Сергей Бодров - главный русский супергерой / вДудь (3)

Я так думаю.

Как вы думаете, чем бы он занимался сейчас?

Ну, у него, несомненно, рост. Он конечно...

Был бы какой-нибудь известной медиаличностью, наверняка.

В политике был бы он?

Я думаю, что он шагнул бы туда.

У него гражданская позиция сильней была, чем

творческое начало.

(Дудь) А гражданская позиция — как бы вы её описали? Что вы имеете в виду?

(Макиев) Ну, вот...

Очень открытый. Душой видел.

Как будто в душе глаза — вот такое ощущение.

Душой видел.

Такие вещи подчёркивал,

которые, я же говорю, людей...

Как сказать?

Вот я живу и не верю во что-то, допустим.

В свой завтрашний день, да?

Потому что Советский Союз поломался даже.

А я вот хотел при Советском Союзе ледоколом стать, к примеру.

А тут всё рухнуло. А он мне говорит: «Да не печалься ты!

Всё нормально, всё только начинается.

Вот они наши дни-то! Вот они!

Молодой! Сильный! Завтра!

Мы всё сделаем! Мы! Мы!»

У меня были случаи: «А познакомьте с Бодровым», — в очень высоких кабинетах.

Я говорю: «Ну, я не знаю. Если он захочет. Я же не рабовладелец».

— (Дудь) А он? Как реагировал? — Ну, я ему передавал. Не знаю, встречался он или нет.

Были ли попытки втянуть его в политическую деятельность?

— Были. — Какие? Расскажите.

Ну, собственно, значит...

Теневая часть моего бизнеса —

это организация избирательных кампаний.

Я учился по этому профилю,

и когда были разные выборы,

я этим занимался.

В частности, в 1999 году я был замруководителя штаба движения «Единство»,

которое сейчас называется «Единая Россия».

Потом там размен был разный,

короче, мне сказали, что я должен войти в политический совет этой «Единой России»,

когда они объединились, там, Лужков — вот это всё.

Шаймиев.

Ну и я просто говорю: «Слушайте, пацаны, ну никак. Ну я не могу, так сказать.

Это какой-то “Джурассик Парк”, а я не попадаю туда. Ну правда!»

«Ну что-нибудь нам придумай».

Я думаю: «Как же мне так, чтобы от меня отцепились?»

Я говорю: «Бодров! Прекрасная идея!»

Так?

Ну я был уверен, что откажется.

— Я даже ему не сказал, что это я его предложил. — Ага.

— Ну конечно он отказался. — Они пошли к нему...

И он отказался, естественно.

Почему «естественно»?

Ну, мне кажется, это постыдно.

Вот я смотрю фамилии...

В принципе, можно их и назвать, если хотите.

— Потому что у нас все деятели культуры... — Называйте.

Бондарчук, Миронов, кто там ещё —

они все состоят в этой партии.

Сидят где-то там, когда Путин выступает, с умными лицами.

То есть я понимаю, что это даёт что-то для их бизнеса.

Может быть, не деньги напрямую, но какую-то поддержку.

Но это всё какой-то Советский Союз. Вот так было...

Мои родители мне говорили: «Мы вступили в Коммунистическую партию,

потому что, будучи в партии, ты можешь большего добиться,

справедливости для людей».

Но сейчас-то другие времена!

Зачем вестись на всю эту хрень феодальную времён Совка,

когда мы живём в другой стране?

Потому что если мы ведёмся, то тогда и страна не будет другой.

В этом проблема.

Я не против, но сам менталитет...

И Бодров тоже считал это постыдным?

Ну, не постыдным. Просто как-то странно.

Ну либо ты работаешь, либо идёшь в политику — тогда занимайся политикой.

— Правильно? — Мхм.

— Ну правильно же? — Ну конечно!

А если ты чё-то там сидишь...

Я не понимаю: вот чего они там сидят? Для чего они сидят там?

Что это вообще даёт кроме какой-то иллюзии,

что, типа, когда придут, как к Серебренникову,

что позвонит Владимир Владимирович, и они уйдут.

Наверно, да. В нашем феодальном государстве

какой-нибудь, там, сидит следователь, он начинает взвешивать

на условных своих весах слепой, этой, Фемиды:

«Так, здесь меня могут отжать, вот с этим, а с Серебренниковым не могут».

Вот про это мы что ли говорим?

В чём фишка?

(Дудь) Вам помогали власти каким-то образом?

О, бывало... Знаешь, как плохо помогали!

— Плохо? — Ну...

— (Джерапов) Откровенно... — Ну смотрите: был счёт на пожертвования.

Вот сколько ты этих денег видел — столько же и мы.

— (Дудь) То есть? Я не видел. — И я не видел (смеётся).

— (Дудь) Ну как так? — Вот так! — Нельзя же обманывать на таких вещах.

(Джерапов) Ну, все там ответят.

Кто обманывал, все будут там отвечать.

(Дудь) То есть смотрите: был счёт для пожертвований,

перечисляли, в том числе, и со всех частей России,

и вы хотите сказать, что из Москвы, из Петербурга..?

(Джерапов) То, что присылали в письмах, до нас доходило.

(Дудь) Когда в конверт купюры клали?

(Джерапов) Несколько чиновников сами передали.

Я знаю. Они просили не говорить их фамилии.

Но сами передавали.

Ну, небольшие деньги были.

Такие тоже были.

Никаких перечислений, никаких денег —

здесь ничего не было такого.

Это вот...

Значит, когда в конверте приходили деньги,

я вечером громко при всех говорил:

вот конверт, прислал тот-то, привёз его вот тот-то.

Вот здесь, там, 200 тысяч рублей.

Я не хотел брать вообще никогда никакие деньги,

но люди говорили так:

«Это же нам в помощь. Человек хочет помочь.

Это единственное, что он может. Он же не может лопату держать».

— (Дудь) Ну и приехать. — «Но у него есть деньги».

«И вот деньги он и прислал».

(Дудь) Я читал, что вы потратили на поиски все собственные деньги.

Насколько это правда?

Давай не будем считать.

Мы точно знаем, что сейчас

с этим уже...

Надо это просто выбросить из головы, и всё.

— Ну то есть это правда? — Ну, да.

Ага. А какого порядка это были деньги?

— Это были..? — Хорошие... деньги.

Одна из главных фишек Сергея — его бесподобная улыбка.

Несколько лет назад в Париже показывали картину, меня пригласили.

Какое-то было кинематографическое мероприятие.

И показывали картину «Кавказский пленник».

Замечательная копия, огромный экран.

И вот когда ты смотришь,

это тяжело конечно,

на живого сына.

Вот эта последняя его улыбка.

Это, так сказать...

Но она действовала конечно.

Она очень действовала на всех:

и в программе «Взгляд»,

и в других его вещах, и в «Последнем герое»,

и...

и в картинах «Брат» и «Брат 2».

И действительно.

Он по этому поводу говорил, что страна доверяла ему.

Это очень редкое такое качество.

Он, собака, конечно был везучий безумно.

— (Дудь) Бодров? — Я везучий сам по себе.

Это знают люди, которые окружают меня: мои близкие, друзья.

Они знают, что я очень везучий человек.

Но это было невозможно! Потому что...

— Везучий плюс азартный! — (Дудь) Ага.

Мы с ним каждый вечер после разбора эпизода следующего дня

играли в кости.

И играли мы серьёзно, на деньги.

Ну, на не бог весть какие деньги,

Но вы знаете, не на бог весть-не на бог весть, а в результате они у меня кончились.

Но там особо они и не нужны были в Дагестане.

А что там? Кормить нас и так кормили.

Они не нужны были, деньги.

Я их все успешно проиграл ему.

И в конце — это подтвердят те, кто помнят эти наши взаимоотношения с Серёжей, — я ему проиграл пиджак.

Причём на полном серьёзе.

Он у меня выиграл... Он не хотел брать! Серьёзно отказывался.

Я говорю: «Серёж, мы играем. Я проиграл тебе пиджак». А как я должен себя вести? Короче, он взял этот пиджак и очень долгое время его носил. И ему везло... Это было какое-то везение за гранью. Вот просто за гранью. Я ничего не мог понять.

Когда ему нужно выбросить две шестёрки, он выбрасывал две шестёрки. Ну это просто вот... Я проигрывал ему вчистую! Это не борьба была!

Это было унижение какое-то постоянное, каждый вечер. Вы сказали, что ездили на съёмки «Брата». — Это первого? — Первого, да.

Вы понимали, что снимается культовое кино? — Что вы находитесь внутри создания чего-то... — Этого никогда не знаешь.

Никогда этого не знаешь.

— Нет конечно. — Мхм.

Нам было очень интересно, но...

Балабанов не такой человек... С ним приятно выпивать

и вообще общаться — он такой, крепкий уральский мужик. Я помню, как-то мы аж заночевали у него дома. И с утра сушняк был ну такой!

Потому что, честно говоря, приняли изрядно. Эти душевные разговоры о России

довели нас до состояния тяжёлого алкогольного опьянения. И с утра у меня первая мысль:

«Ну, сейчас пойдём куда-нибудь, там, в баню. Или хотя бы супчик».

Знаете, куда меня повёл Балабанов? Натощак.

— (Дудь) Нет. — В кунсткамеру!

Показывать вот этих жутких младенцев в банках. (Дудь) А зачем?

Так он устроен был.

Я потом эту штуку... Вот я вам сейчас первый раз её рассказываю. Я вдруг стал через неё смотреть,

ну, через призму своего этого личного опыта, смотреть на его фильмы. Вот эта его парадоксальность.

Он, естественно, не хотел, чтобы меня стошнило в этом прекрасном учреждении. — А вас стошнило? — Нет. Но почти.

Но это вот была его формула выхода из тяжёлого, значит... — Представляете? — Супер, да.

Он прямо вот такой человек.

И я вот под этим углом потом смотрел «Груз 200», другие его фильмы, —

что там есть вот эта какая-то штука, такой огонь, который вот прямо...

Есть ли самое сумасшедшее проявление славы Бодрова, которое на ваши глаза попадалось? Ну пример. Например, когда он снимался на Кавказе, целые батальоны людей приезжали туда — ну просто вот целый батальон приезжал сфотографироваться с Бодровым. Они прерывали учения или просто на выходной уезжали из части и приезжали. Что-то, что вы видели своими глазами. Ну вот жуткая была история, конечно. Это «Олимпийский». Первый «Последний герой».

Его же вёл Серёжа, и мы...

Был такой у нас ещё,

когда закончилась последняя серия «Последнего героя», в этот же вечер вроде был «Олимпийский», где, там, «Би-2», ну вот все вот эти группы, Бодров на сцене, какие-то там тигры на сцене — в общем, как всегда, это огромное шоу. И когда всё закончилось,

толпы людей, которые пришли, и он... Ну это Ходынка просто.

Как он там вообще, как мы все спаслись там... — А они хлынули к нему? — Да. Чтобы с ним сфотографироваться.

А, он просто вышел со сцены куда-то в общедоступное место? Нет. Мы выходили через служебный вход «Олимпийского», и уже все... Там огромная толпа.

Причём там такие пандусы, ты не видишь: ну, человек сто-двести стоит.

А потом я прямо вижу, что на них наваливается толпа. Как только первые вспышки стали работать на фотоаппаратах, остальные люди, темно же, там поняли, что он здесь. И прямо они хлынули. И это жуть конечно.

(Дудь) Я понимаю, что это довольно жестокий вопрос, но всё равно. Вот смотрите.

— Верх, видимо, до камня метров сто или... — Больше.

Больше. Может быть, несколько сот метров. Мы видим эти валуны, которые весят несколько тонн. Ну ведь у вас же не было никаких сомнений, что никто живым остаться не может? Смысл ты хочешь понять? Я понимаю. — (Дудь) Да. — Почему, да? А вот...

Ну, на тот момент я финансово как бы мог. Деньги были. Ко мне подходят женщины и говорят: нас хотят выгнать отсюдова. — Я говорю: никто нас не... — Женщины, которые искали?

Ну, матери, да. Две женщины.

Это Роза и Таира.

— Роза — это мать главного героя, осетина? — Главного героя, да.

А Таира — мать девочки пятилетней.

Она подошла ко мне с фотографией и говорит: «Вот, я... Моя дочка вот».

(Дудь) А девочка тоже играла?

Она не играла. Она ехала в село. Они там живут, в Даргавсе. Говорит: «Я хочу... Мы можем её найти?» Ну, она тоже уже не... в каком состоянии, да?

Я им говорю: «Нас никто не выгонит. Что вы переживаете? Мы найдём туннель, посмотрим, что там в туннеле. Я не могу пообещать, что кого-то найдём, потому что я не видел,

но я вам обещаю, что мы в него зайдём». (Дудь) Если бы на полчаса раньше или на полчаса позже... (Макиев) На пять минут достаточно было.

— (Дудь) То их бы не смыло? — Да.

(Макиев) К вопросу, почему я задержался, например, да? Значит...

Я Серёже говорил: «Серёжа, здесь святые, ну, много энергетических мест.

Нам надо, как говорится, в традициях наших помолиться, чтоб всё было хорошо».

И он мне сказал: «Сослан, только не сегодня!» Вот он ещё так... Почему «только не сегодня»? Я говорю: «Да уже всё готово. Вон...» Он говорит: «Только не сегодня. Давай завтра». (Дудь) А вы перед предлагали помолиться? Перед, естественно.

Вот. И когда закончились съёмки,

я такой скорости никогда не видел, с какой скоростью группа собралась. Как быстро — вот как по тревоге.

И все спустились вниз.

А мы, ещё один администратор,

два администратора, остались наверху, чтобы устроить, там, технику оставили с ОМОНовцами, лошади и так далее, и так далее.

И вот когда мы уже спускались вниз, то есть по горе такая дорога, она идёт вот так по горе змейкой, и вот когда мы уже сворачивали с этого места, где съёмка,