Глава 34 Снова в лесу
Глава 34
Снова в лесу
Вот она наконец, правда. Уткнувшись лицом в пыльный ковёр кабинета, где он недавно прилежно учился тому, что считал секретами победы, Гарри наконец понял, что ему не предназначено остаться в живых. Его задачей было спокойно идти в широко раскрытые объятия смерти. По дороге он должен был разрушать последние связи Волан-де-Морта с жизнью, чтобы, когда их пути снова пересекутся, и Гарри не поднимет палочку на свою защиту, конец наступил немедленно, и задача, которая осталась невыполненной в Годриковой Впадине, была наконец завершена: ни один из них не останется в живых, ни того, ни другого больше не будет на свете.
Он чувствовал, как бешено бьётся о ребра сердце. Как странно, что под действием смертного страха оно колотится всё сильнее, мужественно поддерживая жизнь. Но всё же ему придётся остановиться, и очень скоро. Его удары сочтены. Сколько останется времени, после того, как он, Гарри, встанет и последний раз пройдёт через замок на территорию, а оттуда в Запретный лес?
Волна ужаса накрыла Гарри, лежавшего на полу под эту траурную барабанную дробь в груди. Интересно, умирать — больно? Сколько раз он был на волосок от смерти, ускользал от неё — и ни разу не думал при этом о ней самой. Воля к жизни была в нём всегда намного сильнее страха смерти. Однако ему и в голову не приходило уклониться, сбежать от Волан-де-Морта. Всё было кончено, он это знал, и несделанным оставалось только само это дело: смерть.
Ах, если бы ему дано было погибнуть в ту летнюю ночь, когда он в последний раз вышел из дома номер четыре по Тисовой улице и благородная палочка с пером феникса спасла ему жизнь! Если бы ему дано было умереть, как Букля, мгновенно, не успев даже понять, что происходит! Или броситься навстречу Убивающему заклятию, спасая близкого человека… Он завидовал сейчас даже смерти своих родителей. Ему потребуется мужество другого рода — он должен хладнокровно шагать навстречу собственному уничтожению. Гарри почувствовал, что пальцы у него слегка дрожат, и попытался унять их, хотя увидеть его здесь никто не мог: все портреты были пусты.
Он стал медленно подниматься, сел и сразу почувствовал себя живым как никогда, с небывалой силой ощутил собственное живое тело. Почему он не замечал прежде, какое это чудо: мозг, мускулы, колотящееся в груди сердце? И от всего этого ничего не останется… по крайней мере, ничто из этого не останется с ним. Он дышал глубоко и медленно, рот и горло были совершенно сухие, но и глаза тоже.
Предательство Дамблдора — почти пустяк. Конечно, его план был шире. Гарри был просто слишком глуп, чтобы это осознать, но теперь всё стало ясно. Он ни разу не усомнился в собственном предположении, что Дамблдор не хочет его смерти. Теперь он понял, что жизни ему было отведено столько, сколько требовалось на уничтожение всех крестражей. Дамблдор поручил ему уничтожать их, и он послушно разрубал нити, связывающие с жизнью не только Волан-де-Морта, но и его самого! Какой чёткий, изящный план — не губить лишних жизней, а поручить опасную задачу мальчику, всё равно обречённому на заклание, чья смерть будет не потерей, а очередным ударом по Волан-де-Морту.
Дамблдор знал и то, что Гарри не станет уклоняться, что он пойдёт до конца, несмотря на то, что это его конец. Ради этого директор и взял на себя труд познакомиться с мальчиком поближе. Дамблдор знал не хуже Волан-де-Морта, что Гарри не позволит другим умирать за себя, когда узнает, что в его власти это прекратить. Образы Фреда, Люпина и Тонкс, лежавших мёртвыми в Большом зале, снова возникли перед его внутренним взором, и на мгновение у него перехватило дыхание: смерть нетерпелива…
Но Дамблдор его переоценил. Гарри не выполнил свою задачу — змея ещё жива. Ещё один крестраж будет привязывать Волан-де-Морта к земле, даже после гибели Гарри. Конечно, он сильно облегчил задачу своему преемнику. Гарри задумался, кто мог бы это сделать… Рон и Гермиона, конечно, знают, что нужно… Поэтому Дамблдор и велел ему посвятить своих друзей в тайну… чтобы, если он слишком рано встретит свою истинную судьбу, было кому продолжить его дело…
Все эти мысли ложились, как ледяные узоры на оконное стекло, на твёрдую поверхность неопровержимой истины: он должен умереть. Я должен умереть. Это должно прекратиться.
Рон и Гермиона казались ему сейчас страшно далёкими, как будто они находились в какой-то заморской стране. Ему казалось, что он расстался с ними давным-давно. Никаких прощаний и объяснений, это он решил твёрдо. В этот путь они не могут отправиться вместе, а их попытки его удержать означали бы трату драгоценного времени. Он взглянул на помятые золотые часы, подаренные ему на семнадцатилетие. Прошла уже почти половина часа, отведённого ему Волан-де-Мортом.
Гарри встал. Сердце колотилось о рёбра, как обезумевшая птица. Наверное, оно знало, что времени осталось мало, и хотело наверстать удары за целую жизнь. Не оглянувшись, он закрыл за собой дверь кабинета.
Замок был пуст. Идя по нему в одиночестве, он чувствовал себя призраком, словно он уже умер. Рамы портретов по-прежнему были пусты. Повсюду царила призрачная тишина, как будто всё дыхание жизни, ещё оставшееся здесь, стеклось в Большой зал, где выжившие оплакивали своих мертвецов.
Гарри набросил мантию-невидимку и пошёл вниз, и вскоре он уже спускался по мраморной лестнице в вестибюль. Может быть, какая-то частичка его души хотела, чтобы его заметили, увидели, остановили, но мантия-невидимка была, как всегда, непроницаема, и он беспрепятственно вышел на крыльцо.
И тут на него чуть не налетел Невилл. Вдвоём с кем-то ещё он вносил в замок мёртвое тело. Гарри вгляделся, и ему чуть не стало дурно: Колин Криви, несовершеннолетний, видимо, пробрался обратно, как это сделали Малфой, Крэбб и Гойл. Умерший казался совсем маленьким.
— Знаешь что, Невилл? Я его и один донесу, — сказал Оливер Вуд. Он поднял Колина на плечо захватом пожарного и понёс в Большой зал.
Невилл на мгновение прислонился к дверному косяку и утёр лоб тыльной стороной ладони. Вид у него был сейчас, как у старика. Передохнув минуту, он двинулся по ступенькам обратно в темноту — отыскивать других павших.
Гарри оглянулся на Большой зал. Там толпились люди, утешая друг друга, подавая воду, стоя на коленях перед мёртвыми, но никого из тех, кто был ему дорог, Гарри не увидел. Ни Гермионы, ни Рона, Джинни или ещё кого-нибудь из Уизли, ни Полумны. Ему казалось, что он отдал бы всё время, которое у него ещё оставалось, за возможность взглянуть на них в последний раз. Но смог ли бы он тогда оторваться? Нет, так даже лучше.
Он спустился с крыльца в темноту. Было около четырёх часов утра, и во дворе замка стояла мёртвая тишина. Казалось, трава и деревья, затаив дыхание, ждали, сумеет ли он выполнить свой долг.
Гарри подошёл к Невиллу, склонившемуся над очередным телом:
— Невилл…
— Господи, Гарри, у меня чуть сердце не выскочило!
Гарри скинул мантию-невидимку. У него внезапно возникла идея — он ведь хотел быть совершенно уверен…
— Куда это ты собрался один? — подозрительно спросил Невилл.
— Так нужно по плану, — ответил Гарри. — Я должен кое-что сделать. Послушай, Невилл…
— Гарри! — Невилл вдруг испугался. — Гарри, ты ведь не собираешься сдаваться?
— Нет, — с лёгкостью солгал Гарри. — Нет, конечно… Я иду не за этим. Но мне придётся пока отлучиться. Невилл, ты знаешь змею Волан-де-Морта? У него есть огромная змея… он зовёт её Нагайна…
— Да, я слыхал… и что?
— Её нужно убить. Рон и Гермиона знают об этом, но если вдруг…
Ужас этого предположения на мгновение сдавил ему горло, лишив дара речи. Но Гарри взял себя в руки: это слишком важно, нужно делать, как Дамблдор, сохранять трезвую голову, оставить дублёров, тех, кто сможет продолжить его дело. Дамблдор знал, умирая, что оставляет троих, посвящённых в тайну крестражей. Теперь Невилл займёт место Гарри, и посвящённых по-прежнему останется трое.
— Если вдруг они… не смогут… а тебе представится случай…
— Убить змею?
— Убить змею, — повторил Гарри.
— Ладно, Гарри. Сам-то ты как?
— Нормально. Спасибо, Невилл.
Гарри двинулся дальше, но Невилл схватил его за руку:
— Мы все будем сражаться дальше, Гарри, понимаешь?
— Да, я…
Он задохнулся, не в силах закончить фразу. Похоже, Невилла это не удивило. Он похлопал Гарри по плечу, выпустил его руку и пошёл дальше отыскивать тела.
Гарри снова накинул мантию и зашагал быстрее. Неподалёку мелькнул ещё силуэт, склонённый над другой фигурой, лежащей на земле. Он был в шаге от них, когда понял, что это Джинни.
Она нагнулась над девочкой, с плачем звавшей маму.
— Ничего, — говорила Джинни, — всё хорошо. Мы сейчас отнесём тебя в замок.
— Я хочу домой, — прошептала девочка. — Я не хочу больше сражаться.
— Я понимаю, — сказала Джинни, и голос её пресёкся. — Всё будет хорошо.
У Гарри мороз пробежал по коже. Ему хотелось кричать, хотелось, чтобы Джинни знала, что он здесь, чтобы она знала, куда он идёт. Ему хотелось, чтобы его остановили, потащили прочь, отослали домой…
Но он и так дома. Хогвартс был его первым и лучшим домом. Он, Волан-де-Морт и Снегг, все эти мальчики, лишённые семьи, обрели здесь родной дом…
Джинни опустилась на колени возле раненой девочки и взяла её за руку. Огромным усилием воли Гарри заставил себя идти дальше. Ему показалось, что Джинни обернулась, когда он проходил; ему хотелось знать, почувствовала ли она его присутствие, но он не произнёс ни слова и не обернулся.
В темноте проступила хижина Хагрида. В окнах не было света, Клык не скрёбся у двери, приветствуя проходящих громким лаем. Вечера в гостях у Хагрида, блеск медного чайника на плите, печенье и гигантские личинки, огромное бородатое лицо, Рон, изрыгающий слизняков, Гермиона, помогающая спасти Норберта…
Гарри двинулся дальше, дошёл до опушки Леса и остановился.
Между деревьев скользили дементоры. Он чувствовал исходящий от них холод и не был уверен, что сумеет пройти сквозь него невредимым. Вызвать Патронуса у него не было сил. Он больше не мог удерживать дрожь. Это всё же не просто — умереть. Каждый вздох, запах травы, прохладный воздух, овевающий лицо, — какие сокровища! Подумать только, что у людей в запасе годы и годы, время, которое некуда девать, так много времени, что оно порой тянется слишком медленно, а он цепляется за каждую секунду. Он чувствовал, что не в силах идти дальше, и в то же время знал, что должен. Долгая игра окончилась, снитч пойман, пора покидать поле…
Снитч… Гарри порылся негнущимися пальцами в мешочке на шее и достал его оттуда.
Я открываюсь под конец.
Он глядел на снитч, дыша тяжело и быстро. Теперь, когда ему хотелось, чтобы время шло как можно медленнее, оно, похоже, набрало скорость. Понимание пришло мгновенно, словно в обход мысли. Вот он, конец. Время настало.
Он прижал золотой шар к губам и прошептал:
— Я скоро умру.
Металлическая оболочка раскрылась. Гарри опустил дрожащую руку, вытащил из-под мантии палочку Драко и сказал:
— Люмос!
Чёрный камень с зубчатым разломом посередине засел в обеих половинках снитча. Воскрешающий камень треснул по вертикальной линии, изображавшей Бузинную палочку. Треугольник и круг — символы Мантии и Камня — остались нетронутыми.
И вновь Гарри всё понял, не размышляя. Дело не в том, чтобы вернуть их, — ведь он скоро к ним присоединится. Это не он их звал — они звали его.
Он закрыл глаза и трижды повернул камень на ладони.
Гарри знал, что волшебство подействовало, потому что слышал тихие шорохи, шаги лёгких ног по глинистой, усыпанной хворостом опушке Запретного леса. Гарри открыл глаза и посмотрел кругом.
Они были не призраками и не живой плотью — это было видно. Больше всего они были похожи на Реддла, вышедшего из дневника в те давние дни, — этот Реддл был памятью, ставшей почти осязаемой. Они спешили к нему, не столь вещественные, как живые тела, но гораздо ощутимее, чем призраки, — все с одинаковой приветливой улыбкой.
Джеймс был такого же роста, как Гарри. На нём была та же одежда, что в день смерти; непокорные волосы взъерошены, очки немного на сторону, как у мистера Уизли.
Сириус, высокий и красивый, был сейчас намного моложе, чем Гарри видел его в жизни. Он шагал с непринуждённым изяществом, руки в карманы, слегка улыбаясь.
Люпин тоже казался моложе, совсем не таким потрёпанным, и его волосы были темнее и гуще. Он был явно рад оказаться в знакомых местах, где так много бродил в юности.
Улыбка Лили сияла ярче, чем у всех остальных. Подойдя к нему, она откинула свои длинные волосы, а её зелёные глаза, так похожие на его собственные, впивались в его лицо с такой жадностью, будто вовек не смогут на него наглядеться.
— Ты был таким молодцом!
Гарри не мог вымолвить ни слова. Он любовался ею и думал, что хотел бы вечно стоять, не сводя с неё глаз, и больше ему ничего не нужно.
— Ты почти у цели, — сказал Джеймс. — Осталось чуть-чуть. Мы… мы так гордимся тобой!
— Это больно?
Ребяческий вопрос сорвался с уст Гарри прежде, чем он успел подумать.
— Умирать? Нет, нисколько, — ответил Сириус. — Быстрее и легче, чем засыпать.
— Тем более что он хочет побыстрее. Он мечтает покончить с этим, — сказал Люпин.
— Я не хотел, чтобы вы умирали, — сказал Гарри. Эти слова вырвались у него помимо воли. — Никто из вас. Мне так жаль…
Он обращался прежде всего к Люпину, умоляющим тоном.
— …когда у вас только что родился сын… Римус, мне так жаль…
— Мне тоже, — ответил Люпин. — Жаль, что я с ним так и не познакомлюсь… Но он узнает, за что я погиб, и, надеюсь, поймёт. Я старался сделать более счастливым мир, в котором ему предстоит жить.
Прохладный ветерок, веявший, казалось, из самой чащи Леса, растрепал волосы на лбу у Гарри. Он понимал, что они не скажут ему «пора!» — он должен сам принять решение.
— Вы будете со мной?
— До самого конца, — сказал Джеймс.
— И они вас не увидят? — спросил Гарри.
— Мы — часть тебя, — ответил Сириус. — И видны только тебе.
Гарри взглянул на мать.
— Не отходи от меня, — сказал он тихо.
И пошёл дальше. Холод, исходящий от дементоров, не причинил ему вреда. Он прошёл сквозь него со своими спутниками, заменившими ему Патронуса. Вместе они пробирались между тесно стоящих старых деревьев с переплетёнными кронами и шершавыми кряжистыми корнями, выпиравшими из земли. В темноте Гарри плотно запахнул мантию, и всё дальше углублялся в Лес, не зная в точности, где искать Волан-де-Морта, но не сомневаясь, что он его найдёт. Рядом с ним почти бесшумно скользили Джеймс, Сириус, Люпин и Лили, и их присутствие было его отвагой, его способностью переставлять ноги, шагая всё дальше и дальше.
Ему казалось, что ум и тело у него странно разъединены: руки и ноги двигались, не получая сознательных указаний, как будто в теле, которое ему вскоре предстояло покинуть, он был пассажиром, а не водителем. Мёртвые, шедшие вместе с ним через Лес, были для него сейчас куда реальнее, чем живые, оставшиеся в замке. А Рон, Гермиона, Джинни и все остальные казались ему призраками сейчас, когда он брёл, спотыкаясь, навстречу своему концу, навстречу Волан-де-Морту…
Глухой стук и шёпот: кто-то ещё пробирался рядом. Гарри замер под мантией, вглядываясь в темноту и прислушиваясь. Его мать и отец, Люпин и Сириус замерли вместе с ним.
— Здесь кто-то есть, — раздался где-то рядом грубый голос. — В мантии-невидимке. А вдруг это…
От соседнего дерева отделились две фигуры. Гарри узнал Яксли и Долохова: они всматривались сквозь тьму как раз туда, где стояли Гарри, его родители, Сириус и Люпин, и явно ничего не видели.
— Я точно кого-то слышал, — сказал Яксли. — Может, зверь какой, а?
— Этот остолоп Хагрид кого только тут не держал, — ответил Долохов, поозиравшись по сторонам.
Яксли посмотрел на часы:
— Время почти вышло. У Поттера был час. Он не придёт.
— А он был уверен, что мальчишка придёт. То-то рассердится.
— Вернёмся лучше, — сказал Яксли. — Узнаем, какие дальнейшие планы.
Повернувшись, они с Долоховым зашагали обратно в глубь Леса. Гарри пошёл следом, поняв, что они выведут его как раз туда, куда надо. Он поглядел через плечо, и мать улыбнулась ему, а отец ободряюще кивнул.
Не прошло и нескольких минут, как Гарри увидел впереди свет. Яксли и Долохов вышли на поляну, в которой Гарри узнал прежнее обиталище чудовища Арагога. Остатки огромной паутины всё ещё болтались на деревьях, но страшный рой его потомства ушёл с Пожирателями смерти сражаться на их стороне.
Посреди поляны горел костёр. В его дрожащем свете видна была группа глухо молчащих, настороженных Пожирателей смерти. Некоторые и здесь не снимали масок и капюшонов, лица других были открыты. Чуть поодаль сидели два великана, отбрасывая на поляну огромные тени; их жестокие, грубо вытесанные лица были похожи на скалы. Гарри увидел Фенрира: он, поёживаясь, грыз свои длинные ногти. Высокий, белокурый Роул покусывал кровоточащую губу. Люциус Малфой выглядел запуганным и сломленным, в запавших глазах Нарциссы читались недобрые предчувствия.
Все взгляды были обращены на Волан-де-Морта. Он стоял с опущенной головой, держа в белых пальцах Бузинную палочку. Казалось, он молится или считает про себя, и Гарри, замершему на краю поляны, вдруг пришла нелепая мысль: так считает водящий, когда играют в прятки. Над его головой, свивая и развивая кольца, парила огромная змея Нагайна в сияющей зачарованной сфере, похожей на чудовищный нимб.
Долохов и Яксли вступили в круг, и Волан-де-Морт поднял глаза.
— Его нигде нет, повелитель, — сказал Долохов.
Ни одна черта не дрогнула в лице Волан-де-Морта. В отблесках костра его красные глаза казались горящими угольями. Он медленно крутил в длинных пальцах Бузинную палочку.
— Повелитель… — Это заговорила Беллатриса. Она сидела рядом с Волан-де-Мортом, растрёпанная, с исцарапанным лицом, но целая и невредимая.
Волан-де-Морт поднял руку, останавливая её, и она не договорила, глядя на него с почтительным обожанием.
— Я думал, он придёт, — сказал Волан-де-Морт своим высоким, ясным голосом, устремив взгляд в пламя костра. — Я ожидал его прихода.
Все молчали. Казалось, они испуганы не меньше Гарри, чьё сердце колотилось о рёбра с такой силой, словно стремилось вырваться из тела, которым он собирался пожертвовать. Вспотевшими ладонями Гарри стащил с себя мантию-невидимку и затолкал под одежду вместе с волшебной палочкой, чтобы не было соблазна бороться.
— Я, видимо… ошибся, — сказал Волан-де-Морт.
— Нет, не ошибся.
Гарри произнёс это громко, как только мог, собрав все оставшиеся силы: он не хотел, чтобы в его голосе был слышен страх. Воскрешающий камень выскользнул из его онемевших пальцев, и, делая шаг вперёд, к костру, он видел краем глаза, как тают в воздухе его родители, Сириус и Люпин. В эту минуту ему не важен был никто, кроме Волан-де-Морта. Их было сейчас здесь только двое.
Эта иллюзия рассеялась так же быстро, как появилась. Великаны зарычали, Пожиратели смерти вскочили на ноги, раздались крики, ахи и даже смех. Волан-де-Морт стоял неподвижно, но его красные глаза были устремлены на подходившего Гарри, отделённого от него лишь пламенем костра.
И тут раздался голос:
— Нет, Гарри! Нет!
Он обернулся. Хагрида, связанного по рукам и ногам, прикрутили верёвками к соседнему дереву. Его огромное тело судорожно билось в безнадёжных попытках освободиться, раскачивая макушку кроны.
— НЕТ! НЕТ! ГАРРИ, ЧЕГО ТЫ…
— МОЛЧАТЬ! — рявкнул Роул. Взмах его палочки — и Хагрид смолк.
Беллатриса вскочила, переводя горящий взгляд с Волан-де-Морта на Гарри. Грудь её высоко вздымалась. Все застыли, шевелились лишь языки пламени да змея, свивавшая и развивавшая свои кольца в сияющей сфере за головой Волан-де-Морта.
Гарри ощутил на груди под рубашкой свою волшебную палочку, но не сделал попытки её достать. Он знал, что Нагайна окружена мощной защитой, и, наставь он на неё палочку, десятки заклятий полетят в него прежде, чем он успеет сказать хоть слово. Волан-де-Морт и Гарри неподвижно глядели друг на друга, потом Волан-де-Морт чуть склонил голову набок, рассматривая стоявшего перед ним мальчика, и странная безрадостная улыбка искривила его тонкие губы.
— Гарри Поттер, — сказал он мягко. Его голос сливался с шипением огня. — Мальчик, Который Выжил.
Пожиратели смерти не шевелились. Они ждали. Всё вокруг замерло в ожидании. Хагрид бился в своих путах, Беллатриса тяжело дышала, а Гарри вдруг ни с того ни с сего вспомнил Джинни, её сияющие глаза, вкус её губ…
Волан-де-Морт поднял палочку. Голова его была по-прежнему склонена набок, как у мальчишки, с любопытством ждущего, что будет дальше. Гарри взглянул в красные глаза, желая лишь одного: чтобы всё произошло прямо сейчас, пока он ещё стоит ровно, пока не утратил власти над собой, не выдал своего страха…
Он увидел шевеление тонких губ, вспышку зелёного пламени — и всё исчезло.
