×

We use cookies to help make LingQ better. By visiting the site, you agree to our cookie policy.


image

"Обитаемый остров" Стругацкие (Prisoners of Power), ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ВОСПИТУЕМЫЙ - Глава 15 (2)

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ВОСПИТУЕМЫЙ - Глава 15 (2)

Они вышли на площадь, на большой пустырь, посередине которого дико чернел оплавившийся памятник какому-то забытому деятелю, и свернули к уцелевшему домику, где обычно собирались представители, чтобы обменяться слухами, посоветоваться насчет посевной или насчет охоты, а то и просто посидеть, подремать, послушать рассказы принца-герцога о прежних временах.

В домике, в большой чистой комнате, уже собрался народ. Смотреть здесь ни на кого не хотелось. Даже принц-герцог - казалось бы, не мутант, человек, - а и тот изуродован: все лицо в ожогах и рубцах. Вошли, поздоровались, сели в круг, прямо на пол. Бошку, сидевший рядом с плитой, снял с углей чайник, налил им по чашке чаю, крепкого, хорошего, но без сахару. Гай принял свою чашку - необыкновенной красоты чашка, цены ей нет, королевского фарфора, - поставил ее перед собой, а потом упер автомат прикладом в пол между колен, прислонился лбом к рубчатому стволу и закрыл глаза, чтобы никого не видеть.

Начал совещание принц-герцог. Никакой он был не принц и никакой не герцог, а был он полковником медицинской службы, главным хирургом Южной Крепости. Когда Крепость начали ломать атомными бомбами, гарнизон восстал, выкинул белый флаг (по этому флагу свои же немедленно долбанули термоядерной), настоящего принца, командующего, солдаты разорвали на куски, увлеклись, поперебили всех офицеров, а потом спохватились, что некому командовать, а без командования нельзя: война-то продолжается, противник атакует, свои атакуют, а из солдат никто плана Крепости не знает, - получилась гигантская мышеловка, а тут еще взорвались бактериологические бомбы, весь арсенал, и началась чума. Короче говоря, как-то само собой получилось, что половина гарнизона разбежалась кто куда, от оставшейся половины три четверти вымерли, а остальных принял на себя главный хирург - во время бунта солдаты его не тронули: врач все-таки. Как-то повелось называть его то принцем, то герцогом, сначала в шутку, потом привыкли, а Максим для определенности называл его принцем-герцогом.

- Друзья! - сказал принц-герцог. - Надо нам обсудить предложения нашего друга Мака. Это очень важные предложения. Насколько они важны, вы можете судить хотя бы по тому, что сам Колдун к нам пожаловал и будет, может быть, с нами говорить...

Гай поднял голову. И верно: в углу, прислонившись спиной к стене, сидел сам Колдун, собственной персоной. Смотреть на него было жутко, а не смотреть невозможно. Замечательная была личность. Даже Максим смотрел на него как-то снизу вверх и говорил Гаю: Колдун - это, брат, фигура. Был Колдун небольшого роста, плотный, чистый, ноги и руки у него были коротенькие, но сильные, и в общем он был не такой уж уродливый, во всяком случае слово "уродливый" к нему не подходило. У него был огромный череп, покрытый густым жестким волосом, похожим на серебристый мех, маленький рот со странно сложенными губами, словно он все время собирался свистнуть сквозь зубы, лицо в общем даже худощавое, но под глазами мешки, а сами глаза были длинные и узкие, с вертикальным, как у змеи, зрачком. Говорил он мало, на людях бывал редко, жил один в подвале на дальнем конце города, но авторитетом пользовался огромным из-за своих удивительных способностей. Во-первых, он был очень умен и знал все, хотя от роду ему было всего что-то около двадцати лет и нигде он, кроме этого города, не бывал. Когда возникали какие-нибудь вопросы, к нему шли на поклон за советом. Как правило, он ничего не отвечал, и это означало, что вопрос чепуховый, как его не решишь - все ладно будет. Но если вопрос оказывался жизненно-важным - насчет погоды, когда что сеять - он всегда давал совет и ни разу еще не ошибся. Ходили к нему только старшие, и что там происходило - они помалкивали, но бытовало убеждение, что даже давая совет, Колдун не раскрывал рта. Так, посмотрит только - и становится ясно, что нужно делать. Во-вторых, имел он власть над животными. Никогда он не требовал у общества ни еды, ни одежды, все ему доставляли животные, разные животные - и зверье, и насекомые, и лягушки, - а главной прислугой у него были огромные летучие мыши, с которыми он, по слухам, мог объясняться, и они его понимали и слушались. Далее, рассказывали, что он знает неведомое. Понять это неведомое было невозможно, на взгляд Гая это был просто набор слов: черный пустой Мир до начала Мирового Света; мертвый ледяной Мир после угасания Мирового Света; бесконечная пустыня с многими Мировыми Светами... Никто не мог объяснить, что это означает, а Мак только покачивал головой и восхищенно бормотал: "Вот это интеллект!" Колдун сидел, ни на кого не глядя, на плече у него неловко топталась слепенькая ночная птица. Колдун время от времени доставал из кармана какие-то кусочки и совал ей в клюв, тогда она замирала на секунду, потом задирала голову и как бы с трудом глотала, вытягивая шею.

- Это очень важные предложения, - продолжал принц-герцог, - а потому я прошу вас слушать внимательно, а ты, Бошку, голубчик, заваривай чай покрепче, потому что я вижу - кое-кто уже задремывает. Не надо задремывать, не надо. Соберитесь с силами, может быть сейчас решается наша судьба...

Собрание одобрительно заворчало. Какого-то бельмастого оттащили за уши от стены, где он наладился было подремать, и усадили в первом ряду. "Так ведь я ничего... - бормотал бельмастый. - Я только так, немножко. Я к тому, что говорить надобно покороче, а то пока до конца доходят, я уж и начало забываю..." - Хорошо, - согласился принц-герцог. - Покороче так покороче. Солдаты отжимают нас на юг, в пустыню. Пощады они не дают, в переговоры не вступают. Из семей, которые пытались пробраться на север, никто не вернулся. Надо полагать, они погибли. Это означает, что лет через десять-пятнадцать нас отожмут в пустыню окончательно, и там мы все погибнем без пищи и без воды. Говорят, что в пустыне тоже обитают люди. Я в это не верю, но многие уважаемые вожди верят и утверждают, будто эти обитатели пустыни такие же жестокие и кровожадные, как солдаты. А мы - люди миролюбивые, сражаться мы не умеем. Многие из нас мрут, и мы, наверное, не доживем до окончательного конца, но мы сейчас правим народом и обязаны думать не только о себе, но и о наших детях... Бошку, - сказал он. - Подай, пожалуйста, чаю уважаемому Хлебопеку. По-моему, заснул Хлебопек.

Хлебопека разбудили, сунули ему в пятнистую руку горячую чашку, он обжегся, зашипел, и принц-герцог продолжал:

- Наш друг Мак предлагает выход. Он пришел к нам со стороны солдат. Солдат он ненавидит и говорит, что пощады ждать от них нельзя, все они там одурачены тиранами и горят желанием нас уничтожить. Мак хотел сначала вооружить нас и повести в бой, но убедился, что мы слабые и воевать не можем. И тогда он решил добраться до обитателей пустыни - он в них тоже верит - договориться с ними и повести их на солдат. Что требуется от нас? Благословить эту затею, пропустить обитателей пустыни через наши земли и обеспечить их продовольствием, пока будет идти война. И еще наш друг Мак предложил: дайте ему разрешение собрать всех наших разведчиков, которые захотят, он обучит их воевать и поведет на север, чтобы поднять там восстание. Вот, коротко, как обстоят дела. Нам сейчас нужно решить, и я прошу высказываться.

Гай покосился на Максима. Друг Мак сидел, поджав под себя ногу, огромный, коричневый, неподвижный, как скала, даже не как скала, а как гигантский аккумулятор, готовый разрядиться в одно мгновение. Он смотрел в дальний угол, на Колдуна, но взгляд Гая почувствовал немедленно и повернул к нему голову. И вдруг Гай подумал, что друг Мак уж не тот, что прежде. Он вспомнил, что давно уж не улыбался Мак своей знаменитой ослепительно-идиотской улыбкой, что давно он не пел своих горских песен, и что глаза у него стали теперь без прежней ласковости и доброго ехидства, твердые стали глаза, остекленели как-то, словно и не Максим это, а господин ротмистр Чачу. И еще вспомнил Гай, что давно уже перестал друг Мак метаться во все углы, как веселый любопытный пес, стал сдержан, и появилась в нем какая-то суровость, целенаправленность какая-то, взрослая деловая сосредоточенность, словно целился он самим собой в какую-то одному ему видимую мишень... Очень, очень изменился друг Мак с тех пор, как всадили в него полную обойму из тяжелого армейского пистолета. Раньше он жалел всех и каждого, а теперь не жалеет никого. Что ж, может быть так и надо... Но страшное он все-таки дело задумал, резня будет, большая резня будет...

- Что-то я не понял, - подал голос плешивый уродец, судя по одежде - нездешний. - Что же это он хочет? Чтобы варвары сюда к нам пришли? Так они же нас всех перебьют. Что я - варваров не знаю? Всех перебьют, ни одного человека не оставят.

- Они придут сюда с миром, - сказал Мак, - или не придут вовсе.

- Пусть уж лучше вовсе не приходят, - сказал плешивый. - С варварами лучше не связываться. Тогда уж лучше прямо к солдатам выйти под пулеметы. Все как-то от своей руки погибнешь, у меня отец солдатом был.

- Это, конечно, верно, - проговорил Бошку задумчиво. - Но ведь с другой-то стороны варвары могут и солдат прогнать, и нас не тронуть. Вот тогда и станет хорошо.

- Почему это они вдруг нас не тронут? - возразил бельмастый. - Все нас спокон веков трогали, а эти вдруг не тронут?

- Так ведь он с ними договорится, - пояснил Бошку. - Не трогайте, мол, лесовиков, и все тут...

- Кто? Кто договорится? - спросил Хлебопек, вертя головой.

- Да вот Мак. Мак и договорится...

- Ах, Мак... Ну, если Мак договорится, тогда, может быть, и не тронут.

- Чаю тебе дать? - спросил Бошку. - Засыпаешь ведь, Хлебопек.

- Да не хочу я твоего чаю.

- Ну выпей чайку, чашечку только, что это тебе - шею мыть?

Бельмастый вдруг поднялся.

- Пойду я, - сказал он. - Ничего из этого не выйдет. И Мака они убьют, и нас тоже не пожалеют. Чего нас жалеть? Все равно лет через десять нам всем конец. У меня в общине уже два года дети не рождаются. Дожить бы до смерти спокойно, и ладно. А так сами решайте, как знаете. Мне все равно.

Он вышел, перекошенный, неуклюжий, споткнувшись о порог.

- Да, Мак, - покачивая головой, проговорил Пиявка. - Извини нас, но никому мы не верим. Как можно варварам верить? Они в пустыне живут, песок жуют, песком запивают. Они - страшные люди, из железной проволоки скручены, ни плакать не умеют, ни смеяться. Что мы для них? Мох под ногами. Ну, вот придут они, побьют солдат, сядут здесь, лес, конечно, выжгут... зачем им лес, они пустыню любят. И опять же нам конец. Нет, не верю. Не верю, Мак. Пустая твоя затея.

- Да, - сказал Хлебопек. - Не нужно это нам, Мак. Дай уж нам помереть спокойно, не трогай нас. Ты солдат ненавидишь, хочешь их сокрушить, а мы-то здесь причем? У нас ни к кому ненависти нет. Пожалей нас, Мак. Нас ведь никто никогда не жалел. И ты, хоть ты и добрый человек, но тоже нас не жалеешь... Не жалеешь ведь, а, Мак?

Гай снова посмотрел на Максима и смущенно отвел глаза. Максим покраснел, покраснел до слез, наклонил голову и закрыл лицо рукой.

- Неправда, - сказал он. - Я жалею вас. Но я не только вас жалею. Я...

- Не-ет, Мак, - настойчиво сказал Хлебопек. - Ты ТОЛЬКО нас пожалей. Мы ведь самые разнесчастные люди в мире, и ты это знаешь. Ты про свою ненависть забудь. Пожалей - и все...


ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. PART FOUR. THE Nurturer - Chapter 15 (2) 第4部被教育者 - 第15章 (2) ВОСПИТУЕМЫЙ - Глава 15 (2)

Они вышли на площадь, на большой пустырь, посередине которого дико чернел оплавившийся памятник какому-то забытому деятелю, и свернули к уцелевшему домику, где обычно собирались представители, чтобы обменяться слухами, посоветоваться насчет посевной или насчет охоты, а то и просто посидеть, подремать, послушать рассказы принца-герцога о прежних временах.

В домике, в большой чистой комнате, уже собрался народ. In the house, in a large clean room, people had already gathered. Смотреть здесь ни на кого не хотелось. No one here wanted to look. Даже принц-герцог - казалось бы, не мутант, человек, - а и тот изуродован: все лицо в ожогах и рубцах. Even the prince-duke - it would seem, not a mutant, a man - but even he is disfigured: his whole face is burnt and scarred. Вошли, поздоровались, сели в круг, прямо на пол. They came in, said hello, sat down in a circle, right on the floor. Бошку, сидевший рядом с плитой, снял с углей чайник, налил им по чашке чаю, крепкого, хорошего, но без сахару. Bosko, who was sitting next to the stove, took the kettle off the coals, poured them a cup of tea, strong, good, but without sugar. Гай принял свою чашку - необыкновенной красоты чашка, цены ей нет, королевского фарфора, - поставил ее перед собой, а потом упер автомат прикладом в пол между колен, прислонился лбом к рубчатому стволу и закрыл глаза, чтобы никого не видеть.

Начал совещание принц-герцог. Никакой он был не принц и никакой не герцог, а был он полковником медицинской службы, главным хирургом Южной Крепости. He was neither a prince nor a duke, but he was a colonel in the medical service, the chief surgeon of the Southern Fortress. Когда Крепость начали ломать атомными бомбами, гарнизон восстал, выкинул белый флаг (по этому флагу свои же немедленно долбанули термоядерной), настоящего принца, командующего, солдаты разорвали на куски, увлеклись, поперебили всех офицеров, а потом спохватились, что некому командовать, а без командования нельзя: война-то продолжается, противник атакует, свои атакуют, а из солдат никто плана Крепости не знает, - получилась гигантская мышеловка, а тут еще взорвались бактериологические бомбы, весь арсенал, и началась чума. Короче говоря, как-то само собой получилось, что половина гарнизона разбежалась кто куда, от оставшейся половины три четверти вымерли, а остальных принял на себя главный хирург - во время бунта солдаты его не тронули: врач все-таки. Как-то повелось называть его то принцем, то герцогом, сначала в шутку, потом привыкли, а Максим для определенности называл его принцем-герцогом. Somehow it was customary to call him either a prince or a duke, at first as a joke, then they got used to it, and Maxim, for definiteness, called him the prince-duke.

- Друзья! - Friends! - сказал принц-герцог. said the Prince-Duke. - Надо нам обсудить предложения нашего друга Мака. - We need to discuss the proposals of our friend Mac. Это очень важные предложения. These are very important proposals. Насколько они важны, вы можете судить хотя бы по тому, что сам Колдун к нам пожаловал и будет, может быть, с нами говорить... How important they are, you can judge at least by the fact that the Sorcerer himself came to us and will, perhaps, talk to us ...

Гай поднял голову. Guy raised his head. И верно: в углу, прислонившись спиной к стене, сидел сам Колдун, собственной персоной. And rightly so: in the corner, leaning back against the wall, sat the Sorcerer himself, in person. Смотреть на него было жутко, а не смотреть невозможно. It was terrifying to look at, but impossible not to look at. Замечательная была личность. Was a wonderful personality. Даже Максим смотрел на него как-то снизу вверх и говорил Гаю: Колдун - это, брат, фигура. Even Maxim looked at him somehow from the bottom up and said to Guy: The sorcerer is, brother, a figure. Был Колдун небольшого роста, плотный, чистый, ноги и руки у него были коротенькие, но сильные, и в общем он был не такой уж уродливый, во всяком случае слово "уродливый" к нему не подходило. У него был огромный череп, покрытый густым жестким волосом, похожим на серебристый мех, маленький рот со странно сложенными губами, словно он все время собирался свистнуть сквозь зубы, лицо в общем даже худощавое, но под глазами мешки, а сами глаза были длинные и узкие, с вертикальным, как у змеи, зрачком. Говорил он мало, на людях бывал редко, жил один в подвале на дальнем конце города, но авторитетом пользовался огромным из-за своих удивительных способностей. Во-первых, он был очень умен и знал все, хотя от роду ему было всего что-то около двадцати лет и нигде он, кроме этого города, не бывал. Когда возникали какие-нибудь вопросы, к нему шли на поклон за советом. Как правило, он ничего не отвечал, и это означало, что вопрос чепуховый, как его не решишь - все ладно будет. Но если вопрос оказывался жизненно-важным - насчет погоды, когда что сеять - он всегда давал совет и ни разу еще не ошибся. Ходили к нему только старшие, и что там происходило - они помалкивали, но бытовало убеждение, что даже давая совет, Колдун не раскрывал рта. Так, посмотрит только - и становится ясно, что нужно делать. Во-вторых, имел он власть над животными. Никогда он не требовал у общества ни еды, ни одежды, все ему доставляли животные, разные животные - и зверье, и насекомые, и лягушки, - а главной прислугой у него были огромные летучие мыши, с которыми он, по слухам, мог объясняться, и они его понимали и слушались. Далее, рассказывали, что он знает неведомое. Понять это неведомое было невозможно, на взгляд Гая это был просто набор слов: черный пустой Мир до начала Мирового Света; мертвый ледяной Мир после угасания Мирового Света; бесконечная пустыня с многими Мировыми Светами... Никто не мог объяснить, что это означает, а Мак только покачивал головой и восхищенно бормотал: "Вот это интеллект!" Колдун сидел, ни на кого не глядя, на плече у него неловко топталась слепенькая ночная птица. Колдун время от времени доставал из кармана какие-то кусочки и совал ей в клюв, тогда она замирала на секунду, потом задирала голову и как бы с трудом глотала, вытягивая шею.

- Это очень важные предложения, - продолжал принц-герцог, - а потому я прошу вас слушать внимательно, а ты, Бошку, голубчик, заваривай чай покрепче, потому что я вижу - кое-кто уже задремывает. Не надо задремывать, не надо. Соберитесь с силами, может быть сейчас решается наша судьба...

Собрание одобрительно заворчало. Какого-то бельмастого оттащили за уши от стены, где он наладился было подремать, и усадили в первом ряду. "Так ведь я ничего... - бормотал бельмастый. "Well, I'm fine..." muttered the ruffian. - Я только так, немножко. - I'm just like that, a little. Я к тому, что говорить надобно покороче, а то пока до конца доходят, я уж и начало забываю..." I mean, it’s necessary to speak shorter, otherwise, by the time they reach the end, I already forget the beginning ... " - Хорошо, - согласился принц-герцог. - Покороче так покороче. - Shorter, shorter. Солдаты отжимают нас на юг, в пустыню. The soldiers are pushing us south into the desert. Пощады они не дают, в переговоры не вступают. They do not give mercy, they do not enter into negotiations. Из семей, которые пытались пробраться на север, никто не вернулся. Of the families who tried to make their way north, none returned. Надо полагать, они погибли. Presumably they died. Это означает, что лет через десять-пятнадцать нас отожмут в пустыню окончательно, и там мы все погибнем без пищи и без воды. This means that in ten or fifteen years we will be completely driven into the desert, and there we will all die without food and without water. Говорят, что в пустыне тоже обитают люди. It is said that people also live in the desert. Я в это не верю, но многие уважаемые вожди верят и утверждают, будто эти обитатели пустыни такие же жестокие и кровожадные, как солдаты. I do not believe it, but many respected leaders believe and claim that these desert dwellers are as cruel and bloodthirsty as soldiers. А мы - люди миролюбивые, сражаться мы не умеем. And we are peace-loving people, we do not know how to fight. Многие из нас мрут, и мы, наверное, не доживем до окончательного конца, но мы сейчас правим народом и обязаны думать не только о себе, но и о наших детях... Бошку, - сказал он. Many of us are dying, and we probably will not live to see the final end, but we now rule the people and are obliged to think not only about ourselves, but also about our children ... Boshka, he said. - Подай, пожалуйста, чаю уважаемому Хлебопеку. - Serve, please, tea to the respected Baker. По-моему, заснул Хлебопек. I think Breadmaker fell asleep.

Хлебопека разбудили, сунули ему в пятнистую руку горячую чашку, он обжегся, зашипел, и принц-герцог продолжал: The baker was awakened, a hot cup was thrust into his spotted hand, he burned himself, hissed, and the prince-duke continued:

- Наш друг Мак предлагает выход. - Our friend Mack suggests a way out. Он пришел к нам со стороны солдат. He came to us from the side of the soldiers. Солдат он ненавидит и говорит, что пощады ждать от них нельзя, все они там одурачены тиранами и горят желанием нас уничтожить. Мак хотел сначала вооружить нас и повести в бой, но убедился, что мы слабые и воевать не можем. Mack wanted to first arm us and lead us into battle, but he was convinced that we were weak and could not fight. И тогда он решил добраться до обитателей пустыни - он в них тоже верит - договориться с ними и повести их на солдат. And then he decided to get to the inhabitants of the desert - he also believes in them - to negotiate with them and lead them to the soldiers. Что требуется от нас? What is required of us? Благословить эту затею, пропустить обитателей пустыни через наши земли и обеспечить их продовольствием, пока будет идти война. Bless this venture, let the desert dwellers through our lands and provide them with food while the war goes on. И еще наш друг Мак предложил: дайте ему разрешение собрать всех наших разведчиков, которые захотят, он обучит их воевать и поведет на север, чтобы поднять там восстание. Вот, коротко, как обстоят дела. Here, briefly, how things are. Нам сейчас нужно решить, и я прошу высказываться. We now need to decide, and I ask you to speak out.

Гай покосился на Максима. Guy squinted at Maxim. Друг Мак сидел, поджав под себя ногу, огромный, коричневый, неподвижный, как скала, даже не как скала, а как гигантский аккумулятор, готовый разрядиться в одно мгновение. Он смотрел в дальний угол, на Колдуна, но взгляд Гая почувствовал немедленно и повернул к нему голову. He looked into the far corner, at the Sorcerer, but immediately felt Gaius's gaze and turned his head towards him. И вдруг Гай подумал, что друг Мак уж не тот, что прежде. And suddenly Guy thought that friend Mack was not the same as before. Он вспомнил, что давно уж не улыбался Мак своей знаменитой ослепительно-идиотской улыбкой, что давно он не пел своих горских песен, и что глаза у него стали теперь без прежней ласковости и доброго ехидства, твердые стали глаза, остекленели как-то, словно и не Максим это, а господин ротмистр Чачу. И еще вспомнил Гай, что давно уже перестал друг Мак метаться во все углы, как веселый любопытный пес, стал сдержан, и появилась в нем какая-то суровость, целенаправленность какая-то, взрослая деловая сосредоточенность, словно целился он самим собой в какую-то одному ему видимую мишень... Очень, очень изменился друг Мак с тех пор, как всадили в него полную обойму из тяжелого армейского пистолета. Раньше он жалел всех и каждого, а теперь не жалеет никого. Что ж, может быть так и надо... Но страшное он все-таки дело задумал, резня будет, большая резня будет...

- Что-то я не понял, - подал голос плешивый уродец, судя по одежде - нездешний. - Что же это он хочет? Чтобы варвары сюда к нам пришли? Так они же нас всех перебьют. Что я - варваров не знаю? Всех перебьют, ни одного человека не оставят.

- Они придут сюда с миром, - сказал Мак, - или не придут вовсе.

- Пусть уж лучше вовсе не приходят, - сказал плешивый. - С варварами лучше не связываться. Тогда уж лучше прямо к солдатам выйти под пулеметы. Все как-то от своей руки погибнешь, у меня отец солдатом был.

- Это, конечно, верно, - проговорил Бошку задумчиво. - Но ведь с другой-то стороны варвары могут и солдат прогнать, и нас не тронуть. Вот тогда и станет хорошо.

- Почему это они вдруг нас не тронут? Why won't they touch us all of a sudden? - возразил бельмастый. - objected the white-mast. - Все нас спокон веков трогали, а эти вдруг не тронут? - All of us have been touched for centuries, and these suddenly will not be touched?

- Так ведь он с ними договорится, - пояснил Бошку. - So after all, he will agree with them, - Boshku explained. - Не трогайте, мол, лесовиков, и все тут... - Do not touch, they say, the foresters, and that's it ...

- Кто? - Who? Кто договорится? - спросил Хлебопек, вертя головой.

- Да вот Мак. Мак и договорится...

- Ах, Мак... Ну, если Мак договорится, тогда, может быть, и не тронут.

- Чаю тебе дать? - спросил Бошку. - Засыпаешь ведь, Хлебопек.

- Да не хочу я твоего чаю.

- Ну выпей чайку, чашечку только, что это тебе - шею мыть?

Бельмастый вдруг поднялся.

- Пойду я, - сказал он. - Ничего из этого не выйдет. И Мака они убьют, и нас тоже не пожалеют. Чего нас жалеть? Why pity us? Все равно лет через десять нам всем конец. All the same, in ten years we will all be finished. У меня в общине уже два года дети не рождаются. In my community, no children have been born for two years now. Дожить бы до смерти спокойно, и ладно. To live to death in peace, and okay. А так сами решайте, как знаете. And so decide for yourself, as you know. Мне все равно. I don't care.

Он вышел, перекошенный, неуклюжий, споткнувшись о порог. He came out, lopsided, clumsy, stumbling over the threshold.

- Да, Мак, - покачивая головой, проговорил Пиявка. "Yes, Mac," said Leech, shaking his head. - Извини нас, но никому мы не верим. - Excuse us, but we don't trust anyone. Как можно варварам верить? How can barbarians be trusted? Они в пустыне живут, песок жуют, песком запивают. They live in the desert, chew sand, drink sand. Они - страшные люди, из железной проволоки скручены, ни плакать не умеют, ни смеяться. They are terrible people, twisted from iron wire, they can neither cry nor laugh. Что мы для них? What are we to them? Мох под ногами. Moss underfoot. Ну, вот придут они, побьют солдат, сядут здесь, лес, конечно, выжгут... зачем им лес, они пустыню любят. Well, they will come, beat the soldiers, sit here, burn the forest, of course ... why do they need a forest, they love the desert. И опять же нам конец. And again, we're done. Нет, не верю. No I do not believe. Не верю, Мак. I don't believe it, Mac. Пустая твоя затея. Your empty idea.

- Да, - сказал Хлебопек. “Yes,” said the Baker. - Не нужно это нам, Мак. We don't need this, Mac. Дай уж нам помереть спокойно, не трогай нас. Let us die in peace, don't touch us. Ты солдат ненавидишь, хочешь их сокрушить, а мы-то здесь причем? You hate soldiers, you want to crush them, but what do we have to do with it? У нас ни к кому ненависти нет. We don't hate anyone. Пожалей нас, Мак. Have pity on us, Mac. Нас ведь никто никогда не жалел. Nobody ever took pity on us. И ты, хоть ты и добрый человек, но тоже нас не жалеешь... Не жалеешь ведь, а, Мак? And you, although you are a kind person, you don't feel sorry for us either... You don't feel sorry for us, do you, Mac?

Гай снова посмотрел на Максима и смущенно отвел глаза. Guy looked at Maxim again and looked away in embarrassment. Максим покраснел, покраснел до слез, наклонил голову и закрыл лицо рукой. Maxim blushed, blushed to tears, bowed his head and covered his face with his hand.

- Неправда, - сказал он. “Not true,” he said. - Я жалею вас. - I pity you. Но я не только вас жалею. But I'm not only sorry for you. Я... I...

- Не-ет, Мак, - настойчиво сказал Хлебопек. "No, Mac," Breadmaker insisted. - Ты ТОЛЬКО нас пожалей. - You ONLY have pity on us. Мы ведь самые разнесчастные люди в мире, и ты это знаешь. We are the most miserable people in the world, and you know it. Ты про свою ненависть забудь. Forget your hate. Пожалей - и все... Sorry, that's all...