Совершенно не согласен – правилаодни и те же для всех, потому что любая журналистика – это одно и то же занятие, независимо от того, о чем вы пишете, потому что есть объективные какие-то критерии хорошей и плохой статьи, пишете вы о протесте или о темных очках.

С.КОРЗУН – Вот, смотрите, я наткнулся, готовясь к этой программе, на статью – может быть, она была в укороченном виде на сайте - о Кличко. Было некоторое время назад такое?

М.ИДОВ – Да, в сентябре у нас вышел профайл Кличко, мы долго над ним работали – около полугода. Вышла она, действительно, в слегка укороченном виде в журнале. На сайте она как раз, я думаю, в полном виде. У нас неплохая есть как раз тенденция, как находить случайно будущих лидеров, потому что я делал портрет о Бидзине Иванишвили, например, где-то за два-три месяца до того, как его стали в Грузии воспринимать всерьез, и вот сейчас, да у нас был еще в сентября профайл Кличко.

С.КОРЗУН – Я ровно про то, что там о политике как бы ничего не было. Что за человек, как возможный лидер. Там было о человеке, там были бренды обозначены – это, кстати, тоже боковой вопрос, как вы с рекламной службой работаете или нет – вот, он, действительно, был там одет очень стильно – все бренды были обозначены. Такое ощущение, что какая-то поп-звезда получился, спортивная звезда.

М.ИДОВ – Так и есть, в этом был смысл статьи. Там есть очень хороший абзац, что, в принципе, его политическая программа очень плавает, он выступает в целом за все хорошее и воспринимается, как просто знаменитость, в которую публика приглашается вложить все те надежды, которые у не могут накопиться. Вот, собственно, и все, в этом был смысл статьи. Я бы не сказал, что это поверхностная статья – это статься обличающая поверхностность своего героя. Не обличающая, но описывающая, скажем так.

С.КОРЗУН – И при этом прописаны все лейблы практически, которые на нем. Это, как мне кажется – я не знаю, я, возможно, ошибаюсь, готов это предположить, - но говорить, скажем, о Юлии Тимошенко, с точки зрения того, что она носит то, что она носит – да…

М.ИДОВ – Юлия Тимошенко как раз, по-моему, единственный случай, в котором я не требовал одеть человека во что-нибудь как бы из этого сезона и описывать это – это как раз Юлия Тимошенко.

С.КОРЗУН – Ну, и сказать, что Путина в костюме – не знаю, что он там носит? – от Brioni, а Оланд – президент, о котором говорили в новостях французский, он там в одежде другой марки. Ну, по-моему, все-таки разделение есть…

М.ИДОВ – Для вас есть, для вас, конечно, есть. Это такой дух старой школы, вам кажется, что то, что человек носит или то, что он естественно, каким-то образом это информация другого порядка, может быть, более низкого порядка, чем, скажем, его заявления.

С.КОРЗУН – Да, другого порядка, из другой области.

М.ИДОВ – Хотя на самом деле Медведев, например, с вами разговаривает через свою одежду так же внятно, а порой и более внятно, чем через свои как раз политические заявления, в которых тогда довольно трудно разобраться. Послушайте, существует разные варианты передачи информации, и Путин передает вам информацию и своим костюмом и своим обнаженным торсом, и своими словами, и своей походкой, и своим опозданием на два часа на ту или иную встречу – все это часть политического языка. Притворяться, что это такая какая-то глянцевая ерунда… «Ну, зачем, вообще, писать…, какая разница, что на человеке одето» - это, конечно, очень устаревшая точка зрения, на мой взгляд. А, кроме того просто таковы правила игры в этом журнале. Когда у нас есть какой-то герой, мы снимаем его не в его одежде, в которую его одевают стилисты.

С.КОРЗУН – Ваши стилисты?

М.ИДОВ – Наши стилисты. Так было с Кличко, на которого, кстати, очень трудно найти одежду, потому что он большой. Поскольку одежда предоставляется определенными марками бесплатно, разумеется, эти марки называются в подписки к фотографии. Становится ли статься от этого менее умной, то есть, падает ли от этого уровень репортажа – ну, как бы это вам на этот вопрос отвечать. Вы, кажется, отвечаете, что да.

С.КОРЗУН – Мне кажется, что просто читатель ¬ о целевой аудитории еще можно поговорить – я, как читатель, человек, который больше в общественно-политической области, мне это было любопытно, но, честно говоря, от смысла статьи меня немножко это отвлекало. Ну, не будем, наверное, об этом. Просто я пытаюсь понять…

М.ИДОВ – Нет, почему же? Это очень интересная тема.

С.КОРЗУН – А вот, когда вы Бидзину Иванишвили – к сожалению, не видел этой статьи – интервьюировали, вы о чем говорили? Скорее, об отношениях Грузия-Россия, Америка…, либо о привычках, пристрастиях его, о часах, какие он носит?

М.ИДОВ – Опять же, одно не исключает другое, это разные способы передачи информации. Разумеется, это была статься серьезная, политическая с серьезно проведенной подготовкой. Я ее, собственно, сами писал, я ездил в Грузию. Эта статья была потом куплена у русского GQ и опубликована в журнале The New Republic вашингтонском, одном из самых уважаемых политических журналов США, который называет себя бортовым журналом президента. Почему-то их не смутило, что в статье упоминалась марка часов Иванишвили, потому что мне интересно как раз было, что мультимиллиардер Иванишвили сравнительно дешевые часы носит – вскользь это было упомянуто. Если вы это читаете, и вам кажется: «О боже! Какая пошлость, какой вещизм, или вам кажется: «А, это, наверное, по договоренности с рекламодателем было сделано» - я не могу вам помочь. Я не разграничиваю, вообще, высокой культуры и низкой. Это проклятье советской культуры, которое сейчас перешло в российскую культуру.

С.КОРЗУН – Нет, подождите, но вы же брали интервью у Саши и Маши так называемых из Kermlin Russia. На мой взгляд, это интервью абсолютно соответствует общественно-политической журналистике. Там было много деталей, там как-то не отвлекались на одежду и вещи… Мне кажется, есть существенные и не самые существенные

М.ИДОВ – А, почему «отвлекались? Вы голый сейчас передо мной?

С.КОРЗУН – Нет, я сижу в одежде.

М.ИДОВ – Вы как-то выбрали эту одежду, или она на вас сама упала?

С.КОРЗУН – Она мне удобна для работы здесь, в эфире.

М.ИДОВ – Ну, это же осознанное решение ее надеть. Вы что-то же рассказываете мне сейчас этой одеждой, этим свитером на молнии…

С.КОРЗУН – Вообще, честно говоря, не собирался рассказывать.

М.ИДОВ – Но, тем не менее, он прекрасно дополняет ваш имидж постсоветского интеллигента, так же, как форма вашей бородки, так же, как ваши очки, так же, как ваша прическа – это все такая же речь, такие же формы речи, как, собственно, вы говорите.

С.КОРЗУН – О'кей не спорю. Вернемся к редакционным вещам. Все ли материалы вы читаете, и насколько жестко, как главный редактор контролируете, что выходит в журнале?

М.ИДОВ – Все, конечно, вплоть до подписей к фотографиям. Насколько жестко контролирую? Первый год переписывал практически все, но мне очень повезло с командой, и у нас сложилось взаимопонимание, и сейчас я уже могу немножко расслабиться и не править запятые, как я это делаю в абсолютно каждой статье. Я работаю с очень хорошими авторами: Егор Мостовщиков, Максим Мартемьянов. У меня прекрасные редакторы рубрик. У меня отличны зам Елена Смолина. И можно немножко было да, ослабить как бы эти вожжи, которые я очень сильно натягивал в первый год.

С.КОРЗУН – Обратил внимание, что в Твиттере вы пишете по-английски.

М.ИДОВ – Нет. У меня два твиттера: русский и английский.

С.КОРЗУН – Два твиттера различных, просто не обратил внимания. Тоже в какой-то степени эта шизофрения – разделение на российскую аудиторию и ту аудиторию, которая есть у вас там, за рубежом?

М.ИДОВ – Здесь нет никакой шизофрении, просто у меня есть определенное количество американских друзей, которым я не хотел бы докучать кириллицей, появляющейся у них в твиттер-лентах. Я просто русский аккаунт, когда переехал сюда. Кроме того, мой русский аккаунт существует в большей части для продвижения материалов, опубликованных в GQ, опять же, что было бы неинтересно моим американским друзьям, которые не могут их прочитать. Поэтому, это единственно возможное решение.

С.КОРЗУН – Давайте, к вопросам еще обратимся. «Проводите ли вы интервью с западными лидерами?» - вопрос от Дмитрия.

М.ИДОВ – Так, сейчас попытаюсь вспомнить, с кем… Ну, если разве, что считать Бидзину Иванишвили западным лидером… Знаете, было бы здорово, и мы периодически запросы шлем вплоть до Обамы. Да, почему бы и нет? С удовольствием. Когда предоставляется возможность – да, конечно.

С.КОРЗУН – Вы «мы» говорите в данном случае про российский GQ именно или вообще про GQ…?

М.ИДОВ – Нет. Обама, кстати, будет сейчас опять на обложке американского уже в третий или в четвертый раз, так что…

С.КОРЗУН – И с интервью, не просто на обложке?

М.ИДОВ - Да, конечно, разумеется, естественно.

С.КОРЗУН – Естественно. Одно без другого нельзя. В каких отношениях вы находитесь с маткой или матрицей американской? Это отсоединенный продукт? Я понимаю, что у вас достаточно большая свобода – мы это обсуждали в эфире "Эха Москвы" не раз, у подобных изданий. М.ИДОВ – Нет, это не лицензионный продукт. Этим Conde Nast очень сильно отличается от всех остальных якобы западных журналов, издающихся в России. Мы принадлежим напрямую к Conde Nast International. Это не какой-то русский бизнесмен сделал себе лицензию на журнал GQ, как это происходит со всеми… или немецкий бизнесмен, как в случае с Forbes и так далее. То есть, у меня те же боссы, которые у меня были в Нью-Йорке – семья Ньюхаусов. Это децентрализовано при этом, то есть у нас американский или британский GQ не является главным, например, это абсолютно децентрализованная система.

С.КОРЗУН – И вы напрямую отвечаете за результаты своей работы перед, соответственно, матрицей.

М.ИДОВ – Мое начальство – это президент Conde Nast Russia, за которую отвечает президент Conde Nast International, да, то есть, все довольно просто.

С.КОРЗУН – У вас есть издатель, поимо всего прочего, как это обычно заведено.

М.ИДОВ – Да, конечно. У журнала, разумеется, есть издатель…

С.КОРЗУН – В каких отношениях находитесь, потому что разные бывают ситуации, когда главный редактор иногда просто отвечает за редакционную политику и материалы, а за все остальное: за общие стратегические направления развития отвечает издатель – бывают и такие ситуации. Как у вас распределяется?

М.ИДОВ – Нет-нет. У нас две параллельные башни:сейлз и маркетинговая башня, которая возглавляется издателем, то есть, все вопросы рекламы, все вопросы какого-то позиционирования на рынке – это все наш издатель Ира Елизарова; все, что связано с наполнением журнала, редакционная политика – это все ко мне.

С.КОРЗУН – Как в целом оценивается работа – по количество рекламы, либо – не знаю – по тиражу просто, по сравнению в интернете?

М.ИДОВ – По комбинации, разумеется, всего этого. Но, в первую очередь из-за такой особенности российского рынка, как полное отсутствие института подписки на бумажную версию, основные деньги, конечно, зарабатываются рекламой, а не розничной продажей журнала.

С.КОРЗУН – Долго идет спор о том, победит ли интернет печатные версии. Насколько я понимаю, ваш ответ: Нет, не победит, потому что все равно человеку хочется иметь перед собой какое-то издание, которое можно полистать в самолете и где-то еще?

М.ИДОВ – Нет. Мне кажется, просто, что нет этой войны. Это, как спрашивать, победил ли ваша левая нога правую руку. Не победит, потому что они не сражаются, они вместе работают на организм. Есть бренд, у которого есть разные выражения: есть бумажное выражение, есть планшетное, есть онлайн – вот, собственно, и все. Аудитория может перетекать из одного в другое или распыляться по всем трем. Но ее отношение с брендом – это самое главное.

С.КОРЗУН – Нет, действительно, оттока, потому что, на мой взгляд, существует довольно много людей – и тому есть подтверждение, - которые бумажные издания вообще… - вот, эту аналоговую бумагу, как они ее называют, как ее назвал НЕРАЗБ здесь в эфире. Вот, ненавистная аналоговая бумага и не могу ее брать в руки, если только все электричество будет отключено по всей планете, ее возьму.

М.ИДОВ – Именно для таких людей у нас существует и сайт и планшет. И, более того, у нас один из самых удачных и популярных iPad – изданий из всего мирового Conde Nast. Разумеется, определенное количество людей забрасывают бумажный журнал, чтобы перейти на iPad. Причем, именно наша целевая, самая такая сердцевина нашей целевой аудитории, то есть, это успешные, занятые люди ¬ для них iPad – это идеальная вещь, они читают журнал на заднем сидении машины, они его читают в самолете и так далее. И, разумеется, есть отток туда, но мы их там уже ждем, и, когда придумают какую-нибудь новую вещь, мы будем ждать там тоже. Когда начнет распространяться какой-нибудь условный Google Glass - значит, будет GQ для Google Glass. Просто нужно спокойней относиться к такой вещи, как формат. В каждом формате есть свои недостатки и свои преимущества. В бумаге очевидный недостаток: когда на ней что-нибудь напечатаешь – все, не вырубишь топором. У сайта прекрасные преимущества – быстрое реагирование, но недостаток: на нем не очень хорошо выглядят огромные красивые фотографии; на нем не очень приятно читаются длинные истории. Бумага прекрасно держит и то и другое. Так что, все течет, все изменяется.

С.КОРЗУН – Вопрос еще: «Михаил, где круче журналистика, в США или в России?»

М.ИДОВ – Круче?

С.КОРЗУН – Да.

М.ИДОВ – Круче, наверное, в России, лучше – в США. Смотрите, нет такой вещи, как русская журналистика. Я очень часто об этом говорю. Есть две школы журналистики: американская и европейская, и я готов разочаровать сторонников уникального русского пути. Русская журналистика по всем своим абсолютно качествам органичная часть европейской школы журналистики. Она очень похожа на французскую, она очень похожа на английскую журналистику.

С.КОРЗУН – Добавьте тогда, чем отличается кардинально, на ваш взгляд?

М.ИДОВ – Отличается европейская школа от американской?

С.КОРЗУН – Да.

М.ИДОВ – В Америке более развита культура беспристрастного репортажа и как-бы окололитературного длинного текста, тем не менее, построенного на основе интервью. В европейской культуре журналистики гораздо более развито интервью, как формат, который в Америке называется НЕРАЗБ, когда это просто вопросы и ответы, то есть, не обличенные ни в какую прозу, а просто вопрос – ответ. Существует определенная такая тирания колумниста, засилье умных людей с мнениями абсолютно по любому поводу. И существует такой бойкий, веселый, но при этом жестокий и страшноватый в своих худших проявлениях низ журналистики, то есть, таблоидная школа, в которой России, в общем-то, похожа как раз на Францию и Англию по злобности и при этом эффективности и оперативности таблоидов, которой иногда хочется аплодировать на самом деле. Вот, собственно, и все. То есть, в штатах таблоиды гораздо более развлекательные, гораздо менее жалящие.

С.КОРЗУН – Вашей второй ипостасью… – вопрос пришел: «Когда открыли в себе писательский талант, и пишите ли вы на русском?» Насколько я понимаю, первая книга и довольно успешная «Кофеварка», да?

М.ИДОВ – «Кофемолка».

С.КОРЗУН – «Кофемолка» в переводе, да – она вышла на английском, а последняя книга – она уже вышла на русском здесь.

М.ИДОВ – Да, «Кофемолка» была написана на английском, она вышла в США на английском, после чего я ее перевел на русский с переменным успехом, как мне кажется. Спасибо за вопрос, он позволяет мне заняться рекламой моей новой книжки, которая только что вышла, называется «Чес», и она как раз написана на русском, точнее заглавная повесть, которая занимает половину этой книжки, она написана именно на русском языке. Это первая не журналистская работа, которую я написал за лет 15, поэтому это немножко волнительный для меня момент. А там еще есть рассказы разных лет, некоторые написаны на русском, некоторые переводные с английского, причем, не в моем переводе, а в переводе прекрасного писателя и переводчика Виктора Сонькина. Вот, собственно, и все. А к вопросу, когда я нашел в себе талант – талант, по-моему, до сих пор не обнаружил, а вот желание писать – лет восемь примерно. Как только расхотелось быть палеонтологом.

С.КОРЗУН – Пару вопросов еще по поводу издания и вам, как главному редактору: «Коснулись ли вас требования нового законодательства, которых возникло довольно много за последнее время?»

М.ИДОВ – Да. Про геев – или плохо или ничего.

С.КОРЗУН – И то, что сейчас бурно обсуждается законопроект о запрете пропаганды секса вообще для несовершеннолетних. Что вы тогда вообще будете делать?

М.ИДОВ – Ну, журнал можно будет закрывать тогда, потому что, в общем, любая наша обложка с женщиной, например, является подспудной пропагандой секса, а, поскольку журнал 16+, а не 18+, то соответственно, и для не совершеннолетних получается…

С.КОРЗУН – Но вы же можете изменить, как главный редактор – поставить 18+ и затянуть непрозрачной пленкой.

М.ИДОВ – Да, а вы знаете, сколько пленка стоит?

С.КОРЗУН – Сколько?

М.ИДОВ – Тысяч 60 долларов в год пленка-то стоит.

С.КОРЗУН – Дополнительно. Зато, сколько народу пойдет на это, чтобы посмотреть? Будут покупать-то то, что под пленкой.

М.ИДОВ – Не знаю. На самом деле и прозрачная пленка есть. Мы решаем этот вопрос, потому что интересно, что еще нам подкинут в плане ограничения свобод. Но, да, меня больше всего бесит неспособность писать про такую вещь, как бутылка хорошего вина….

С.КОРЗУН – Невозможность в данном случае, потому что способности есть…

М.ИДОВ – Да. Но, кроме этого, конечно, были внутренние конфликты по вопросу пропаганды гомосексуализма. Это чудовищный закон, и, разумеется, все это очень временно, я думаю. Такой странный период, который нужно пережить.

С.КОРЗУН – Как-то внутренне вы отреагировали вы на злоключения коллеги Дэвида Сэттера в этом году? Помним еще о Люке Хардинге, который был выслан.

М.ИДОВ – Да, я им дико завидую.

С.КОРЗУН – Есть уже огромное желание свалить и вернуться?

М.ИДОВ – Нет, конечно, нет. Просто нужно понимать, что для человека, который живет в России и пишет о России, то, что его выгнали из России – это лучше, что ним может в профессиональном смысле случиться, потому что это тот момент, когда его коллекция статей превращается в книжку.

С.КОРЗУН – Самое последнее, наверное – совсем немного времени у нас остается – вы здесь с семьей, все нормально, интегрировались и собираетесь ли сами по себе отсюда уезжать в ближайшее время?

М.ИДОВ – С семьей все в порядке, у жены прекрасная карьера фотографа в России, и сольная выставка были, и еще будет в этом году. Дочка заговорила по-русски, то есть, мы приехали – ей чуть больше года были, то есть, ей сейчас без малого три, и ее первые слова были на русском языке, и, мне кажется, хотя бы из-за этого стоило приезжать.

С.КОРЗУН – Это был Михаил Идов в программе "Без дураков" на радио "Эхо Москвы". Спасибо огромное, Михаил! Всем спасибо и счастливо!

М.ИДОВ – Спасибо, Сергей.


004 - 25 ЯНВАРЯ 2014 004 - 25 JANUAR 2014 004 - 25 JANUARI 2014

С.КОРЗУН – редактор журнала GQ Михаил Идов. Здравствуйте, Михаил!

М.ИДОВ – Здравствуйте!

С.КОРЗУН – Еще пару лет назад вас сложно было бы назвать, вообще, персонажем российской действительности, тем более культовым персонажем российской действительности, но вот прошло два года и вы созрели для этого. Как раз два года назад или около того вы в Москву и приехали, насколько я понимаю.

М.ИДОВ – Да, в общем, почти вплоть до дня в начале февраля 2012-го.

С.КОРЗУН – То есть, после отъезда семьи, это было в 92-м году, как указывают источники, тогда из Риги уезжали, да? Это был уже не Советский Союз, это была Латвия, между прочим, если вспомнить, на секундочку.

М.ИДОВ – Это была уже Латвия, при всей диссидентской натуре моих родителей потребовался именно развал Советского Союза, чтобы они решили уезжать.

С.КОРЗУН – А, чем было вызвано, если серьезно? Вы поддержали это решение? 16 лет вам было тогда.

М.ИДОВ – Нет, я брыкался и орал, конечно. И первое, что я сделал в Америке, это пошел работать в Макдональдс, чтобы заработать на билет обратно. Но родители в бесконечной мудрости своей, как бы сказать, позволили мне это сделать. Они, действительно, позволили мне поехать обратно в Ригу в 93-м году, где-то через год, потому что ровно столько у меня ушло на накопление денег на билет. Только попросили открытую дату оставить возвращения. Я приехал в Ригу, пожил несколько недель у друга на диване, и как-то понял, что за это время Америка мной тогда ненавистная, как-то успела в меня проникнуть и в Риге мне было уже мене комфортно, чем я ожидал, тем более, что как раз 16-17 лет, все мои друзья в университете были, а я опять в школу пошел в Америке, чтобы диплом получить американский и так далее. То есть, было ощущение принадлежности – не знаю – не к тому времени, не к тому месту, и я, действительно, в тот момент захотел обратно.

С.КОРЗУН – С языком не было проблем, английский учили здесь? Или были?

М.ИДОВ – Английский учил здесь и, как любой человек, который учил английский здесь, приехав в Америку я был должен забыть 90% выученного и выучить его снова.

С.КОРЗУН – Это в любой ситуации так говорят. После спецшколы с французским, когда я поступил в иняз, ровно то же мне тоже сказали преподаватели: «Забудьте все, чему вас учили. Начинаем все заново».

М.ИДОВ – Я говорил на таком, знаете, пластиковом британском английском, которому учили в Советском Союзе. И производил, я теперь понимаю, очень странное впечатление на сверстников в Кливленде, штат Огайо, потому что я говорить-то говорил, но совсем не так и не то, что нужно было Я помню, что, когда я мне говорили: «Thankyou», я отвечал таким аристократическим: «Notatall».

С.КОРЗУН – Михаил, расскажите немного, как семья устроилась? Потому что много примеров – на наших глазах по разным причинам обычно людям такого уже зрелого поколения достаточно сложно интегрироваться, и все рассчитывают на детей. Такая эмиграция в интересах детей, чтобы хоть они пожили в нормальной стране, в нормальных условиях – это достаточно распространено. И дети, если с младшего школьного возраста, действительно, там интегрируются довольно быстро – никуда не денешься.

М.ИДОВ – Ну, да. И именно поэтому я очень благодарен моим родителям за то, что на мне не было этого давления – преуспеть в какой-то традиционной эмигрантской сфере. То есть, от меня не требовали тотчас становиться юристом или доктором или банкиром, не дай бог и за это большое им спасибо.

Мой отец физик прикладной, он инженер, он работал в вагоностроении в Советском Союзе, и он поставил себе задачу, приехав в США, попасть в автопром, и в течение 2-х лет уме удалось это сделать. Он это сделал очень круто на самом деле. Он вместо того, чтобы, как все остальные новые эмигранты, развозить пиццу и так далее, он, пока семья реально голодала и сидели как бы на талончиках и так далее, он пошел в лабораторию физическую, испытательскую работать бесплатно. Все где-то месяцев шесть, что он бесплатно проработал волонтером, соседи его считали сумасшедшим, потому что семье, действительно, нечего было есть. Но, сразу после этого с уже американским опытом работы и с американскими рекомендательными письмами у себя - курикулумвите, он тут же попал инженером на «Форд», то есть, в течение буквально полутора лет воссоздал свою советскую карьеру в США. Для меня это как раз такой очень пример в жизни, потому что был большой риск, но все было сделано абсолютно правильно. Вместо того, чтобы скатываться в какой-то недостойный тебя труд, он просто сделал то, что должен был сделать.

С.КОРЗУН – В семье не было желания вернуться назад, обсуждали вы эти проблемы?

М.ИДОВ – Нет, мои родители, я думаю, полностью уже интегрированы в американскую жизнь, они живут в пригородах Детройта. Отец продолжает работать в автопроме, теперь на «Крайслере».

С.КОРЗУН – Умирающего города, как говорят.

М.ИДОВ –Умершего уже и теперь чуть-чуть возрождающегося. Нет, это просто каркас, а не город, конечно. Сестра моя работает учительницей испанского в Калифорнии. В это описание уже заложен комплимент ее испанскому, потому что в Калифорнии, как вы понимаете, достаточно носителей языка. Нет, наоборот, родителей всегда очень беспокоило, что я вернусь. Как раз они этого не очень хотят.

С.КОРЗУН – А, причины эмиграции кроме экономических и, возможно, климатических, были еще какие-нибудь?

М.ИДОВ – Да, конечно. Сейчас трудно даже вспоминать, какой ад творился в союзных республиках в 91-92-м году, потому что, будучи интеллигентными либералами советского толка, мои родители стояли в этой живой цепи за независимость балтийских республик из Вильнюса в Талин. Мы сами всячески ратовали за независимость Латвии, и, разумеется, через секунду после того, как независимость пришла, мы оказались, конечно, чужаками, которым был закрыт путь к нормальным работам, гражданству, и так далее. Несмотря на то, что я в третьем поколении латвиец, я не мог бы получить гражданство латвийское, несмотря на то, что моя мать идеально говорила по-латышски, ее вполне могли уволить с ее тогдашней работы в библиотеке государственной, потому что неграждане не могли тогда занимать…

С.КОРЗУН – Там был статус, была карточка – статус негражданина…

М.ИДОВ – Она до сих пор есть. Там до сих пор, если я не ошибаюсь, 40% населения – это уникальная ситуация – в общем-то, граждане второго сорта. Они немножко решили эту проблему перед вступлением в ЕС, но в тот момент это было тяжело и, единственный раз, когда на нас было совершено нападение физическое по «еврейской линии», когда бьют не по паспорту, а по морде – к сожалению, нападающие были латышами, а не русскими.То есть, как-то очень быстро мы ощутили себя совсем чужими со всех сторон там.

С.КОРЗУН – Уровень антисемитизма повысился как раз, по вашим ощущениям, после отделения Латвии?

М.ИДОВ – Черт его знает. Что значит, повысился?

С.КОРЗУН – Вы, вообще, ощущали до 16 лет там?

М.ИДОВ – Ну, конечно, господи, ничего себе! Конечно, ощущал. Но все это просто выплеснулось. Вы должны помнить эти ранние 90-е, и в Питере общество «Память», все эти дела, весь этот спектр от такого псевдоинтеллектуального осмысления как бы антисемитских постулатов до совершенно уличного – все это было на виду и на лицо.

С.КОРЗУН – Все-таки в брежневские времена здесь, в Москве, по крайней мере, это было не так очевидно, и остроты в этом никакой не было. Да, не во все вузы можно было поступать, естественно. Да, люди, с фамилиями, похожими на еврейские, не всегда проходили туда, куда хотели, но, тем не менее, как мне казалось, действительно, эта проблема…

М.ИДОВ – Ну, хорошо. Так отмахиваетесь тогда от довольно серьезных примеров дискриминации. Ну, да – в вузы не брали, но зато по морде не били.

С.КОРЗУН – В моем вузе учились вполне.

М.ИДОВ – Плохо, что не брали – хорошо, что не били! Понятно. Мне кажется, что с точки зрения именно латышей это был маятник, качнувшийся довольно оправдано в ту сторону в тот момент, потому что притеснение латышской культуры было, конечно, чудовищное в советские годы; и мне самому стыдно задним числом, что я, прожив 16 лет в стране толком не выучил ее языка, что была создана ситуация такая, что не было в этом необходимости, вообще. И понятно, что сразу при получении свободы и независимости этот маятник отшатнулся в сторону довольно жесткой ксенофобии. And it is clear that immediately upon gaining freedom and independence, this pendulum recoiled in the direction of a rather harsh xenophobia. Причем рынок это дело успокаивает, как вы понимаете. Ксенофобия тут же сошла на нет, когда, мне кажется, стало понятно, что основным рынком сбыта для Латвии все равно является Россия.

С.КОРЗУН – Экономические причины. Понятно. По идентификации - вы уже отвечали на этот вопрос, цитирую: «Меня, как русскоязычного еврея из Латвии и с американским гражданством такой вопрос уже много лет не возникает». И все же, сейчас, кем себя ощущаете в России – экспатом либо вернулись к каким-то истокам? Понятно, что по паспорту вы гражданин Америки, по менталитету вы американский гражданин?

М.ИДОВ – По менталитету я все-таки, в первую очередь, житель Нью-Йорка. Я знаю, что это звучит как-то, может быть, высокопарно или пошло, но это, действительно, так.

С.КОРЗУН – На нашу действительность применяя, москвич – это тоже, в общем, в какой-то степени национальность, менталитет - уж, по крайней мере.

М.ИДОВ – Ну, да, именно так. Более того, в «бушевские» годы это было еще и серьезным отличием. То есть, как раз, учитывая, что за второй срок Буша-младшего в Нью-Йорке голосовало, если я не ошибаюсь, 11%, то есть, 89 голосовали в 2004-м за Джона Керри, различия Нью-Йорка и всей остальной Америки было довольно ощутимым. И за границей, когда у меня спрашивали: «Вы американец?», я тут же отвечал: «Нет, я нью-йоркец». Мы за этого человека не голосовали. С Обамой это разграничение проводить стало менее необходимо, но оно немножко осталось, конечно, все равно.

С.КОРЗУН – Хотел еще спросить – забыл вовремя, тем не менее, спрошу: вы через «Грин карту» попали в США, получили ее, или, каким образом интегрировались и получили гражданство?

М.ИДОВ – Ох, господи, даже не знаю, насколько это интересно слушателям "Эха Москвы". Ну, в статусе беженца, с документами беженца, да «Грин карта». Я шесть лет был человеком без паспорта вообще, пока мне не дали американский паспорт в 98-м году. То есть, с 92-го по 98-й у меня не было гражданства ни одной страны мира.

С.КОРЗУН – И это не мешало учиться, соответственно.

М.ИДОВ – Нет, вовсе нет. Я не мог только в 92-м году голосовать за президента и в 96-м, но в 92-м я еще по возрасту не мог.

С.КОРЗУН – Чем еще, кроме политических пристрастий Нью-Йорк отличается от других городов Америки. По-моему, с Лос-Анджелесом как-то сравнивали его.

М.ИДОВ – Нью-Йорк и Лос-Анджелес – это Петербург и Москва. Это, когда есть такое ощущение, когда «у вас культура – у нас деньги». Хотя в случае Нью-Йорка деньги тоже есть, но все равно такая застарелая такая вражда, которая на самом деле не вражда, а такое дружеское соперничество все-таки – оно есть. Although in the case of New York, there is also money, but all the same there is such a long-standing enmity that is not really enmity, but such a friendly rivalry is still there. Нью-Йорк не похож на другие города Америки, в первую очередь, тем, что Манхеттен – это остров, и Нью-Йорка не становится больше – он становится все плотнее. И это уникальная совершенно для США уплотненность, потому что США все-таки в массе своей – это огромная, плоская страна, которая растет вширь. Нью-Йорк не может расти вширь, потому что с одной стороны океан, с другой стороны Нью-Джерси. И это уплотнение, эта очень урбанистическая среда, когда все живут друг у друга на голове, она делает Нью-Йорк городом немножко европейским по своей сути, а немножко даже азиатским, я бы сказал. То есть, его ближайший эквивалент в мире, это не Париж, не Лондон, не Москва, а, в общем, Гонконг, Сингапур – скорее, даже так, несмотря на какие-то другие отличия. То есть, это город, конечно, заточенный на то, чтобы быть абсолютно международным. Его не может захватить какая-то одна группа людей, там не может быть какого-то гегемона.

С.КОРЗУН – Где вы ощущаете себя дома после двух лет пребывания Москве - в Москве или Нью-Йорке?

М.ИДОВ – Дома я ощущаю себя дома.

С.КОРЗУН – Где я – там и дом.

М.ИДОВ – Я имею в виду, мы, наконец, на второй год пребывания здесь нашли чудесную квартиру на Соколе, где, собственно, я и ощущаю себя более-менее…

С.КОРЗУН – Съемная квартира или покупали?

М.ИДОВ – Съемная, конечно, съемная. Я не считаю, что в России…. В Москве, мне кажется, странно было бы покупать квартиру.

С.КОРЗУН – Чем для вас было интересно это предложение – возглавить GQ российский в Москве?

М.ИДОВ – Я, действительно, отвечал много раз на этот вопрос, но задающие этот вопрос всегда делают упор на «российский в Москве», а я всегда в ответе делаю упор на GQ…

С.КОРЗУН - среди лучших двадцати работ в мире – я помню ваш ответ. В 11-ти странах, по-моему, издается.

М.ИДОВ - Как раз в 20-ти, я поэтому и сказал, потому что в мире 20 GQ как раз. Знаете, может быть, 21 уже, мне кажется, открывают в Таиланде.

С.КОРЗУН – В Китае не открыли еще?

М.ИДОВ – В Китае есть, конечно, он огромный. Боже мой, у него, по-моему, у него под тысячу страниц в месяц. Уникальный совершенно GQ китайский. На него даже равняться невозможно, потому что они на каком-то запредельном уровне работают.

С.КОРЗУН – Я обратил внимание на то, что вы в интервью не отвечаете на вопрос о ваших возможных конкурентах. Это входит как бы в договор, прописано в вашем трудовом договоре – то, что вы обязаны везде, во всех ситуациях говорить, что GQ – это самый лучший в мире журнал и единственный в мире журнал?

М.ИДОВ – Нет, конечно.

С.КОРЗУН – Либо это внутреннее убеждение?

М.ИДОВ – Во-первых, есть в мире прекрасные журналы, некоторые из них в других аспектах, в других каких-то целевых аудитория лучше GQ. Я не говорю, что у GQ так называемый отдел длинных материалов лучше, чем у NewYorkerили VanityFair, например. Я не говорю, что у GQ как бы отдел таких более сиюминутных новостей в первой четверти журнала лучше, чем у NewYork Magazine, где я работал 6 лет и так далее. Нет, конечно, есть прекрасные журналы, в которых я был бы очень рад работать.

С.КОРЗУН – Дмитрий Артамонов писал про GQ, что он был в течение почти половины 20-го столетия лидером среди журналов, демонстрируя «мужской стиль, культуру в моде, путешествиях, развлечениях, спорте и технологиях». Под всем эти подпишитесь, что-то добавите еще?

М.ИДОВ – Если речь, действительно, идет о второй половине 20-го века, то все так и есть.

С.КОРЗУН – Что изменилось?

М.ИДОВ – Изменилось то, если говорить об американском GQ, что с приходом редактора нынешнего 10 лет назад в 2003-м году, с приходом Джима Нельсона появились очень хорошие длинные репортажи, настоящие расследования, настоящие беспристрастные профайлы, портреты людей и так далее. И мне GQ представляется американский одним из лидеров в этом плане. Я тоже стараюсь как-то на него в этом плане равняться. Свои прекрасные черты есть и у британского GQ, он очень яркий, динамичный, такой немножко более наглый, чем наш: у них там сплошные восклицательные знаки на обложке, например – мы стесняемся такого. У нас приличный журнал не может восклицательные знаки на обложку. То есть, вот такие есть какие-то разграничения, есть какие-то отличия. И опять же, на рынках, на которых нет журнала VanityFair, как бы журнала о богатых и знаменитых, такой «стенгазете» элит общества, например, в России, некоторые функции VanityFair переходят по наследству именно к GQ, а не к какому-то другому журналу. Поэтому у российского GQ есть некоторый светский аспект, который я, например, не ожидал увидеть, базируя свое представление о том, как должен выглядеть GQ, на американском.

С.КОРЗУН – Что вы называете светским аспектом? Жизнь московской тусовки?

М.ИДОВ – Да, потому что, опять же, американский GQ, с которым я сотрудничал до этого, он не особенно интересуется жизнью… опять-таки я не знаю ,какое значение вы вкладываете в слово «тусовка», но условные как бы «рублевки», то есть, Хэптонс в нью-йоркском варианте или Верхнего Ист-Сайда. А для российского GQ это совершенно органичная часть круга его интересов.

С.КОРЗУН - GQ Bar или то, что называют до сих пор GQ Bar– это, собственно, имеет какое-то отношение к нынешнему GQ или нет, этот ресторан?

М.ИДОВ - Балчуг 5, по-моему это называется. Он имел, разумеется, в свое время отношение совершенно прямое. Это было лицензионное название, так же, как и название VogueCafe лицензировано.

С.КОРЗУН – Название изменилось, но его употребляют точно так же, пишут Балчуг 5 и GQ Bar.

М.ИДОВ – Ну, стоит тем, кто пишет, перестать так употреблять, потому что он больше так не называется.

С.КОРЗУН – То есть, вы не несете за ответственность за то, что там происходит, и какие мысли появляются у Аркадия Новикова по поводу…?

М.ИДОВ – Мы и раньше не несли никакой ответственности, просто был контракт, который, в общем, оказался для Аркадия Новикова – я с ним говорил на эту тему – оказался не очень выгодным по цифрам, потому что, несколько я понимаю, плата лицензионная за использование нашего названия, она высчитывалась из квадратного метража. Vogue Cafe сравнительно небольшое, так же, как и клуб сравнительно, а GQ Bar – огромный. Когда эту оплату пересчитали на метраж, выяснилось, что там просто какие-то неподъемные деньги стоило бы продолжать поддерживать эту лицензию, поэтому он просто переназвался«Балчуг 5» и разорвал как бы НЕРАЗБ. Но это не исключает появление какого-нибудь другого GQ Бара опять же лицензионного где еще в Москве – я очень хотел бы, чтобы это произошло, почему бы и нет. В Дубае, кстати, через 5 дней, по-моему, открывается GQ Bar их.

То есть, на самом деле, что интересно, Россия была первопроходцем в этом странном мире лицензирования названий журналов увеселительными учреждениями, потому что здесь впервые появилось Vogue Cafe, и Conde Nast, глядя на успех этих трех новиковских заведений, создал целый такой дивизион, целый департамент у себя в Лондоне, который занимается именно лицензированием по всему миру названий «конденастовских» журналов в кафе, рестораны и так далее. Вообще, в принципе, сейчас, если начать говорить про будущее журналистики, оно, в общем, отчасти в этом - в монетизации наработанного как бы морального капитала и авторитета изданий в каких-то неожиданных направлениях. Например, в индии Vogue занялся свадьбами. Они проводят ярмарку свадебную и занимаются… А это же, понимаете, что такое – свадьба в Индии? Это же много-многомиллиардная индустрия. Там есть свадьбы, которые стоят миллионы долларов и Vogue как-то на себя берет организацию этих свадеб.

С.КОРЗУН – Михаил Идов в программе "Без дураков" на радио "Эхо Москвы", делаем короткую паузу, вернемся в студию после новостей и рекламы. НОВОСТИ..

С.КОРЗУН – Сегодня в гостях у меня главный редактор журнала GQ Михаил Идов. Несколько вопросов из сети и sms: «Что на «thank you» в Кливленде надо отвечать?», - спрашивает Владимир из бани, и ему же отвечает Сергей из Екатеринбурга, что отвечать надо, скорее, «You are welcome!» Все правильно или нет? Афанасий просит перевести название вашего журнала. Не раз уже делали, наверное.

М.ИДОВ – GQ? Gentlemen's Quarterly, то есть, ежеквартальник джентльмена. С.КОРЗУН – Выходящий ежемесячно.

М.ИДОВ – Просто изначально выходил раз в сезон.

С.КОРЗУН – А еще публикуют фотографию о двух унитазах в мужском туалете в Сочи, например, у нас. Странные русские – пишут. Странные американцы quarter, а выходит ежемесячный журнал.

М.ИДОВ – Не понял связи, простите.

С.КОРЗУН – Ну, связь чисто ассоциативная, ладно проехали. Странные эти американские можно было сказать, если у них ежеквартальный журнал выходит ежемесячно. Давайте о журналистике два слова скажем, и о том, как вы к ней пришли.

М.ИДОВ – Комсомола нет, а «Комсомольская правда» есть.

С.КОРЗУН – Ну, в общем, да, и «Московский комсомолец» есть. Есть много на свете удивительных вещей.

М.ИДОВ – Так что бывают такие названия, да.

С.КОРЗУН – Скажите, пожалуйста, быть писателем, то есть, быть человеком, как мне представляется – ну, практически никогда не был в этой роли,- относительно свободным, выбирающим темы и прочее, и быть журналистом, который обязан действовать в каких-то рамках – вот, этот переход вам дался легко или с некоторым трудом? Пришлось себя втискивать в некоторые рамки?

М.ИДОВ – Да нет, это не переход. Почему переход? У меня две работы, очень у многих людей есть две работы. Кто-нибудь работает в супермаркете днем и барменом по вечерам. Я работаю редактором днем и писателем по вечерам.

С.КОРЗУН – То есть, приходите с работы, скидываете с себя все внутренне, как многие офисные сотрудники, известные банкиры выходят покататься на мотоциклах, на байках, так вы садитесь за компьютер и пишете уже для себя.

М.ИДОВ – Не совсем. Я не уверен, что в этой аналогии…банка, что мотоцикл – вот, в чем дело.

С.КОРЗУН – Понятно. Но на жизнь-то зарабатываете журналистикой, главным редакторством, насколько я понимаю или нет, или писательство тоже?

М.ИДОВ – Комбинацией всего этого. Главное, что, наверное, все, чем я зарабатываю, это сложение слов в комбинации слов.

С.КОРЗУН – Есть ли разница в престижности журналистики, скорее такой, живописующей и журналистики жесткой политической и в Америке и здесь? Чувствуете ли вы, что вам как-то не хватает или всего хватает в этой журналистике такой общественно-политической?

М.ИДОВ – Вы хотите сравнить два вида журналистики или, что вы имеете в виду?

С.КОРЗУН – Внутреннее содержание. Ну, скажем, общественно-политические журналы и глянцевые журналы, подобные вашему, - совершенно, в общем, различная по-журналистски работа.

М.ИДОВ – Совершенно не согласен – правилаодни и те же для всех, потому что любая журналистика – это одно и то же занятие, независимо от того, о чем вы пишете, потому что есть объективные какие-то критерии хорошей и плохой статьи, пишете вы о протесте или о темных очках.

С.КОРЗУН – Вот, смотрите, я наткнулся, готовясь к этой программе, на статью – может быть, она была в укороченном виде на сайте - о Кличко. Было некоторое время назад такое?

М.ИДОВ – Да, в сентябре у нас вышел профайл Кличко, мы долго над ним работали – около полугода. Вышла она, действительно, в слегка укороченном виде в журнале. На сайте она как раз, я думаю, в полном виде. У нас неплохая есть как раз тенденция, как находить случайно будущих лидеров, потому что я делал портрет о Бидзине Иванишвили, например, где-то за два-три месяца до того, как его стали в Грузии воспринимать всерьез, и вот сейчас, да у нас был еще в сентября профайл Кличко.

С.КОРЗУН – Я ровно про то, что там о политике как бы ничего не было. Что за человек, как возможный лидер. Там было о человеке, там были бренды обозначены – это, кстати, тоже боковой вопрос, как вы с рекламной службой работаете или нет – вот, он, действительно, был там одет очень стильно – все бренды были обозначены. Такое ощущение, что какая-то поп-звезда получился, спортивная звезда.

М.ИДОВ – Так и есть, в этом был смысл статьи. Там есть очень хороший абзац, что, в принципе, его политическая программа очень плавает, он выступает в целом за все хорошее и воспринимается, как просто знаменитость, в которую публика приглашается вложить все те надежды, которые у не могут накопиться. There is a very good paragraph there that, in principle, his political program is very floating, he speaks for all good things in general and is perceived as just a celebrity, in which the public is invited to invest all those hopes that they cannot accumulate. Вот, собственно, и все, в этом был смысл статьи. Я бы не сказал, что это поверхностная статья – это статься обличающая поверхностность своего героя. Не обличающая, но описывающая, скажем так.

С.КОРЗУН – И при этом прописаны все лейблы практически, которые на нем. Это, как мне кажется – я не знаю, я, возможно, ошибаюсь, готов это предположить, - но говорить, скажем, о Юлии Тимошенко, с точки зрения того, что она носит то, что она носит – да…

М.ИДОВ – Юлия Тимошенко как раз, по-моему, единственный случай, в котором я не требовал одеть человека во что-нибудь как бы из этого сезона и описывать это – это как раз Юлия Тимошенко.

С.КОРЗУН – Ну, и сказать, что Путина в костюме – не знаю, что он там носит? – от Brioni, а Оланд – президент, о котором говорили в новостях французский, он там в одежде другой марки. Ну, по-моему, все-таки разделение есть…

М.ИДОВ – Для вас есть, для вас, конечно, есть. Это такой дух старой школы, вам кажется, что то, что человек носит или то, что он естественно, каким-то образом это информация другого порядка, может быть, более низкого порядка, чем, скажем, его заявления. This is the spirit of the old school, it seems to you that what a person wears or what he is natural is somehow information of a different order, maybe of a lower order than, say, his statements.

С.КОРЗУН – Да, другого порядка, из другой области.

М.ИДОВ – Хотя на самом деле Медведев, например, с вами разговаривает через свою одежду так же внятно, а порой и более внятно, чем через свои как раз политические заявления, в которых тогда довольно трудно разобраться. Послушайте, существует разные варианты передачи информации, и Путин передает вам информацию и своим костюмом и своим обнаженным торсом, и своими словами, и своей походкой, и своим опозданием на два часа на ту или иную встречу – все это часть политического языка. Listen, there are different options for transmitting information, and Putin is passing information to you both with his suit and his naked torso, and with his words, and with his gait, and with his two hours late for this or that meeting - all this is part of the political language. Притворяться, что это такая какая-то глянцевая ерунда… «Ну, зачем, вообще, писать…, какая разница, что на человеке одето» - это, конечно, очень устаревшая точка зрения, на мой взгляд. Pretending that this is some kind of glossy nonsense ... "Well, why, in general, write ..., what's the difference what a person is wearing" - this, of course, is a very outdated point of view, in my opinion. А, кроме того просто таковы правила игры в этом журнале. And besides, that's just the rules of the game in this magazine. Когда у нас есть какой-то герой, мы снимаем его не в его одежде, в которую его одевают стилисты. When we have a hero, we shoot him not in his clothes, in which stylists wear him.

С.КОРЗУН – Ваши стилисты?

М.ИДОВ – Наши стилисты. Так было с Кличко, на которого, кстати, очень трудно найти одежду, потому что он большой. Поскольку одежда предоставляется определенными марками бесплатно, разумеется, эти марки называются в подписки к фотографии. Становится ли статься от этого менее умной, то есть, падает ли от этого уровень репортажа – ну, как бы это вам на этот вопрос отвечать. Вы, кажется, отвечаете, что да.

С.КОРЗУН – Мне кажется, что просто читатель ¬ о целевой аудитории еще можно поговорить – я, как читатель, человек, который больше в общественно-политической области, мне это было любопытно, но, честно говоря, от смысла статьи меня немножко это отвлекало. Ну, не будем, наверное, об этом. Просто я пытаюсь понять…

М.ИДОВ – Нет, почему же? Это очень интересная тема.

С.КОРЗУН – А вот, когда вы Бидзину Иванишвили – к сожалению, не видел этой статьи – интервьюировали, вы о чем говорили? Скорее, об отношениях Грузия-Россия, Америка…, либо о привычках, пристрастиях его, о часах, какие он носит?

М.ИДОВ – Опять же, одно не исключает другое, это разные способы передачи информации. M.IDOV - Again, one thing does not exclude the other, these are different ways of transmitting information. Разумеется, это была статься серьезная, политическая с серьезно проведенной подготовкой. Of course, it was a serious, political article with serious preparation. Я ее, собственно, сами писал, я ездил в Грузию. Эта статья была потом куплена у русского GQ и опубликована в журнале The New Republic вашингтонском, одном из самых уважаемых политических журналов США, который называет себя бортовым журналом президента. Почему-то их не смутило, что в статье упоминалась марка часов Иванишвили, потому что мне интересно как раз было, что мультимиллиардер Иванишвили сравнительно дешевые часы носит – вскользь это было упомянуто. Если вы это читаете, и вам кажется: «О боже! Какая пошлость, какой вещизм, или вам кажется: «А, это, наверное, по договоренности с рекламодателем было сделано» - я не могу вам помочь. Я не разграничиваю, вообще, высокой культуры и низкой. Это проклятье советской культуры, которое сейчас перешло в российскую культуру. This is the curse of Soviet culture, which has now passed into Russian culture.

С.КОРЗУН – Нет, подождите, но вы же брали интервью у Саши и Маши так называемых из Kermlin Russia. На мой взгляд, это интервью абсолютно соответствует общественно-политической журналистике. Там было много деталей, там как-то не отвлекались на одежду и вещи… Мне кажется, есть существенные и не самые существенные There were a lot of details, they were somehow not distracted by clothes and things ... It seems to me that there are essential and not the most essential

М.ИДОВ – А, почему «отвлекались? Вы голый сейчас передо мной? Are you naked in front of me now?

С.КОРЗУН – Нет, я сижу в одежде. S. KORZUN - No, I am sitting in my clothes.

М.ИДОВ – Вы как-то выбрали эту одежду, или она на вас сама упала?

С.КОРЗУН – Она мне удобна для работы здесь, в эфире.

М.ИДОВ – Ну, это же осознанное решение ее надеть. Вы что-то же рассказываете мне сейчас этой одеждой, этим свитером на молнии…

С.КОРЗУН – Вообще, честно говоря, не собирался рассказывать.

М.ИДОВ – Но, тем не менее, он прекрасно дополняет ваш имидж постсоветского интеллигента, так же, как форма вашей бородки, так же, как ваши очки, так же, как ваша прическа – это все такая же речь, такие же формы речи, как, собственно, вы говорите. M.IDOV - But, nevertheless, it perfectly complements your image of a post-Soviet intellectual, just like the shape of your beard, just like your glasses, just like your hairstyle - it's all the same speech, the same forms of speech as, in fact, you say.

С.КОРЗУН – О'кей не спорю. Вернемся к редакционным вещам. Все ли материалы вы читаете, и насколько жестко, как главный редактор контролируете, что выходит в журнале?

М.ИДОВ – Все, конечно, вплоть до подписей к фотографиям. Насколько жестко контролирую? Первый год переписывал практически все, но мне очень повезло с командой, и у нас сложилось взаимопонимание, и сейчас я уже могу немножко расслабиться и не править запятые, как я это делаю в абсолютно каждой статье. Я работаю с очень хорошими авторами: Егор Мостовщиков, Максим Мартемьянов. У меня прекрасные редакторы рубрик. У меня отличны зам Елена Смолина. И можно немножко было да, ослабить как бы эти вожжи, которые я очень сильно натягивал в первый год.

С.КОРЗУН – Обратил внимание, что в Твиттере вы пишете по-английски.

М.ИДОВ – Нет. У меня два твиттера: русский и английский.

С.КОРЗУН – Два твиттера различных, просто не обратил внимания. Тоже в какой-то степени эта шизофрения – разделение на российскую аудиторию и ту аудиторию, которая есть у вас там, за рубежом?

М.ИДОВ – Здесь нет никакой шизофрении, просто у меня есть определенное количество американских друзей, которым я не хотел бы докучать кириллицей, появляющейся у них в твиттер-лентах. Я просто русский аккаунт, когда переехал сюда. Кроме того, мой русский аккаунт существует в большей части для продвижения материалов, опубликованных в GQ, опять же, что было бы неинтересно моим американским друзьям, которые не могут их прочитать. Поэтому, это единственно возможное решение.

С.КОРЗУН – Давайте, к вопросам еще обратимся. «Проводите ли вы интервью с западными лидерами?» - вопрос от Дмитрия.

М.ИДОВ – Так, сейчас попытаюсь вспомнить, с кем… Ну, если разве, что считать Бидзину Иванишвили западным лидером… Знаете, было бы здорово, и мы периодически запросы шлем вплоть до Обамы. Да, почему бы и нет? С удовольствием. Когда предоставляется возможность – да, конечно.

С.КОРЗУН – Вы «мы» говорите в данном случае про российский GQ именно или вообще про GQ…?

М.ИДОВ – Нет. Обама, кстати, будет сейчас опять на обложке американского уже в третий или в четвертый раз, так что…

С.КОРЗУН – И с интервью, не просто на обложке?

М.ИДОВ - Да, конечно, разумеется, естественно.

С.КОРЗУН – Естественно. Одно без другого нельзя. В каких отношениях вы находитесь с маткой или матрицей американской? Это отсоединенный продукт? Я понимаю, что у вас достаточно большая свобода – мы это обсуждали в эфире "Эха Москвы" не раз, у подобных изданий. М.ИДОВ – Нет, это не лицензионный продукт. Этим Conde Nast очень сильно отличается от всех остальных якобы западных журналов, издающихся в России. Мы принадлежим напрямую к Conde Nast International. Это не какой-то русский бизнесмен сделал себе лицензию на журнал GQ, как это происходит со всеми… или немецкий бизнесмен, как в случае с Forbes и так далее. То есть, у меня те же боссы, которые у меня были в Нью-Йорке – семья Ньюхаусов. Это децентрализовано при этом, то есть у нас американский или британский GQ не является главным, например, это абсолютно децентрализованная система.

С.КОРЗУН – И вы напрямую отвечаете за результаты своей работы перед, соответственно, матрицей.

М.ИДОВ – Мое начальство – это президент Conde Nast Russia, за которую отвечает президент Conde Nast International, да, то есть, все довольно просто.

С.КОРЗУН – У вас есть издатель, поимо всего прочего, как это обычно заведено.

М.ИДОВ – Да, конечно. У журнала, разумеется, есть издатель…

С.КОРЗУН – В каких отношениях находитесь, потому что разные бывают ситуации, когда главный редактор иногда просто отвечает за редакционную политику и материалы, а за все остальное: за общие стратегические направления развития отвечает издатель – бывают и такие ситуации. S. KORZUN - In what relationship you are, because there are different situations when the editor-in-chief is sometimes simply responsible for editorial policy and materials, and for everything else: the publisher is responsible for the general strategic directions of development - there are such situations. Как у вас распределяется?

М.ИДОВ – Нет-нет. У нас две параллельные башни:сейлз и маркетинговая башня, которая возглавляется издателем, то есть, все вопросы рекламы, все вопросы какого-то позиционирования на рынке – это все наш издатель Ира Елизарова; все, что связано с наполнением журнала, редакционная политика – это все ко мне.

С.КОРЗУН – Как в целом оценивается работа – по количество рекламы, либо – не знаю – по тиражу просто, по сравнению в интернете? S. KORZUN - How is the work assessed in general - by the amount of advertising, or - I don’t know - by the circulation simply, in comparison with the Internet?

М.ИДОВ – По комбинации, разумеется, всего этого. Но, в первую очередь из-за такой особенности российского рынка, как полное отсутствие института подписки на бумажную версию, основные деньги, конечно, зарабатываются рекламой, а не розничной продажей журнала.

С.КОРЗУН – Долго идет спор о том, победит ли интернет печатные версии. Насколько я понимаю, ваш ответ: Нет, не победит, потому что все равно человеку хочется иметь перед собой какое-то издание, которое можно полистать в самолете и где-то еще?

М.ИДОВ – Нет. Мне кажется, просто, что нет этой войны. Это, как спрашивать, победил ли ваша левая нога правую руку. Не победит, потому что они не сражаются, они вместе работают на организм. Есть бренд, у которого есть разные выражения: есть бумажное выражение, есть планшетное, есть онлайн – вот, собственно, и все. Аудитория может перетекать из одного в другое или распыляться по всем трем. Но ее отношение с брендом – это самое главное.

С.КОРЗУН – Нет, действительно, оттока, потому что, на мой взгляд, существует довольно много людей – и тому есть подтверждение, - которые бумажные издания вообще… - вот, эту аналоговую бумагу, как они ее называют, как ее назвал НЕРАЗБ здесь в эфире. Вот, ненавистная аналоговая бумага и не могу ее брать в руки, если только все электричество будет отключено по всей планете, ее возьму.

М.ИДОВ – Именно для таких людей у нас существует и сайт и планшет. И, более того, у нас один из самых удачных и популярных iPad – изданий из всего мирового Conde Nast. Разумеется, определенное количество людей забрасывают бумажный журнал, чтобы перейти на iPad. Причем, именно наша целевая, самая такая сердцевина нашей целевой аудитории, то есть, это успешные, занятые люди ¬ для них iPad – это идеальная вещь, они читают журнал на заднем сидении машины, они его читают в самолете и так далее. И, разумеется, есть отток туда, но мы их там уже ждем, и, когда придумают какую-нибудь новую вещь, мы будем ждать там тоже. Когда начнет распространяться какой-нибудь условный Google Glass - значит, будет GQ для Google Glass. Просто нужно спокойней относиться к такой вещи, как формат. You just need to be more calm about such a thing as a format. В каждом формате есть свои недостатки и свои преимущества. В бумаге очевидный недостаток: когда на ней что-нибудь напечатаешь – все, не вырубишь топором. У сайта прекрасные преимущества – быстрое реагирование, но недостаток: на нем не очень хорошо выглядят огромные красивые фотографии; на нем не очень приятно читаются длинные истории. Бумага прекрасно держит и то и другое. Так что, все течет, все изменяется.

С.КОРЗУН – Вопрос еще: «Михаил, где круче журналистика, в США или в России?» S. KORZUN - Another question: "Mikhail, where is journalism cooler, in the USA or in Russia?"

М.ИДОВ – Круче?

С.КОРЗУН – Да.

М.ИДОВ – Круче, наверное, в России, лучше – в США. Смотрите, нет такой вещи, как русская журналистика. Look, there is no such thing as Russian journalism. Я очень часто об этом говорю. I talk about this very often. Есть две школы журналистики: американская и европейская, и я готов разочаровать сторонников уникального русского пути. There are two schools of journalism: American and European, and I am ready to disappoint the supporters of the unique Russian way. Русская журналистика по всем своим абсолютно качествам органичная часть европейской школы журналистики. Russian journalism in all its absolutely qualities is an organic part of the European school of journalism. Она очень похожа на французскую, она очень похожа на английскую журналистику.

С.КОРЗУН – Добавьте тогда, чем отличается кардинально, на ваш взгляд?

М.ИДОВ – Отличается европейская школа от американской?

С.КОРЗУН – Да.

М.ИДОВ – В Америке более развита культура беспристрастного репортажа и как-бы окололитературного длинного текста, тем не менее, построенного на основе интервью. M.IDOV - In America there is a more developed culture of impartial reporting and a sort of near-literary long text, nevertheless, built on the basis of interviews. В европейской культуре журналистики гораздо более развито интервью, как формат, который в Америке называется НЕРАЗБ, когда это просто вопросы и ответы, то есть, не обличенные ни в какую прозу, а просто вопрос – ответ. Существует определенная такая тирания колумниста, засилье умных людей с мнениями абсолютно по любому поводу. И существует такой бойкий, веселый, но при этом жестокий и страшноватый в своих худших проявлениях низ журналистики, то есть, таблоидная школа, в которой России, в общем-то, похожа как раз на Францию и Англию по злобности и при этом эффективности и оперативности таблоидов, которой иногда хочется аплодировать на самом деле. And there is such a lively, cheerful, but at the same time cruel and scary in its worst manifestations the bottom of journalism, that is, a tabloid school in which Russia, in general, is just like France and England in its viciousness and at the same time efficiency and efficiency tabloids, which sometimes really wants to applaud. Вот, собственно, и все. То есть, в штатах таблоиды гораздо более развлекательные, гораздо менее жалящие.

С.КОРЗУН – Вашей второй ипостасью… – вопрос пришел: «Когда открыли в себе писательский талант, и пишите ли вы на русском?» Насколько я понимаю, первая книга и довольно успешная «Кофеварка», да?

М.ИДОВ – «Кофемолка».

С.КОРЗУН – «Кофемолка» в переводе, да – она вышла на английском, а последняя книга – она уже вышла на русском здесь.

М.ИДОВ – Да, «Кофемолка» была написана на английском, она вышла в США на английском, после чего я ее перевел на русский с переменным успехом, как мне кажется. Спасибо за вопрос, он позволяет мне заняться рекламой моей новой книжки, которая только что вышла, называется «Чес», и она как раз написана на русском, точнее заглавная повесть, которая занимает половину этой книжки, она написана именно на русском языке. Это первая не журналистская работа, которую я написал за лет 15, поэтому это немножко волнительный для меня момент. А там еще есть рассказы разных лет, некоторые написаны на русском, некоторые переводные с английского, причем, не в моем переводе, а в переводе прекрасного писателя и переводчика Виктора Сонькина. Вот, собственно, и все. А к вопросу, когда я нашел в себе талант – талант, по-моему, до сих пор не обнаружил, а вот желание писать – лет восемь примерно. Как только расхотелось быть палеонтологом.

С.КОРЗУН – Пару вопросов еще по поводу издания и вам, как главному редактору: «Коснулись ли вас требования нового законодательства, которых возникло довольно много за последнее время?»

М.ИДОВ – Да. Про геев – или плохо или ничего.

С.КОРЗУН – И то, что сейчас бурно обсуждается законопроект о запрете пропаганды секса вообще для несовершеннолетних. S. KORZUN - And the fact that a bill banning the promotion of sex in general for minors is being vigorously discussed now. Что вы тогда вообще будете делать?

М.ИДОВ – Ну, журнал можно будет закрывать тогда, потому что, в общем, любая наша обложка с женщиной, например, является подспудной пропагандой секса, а, поскольку журнал 16+, а не 18+, то соответственно, и для не совершеннолетних получается…

С.КОРЗУН – Но вы же можете изменить, как главный редактор – поставить 18+ и затянуть непрозрачной пленкой. S. KORZUN - But you can change, as the editor-in-chief - put 18+ and tighten with an opaque film.

М.ИДОВ – Да, а вы знаете, сколько пленка стоит?

С.КОРЗУН – Сколько?

М.ИДОВ – Тысяч 60 долларов в год пленка-то стоит.

С.КОРЗУН – Дополнительно. Зато, сколько народу пойдет на это, чтобы посмотреть? Будут покупать-то то, что под пленкой.

М.ИДОВ – Не знаю. На самом деле и прозрачная пленка есть. Мы решаем этот вопрос, потому что интересно, что еще нам подкинут в плане ограничения свобод. Но, да, меня больше всего бесит неспособность писать про такую вещь, как бутылка хорошего вина….

С.КОРЗУН – Невозможность в данном случае, потому что способности есть…

М.ИДОВ – Да. Но, кроме этого, конечно, были внутренние конфликты по вопросу пропаганды гомосексуализма. Это чудовищный закон, и, разумеется, все это очень временно, я думаю. Такой странный период, который нужно пережить.

С.КОРЗУН – Как-то внутренне вы отреагировали вы на злоключения коллеги Дэвида Сэттера в этом году? Помним еще о Люке Хардинге, который был выслан.

М.ИДОВ – Да, я им дико завидую. M. IDOV - Yes, I envy them wildly.

С.КОРЗУН – Есть уже огромное желание свалить и вернуться?

М.ИДОВ – Нет, конечно, нет. Просто нужно понимать, что для человека, который живет в России и пишет о России, то, что его выгнали из России – это лучше, что ним может в профессиональном смысле случиться, потому что это тот момент, когда его коллекция статей превращается в книжку.

С.КОРЗУН – Самое последнее, наверное – совсем немного времени у нас остается – вы здесь с семьей, все нормально, интегрировались и собираетесь ли сами по себе отсюда уезжать в ближайшее время?

М.ИДОВ – С семьей все в порядке, у жены прекрасная карьера фотографа в России, и сольная выставка были, и еще будет в этом году. Дочка заговорила по-русски, то есть, мы приехали – ей чуть больше года были, то есть, ей сейчас без малого три, и ее первые слова были на русском языке, и, мне кажется, хотя бы из-за этого стоило приезжать. My daughter spoke Russian, that is, we arrived - she was a little over a year old, that is, she is now almost three, and her first words were in Russian, and, I think, at least because of this, it was worth coming.

С.КОРЗУН – Это был Михаил Идов в программе "Без дураков" на радио "Эхо Москвы". Спасибо огромное, Михаил! Всем спасибо и счастливо!

М.ИДОВ – Спасибо, Сергей.