ЧАСТЬ ВТОРАЯ. PART SECOND. The Guardian - Chapter 7 (2) パート2ガーディアン - 第7章 (2) ГВАРДЕЕЦ - Глава 7 (2)

Ввели знакомого - худого человека в белом халате. They brought in a friend - a thin man in a white coat. Он был в наручниках, и поэтому держал руки, неестественно вытянув их перед собой. He was handcuffed, and therefore held his hands outstretched unnaturally in front of him. Глаза у него были красные, лицо отекло. His eyes were red, his face was swollen. Он сел и стал смотреть на картину поверх головы бригадира.

- Ваше имя - Гэл Кетшеф? - спросил бригадир.

- Да.

- Зубной врач? - Dentist?

- Был.

- В каких отношениях находитесь с зубным врачом Гобби? - What is your relationship with the dentist Gobbi?

- Купил у него практику. I bought a practice from him.

- Почему же не практикуете? Why don't you practice?

- Продал кабинет. - I sold my office.

- Почему?

- Стесненные обстоятельства, - сказал Кетшеф. “Compressed circumstances,” said Catshef.

- В каких отношениях находитесь с Орди Тадер? - What is your relationship with Ordi Tader?

- Она моя жена. - She's my wife.

- Дети есть?

- Был.

Сын.

- Где он?

- Не знаю.

- Чем занимались во время войны?

- Воевал. - Fought.

- Где? Кем?

- На юго-западе. Сначала начальником полевого госпиталя, затем командиром пехотной роты. First, the head of the field hospital, then the commander of an infantry company.

- Ранения? - Injuries? Ордена? Orders?

- Все было. - Everything was.

- Почему решили заняться антигосударственной деятельностью? - Why did you decide to engage in anti-state activities?

- Потому что в истории мира не было более отвратительного государства, - сказал Кетшеф. “Because there has never been a more disgusting state in the history of the world,” said Ketsef. - Потому что любил свою жену и своего ребенка. Because he loved his wife and his child. Потому что вы убили моих друзей и растлили мой народ. Because you killed my friends and corrupted my people. Потому что всегда ненавидел вас. Because I always hated you. Достаточно? Enough?

- Достаточно, - спокойно сказал бригадир. "That's enough," the foreman said calmly. - Более, чем достаточно. - More than enough. Скажите нам лучше, сколько вам платят хонтийцы? Tell us better, how much do the Khontes pay you? Или вам платит Пандея? Or is Pandeya paying you?

Человек в белом халате засмеялся. The man in the white coat laughed. Жуткий это был смех, так мог бы смеяться мертвец. It was a terrible laugh, as a dead man might have laughed.

- Кончайте эту комедию, бригадир, - сказал он. “End this comedy, brigadier,” he said. - Зачем это вам? - Why do you need it?

- Вы - руководитель группы? - Are you the leader of the group?

- Да. - Yes.

Был. Was.

- Кого можете назвать из членов организации? - Who can you name from the members of the organization?

- Никого. - Nobody.

- Вы уверены? - Are you sure? - спросил вдруг человек в штатском. asked a man in civilian clothes suddenly.

- Да. - Yes.

- Видите ли, Кетшеф, - мягко сказал человек в штатском, - вы находитесь в крайне тяжелом положении. “You see, Ketsef,” the man in civilian clothes said softly, “you are in a very difficult position. Мы знаем о вашей группе все. Мы даже знаем кое-что о связях вашей группы. We even know something about your group's connections. Вы должны понять, что эта информация получена нами от какого-то лица, и теперь только о нас зависит, какое имя будет у этого лица - Кетшеф или какое-нибудь другое... You must understand that this information was received by us from some person, and now it depends only on us what name this person will have - Ketsef or some other ...

Кетшеф молчал, опустив голову. Ketsef was silent, his head bowed.

- Вы! - You! - каркнул ротмистр Чачу. croaked Captain Chachu. - Вы, бывший боевой офицер! - You, a former military officer! Вы понимаете, что вам предлагают? Do you understand what is being offered? Не жизнь, массаракш! Not life, massaraksh! Честь! Honour!

Кетшеф опять засмеялся, закашлялся, но ничего не сказал. Ketsef laughed again, coughed, but said nothing. Максим чувствовал, что этот человек ничего не боится. Ни смерти, ни позора. No death, no shame. Он уже все пережил. He's already been through everything. Он уже считает себя мертвым и опозоренным... Бригадир посмотрел на штатского. He already considers himself dead and disgraced... The brigadier looked at the civilian. Тот покачал головой. He shook his head. Бригадир пожал плечами, поднялся и объявил, что Гэл Кетшеф, пятидесяти лет, женатый, зубной врач, приговаривается на основании закона об охране общественного здоровья к уничтожению. The brigadier shrugged, rose, and announced that Gal Catshef, fifty, married, a dentist, was sentenced under the public health law to destruction. Срок исполнения приговора - сорок восемь часов. The term for the execution of the sentence is forty-eight hours. Приговор может быть заменен в случае согласия приговоренного дать показания. The verdict may be commuted if the sentenced person agrees to testify.

Когда Кетшефа вывели, бригадир с неудовольствием сказал штатскому: "Не понимаю тебя. When Ketsef was taken out, the brigadier said to the civilian with displeasure: “I don’t understand you. По-моему он разговаривал довольно охотно. I think he spoke quite well. Типичный болтун - по вашей же классификации. A typical talker - according to your own classification. Не понимаю..." Штатский засмеялся: "Вот потому-то, дружище, ты командуешь бригадой, а я... а я - у себя". I don't understand..." The civilian laughed: "That's why, my friend, you are in command of the brigade, and I... and I am at my place." - "Все равно, - обиженно сказал бригадир. "It doesn't matter," said the brigadier, offended. - Руководитель группы... склонен пофилософствовать... Не понимаю". "Team leader... prone to philosophizing... I don't understand." - "Дружище, - сказал штатский. - Ты видел когда-нибудь философствующего покойника?" - "А, вздор..." - "А все-таки?" - "Может быть, ты видел?" - спросил бригадир. asked the foreman.

"Да, только что, - сказал штатский веско. "Yes, just now," the civilian said weightily. - И заметь, не в первый раз... Я жив, он мертв, о чем нам говорить? - And mind you, not for the first time ... I'm alive, he's dead, what should we talk about? Так, кажется, у Верблибена?.." So, it seems, at Verliben? .. " Ротмистр Чачу вдруг поднялся, подошел вплотную к Максиму и прошипел ему в лицо снизу вверх: "Как стоишь, кандидат? Captain Chachu suddenly got up, came close to Maxim and hissed in his face from the bottom up: “How are you standing, candidate? Куда смотришь? Where are you looking? Смир-рна! Smir-rna! Глаза перед собой! Eyes in front of you! Не бегать глазами!" Don't run your eyes!" Несколько секунд он, шумно дыша, разглядывал Максима - зрачки его бешено сужались и расширялись - потом вернулся на свое место и закурил. For a few seconds, breathing noisily, he looked at Maxim - his pupils madly constricted and dilated - then he returned to his seat and lit a cigarette.

- Так, - сказал адъютант. - Остались: Орди Тадер, Мемо Грамену и еще двое, которые отказались себя назвать. - Remained: Ordi Tader, Memo Gramenu and two others who refused to name themselves.

- Вот с них и начнем, - предложил штатский. "We'll start with them," the civilian suggested. - Вызывайте. - Call.

- Номер семьдесят три-тринадцать, - сказал адъютант. “Number seventy-three-thirteen,” said the adjutant.

Номер семьдесят три-тринадцать вошел и сел на табурет. Number seventy-three-thirteen came in and sat down on a stool. Он тоже был в наручниках, хотя одна рука у него была искусственная - сухой жилистый человек с болезненно-толстыми, распухшими от прокусов губами. He, too, was handcuffed, although one of his hands was artificial - a lean, sinewy man with painfully thick lips swollen from bites.

- Ваше имя? - спросил бригадир. asked the foreman.

- Которое? - Which one? - весело спросил однорукий. - cheerfully asked one-armed. Максим даже вздрогнул: он был уверен, что однорукий будет молчать. Maxim even shuddered: he was sure that the one-armed one would be silent.

- У вас их много? - Do you have many? Тогда назовите настоящее. Then name the present.

- Настоящее мое имя - номер семьдесят три-тринадцать. - My real name is number seventy-three-thirteen.

- Та-ак... Что вы делали в квартире Кетшефа? - Well... What were you doing in Catshef's apartment?

- Лежал в обмороке. - Lying in a faint. К вашему сведению, я это очень хорошо умею. For your information, I am very good at this. Хотите, покажу? Do you want me to show you?

- Не трудитесь, - сказал человек в штатском. "Don't work," said the man in civilian clothes. Он был очень зол. He was very angry. - Вам еще понадобится это умение. - You still need this skill.

Однорукий вдруг захохотал. The one-armed man suddenly burst out laughing. Он смеялся громко, звонко, как молодой, и Максим с ужасом понял, что он смеется искренне. He laughed loudly, loudly, like a young man, and Maxim realized with horror that he was laughing sincerely. Люди за столом молча, словно окаменев, слушали этот смех. The people at the table silently, as if petrified, listened to this laughter.

- Массаракш! - Massaraksh! - сказал, наконец, однорукий, вытирая слезы плечом. said the one-armed man at last, wiping his tears with his shoulder. - Ну и угроза!.. - What a threat! Впрочем, вы еще молодой человек... Все архивы после переворота сожгли, и вы даже не знаете, до чего вы все измельчали... Это была большая ошибка - уничтожать старые кадры: они бы научили вас относиться к своим обязанностям спокойно. However, you are still a young man... All archives were burned after the coup, and you don't even know how much you shredded everything... It was a big mistake to destroy old footage: they would have taught you to take your duties calmly. Вы слишком эмоциональны. You are too emotional. Вы слишком ненавидите. You hate too much. А вашу работу нужно делать по возможности сухо, казенно - за деньги. And your work should be done as dryly as possible, publicly - for money. Это производит на подследственного огромное впечатление. This makes a huge impression on the defendant. Ужасно, когда тебя пытает не враг, а чиновник. It's terrible when you are tortured not by an enemy, but by an official. Вот посмотрите на мою левую руку. Look at my left hand. Мне ее отпилили в доброй довоенной охранке, в три приема, и каждый акт сопровождался обширной перепиской... Палачи выполняли тяжелую, неблагодарную работу, им было скучно, они пилили мою руку и ругали нищенские оклады. They sawed it off for me in a good pre-war secret police, in three steps, and each act was accompanied by extensive correspondence ... The executioners did hard, thankless work, they were bored, they sawed my hand and scolded the beggarly salaries. И мне было страшно. And I was scared. Только очень большим усилием воли я удержался тогда от болтовни. It was only by a very great effort of will that I refrained from talking then. А сейчас... Я же вижу, как вы меня ненавидите. And now... I can see how much you hate me. Вы - меня, я - вас. You - me, I - you. Прекрасно!.. Wonderful!.. Но вы меня ненавидите меньше двадцати лет, а я вас - больше тридцати. But you have been hating me for less than twenty years, and I have hated you for more than thirty. Вы тогда еще пешком под стол ходили и мучили кошек, молодой человек... You then walked under the table and tortured cats, young man ...

- Ясно, - сказал штатский. “I see,” said the civilian. - Старая ворона. - An old crow. Лучший друг рабочих. Workers best friend. Я думал, вас уже всех перебили.

- И не надейтесь, - возразил однорукий. - And do not hope, - the one-armed objected. - Надо все-таки разбираться в мире, где вы живете... а то вы все воображаете, будто старую историю отменили и начали новую... Ужасное невежество, разговаривать с вами не о чем... - You still need to understand the world where you live ... otherwise you all imagine that the old story was canceled and a new one began ... Terrible ignorance, there is nothing to talk with you about ...

- По-моему, достаточно, - сказал бригадир, обращаясь к штатскому. "I think that's enough," said the brigadier, turning to a civilian.

Тот быстро написал что-то на журнале и дал бригадиру прочесть. He quickly wrote something on a magazine and gave it to the foreman to read. Бригадир очень удивился, побарабанил пальцами по подбородку и с сомнением поглядел на штатского. The brigadier was very surprised, drummed his fingers on his chin and looked doubtfully at the civilian. Штатский улыбался. The civilian smiled. Тогда бригадир пожал плечами, подумал и обратился к ротмистру: Then the brigadier shrugged his shoulders, thought for a moment, and turned to the captain:

- Свидетель Чачу, как вел себя обвиняемый при аресте? - Witness Chachu, how did the accused behave during the arrest?

- Валялся, откинув копыта, - мрачно ответил ротмистр. “He was lying around with his hooves thrown back,” the captain replied gloomily.

- То-есть, сопротивления он не оказывал... Та-ак... - Бригадир еще немного подумал, поднялся и огласил приговор. - That is, he did not show resistance ... So-so ... - The foreman thought a little more, got up and announced the verdict. - Обвиняемый номер семьдесят три-тринадцать приговаривается к смертной казни, срок исполнения приговора не определяется, впредь до исполнения приговора обвиняемый имеет пребывать в работах на воспитании. - The accused number seventy-three-thirteen is sentenced to death, the term of execution of the sentence is not determined, until the execution of the sentence, the accused has to stay in the work of education.

На лице ротмистра Чачу проступило презрительное недоумение, а однорукий, когда его выводили, тихонько смеялся и тряс головой, как бы приговаривая: "Ну и ну!.." Contemptuous bewilderment appeared on the face of Captain Chachu, and the one-armed man, when they led him out, laughed softly and shook his head, as if saying: "Well, well! .." Затем был введен номер семьдесят три-четырнадцать. Then the number seventy-three-fourteen was entered. Это был тот самый человек, который кричал, корчась на полу. It was the same man who was screaming while writhing on the floor. Он был полон страха, но держался вызывающе. Прямо с порога он крикнул, что отвечать не будет и снисхождения не желает. Right from the threshold, he shouted that he would not answer and did not want indulgence. Он действительно молчал и не ответил ни на один вопрос, даже не вопрос штатского: нет ли жалоб на дурное обращение? He was really silent and did not answer a single question, not even a question of a civilian: are there any complaints of ill-treatment? Кончилось тем, что бригадир посмотрел на штатского и вопросительно хмыкнул. It ended with the foreman looking at the civilian and chuckling inquiringly. Штатский кивнул и сказал: "Да, ко мне". The civilian nodded and said: "Yes, to me." Он казался очень довольным. He seemed very pleased.

Потом бригадир перебрал оставшиеся бумаги и сказал: "Пойдемте, господа, поедим. Then the foreman sorted through the remaining papers and said: "Come, gentlemen, let's eat. Невозможно..." Суд удалился, а Максиму и Панди разрешили стоять вольно. Impossible..." The court withdrew, and Maxim and Pandi were allowed to stand at ease. Когда ротмистр тоже вышел, Панди сказал: When the captain also came out, Pandi said:

- Видал гадов? - Did you see the bastards? Хуже змей, ей-богу. Worse than snakes, by God. Главное ведь что? The main thing is what? Не боли у них голова, ну как бы ты узнал, что они выродки? They don't have headaches, well, how would you know that they are geeks? Подумать страшно, что бы тогда было... It's scary to think what would have happened then...

Максим промолчал. Maxim was silent. Говорить ему не хотелось. Картина мира, еще сутки назад казавшаяся такой логичной и отчетливой, сейчас размылась, потеряла очертания. The picture of the world, which only a day ago seemed so logical and distinct, is now blurred, has lost its shape. Впрочем, Панди не нуждался в репликах. However, Pandey did not need replicas. Снявши, чтобы не запачкать, перчатки, он извлек из кармана кулек с леденцами, угостил Максима и принялся рассказывать, как он не терпит этот пост. Taking off his gloves so as not to get dirty, he took a bag of candy out of his pocket, treated Maxim and began to tell how he could not stand this fast. Во-первых, страшно было заразиться от выродков. First, it was terrible to get infected from geeks. Во-вторых, некоторые из них, вроде этого, однорукого, вели себя ну до того нагло, что сил нет как хотелось дать по шее. Secondly, some of them, like this one-armed one, behaved so arrogantly that they didn’t have the strength to punch them in the neck. Один раз он вот так терпел-терпел, а потом и дал - чуть в кандидаты не разжаловали. Once he endured like this, endured, and then he gave - they almost demoted him as a candidate. Спасибо ротмистру, отстоял. Thanks to the captain, he defended. Засадил только на двадцать суток и еще сорок суток без увольнения... Planted only for twenty days and another forty days without dismissal ...

Максим сосал леденец. Maxim sucked on a lollipop. слушал в пол-уха и молчал. listened with half an ear and remained silent. Ненависть, думал он. Те ненавидят этих, эти ненавидят тех. Those hate these, these hate those. За что?.. Самое отвратительное государство... Почему? Откуда он это взял?.. Where did he get this from? Растлили народ... Как? They corrupted the people... How? Что это может значить?.. What could this mean?.. И этот штатский... Не может быть, чтобы он намекал на пытки. And this civilian... It can't be that he hinted at torture. Это же было давно, в средние века... Впрочем... фашизм... Да, помнится, не только в средние. It was a long time ago, in the Middle Ages ... However ... fascism ... Yes, I remember, not only in the Middle Ages. Может быть, это фашистское государство? Maybe it's a fascist state? Массаракш, что такое фашизм? Massaraksh, what is fascism? Агрессия, расовая теория... Гилтер... нет, Гилмер... Да-да - теория расового превосходства, массовые уничтожения, геноцид, захват мира... ложь, возведенная в принцип политики, государственная ложь - это я хорошо помню, это меня больше всего поразило. Aggression, racial theory ... Gilter ... no, Gilmer ... Yes, yes - the theory of racial superiority, mass destruction, genocide, the takeover of the world ... lies elevated to the principle of politics, state lies - I remember this well, this struck me the most. Но по-моему, здесь этого нет. But I don't think it's here. Гай - фашист? Guy is a fascist? И Рада? Нет, здесь другое - последствия войны, явная жестокость нравов, как следствие тяжелого положения. No, here is something else - the consequences of the war, the obvious cruelty of morals, as a result of a difficult situation. Большинство стремится подавить оппозицию меньшинства. The majority seeks to suppress the opposition of the minority. Смертная казнь, воспитательные работы... Для меня это отвратительно, но как же иначе?.. The death penalty, educational work ... For me it is disgusting, but how could it be otherwise? .. А в чем, собственно, оппозиция? What exactly is the opposition? Да, они ненавидят существующий строй. Yes, they hate the existing system. Но что они делают конкретно? But what exactly do they do? Ни слова об этом не было сказано. Not a word was said about it. Странно... Словно судьи заранее сговорились с обвиняемыми, и обвиняемые ничего не имеют против... А что же, очень даже похоже. It's strange... It's as if the judges agreed with the accused in advance, and the accused have nothing against... Well, it's very similar. Обвиняемые стремятся разрушить систему противобаллистической защиты, судьям об этом хорошо известно, и обвиняемые знают, что судьям об этом хорошо известно, все остаются при своих убеждениях, говорить не о чем, и остается только оформить сложившиеся отношения официально. The accused seek to destroy the system of anti-ballistic protection, the judges are well aware of this, and the accused know that the judges are well aware of this, everyone remains with their convictions, there is nothing to talk about, and all that remains is to formalize the existing relationship. Одного уничтожить, другого - на перевоспитание, третьего... третьего зачем-то берет к себе этот штатский... Теперь хорошо бы понять, какая существует связь между больной головой и пристрастием к оппозиции. To destroy one, to re-educate the other, the third... this civilian takes the third for some reason... Now it would be good to understand what connection exists between a sick head and addiction to the opposition. Почему систему ПБЗ стремятся разрушить только выродки? Why are only geeks trying to destroy the PBZ system? И при этом даже не все выродки?

- Господин Панди, - сказал он. - А хонтийцы - они все выродки, вы не слыхали? “And the Khontes—they are all geeks, haven’t you heard?”

Панди глубоко задумался. Pandy thought deeply.

- Как тебе... понимаешь... - произнес, наконец, он. - How do you ... understand ... - he finally said. - Мы в основном насчет внутренних дел, насчет выродков, как городских, так и диких, которые на Юге. “We're mostly talking about internal affairs, about the degenerates, both urban and wild, who are in the South. А что там в Хонти или, скажем, еще где - этому, наверно, армейцев обучают. And what is there in Khonti or, say, somewhere else - this, probably, is taught to the army. Главное, что ты должен знать, - это что хонтийцы есть злейшие внешние враги нашего государства. The main thing you should know is that the Khontians are the worst external enemies of our state. До войны они нам подчинялись, а теперь злобно мстят... А выродки - внутренние враги. Before the war, they obeyed us, and now they are viciously taking revenge ... And the geeks are internal enemies. Вот и все. Понял?

- Более или менее, - сказал Максим, и Панди сейчас же затеял ему выговор: в Гвардии так не отвечают, в Гвардии отвечают "так точно" или "никак нет", а "более или менее" есть выражение штатское, это капраловой сестренке можешь так отвечать, а здесь служба, здесь так нельзя... “More or less,” Maxim said, and Pandi immediately started reprimanding him: in the Guard they don’t answer like that, in the Guard they answer “so exactly” or “not at all”, and “more or less” is a civilian expression, you can do this to the corporal sister answer like that, but here is the service, here you can’t do that ... Вероятно он долго еще разглагольствовал бы, тема была благодарная, близкая его сердцу, и слушатель был внимательный, почтительный, но тут вернулись господа офицеры. He probably would have ranted for a long time, the topic was grateful, close to his heart, and the listener was attentive, respectful, but then gentlemen officers returned. Панди замолчал на полуслове, прошептал "смирно" и, совершив необходимые эволюции между столом и железной табуреткой, застыл. Pandi fell silent in mid-sentence, whispered "quietly" and, having made the necessary evolutions between the table and the iron stool, froze. Максим тоже застыл. Maxim also froze.

Господа офицеры были в прекрасном настроении. Lord officers were in a great mood. Ротмистр Чачу громко и с пренебрежительным видом рассказывал, как в восемьдесят четвертом они лепили сырое тесто прямо на раскаленную броню и пальчики, бывало, облизывали. Captain Chachu loudly and with a disdainful look told how in 1984 they molded raw dough directly onto red-hot armor and used to lick their fingers. Бригадир и штатский возражали, что гвардейский дух - гвардейским духом, но гвардейская кухня должна быть на соответствующей высоте, и чем меньше консервов, тем лучше. The brigadier and the civilian objected that the spirit of the guards was the spirit of the guards, but the guards' kitchen should be at the appropriate level, and the less canned food, the better. Адъютант, полузакрыв глаза, вдруг принялся цитировать наизусть какую-то поваренную книгу, и все замолчали и довольно долго слушали его со странным умилением на лицах. The adjutant, half-closing his eyes, suddenly began to recite some cookbook by heart, and everyone fell silent and listened to him for quite a long time with a strange emotion on their faces. Потом адъютант захлебнулся слюнкой и закашлялся, а бригадир, вздохнув, сказал: Then the adjutant choked on saliva and coughed, and the foreman, sighing, said:

- Да, господа... Но надо, однако, кончать. - Yes, gentlemen ... But it is necessary, however, to finish.

Адъютант, все еще кашляя, раскрыл папку, покопался в бумагах и произнес сдавленным голосом: The adjutant, still coughing, opened the folder, rummaged through the papers and said in a choked voice:

- Орди Тадер. - Ordi Tader.

И вошла женщина, такая же белая и почти прозрачная, как и вчера, словно она все еще была в обмороке, но когда Панди по обыкновению протянул руку, чтобы взять ее за локоть и усадить, она резко отстранилась как от гадины, и Максиму почудилось, что она сейчас ударит. And a woman came in, just as white and almost transparent as yesterday, as if she were still in a swoon, but when Pandy, as usual, stretched out his hand to take her by the elbow and sit her down, she abruptly pulled away as if from a reptile, and it seemed to Maxim that she will now hit. Она не ударила, у нее были скованы руки, она только отчетливо произнесла: "Не тронь, холуй! She did not hit, her hands were cuffed, she only distinctly said: “Do not touch, lackey! ", обошла Панди и села на табурет. , walked around Pandy and sat down on a stool. Бригадир задал ей обычные вопросы. Она не ответила. Штатский напомнил ей о ребенке, о муже, и ему она тоже не ответила. The civilian reminded her of the child, of her husband, and she did not answer him either. Она сидела, выпрямившись, Максим не видел ее лица, видел только напряженную худую шею под растрепанными светлыми волосами. She sat upright, Maxim did not see her face, he saw only the tense thin neck under the disheveled blond hair. Потом она вдруг сказала спокойным низким голосом: Then she suddenly said in a calm low voice:

- Вы, все, оболваненные болваны. - You, all of you, fooled fools. Убийцы. The killers. Вы все умрете. You'll all die. Ты, бригадир, я тебя не знаю, я тебя вижу в первый и последний раз. You, brigadier, I don't know you, I see you for the first and last time. Ты умрешь скверной смертью. You will die a bad death. Не от моей руки, к сожалению, но очень, очень скверной смертью. Not by my hand, unfortunately, but by a very, very bad death. И ты, сволочь из охранки. And you, you bastard from the secret police. Двоих таких как ты я прикончила сама. I killed two like you myself. Я бы сейчас убила тебя, я бы до тебя добралась, если бы не эти холуи у меня за спиной... - Она перевела дыхание. I would have killed you right now, I would have gotten to you if it weren't for these lackeys behind me... - She took a breath. - И ты, черномордый, пушечное мясо, палач, ты еще попадешься к нам в руки. - And you, black-faced, cannon fodder, executioner, you still fall into our hands. Но ты умрешь просто. But you will simply die. Гэл промахнулся, но я знаю людей, которые не промахнутся. Gal missed, but I know people who won't miss. Вы все здесь сдохнете еще задолго до того, как мы сшибем ваши проклятые башни, и это хорошо, я молю бога, чтобы вы не пережили своих башен, а то ведь вы поумнеете, и тем, кто будет после, будет жалко убивать вас. You will all die here long before we knock down your damned towers, and that's good, I pray to God that you do not outlive your towers, otherwise you will grow wiser, and those who come after will feel sorry for killing you.

Они не перебивали ее, они внимательно слушали. They didn't interrupt her, they listened carefully. Можно было подумать, что они готовы слушать ее часами, а она вдруг поднялась и шагнула к столу, но Панди поймал ее за плечо и бросил обратно на табурет. One might have thought that they were ready to listen to her for hours, and she suddenly got up and stepped towards the table, but Pandey caught her by the shoulder and threw her back on the stool. Тогда она плюнула изо всех сил, но плевок не долетел до стола, и она вдруг обмякла и заплакала. Then she spat with all her might, but the spit did not reach the table, and she suddenly went limp and began to cry. Некоторое время они смотрели, как она плачет. For a while they watched her cry. Потом бригадир встал и приговорил ее к уничтожению в сорок восемь часов, и Панди взял ее за локоть и вышвырнул за дверь, а штатский сильно потер руки, улыбнулся и сказал бригадиру: "Это удача. Then the foreman stood up and sentenced her to be destroyed at forty-eight hours, and Pandey took her by the elbow and threw her out the door, and the civilian rubbed his hands hard, smiled and said to the foreman: “This is good luck. Отличное прикрытие!" Great cover!" А бригадир ответил ему: "Благодари ротмистра". And the foreman answered him: "Thank the captain." А ротмистр Чачу сказал только: "Языки! And captain Chachu only said: "Tongues! ", и все замолчали. ' and everyone was silent. Потом адъютант вызвал Мемо Грамену, и с этим совсем уж не церемонились. Then the adjutant called Memo Gramena, and this was not at all ceremonious. Это был человек, который стрелял в коридоре. It was the man who fired in the corridor. С ним было все ясно: при аресте он оказал вооруженное сопротивление, и ему даже не задавали вопросов. Everything was clear with him: during the arrest, he offered armed resistance, and he was not even asked questions. Он сидел на табурете, грузный, сгорбленный, и пока бригадир зачитывал ему смертный приговор, он равнодушно глядел в потолок, нянча левой рукой правую, вывихнутые пальцы которой были обмотаны тряпкой. He was sitting on a stool, heavy, hunched over, and while the brigadier read out the death sentence to him, he indifferently looked at the ceiling, nursing his right hand with his left hand, the dislocated fingers of which were wrapped in a rag. Максиму почудилось в нем какое-то противоестественное спокойствие, какая-то деловитая уверенность, холодное равнодушие к происходящему, но он не сумел разобраться в своих ощущениях...

Грамену не успели еще вывести, а адъютант уже с облегчением складывал бумаги в папку, бригадир затеял со штатским разговор о порядке чинопроизводства, а ротмистр Чачу подошел к Панди и Максиму и приказал им идти. Gramin had not yet been taken out, and the adjutant was already folding the papers in a folder with relief, the brigadier started a conversation with a civilian about the order of rank-and-file, and captain Chacha approached Pandy and Maxim and ordered them to go. В его прозрачных глазах Максим ясно увидел издевку и угрозу, но не захотел думать об этом. In his transparent eyes, Maxim clearly saw a mockery and a threat, but did not want to think about it. С каким-то отчужденным любопытством и сочувствием он думал о том человеке, которому предстоит убить женщину. With a kind of aloof curiosity and sympathy, he thought of the man who was about to kill the woman. Это было чудовищно, это было невозможно, но кому-то предстояло это сделать в ближайшие сорок восемь часов. It was monstrous, it was impossible, but someone had to do it in the next forty-eight hours.