×

We use cookies to help make LingQ better. By visiting the site, you agree to our cookie policy.


image

"Обитаемый остров" Стругацкие (Prisoners of Power), ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. РОБИНЗОН - Глава 3 (2)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. РОБИНЗОН - Глава 3 (2)

В кресле Бегемота за столом Бегемота сидел незнакомый человек с квадратным шелушащимся лицом и красными отечными глазами. Бегемот стоял перед ним, расставив ноги, уперев руки в бока и слегка наклонившись. Он орал. Шея у него была сизая, лысина пламенела закатным пурпуром, изо рта далеко летели брызги.

Стараясь не привлекать к себе внимания, Максим тихонько прошел к своему рабочему месту и негромко поздоровался с ассистентом. Торшер, существо нервное, задерганное, в ужасе отскочил и поскользнулся на толстом кабеле. Максим едва успел подхватить его за плечи, и несчастный Торшер обмяк, закатив глаза. Ни кровинки не осталось в его лице, странный это был человек, он до судорог боялся Максима. Откуда-то неслышно возникла Рыба с откупоренным флакончиком, который тут же был поднесен к носу Торшера. Торшер икнул и ожил. Прежде чем он снова ускользнул в небытие, Максим прислонил его к железному шкафу и поспешно отошел.

Усевшись в стендовое кресло, он обнаружил, что шелушащийся незнакомец перестал слушать Бегемота и внимательно разглядывает его, Максима. Максим приветливо улыбнулся. Незнакомец слегка наклонил голову. Тут Бегемот с ужасным треском ахнул кулаком по столу и схватился за телефонный аппарат. Воспользовавшись образовавшейся паузой, незнакомец произнес несколько слов, из которых Максим разобрал только "надо" и "не надо", взял со стола листок плотной голубоватой бумаги с ярко-зеленой каймой и помахал им в воздухе перед лицом Бегемота. Бегемот досадливо отмахнулся и тотчас же принялся лаять в телефон. "Надо", "не надо" и непонятное "массаракш" сыпались из него, как из рога изобилия, и еще Максим уловил слово "окно". Все кончилось тем, что Бегемот в раздражении швырнул наушник, еще несколько раз рявкнул на незнакомца, заплевав его с головы до ног, и выкатился, хлопнув дверью.

Тогда незнакомец вытер лицо носовым платком, поднялся с кресла, открыл длинную плоскую коробку, лежавшую на подоконнике, и извлек из нее какую-то темную одежду.

- Идите сюда, - сказал он Максиму. - Одевайтесь. Максим оглянулся на Рыбу.

- Идите, - сказала Рыба. - Одевайтесь. Надо.

Максим понял, что в его судьбе наступает, наконец, долгожданный поворот, - где-то кто-то что-то решил. Забыв о наставлениях Рыбы, он тут же сбросил уродливый балахон и с помощью незнакомца облачился в новое одеяние. Одеяние это на взгляд Максима не отличалось ни красотой, ни удобством, но оно было точно такое же, как на незнакомце. Можно было предположить даже, что незнакомец пожертвовал свое собственное запасное одеяние, ибо рукава куртки были коротки, а штаны висели сзади мешком и сваливались. Впрочем, всем остальным присутствующим вид Максима в новой одежде пришелся по душе. Незнакомец ворчал что-то одобрительно, Рыба, смягчив черты лица, насколько это возможно для леща, оглаживала Максиму плечи и одергивала на нем куртку, и даже Торшер бледно улыбался, укрывшись за пультом.

- Идемте, - сказал незнакомец и направился к двери, в которую выкатился разъяренный Бегемот.

- До свидания, - сказал Максим Рыбе. - Спасибо, - добавил он по-русски.

- До свидания, - ответила Рыба. - Максим хороший. Здоровый. Надо.

Кажется, она была растрогана. А может быть, озабочена тем, что костюм неважно сидит. Максим махнул рукой бледному Торшеру и поспешил вслед за незнакомцем.

Они прошли через несколько комнат, заставленных неуклюжей архаичной аппаратурой, спустились в гремящем и лязгающем лифте на первый этаж и оказались в обширном низком вестибюле, куда несколько дней назад Гай привел Максима. И как несколько дней назад, снова пришлось ждать, пока пишутся какие-то бумаги, пока смешной человечек в нелепом головном уборе царапает что-то на розовых бланках, красноглазый незнакомец царапает что-то на зеленых бланках, а девица с оптическими усилителями на глазах делает на этих бланках лиловые оттиски, а потом все меняются бланками и оттисками, причем запутываются и кричат друг на друга, и хватаются за телефонный аппарат, и наконец человечек в нелепом головном уборе забирает себе два зеленых и один розовый бланк, причем розовый бланк он рвет пополам и половину отдает девице, делающей оттиски, а шелушащийся незнакомец получает два розовых бланка, синюю толстую картонку и еще круглый металлический жетон с выбитой на нем надписью, и все это минуту спустя отдает рослому человеку со светлыми пуговицами, стоящему у выходной двери в двадцати шагах от человечка в нелепом головном уборе, и когда они уже выходят на улицу, рослый вдруг принимается сипло кричать, и красноглазый незнакомец снова возвращается, и выясняется, что он забыл забрать себе синий картонный квадратик, и он забирает себе синий картонный квадратик и с глубоким вздохом запихивает куда-то за пазуху. Только после этого уже успевший промокнуть Максим получает возможность сесть в нерационально длинный автомобиль по правую сторону от красноглазого, который раздражен, пыхтит и часто повторяет любимое заклинание Бегемота - "массаракш". Машина заворчала, мягко тронулась с места, выбралась из неподвижного стада других машин, пустых и мокрых, прокатилась по большой асфальтированной площадке перед зданием, обогнула огромную клумбу с вялыми цветами, мимо высокой желтой стены, усыпанной по верху битым стеклом, выкатилась к повороту на шоссе и резко затормозила.

- Массаракш, - снова прошипел красноглазый и выключил двигатель.

По шоссе тянулась длинная колонна одинаковых пятнистых грузовиков с кузовами из криво склепанного, гнутого железа. Над железными бортами торчали ряды неподвижных округлых предметов, влажно отсвечивающих металлом. Грузовики двигались неторопливо, сохраняя правильные интервалы, мерно клокоча моторами и распространяя ужасное зловоние органического перегара.

Максим оглядел дверцу со своей стороны, сообразил, что к чему, и поднял стекло. Красноглазый, не глядя на него, произнес длинную фразу, оказавшуюся совершенно непонятной.

- Не понимаю, - сказал Максим.

Красноглазый повернул к нему удивленное лицо и, судя по интонации, спросил что-то. Максим покачал головой.

- Не понимаю, - повторил он.

Красноглазый как будто удивился еще больше, полез в карман, вытащил плоскую коробочку, набитую длинными белыми палочками, одну палочку сунул себе в рот, а остальные предложил Максиму. Максим из вежливости принял коробочку и стал ее рассматривать. Коробочка была картонная, от нее остро пахло какими-то сухими растениями. Максим взял одну из палочек, откусил и сплюнул. Это была не еда.

- Не надо, - сказал он, возвращая коробочку красноглазому. - Невкусно.

Красноглазый, полуоткрыв рот, смотрел на него. Белая палочка прилипнув, висела у него на губе. Максим в соответствии с местными правилами прикоснулся пальцем к кончику своего носа и представился: "Максим". Красноглазый пробормотал что-то, в руке у него вдруг появился огонек, он погрузил в него конец белой палочки, и сейчас же автомобиль наполнился тошнотворным дымом.

- Массаракш! - вскричал Максим с негодованием и распахнул дверцу. - Не надо!

Он понял, что это за палочки. В вагоне, где они ехали с Гаем, почти все мужчины отравляли воздух точно таким же дымом, но для этого они пользовались не белыми палочками, а короткими длинными деревянными предметами, похожими на детские свистульки древних времен. Они вдыхали какой-то наркотик - обычай, несомненно, вреднейший, и тогда, в поезде Максим утешался только тем, что симпатичный Гай был по-видимому тоже категорически против этого обычая.

Незнакомец поспешно выбросил наркотическую палочку за окно и почему-то помахал ладонью перед своим лицом. Максим на всякий случай тоже помахал ладонью, а затем снова представился. Оказалось, что красноглазого зовут Фанк, на чем разговор и прекратился. Минут пять они сидели благожелательно переглядываясь, и по-очереди, указывая друг другу на бесконечную колонну грузовиков, повторяли: "Массаракш". Потом бесконечная колонна кончилась, и Фанк выбрался на шоссе.

Вероятно, он спешил. Во всяком случае он немедленно сделал так, что двигатель заревел бархатным ревом, затем он выключил какое-то гнусно воющее устройство и, не соблюдая на взгляд Максима никаких правил безопасности, погнал по автостраде в обгон колонны, едва успевая увертываться от машин, мчавшихся навстречу.

Они обогнали колонну грузовиков; обошли, чуть не вылетев на обочину, широкий красный экипаж с одиноким, очень мокрым водителем; проскочили мимо деревянной повозки на вихляющихся колесах со спицами, влекомой мокрым ископаемым животным; воем загнали в канаву группу пешеходов в брезентовых плащах; влетели под сень огромных раскидистых деревьев, ровными рядами высаженных по обе стороны дороги, - Фанк все увеличивал скорость, встречный поток воздуха ревел в обтекателях, напуганные воем экипажи впереди прижимались к обочинам, уступая дорогу. Машина казалась Максиму неприспособленной для таких скоростей, слишком неустойчивой, и ему было немного неприятно.

Вскоре дорогу обступили дома, автомобиль ворвался в город, и Франк был вынужден резко понизить скорость. Тогда, с Гаем, Максим ехал от вокзала в большой общественной машине, набитой пассажирами сверх всякой меры. Голова его упиралась в низкий потолок, вокруг ругались и дымили, соседи беспощадно наступали на ноги, упирались в бока какими-то твердыми углами, был поздний вечер, давно немытые стекла были заляпаны грязью и пылью, к тому же в них отражался тусклый свет лампочек внутреннего освещения, и Максим так и не увидел города. Теперь он получил возможность его увидеть.

Улицы были несоразмерно узки и буквально забиты экипажами. Автомобиль Фанка еле плелся, стиснутый со всех сторон самыми разнообразными механизмами. Впереди, заслоняя пол-неба, громоздилась задняя стенка фургона, покрытая аляповатыми разноцветными надписями и грубыми изображениями людей и животных. Слева, не обгоняя и не отставая, ползли два одинаковых автомобиля, набитых жестикулирующими мужчинами и женщинами. Красивыми женщинами, яркими, не то что Рыба. Еще левее с железным громыханием брела некая разновидность электрического поезда, поминутно сыплющая синими и зелеными искрами, дочерна заполненная пассажирами, которые гроздьями свисали из всех дверей. Справа был тротуар - неподвижная полоса асфальта, запрещенная для транспорта. По тротуару густым потоком шли люди в мокрой одежде серых и черных тонов, сталкивались, обгоняли друг друга, увертывались друг от друга, протискивались плечом вперед, то и дело забегали в раскрытые, ярко освещенные двери и смешивались с толпами, кишащими за огромными запотевшими витринами, а иногда вдруг собирались большими группами, создавая пробки и водовороты, вытягивая шеи, заглядывая куда-то. Здесь было очень много худых и бледных лиц, очень похожих на лицо Рыбы, почти все они были некрасивы, излишне, не по здоровому сухопары, излишне бледны, неловки, угловаты. Но они производили впечатление людей довольных: они часто и охотно смеялись, они вели себя непринужденно, глаза их блестели, повсюду раздавались громкие оживленные голоса. Пожалуй, это скорее все-таки благополучный мир, думал Максим. Во всяком случае, улицы, хотя и грязны, но не завалены все-таки отбросами, да и дома выглядят довольно жизнерадостно - почти во всех окнах свет по случаю сумеречного дня, а значит недостатка в электроэнергии у них, по-видимому, нет. Очень весело сверкают рекламные объявления, а что до осунувшихся лиц, то при таком уровне уличного шума и при такой загрязненности воздуха трудно ожидать чего-либо иного. Мир бедный, неустроенный, не совсем здоровый... и тем не менее достаточно благополучный на вид.

И вдруг на улице что-то переменилось. Раздались возбужденные крики. Какой-то человек полез на фонарный столб и, повиснув на нем, стал энергично кричать, размахивая свободной рукой. На тротуаре запели. Люди останавливались, срывали головные уборы, выкатывали глаза и пели, кричали до хрипа, поднимая узкие лица к огромным разноцветным надписям, вспыхнувшим внезапно поперек улицы.

- Массаракш... - прошипел Фанк, и машина вильнула.

Максим смотрел на него. Фанк был смертельно бледен, лицо его исказилось. Мотая головой, он с трудом оторвал руку от руля и уставился на часы. "Массаракш..." - простонал он и сказал еще несколько слов, из которых Максим узнал только "не понимаю". Потом он оглянулся через плечо, и лицо его исказилось еще сильнее. Максим тоже оглянулся, но позади не было ничего особенного. Там двигался закрытый ярко-желтый автомобиль, квадратный, как коробка.

На улице кричали совершенно уже нестерпимо, но Максиму было не до того. Фанк явно терял сознание, а машина продолжала двигаться, а фургон впереди затормозил, вспыхнули его сигнальные огни, и вдруг размалеванная стенка надвинулась, раздался отвратительный скрежет, глухой удар, и дыбом встал исковерканный капот.

- Фанк! - крикнул Максим. - Фанк! Не надо!

Фанк лежал, уронив руку и голову на овальный руль, и громко, часто стонал. Вокруг визжали тормоза, движение останавливалось, выли сигналы. Максим потряс Фанка за плечо, бросил, распахнул дверцу и, высунувшись, закричал по-русски: "Сюда! Ему плохо!" У автомобиля уже собралась поющая, орущая, галдящая толпа, энергично взмахивали руки, сотрясались над головами вздетые кулаки, десятки пар налитых выкаченных глаз бешено вращались в орбитах - Максим совершенно ничего не понимал: то ли эти люди были возмущены аварией, то ли они чему-то без памяти радовались, то ли кому-то грозили. Кричать было бесполезно, не слышно было самого себя, и Максим снова вернулся к Фанку. Теперь тот лежал, откинувшись на спину, запрокинув лицо, и изо всех сил мял ладонями виски, щеки, череп, на губах его пузырилась слюна. Максим понял, что его мучает нестерпимая боль, и крепко взял его за локти, торопливо напрягаясь, готовясь перелить боль в себя. Он не был уверен, что это получится у него с существом другой планеты, он искал и не мог найти нервный контакт, а тут еще вдобавок Фанк, оторвав руки от висков, стал изо всех своих невеликих сил толкать Максима в грудь, что-то отчаянно бормоча плачущим голосом. Максим понимал только: "Идите, идите..." Было ясно, что Фанк не в себе. Тут дверца рядом с Фанком распахнулась, в машину просунулись два разгоряченных лица под черными беретами, сверкнули ряды металлических пуговиц, и сейчас же множество твердых крепких рук взяли Максима за плечи, за бока, за шею, оторвали от Фанка и вытащили из машины. Он не сопротивлялся - в этих руках не было угрозы или злого намерения, скорее наоборот. Отодвинутый в галдящую толпу, он видел, как двое в беретах повели согнутого, скрюченного Фанка к желтому автомобилю, а еще трое в беретах оттесняли от него людей, размахивающих руками. Потом толпа с ревом сомкнулась вокруг покалеченной машины, машина неуклюже зашевелилась, приподнялась, повернулась боком, мелькнули в воздухе медленно крутящиеся резиновые колеса, и вот она уже лежит крышей вниз, а толпа лезет на нее, и все кричат, поют, и все охвачены каким-то яростным, бешеным весельем.

Максима оттеснили к стене дома, прижали к мокрой стеклянной витрине, и, вытянув шею, он увидел поверх голов, как желтый квадратный автомобиль, издавая медный клекот, задвигался, засверкал множеством ярких огней, протиснулся через толпу людей и машин и исчез из виду.


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. PART FIRST. ROBINSON - Chapter 3 (2) パート1ロビンソン - 第3章 (2) РОБИНЗОН - Глава 3 (2)

В кресле Бегемота за столом Бегемота сидел незнакомый человек с квадратным шелушащимся лицом и красными отечными глазами. In the Behemoth's chair at the Behemoth's table sat a stranger with a square, scaly face and red puffy eyes. Бегемот стоял перед ним, расставив ноги, уперев руки в бока и слегка наклонившись. The hippopotamus stood in front of him, legs apart, hands on hips and slightly leaning forward. Он орал. He yelled. Шея у него была сизая, лысина пламенела закатным пурпуром, изо рта далеко летели брызги. His neck was gray, his bald head flared with sunset purple, spray flew far from his mouth.

Стараясь не привлекать к себе внимания, Максим тихонько прошел к своему рабочему месту и негромко поздоровался с ассистентом. Торшер, существо нервное, задерганное, в ужасе отскочил и поскользнулся на толстом кабеле. The floor lamp, a nervous, twitchy creature, jumped back in horror and slipped on a thick cable. Максим едва успел подхватить его за плечи, и несчастный Торшер обмяк, закатив глаза. Maxim barely had time to grab him by the shoulders, and the unfortunate floor lamp went limp, rolling his eyes. Ни кровинки не осталось в его лице, странный это был человек, он до судорог боялся Максима. Not a drop of blood remained in his face, he was a strange man, he was afraid of Maxim to the point of convulsions. Откуда-то неслышно возникла Рыба с откупоренным флакончиком, который тут же был поднесен к носу Торшера. From somewhere, inaudibly, a Fish appeared with an uncorked bottle, which was immediately brought to the floor lamp's nose. Торшер икнул и ожил. The floor lamp hiccupped and came to life. Прежде чем он снова ускользнул в небытие, Максим прислонил его к железному шкафу и поспешно отошел. Before he slipped back into oblivion, Maxim leaned him against an iron cabinet and hurried away.

Усевшись в стендовое кресло, он обнаружил, что шелушащийся незнакомец перестал слушать Бегемота и внимательно разглядывает его, Максима. Sitting down in a bench chair, he discovered that the flaky stranger had stopped listening to Behemoth and was carefully examining him, Maxim. Максим приветливо улыбнулся. Maxim smiled kindly. Незнакомец слегка наклонил голову. The stranger tilted his head slightly. Тут Бегемот с ужасным треском ахнул кулаком по столу и схватился за телефонный аппарат. Here Behemoth slammed his fist on the table with a terrible crack and grabbed the telephone. Воспользовавшись образовавшейся паузой, незнакомец произнес несколько слов, из которых Максим разобрал только "надо" и "не надо", взял со стола листок плотной голубоватой бумаги с ярко-зеленой каймой и помахал им в воздухе перед лицом Бегемота. Taking advantage of the resulting pause, the stranger uttered a few words, of which Maxim made out only "must" and "should not", took from the table a piece of thick bluish paper with a bright green border and waved it in the air in front of the Behemoth's face. Бегемот досадливо отмахнулся и тотчас же принялся лаять в телефон. The hippo shrugged it off in annoyance and immediately started barking at the phone. "Надо", "не надо" и непонятное "массаракш" сыпались из него, как из рога изобилия, и еще Максим уловил слово "окно". "Need", "no need" and incomprehensible "massaraksh" poured out of him, as if from a cornucopia, and Maxim caught the word "window". Все кончилось тем, что Бегемот в раздражении швырнул наушник, еще несколько раз рявкнул на незнакомца, заплевав его с головы до ног, и выкатился, хлопнув дверью. It all ended with the Behemoth throwing down the earphone in annoyance, barking at the stranger a few more times, spitting on him from head to toe, and rolling out, slamming the door.

Тогда незнакомец вытер лицо носовым платком, поднялся с кресла, открыл длинную плоскую коробку, лежавшую на подоконнике, и извлек из нее какую-то темную одежду. Then the stranger wiped his face with a handkerchief, got up from his chair, opened a long flat box lying on the windowsill, and took out some dark clothes from it.

- Идите сюда, - сказал он Максиму. “Come here,” he said to Maxim. - Одевайтесь. - Get dressed. Максим оглянулся на Рыбу. Maxim looked back at the Fish.

- Идите, - сказала Рыба. "Go," Fish said. - Одевайтесь. - Get dressed. Надо. Necessary.

Максим понял, что в его судьбе наступает, наконец, долгожданный поворот, - где-то кто-то что-то решил. Maxim realized that the long-awaited turn was finally coming in his fate - somewhere someone had decided something. Забыв о наставлениях Рыбы, он тут же сбросил уродливый балахон и с помощью незнакомца облачился в новое одеяние. Forgetting the instructions of the Pisces, he immediately threw off the ugly robe and, with the help of a stranger, put on a new robe. Одеяние это на взгляд Максима не отличалось ни красотой, ни удобством, но оно было точно такое же, как на незнакомце. This attire, in Maxim's eyes, was neither beautiful nor comfortable, but it was exactly the same as on the stranger. Можно было предположить даже, что незнакомец пожертвовал свое собственное запасное одеяние, ибо рукава куртки были коротки, а штаны висели сзади мешком и сваливались. It could even be assumed that the stranger donated his own spare robe, for the sleeves of the jacket were short, and the trousers hung in a sack at the back and fell off. Впрочем, всем остальным присутствующим вид Максима в новой одежде пришелся по душе. However, everyone else present liked the sight of Maxim in new clothes. Незнакомец ворчал что-то одобрительно, Рыба, смягчив черты лица, насколько это возможно для леща, оглаживала Максиму плечи и одергивала на нем куртку, и даже Торшер бледно улыбался, укрывшись за пультом. The stranger grumbled something approvingly, Fish, softening his facial features as much as possible for a bream, stroked Maxim's shoulders and pulled at his jacket, and even the floor lamp smiled palely, hiding behind the remote control.

- Идемте, - сказал незнакомец и направился к двери, в которую выкатился разъяренный Бегемот. - Let's go, - the stranger said and went to the door, into which the furious Behemoth rolled out.

- До свидания, - сказал Максим Рыбе. - Goodbye, - said Maxim Fish. - Спасибо, - добавил он по-русски. "Thank you," he added in Russian.

- До свидания, - ответила Рыба. "Goodbye," Fish replied. - Максим хороший. - Maxim is good. Здоровый. Healthy. Надо. Necessary.

Кажется, она была растрогана. She seems to have been moved. А может быть, озабочена тем, что костюм неважно сидит. Or maybe she is concerned that the suit does not fit well. Максим махнул рукой бледному Торшеру и поспешил вслед за незнакомцем. Maxim waved his hand to the pale floor lamp and hurried after the stranger.

Они прошли через несколько комнат, заставленных неуклюжей архаичной аппаратурой, спустились в гремящем и лязгающем лифте на первый этаж и оказались в обширном низком вестибюле, куда несколько дней назад Гай привел Максима. They passed through several rooms crammed with clumsy, archaic apparatus, descended in a rattling and clattering elevator to the ground floor, and found themselves in a vast, low lobby where Guy had brought Maxim a few days before. И как несколько дней назад, снова пришлось ждать, пока пишутся какие-то бумаги, пока смешной человечек в нелепом головном уборе царапает что-то на розовых бланках, красноглазый незнакомец царапает что-то на зеленых бланках, а девица с оптическими усилителями на глазах делает на этих бланках лиловые оттиски, а потом все меняются бланками и оттисками, причем запутываются и кричат друг на друга, и хватаются за телефонный аппарат, и наконец человечек в нелепом головном уборе забирает себе два зеленых и один розовый бланк, причем розовый бланк он рвет пополам и половину отдает девице, делающей оттиски, а шелушащийся незнакомец получает два розовых бланка, синюю толстую картонку и еще круглый металлический жетон с выбитой на нем надписью, и все это минуту спустя отдает рослому человеку со светлыми пуговицами, стоящему у выходной двери в двадцати шагах от человечка в нелепом головном уборе, и когда они уже выходят на улицу, рослый вдруг принимается сипло кричать, и красноглазый незнакомец снова возвращается, и выясняется, что он забыл забрать себе синий картонный квадратик, и он забирает себе синий картонный квадратик и с глубоким вздохом запихивает куда-то за пазуху. And just like a few days ago, we again had to wait while some papers were being written, while a funny little man in a ridiculous headdress scratched something on pink forms, a red-eyed stranger scratched something on green forms, and a girl with optical amplifiers in front of her eyes was doing there are lilac prints on these forms, and then everyone exchanges forms and prints, and they get tangled and shout at each other, and grab the telephone, and finally a little man in an absurd headdress takes two green and one pink forms for himself, and he tears the pink form in half and gives half to the girl who makes prints, and the peeling stranger receives two pink forms, a blue thick cardboard and a round metal badge with an inscription stamped on it, and all this a minute later he gives to a tall man with bright buttons, standing at the exit door, twenty paces from little man in an absurd headdress, and when they are already going out into the street, the tall one suddenly begins to scream hoarsely, and the red-eyed stranger sleepily Wa returns, and it turns out that he forgot to take the blue cardboard square for himself, and he takes the blue cardboard square for himself and with a deep sigh stuffs it somewhere in his bosom. Только после этого уже успевший промокнуть Максим получает возможность сесть в нерационально длинный автомобиль по правую сторону от красноглазого, который раздражен, пыхтит и часто повторяет любимое заклинание Бегемота - "массаракш". Only after that, Maxim, who has already managed to get wet, gets the opportunity to sit in an irrationally long car on the right side of the red-eyed one, who is annoyed, puffs and often repeats Behemoth's favorite spell - "massaraksh". Машина заворчала, мягко тронулась с места, выбралась из неподвижного стада других машин, пустых и мокрых, прокатилась по большой асфальтированной площадке перед зданием, обогнула огромную клумбу с вялыми цветами, мимо высокой желтой стены, усыпанной по верху битым стеклом, выкатилась к повороту на шоссе и резко затормозила. The car grunted, gently moved off, climbed out of the motionless herd of other cars, empty and wet, rolled along a large asphalt area in front of the building, circled a huge flower bed with sluggish flowers, past a high yellow wall strewn with broken glass on top, rolled out to a turn into the highway and braked abruptly.

- Массаракш, - снова прошипел красноглазый и выключил двигатель. "Massaraksh," the red-eyed man hissed again and turned off the engine.

По шоссе тянулась длинная колонна одинаковых пятнистых грузовиков с кузовами из криво склепанного, гнутого железа. Над железными бортами торчали ряды неподвижных округлых предметов, влажно отсвечивающих металлом. Rows of motionless rounded objects gleamed wetly with metal above the iron sides. Грузовики двигались неторопливо, сохраняя правильные интервалы, мерно клокоча моторами и распространяя ужасное зловоние органического перегара. The trucks moved at a leisurely pace, maintaining regular intervals, their engines humming steadily and emitting a terrible stench of organic fumes.

Максим оглядел дверцу со своей стороны, сообразил, что к чему, и поднял стекло. Maxim looked at the door from his side, realized what was happening, and raised the glass. Красноглазый, не глядя на него, произнес длинную фразу, оказавшуюся совершенно непонятной. The red-eyed man, without looking at him, uttered a long phrase that turned out to be completely incomprehensible.

- Не понимаю, - сказал Максим. "I don't understand," Maxim said.

Красноглазый повернул к нему удивленное лицо и, судя по интонации, спросил что-то. The red-eyed man turned his surprised face towards him and, judging by his intonation, asked something. Максим покачал головой. Maxim shook his head.

- Не понимаю, - повторил он.

Красноглазый как будто удивился еще больше, полез в карман, вытащил плоскую коробочку, набитую длинными белыми палочками, одну палочку сунул себе в рот, а остальные предложил Максиму. The red-eyed man seemed even more surprised, reached into his pocket, pulled out a flat box stuffed with long white sticks, put one stick into his mouth, and offered the rest to Maxim. Максим из вежливости принял коробочку и стал ее рассматривать. Maxim, out of courtesy, accepted the box and began to examine it. Коробочка была картонная, от нее остро пахло какими-то сухими растениями. The box was cardboard, it smelled sharply of some kind of dry plants. Максим взял одну из палочек, откусил и сплюнул. Maxim took one of the sticks, took a bite and spat. Это была не еда. It wasn't food.

- Не надо, - сказал он, возвращая коробочку красноглазому. "Don't," he said, returning the box to the red-eyed one. - Невкусно. - It's not tasty.

Красноглазый, полуоткрыв рот, смотрел на него. The red-eyed man looked at him with his mouth half open. Белая палочка прилипнув, висела у него на губе. The white stick stuck to his lip. Максим в соответствии с местными правилами прикоснулся пальцем к кончику своего носа и представился: "Максим". Maxim, in accordance with local rules, touched the tip of his nose with his finger and introduced himself: "Maxim." Красноглазый пробормотал что-то, в руке у него вдруг появился огонек, он погрузил в него конец белой палочки, и сейчас же автомобиль наполнился тошнотворным дымом. The red-eyed man muttered something, a light suddenly appeared in his hand, he dipped the end of a white stick into it, and immediately the car was filled with sickening smoke.

- Массаракш! - вскричал Максим с негодованием и распахнул дверцу. Maxim exclaimed indignantly and flung open the door. - Не надо! - No need!

Он понял, что это за палочки. He understood what those sticks were. В вагоне, где они ехали с Гаем, почти все мужчины отравляли воздух точно таким же дымом, но для этого они пользовались не белыми палочками, а короткими длинными деревянными предметами, похожими на детские свистульки древних времен. In the car where they rode with Guy, almost all the men poisoned the air with exactly the same smoke, but for this they did not use white sticks, but short, long wooden objects, similar to children's whistles of ancient times. Они вдыхали какой-то наркотик - обычай, несомненно, вреднейший, и тогда, в поезде Максим утешался только тем, что симпатичный Гай был по-видимому тоже категорически против этого обычая. They inhaled some kind of drug - a custom, undoubtedly, the most harmful, and then, on the train, Maxim consoled himself only with the fact that handsome Guy was apparently also categorically against this custom.

Незнакомец поспешно выбросил наркотическую палочку за окно и почему-то помахал ладонью перед своим лицом. The stranger hurriedly threw the drug stick out the window and for some reason waved his hand in front of his face. Максим на всякий случай тоже помахал ладонью, а затем снова представился. Maxim, just in case, also waved his hand, and then introduced himself again. Оказалось, что красноглазого зовут Фанк, на чем разговор и прекратился. It turned out that the red-eyed man's name was Funk, on which the conversation ended. Минут пять они сидели благожелательно переглядываясь, и по-очереди, указывая друг другу на бесконечную колонну грузовиков, повторяли: "Массаракш". For about five minutes they sat benevolently exchanging glances, and in turn, pointing to each other at the endless column of trucks, they repeated: "Massaraksh." Потом бесконечная колонна кончилась, и Фанк выбрался на шоссе. Then the endless column ended, and Funk got out onto the highway.

Вероятно, он спешил. He must have been in a hurry. Во всяком случае он немедленно сделал так, что двигатель заревел бархатным ревом, затем он выключил какое-то гнусно воющее устройство и, не соблюдая на взгляд Максима никаких правил безопасности, погнал по автостраде в обгон колонны, едва успевая увертываться от машин, мчавшихся навстречу. In any case, he immediately made the engine roar with a velvety roar, then he turned off some vile howling device and, not observing any safety rules in Maxim's opinion, drove along the freeway to overtake the column, barely managing to dodge the cars rushing towards him.

Они обогнали колонну грузовиков; обошли, чуть не вылетев на обочину, широкий красный экипаж с одиноким, очень мокрым водителем; проскочили мимо деревянной повозки на вихляющихся колесах со спицами, влекомой мокрым ископаемым животным; воем загнали в канаву группу пешеходов в брезентовых плащах; влетели под сень огромных раскидистых деревьев, ровными рядами высаженных по обе стороны дороги, - Фанк все увеличивал скорость, встречный поток воздуха ревел в обтекателях, напуганные воем экипажи впереди прижимались к обочинам, уступая дорогу. They overtook a convoy of trucks; bypassed, almost flying to the side of the road, a wide red carriage with a lone, very wet driver; they rushed past a wooden wagon on wobbly spoked wheels drawn by a wet fossil animal; with a howl they drove a group of pedestrians in canvas coats into a ditch; flew under the canopy of huge spreading trees, planted in even rows on both sides of the road - Funk kept increasing speed, the oncoming air roared in the fairings, the frightened howling carriages in front pressed against the shoulders, giving way. Машина казалась Максиму неприспособленной для таких скоростей, слишком неустойчивой, и ему было немного неприятно. The car seemed unsuitable for such speeds to Maxim, too unstable, and he was a little uncomfortable.

Вскоре дорогу обступили дома, автомобиль ворвался в город, и Франк был вынужден резко понизить скорость. Soon the road was surrounded by houses, the car broke into the city, and Frank was forced to drastically reduce speed. Тогда, с Гаем, Максим ехал от вокзала в большой общественной машине, набитой пассажирами сверх всякой меры. Then, with Guy, Maxim was driving from the station in a large public car, packed with passengers beyond measure. Голова его упиралась в низкий потолок, вокруг ругались и дымили, соседи беспощадно наступали на ноги, упирались в бока какими-то твердыми углами, был поздний вечер, давно немытые стекла были заляпаны грязью и пылью, к тому же в них отражался тусклый свет лампочек внутреннего освещения, и Максим так и не увидел города. His head rested against the low ceiling, cursing and smoking all around, the neighbors mercilessly stepped on their feet, rested on their sides with some hard corners, it was late evening, long unwashed glasses were stained with dirt and dust, besides, they reflected the dim light of the bulbs of the internal lighting, and Maxim did not see the city. Теперь он получил возможность его увидеть.

Улицы были несоразмерно узки и буквально забиты экипажами. The streets were disproportionately narrow and literally packed with carriages. Автомобиль Фанка еле плелся, стиснутый со всех сторон самыми разнообразными механизмами. Funk's car was barely dragging along, squeezed from all sides by a wide variety of mechanisms. Впереди, заслоняя пол-неба, громоздилась задняя стенка фургона, покрытая аляповатыми разноцветными надписями и грубыми изображениями людей и животных. Ahead, blotting out half the sky, the rear wall of the wagon was piled up, covered in clumsy multi-colored inscriptions and crude images of people and animals. Слева, не обгоняя и не отставая, ползли два одинаковых автомобиля, набитых жестикулирующими мужчинами и женщинами. On the left, not overtaking or lagging behind, crawled two identical cars, stuffed with gesticulating men and women. Красивыми женщинами, яркими, не то что Рыба. Beautiful women, bright, not like Pisces. Еще левее с железным громыханием брела некая разновидность электрического поезда, поминутно сыплющая синими и зелеными искрами, дочерна заполненная пассажирами, которые гроздьями свисали из всех дверей. Still further to the left, with an iron rumble, a kind of electric train plodded along, constantly throwing blue and green sparks, blackly filled with passengers who hung in clusters from all the doors. Справа был тротуар - неподвижная полоса асфальта, запрещенная для транспорта. To the right was the pavement, a fixed strip of asphalt, forbidden to traffic. По тротуару густым потоком шли люди в мокрой одежде серых и черных тонов, сталкивались, обгоняли друг друга, увертывались друг от друга, протискивались плечом вперед, то и дело забегали в раскрытые, ярко освещенные двери и смешивались с толпами, кишащими за огромными запотевшими витринами, а иногда вдруг собирались большими группами, создавая пробки и водовороты, вытягивая шеи, заглядывая куда-то. People in wet clothes of gray and black tones walked along the pavement in a thick stream, collided, overtook each other, dodged each other, squeezed their shoulders forward, now and then ran into the open, brightly lit doors and mingled with the crowds swarming behind the huge foggy shop windows, and sometimes they suddenly gathered in large groups, creating traffic jams and whirlpools, stretching their necks, looking somewhere. Здесь было очень много худых и бледных лиц, очень похожих на лицо Рыбы, почти все они были некрасивы, излишне, не по здоровому сухопары, излишне бледны, неловки, угловаты. There were a lot of thin and pale faces here, very similar to the face of a Fish, almost all of them were ugly, too thin, unhealthy, too pale, awkward, angular. Но они производили впечатление людей довольных: они часто и охотно смеялись, они вели себя непринужденно, глаза их блестели, повсюду раздавались громкие оживленные голоса. But they gave the impression of contented people: they often and willingly laughed, they behaved at ease, their eyes sparkled, loud animated voices were heard everywhere. Пожалуй, это скорее все-таки благополучный мир, думал Максим. Во всяком случае, улицы, хотя и грязны, но не завалены все-таки отбросами, да и дома выглядят довольно жизнерадостно - почти во всех окнах свет по случаю сумеречного дня, а значит недостатка в электроэнергии у них, по-видимому, нет. In any case, the streets, although dirty, are still not littered with garbage, and the houses look quite cheerful - almost all the windows have light on the occasion of a twilight day, which means that they apparently do not lack electricity. Очень весело сверкают рекламные объявления, а что до осунувшихся лиц, то при таком уровне уличного шума и при такой загрязненности воздуха трудно ожидать чего-либо иного. The advertisements are very cheerful, and as for the haggard faces, with such a level of street noise and with such air pollution, it is difficult to expect anything else. Мир бедный, неустроенный, не совсем здоровый... и тем не менее достаточно благополучный на вид. The world is poor, unsettled, not entirely healthy ... and yet quite prosperous in appearance.

И вдруг на улице что-то переменилось. And suddenly something changed on the street. Раздались возбужденные крики. There were excited screams. Какой-то человек полез на фонарный столб и, повиснув на нем, стал энергично кричать, размахивая свободной рукой. На тротуаре запели. Люди останавливались, срывали головные уборы, выкатывали глаза и пели, кричали до хрипа, поднимая узкие лица к огромным разноцветным надписям, вспыхнувшим внезапно поперек улицы. People stopped, tore off their hats, rolled their eyes and sang, shouted until they were hoarse, raising their narrow faces to the huge multi-colored inscriptions that suddenly flashed across the street.

- Массаракш... - прошипел Фанк, и машина вильнула. "Massaraksh..." Funk hissed, and the car swerved.

Максим смотрел на него. Maxim looked at him. Фанк был смертельно бледен, лицо его исказилось. Funk was deathly pale, his face contorted. Мотая головой, он с трудом оторвал руку от руля и уставился на часы. Shaking his head, he forced his hand off the steering wheel and stared at his watch. "Массаракш..." - простонал он и сказал еще несколько слов, из которых Максим узнал только "не понимаю". "Massaraksh..." he groaned and said a few more words, from which Maxim recognized only "I don't understand." Потом он оглянулся через плечо, и лицо его исказилось еще сильнее. Then he glanced over his shoulder, and his face contorted even more. Максим тоже оглянулся, но позади не было ничего особенного. Maxim also looked around, but there was nothing special behind him. Там двигался закрытый ярко-желтый автомобиль, квадратный, как коробка. A closed bright yellow car, square as a box, was moving there.

На улице кричали совершенно уже нестерпимо, но Максиму было не до того. The shouting in the street was absolutely unbearable, but Maxim was not up to it. Фанк явно терял сознание, а машина продолжала двигаться, а фургон впереди затормозил, вспыхнули его сигнальные огни, и вдруг размалеванная стенка надвинулась, раздался отвратительный скрежет, глухой удар, и дыбом встал исковерканный капот. Funk was obviously losing consciousness, but the car continued to move, and the van in front braked, its signal lights flashed, and suddenly the painted wall moved forward, there was a disgusting screech, a thud, and the mangled hood stood on end.

- Фанк! - Funk! - крикнул Максим. shouted Maxim. - Фанк! Не надо!

Фанк лежал, уронив руку и голову на овальный руль, и громко, часто стонал. Funk lay with his hand and head on the oval steering wheel, and loudly, often moaned. Вокруг визжали тормоза, движение останавливалось, выли сигналы. Brakes screeched all around, traffic stopped, horns howled. Максим потряс Фанка за плечо, бросил, распахнул дверцу и, высунувшись, закричал по-русски: "Сюда! Maxim shook Funk by the shoulder, dropped it, flung open the door, and, leaning out, shouted in Russian: “Here! Ему плохо!" У автомобиля уже собралась поющая, орущая, галдящая толпа, энергично взмахивали руки, сотрясались над головами вздетые кулаки, десятки пар налитых выкаченных глаз бешено вращались в орбитах - Максим совершенно ничего не понимал: то ли эти люди были возмущены аварией, то ли они чему-то без памяти радовались, то ли кому-то грозили. A singing, yelling, roaring crowd had already gathered near the car, their arms were vigorously waving, their raised fists were shaking over their heads, dozens of pairs of full, bulging eyes were spinning wildly in their orbits - Maxim did not understand anything at all: whether these people were outraged by the accident, or they sometimes they rejoiced without memory, or they threatened someone. Кричать было бесполезно, не слышно было самого себя, и Максим снова вернулся к Фанку. It was useless to shout, you couldn't hear yourself, and Maxim returned to Funk again. Теперь тот лежал, откинувшись на спину, запрокинув лицо, и изо всех сил мял ладонями виски, щеки, череп, на губах его пузырилась слюна. Now he was lying, leaning back, throwing back his face, and with all his might crushed his temples, cheeks, skull with his palms, saliva bubbled on his lips. Максим понял, что его мучает нестерпимая боль, и крепко взял его за локти, торопливо напрягаясь, готовясь перелить боль в себя. Maxim realized that he was in unbearable pain, and firmly grabbed his elbows, hastily straining, preparing to pour the pain into himself. Он не был уверен, что это получится у него с существом другой планеты, он искал и не мог найти нервный контакт, а тут еще вдобавок Фанк, оторвав руки от висков, стал изо всех своих невеликих сил толкать Максима в грудь, что-то отчаянно бормоча плачущим голосом. He was not sure that he would succeed with a creature of another planet, he was looking for and could not find a nervous contact, and then, in addition, Funk, tearing his hands from his temples, began to push Maxim in the chest with all his small strength, something desperately muttering in a weeping voice. Максим понимал только: "Идите, идите..." Было ясно, что Фанк не в себе. Maxim understood only: "Go, go..." It was clear that Funk was out of his mind. Тут дверца рядом с Фанком распахнулась, в машину просунулись два разгоряченных лица под черными беретами, сверкнули ряды металлических пуговиц, и сейчас же множество твердых крепких рук взяли Максима за плечи, за бока, за шею, оторвали от Фанка и вытащили из машины. Here the door next to Funk opened, two flushed faces under black berets poked their way into the car, rows of metal buttons flashed, and immediately a multitude of firm strong hands grabbed Maxim by the shoulders, by the sides, by the neck, tore him away from Funk and dragged him out of the car. Он не сопротивлялся - в этих руках не было угрозы или злого намерения, скорее наоборот. He did not resist - in these hands there was no threat or evil intention, rather the opposite. Отодвинутый в галдящую толпу, он видел, как двое в беретах повели согнутого, скрюченного Фанка к желтому автомобилю, а еще трое в беретах оттесняли от него людей, размахивающих руками. Pushed back into the noisy crowd, he saw two men in berets leading a bent, twisted Funk toward a yellow car, and three more in berets pushing the waving men away from him. Потом толпа с ревом сомкнулась вокруг покалеченной машины, машина неуклюже зашевелилась, приподнялась, повернулась боком, мелькнули в воздухе медленно крутящиеся резиновые колеса, и вот она уже лежит крышей вниз, а толпа лезет на нее, и все кричат, поют, и все охвачены каким-то яростным, бешеным весельем. Then the crowd roared around the crippled car, the car moved awkwardly, rose, turned sideways, slowly spinning rubber wheels flashed in the air, and now it was already lying with its roof down, and the crowd was climbing on it, and everyone was shouting, singing, and everyone was seized by how - something furious, frenzied fun.

Максима оттеснили к стене дома, прижали к мокрой стеклянной витрине, и, вытянув шею, он увидел поверх голов, как желтый квадратный автомобиль, издавая медный клекот, задвигался, засверкал множеством ярких огней, протиснулся через толпу людей и машин и исчез из виду. Maxim was pushed back against the wall of the house, pressed against a wet glass window, and, stretching his neck, he saw over his heads how a yellow square car, emitting a copper scream, moved, flashed with many bright lights, squeezed through a crowd of people and cars and disappeared from sight.