×

Мы используем cookie-файлы, чтобы сделать работу LingQ лучше. Находясь на нашем сайте, вы соглашаетесь на наши правила обработки файлов «cookie».


image

вДудь, Познер - о цензуре, страхе и Путине / вДудь (5)

Познер - о цензуре, страхе и Путине / вДудь (5)

— …если мне не изменяет память, от полутора до трех миллионов человек. — Да.

— В зависимости от выпуска и всего остального. — Да.

— Но на YouTube

есть программы, и не только наша,

— …которую смотрят больше людей. — Гораздо больше, да.

— Разве это не повод обратить на это внимание?

— Я в курсе этого.

Я в курсе, что есть такие программы.

Ну, например, ваша.

Я посмотрел наверное пять или шесть ваших интервью.

Ну, мне интересно,

потому что мне интересно, как вы работаете.

Но контекст здесь ни при чем.

— Вы де… Я смотрю вашу программу и говорю: «Да, ну конечно он работает

с оглядкой на свою аудиторию.

Поэтому он матерится, например.

Потому что там это как-то очень…

ну, клево вот так вот сделать.

Поэтому он так одевается, поэтому он так стрижется.

Ну понятно — он работает на свою большую аудиторию.

Я на эту аудиторию

не работаю и, более того, я не работаю ни на какую аудиторию.

Я работаю и работаю.

И, честное слово, не думаю, кто смотрит меня.

Просто вообще у меня нет этого, ну, вопроса.

Но когда я говорю, что я не смотрю интернет, я имею в виду, что я там не сижу.

Есть люди, которые просто оттуда не вылезают.

Это правда же.

А когда они говорят, что они не смотрят телевизор — они смотрят телевизор.

— Но в интернете. — Конечно.

(музыкальная заставка)

— Чем вы зарабатываете кроме программы?

— А вам-то какое дело?

— Последующая серия… Ну во-первых, нам, нашей программе — прямое дело,

потому что мы в каждой программе говорим про деньги, и если вот здесь (щелкает пальцами)

не появляется титр с дзынем хотя бы раз,

то можно считать, что программу под нож можно пускать.

— Сколько?

— 50, 100, 150 тысяч рублей.

— 250 тысяч баксов?!

— Миллиард рублей, это не много на самом деле.

— Вы поймете, почему я спрашиваю, из вопроса через два в моем списке.

— Нет, ну дело в том, что

я зарабатываю своей профессией.

— Угу.

— Эм-м-м…

Я…

иногда зарабатываю выступлениями.

— Ну собственно все выступления этой недели — они же были за гонорар.

— Не все, но почти все, да. — Угу.

— И все.

— Угу. — По-моему, все.

— Может, вы что-нибудь напомните?

— Э-э-э, нет.

Я люблю проводить инвентаризацию, но все-таки в вашем случае мне ничего больше на ум не приходит.

Самая дорогая вещь, которую вы держали в руках?

— В денежном выражении? — Да.

— Что ж это могло быть, а?

Что ж я такого держал в руках?

— Моя вещь или вообще вещь? — Вообще, которая как-то у вас оказалась.

— Лучше бы ваша, но…

Чемодан с наличными.

— Не, никогда такого не было. (Дудь усмехается) Наверное…

Когда-то, когда я был в Штатах, одна

женщина дала мне подержать

бриллиант, который стоил, что-то, восемь миллионов долларов.

— А почему она вам дала его подержать?

— А? — Почему она вам дала его подержать?

— Ну просто ей вот я сказал:

«Ой, а можно посмотреть?» Потому что я таких бриллиантов не видел.

— Что вы испытали, когда трогали его? — Да ничего, очень любопытно было.

— А, то есть никаких мурашек, ни возбуждения… — Нет-нет-нет.

— Вы знаете, к деньгам я очень равнодушен.

— Ага. — Поверьте мне.

— Тогда расскажите о последней вещи, которую вы не смогли себе позволить.

— Вы посмотрели… — Которую я хотел?

— Хотели бы, да, но подумали: «Дороговато».

Ну, например, вы, если я ничего не путаю, вы ездите на «Ягуаре».

— Да, но я не покупал его.

— А, это амбассадорский «Ягуар», хорошо.

— Что-то другое, машина… — Ну…

— Не, вы знаете, вот машины…

Я могу позволить себе купить, как мне кажется,

любую машину, которую я бы хотел,

но меня не интересует Bugatti, Ferrari…

— Но Porsche Cayenne вы купите… — Куплю, куплю, да.

— Тогда вопрос следующий.

Если представить,

— Я бы хотел, например, иметь самолет.

— Небольшой… — Falcon?

— Да, чтобы летать.

Это очень удобно, очень.

И иногда я летаю, когда другие меня приглашают.

Я понимаю, что таких денег у меня нет и не будет.

Поэтому я к этому отношусь спокойно, но с завистью.

— Если представить… — Да.

— …что на следующей неделе…

Я искренне вам этого не желаю.

Более того, я буду категорически…грустить из-за этого.

Ваша программа закончится.

— Закроется. И вы больше не сможете работать журналистом в России. — Да.

— Тех денег, которые у вас есть, хватит

на то, чтобы не работать до конца своих дней?

— Или на сколько лет не работы вам хватит?

— Ну, хватит, если только не жить, как я живу.

Если жить не так, как я живу, то хватит.

— А если нет, на сколько лет хватит, если жить так? — Ну кто его знает.

— Не знаю. Потом, слушайте, мне 83 года.

Поэтому…

— Знаете, мне предстоит… Кто знает, сколько я буду жить? — Ну до сотки-то вы должны…

— Ну не обязательно. Если бы мне было 30 лет, как вам, этот вопрос имел бы смысл.

А когда 83 года — ну что значит «на всю жизнь»?

Ну еще два, ну три, знаете…

Вот, так что… И потом…

Я действительно считаю, что могут закрыть.

Могу себе это легко представить, потому что…

Мне часто задают вопрос: «А почему тебе позволяют говорить то, что ты говоришь?»

Я говорю: «Я не знаю».

И правда не знаю.

Может быть, просто потому что это типа…

любимого жида при генерал-губернаторе — не знаю.

— Но… — Или как коллега Губин, кажется, выразился про вакансию на Эренбурга.

— Э-э-э, когда он говорил про, ну… — А-а-а, да-да-да.

— Говорил, что нужен такой человек не только Иосифу Сталину, но и кому-то еще. — Ну да, возможно.

— Я Губина не читал, но я допускаю.

— Но дело в том, что… Дело в том, что…

Тут взвешиваешь.

И я говорю себе: «Да, может быть даже меня в этом смысле используют».

Но я-то ведь свое дело делаю.

Я выхожу на довольно большую публику.

И это для меня важнее.

Так что черт его знает.

— Смотрите, тогда финальный вопрос, Владимир Владимирович.

Попробуйте мне, молодому, глупому…

— Да-да-да, вы это второй раз говорите. — Да!

— Нет, потому что я хочу понять, что…

Я пришел не подкалывать вас, я пришел действительно

понять какие-то вещи, которые меня как

давнего поклонника вашего творчества волнуют.

Смотрите.

У вас все есть.

Вы прожили невероятную жизнь.

Не приведи бог, если б в ближайшем будущем с вами что-то случилось,

все равно можно было бы сказать: этот человек

прожил ярко, круто, чего только ни видел,

и он невероятный красавец.

— У вас все есть… — «Красавчик».

— Красавчик, да, да, правильно.

Вы все правильно сказали.

— Ну? — У вас все есть.

— Вы много чего видели — в общем-то, все. — Да.

— Вы видели все.

Но вы все равно

остаетесь в этой как бы журналистике,

с кучей компромиссов,

с невозможностью приглашать людей,

с необходимостью звонить Пескову,

— …когда вы не работаете с ним. — Не необходимостью, нет, это желание.

— Окей. — Мое.

— У Владимира Путина

спрашивать разрешения, можно ли вам делать программу, хотя это

ну никак не правильно, потому что Владимир Путин будет одним из героев этой программы.

И это в любом случае неправильно.

То есть по сути Познер,

несмотря на то, что у него все есть,

все было,

и ему должно быть нечего бояться —

но вы все равно боитесь

расстаться с этой жизнью.

— Жизнью?

— С жизнью, ну, комфортной жизнью в телевизоре, востребованностью, со всем остальным.

— Так. — И у меня возникает вопрос. (в доме звонит телефон)

— Пусть звонит телефон. — Ну у нас телефон дома.

— Дома звонит телефон! Ничего страшного. — У кого-нибудь из вас есть такое?

— У меня возникает вопрос.

Если боитесь даже вы,

то как должны вести себя мы?

Те, кому около тридцати.

— У которых столького нет. — Да.

— И которым хотелось бы пожить и в профессии,

и в любимой родной стране.

— Это очень хороший вопрос, наконец.

И я…

Я попробую на него ответить и, боюсь, что это будет не очень короткий ответ.

— Эм-м-м…

Я вообще ничего не боюсь.

Я боюсь акул, это правда.

И у меня есть причина бояться акул.

А так я ничего не боюсь.

Я…

понимаю, в какой стране я живу.

И я понимаю, что в этой стране

согласно правилам игры

есть вопросы,

которые решает первое лицо, и неважно, как его фамилия —

Путин,

Ельцин, или кому, какая-то неизвестная.

И я понимаю, что если я что-то хочу делать,

что-то одно, нечто,

то никто не может дать на это добро без этого человека.

Это отдельные особые вещи, например,

создание общественного телевидения.

Вот никто кроме

первого лица решить этот вопрос не может

в нашей стране.

Значит, либо я буду

стараться это делать,

и пойду к нему,

и буду добиваться этого.

Либо нет.

Но если нет,

так и не будет ничего.

А вдруг я чего-то добьюсь?

Теперь, в отношении

программы с…

…с Леней Парфеновым, которой не было.

Я вам уже объяснил.

Попытка.

Это попытка, опять-таки.

Это в нашей стране.

Ведь когда его выгнали,

вы понимаете прекрасно,

что это на самом верху было известно и понятно.

Значит на самом верху это надо решать.

Это Россия.

Это не какая-то другая страна.

Я здесь живу.

Я здесь делаю свою работу.

Почему бы я не хотел ее терять?

Потому что я ее люблю.

Но главным образом, потому что

когда я езжу по стране и не только…

Вы меня заставляете говорить

не очень скромные вещи, но тут уж я вынужден.

Вы не представляете количество людей, которые ко мне подходят

и говорят: «Спасибо, спасибо». Значит,

я понимаю,

что то, что я делаю,

кому-то нужно.

— Владимир Владимирович, извините, что я перебиваю ваш долгий ответ.

К Владимиру Соловьеву подходит еще больше людей на таких же встречах

— …и говорят спасибо. — Я говорю не о встречах, я говорю на улице где-то.

— Возможно, к нему подходят, я не знаю.

— Точно. — Я допускаю вполне.

— У него аншлаги по всей России.

Я говорю о своей, как вам сказать…

О своем отношении к тому, что я делаю.

Я это делаю, потому что я считаю, что это нужно.

И потому что я это люблю.

Не хочется это терять, конечно.

Но я работаю в тех условиях,

в которых можно работать — да, я иду на некоторые компромиссы.

Но я при этом себе не изменяю.

Я просто знаю: да,

ради того, чтобы делать то, что я делаю,

я готов

согласиться, что я каких-то людей не могу позвать.

Конечно,

есть люди, которые скажут, что это неправильно

и что лучше хлопнуть дверью.

И не делать ничего.

Ничего не делать — ну, я найду себе работу.

Я прекрасный переводчик.

Буду переводить.

В крайнем случае, я уеду.

У меня есть квартира в Париже.

Буду жить себе в Париже.

— На французскую пенсию.

— Сколько она, кстати? — Я получаю американскую.

— Вот. — А-а, а сколько она?

— Да небольшая, ну неважно.

Проживу.

Проще всего

сказать: «Да я ничего не буду делать! Ну их всех!»

Или пытаться что-то делать.

Я и пытаюсь.

Так что я просто… А что касается

моего совета вам —

у меня нет совета.

Каждый это решает сам.

Я никого не могу призвать на баррикады.

Это… даже непорядочно.

У меня есть все-таки некоторое положение, так или иначе.

Со мной, конечно, легко расправиться,

но гораздо легче, например, с вами.

— Понимаете? — Почему?

— Ну потому что вы пока еще

не набрали того веса.

— М-м. — Вот.

— А обо мне даже будут писать в New York Times, понимаете, вот это вот. — А-а.

— Неприятно, зачем?

Так что, мне кажется, что…

Люди меня спрашивают:

«А как нам быть?»

Я говорю: «Вы знаете, я… я не раввин».

Я не знаю как быть.

Я могу только сказать, как я.

А вы уж сами… Каждый сам

решает свою судьбу.

— Ну вы согласны, что

вы рабо… Вот люди, которые учились бы

журналистике, глядя на вас…

То есть, они приходят в профессию,

чтобы стать как Познер.

Это люди…

смотрят на человека, который занимается

не до конца журналистикой.

— А что такое «до конца»?

— Ну это все-таки журналистика, когда ты можешь высказывать, если аргументированно,

— …если с доказательствами… — Давайте я вам скажу так: нигде

в мире

я не вижу этой журналистики.

Я потерял работу в Америке,

— …и вы знаете эту историю, да? — Да.

— Значит, попробуй, например,

в независимых средствах массовой информации Франции, Англии, Америки

хоть что-то сказать позитивное о России.

Вы не скажете.

Просто не дадут.

Мы живем в таком мире.

Да, в интернете — да. Пока.

Потому что это совсем другой…

Другое количество людей в конце концов.

Это такая вот, да.

И ник… Я могу

быть свободным

в том случае, когда мне принадлежит

это телевидение, и я сам себе хозяин, ну да.

Но такого, в общем, нет.

Такого нет.

Поэтому тут не надо…

Я считаю, что я делаю максимум

того, что я могу,


Познер - о цензуре, страхе и Путине / вДудь (5) Pozner - über Zensur, Angst und Putin / vDud (5) Pozner - about censorship, fear and Putin / vDud (5) Pozner - sur la censure, la peur et Poutine / vDud (5) Pozneris - apie cenzūrą, baimę ir Putiną / vDud (5)

— …если мне не изменяет память, от полутора до трех миллионов человек. — Да. - ...if my memory serves me correctly, between 1.5 and 3 million people. - Yeah.

— В зависимости от выпуска и всего остального. — Да. — Depending on the release and everything else. - Yes.

— Но на YouTube

есть программы, и не только наша,

— …которую смотрят больше людей. — Гораздо больше, да. - ...that more people watch. - A lot more, yeah.

— Разве это не повод обратить на это внимание? - Isn't that a reason to pay attention to this?

— Я в курсе этого. - I am aware of this.

Я в курсе, что есть такие программы.

Ну, например, ваша. Well, for example, yours.

Я посмотрел наверное пять или шесть ваших интервью. I watched probably five or six of your interviews.

Ну, мне интересно, Well I'm wondering

потому что мне интересно, как вы работаете. because I'm interested in how you work.

Но контекст здесь ни при чем. But the context has nothing to do with it.

— Вы де… Я смотрю вашу программу и говорю: «Да, ну конечно он работает - You de ... I watch your program and say: "Yes, well, of course it works

с оглядкой на свою аудиторию. with an eye on your audience.

Поэтому он матерится, например. Therefore, he swears, for example.

Потому что там это как-то очень… Because there it is somehow very ...

ну, клево вот так вот сделать. well, it's cool to do it this way.

Поэтому он так одевается, поэтому он так стрижется. That's why he dresses like that, that's why he cuts his hair like that.

Ну понятно — он работает на свою большую аудиторию.

Я на эту аудиторию I'm on this audience

не работаю и, более того, я не работаю ни на какую аудиторию. I do not work and, moreover, I do not work for any audience.

Я работаю и работаю.

И, честное слово, не думаю, кто смотрит меня.

Просто вообще у меня нет этого, ну, вопроса. I just don't have that, well, question at all.

Но когда я говорю, что я не смотрю интернет, я имею в виду, что я там не сижу. But when I say that I don’t watch the Internet, I mean that I don’t sit there.

Есть люди, которые просто оттуда не вылезают. There are people who just don't get out of there.

Это правда же. It's true.

А когда они говорят, что они не смотрят телевизор — они смотрят телевизор. And when they say they don't watch TV, they watch TV.

— Но в интернете. — Конечно.

(музыкальная заставка)

— Чем вы зарабатываете кроме программы? - What do you earn besides the program?

— А вам-то какое дело? - And what do you care?

— Последующая серия… Ну во-первых, нам, нашей программе — прямое дело, - The subsequent series ... Well, firstly, we, our program - a direct matter,

потому что мы в каждой программе говорим про деньги, и если вот здесь (щелкает пальцами) because we talk about money in every program, and if here (snaps fingers)

не появляется титр с дзынем хотя бы раз, the title with tinkling does not appear at least once,

то можно считать, что программу под нож можно пускать. then we can assume that the program can be put under the knife.

— Сколько?

— 50, 100, 150 тысяч рублей. - 50, 100, 150 thousand rubles.

— 250 тысяч баксов?!

— Миллиард рублей, это не много на самом деле. A billion rubles is not much, really.

— Вы поймете, почему я спрашиваю, из вопроса через два в моем списке. “You’ll understand why I’m asking from question two on my list.

— Нет, ну дело в том, что - No, well, the point is that

я зарабатываю своей профессией. I make my living in my profession.

— Угу.

— Эм-м-м…

Я…

иногда зарабатываю выступлениями. sometimes I make money by performing.

— Ну собственно все выступления этой недели — они же были за гонорар. - Well, actually, all the performances this week - they were for a fee.

— Не все, но почти все, да. — Угу.

— И все.

— Угу. — По-моему, все.

— Может, вы что-нибудь напомните? - Maybe you remind something?

— Э-э-э, нет.

Я люблю проводить инвентаризацию, но все-таки в вашем случае мне ничего больше на ум не приходит. I like to take inventory, but still, in your case, nothing else comes to my mind.

Самая дорогая вещь, которую вы держали в руках? What is the most expensive thing you have ever held in your hands?

— В денежном выражении? — Да. - In monetary terms? - Yes.

— Что ж это могло быть, а? - What could it be, huh?

Что ж я такого держал в руках? What did I have in my hands?

— Моя вещь или вообще вещь? — Вообще, которая как-то у вас оказалась. - My thing or a thing in general? - In general, which somehow turned out to be with you.

— Лучше бы ваша, но… Yours would be better, but...

Чемодан с наличными.

— Не, никогда такого не было. (Дудь усмехается) Наверное…

Когда-то, когда я был в Штатах, одна

женщина дала мне подержать

бриллиант, который стоил, что-то, восемь миллионов долларов. a diamond that cost something like eight million dollars.

— А почему она вам дала его подержать? - Why did she let you hold him?

— А? — Почему она вам дала его подержать?

— Ну просто ей вот я сказал: Well, I just said to her:

«Ой, а можно посмотреть?» Потому что я таких бриллиантов не видел. "Oh, can I see?" Because I have never seen such diamonds.

— Что вы испытали, когда трогали его? — Да ничего, очень любопытно было. - What did you feel when you touched him? - Nothing, it was very curious.

— А, то есть никаких мурашек, ни возбуждения… — Нет-нет-нет.

— Вы знаете, к деньгам я очень равнодушен.

— Ага. — Поверьте мне. - Yeah. - Believe me.

— Тогда расскажите о последней вещи, которую вы не смогли себе позволить. - Then tell us about the last thing that you could not afford.

— Вы посмотрели… — Которую я хотел? - Have you seen ... - Which one I wanted?

— Хотели бы, да, но подумали: «Дороговато». - We would like to, yes, but we thought: "Expensive."

Ну, например, вы, если я ничего не путаю, вы ездите на «Ягуаре». Well, for example, if I don't confuse anything, you drive a Jaguar.

— Да, но я не покупал его. - Yes, but I didn't buy it.

— А, это амбассадорский «Ягуар», хорошо. - Oh, this is the ambassador's Jaguar, good.

— Что-то другое, машина… — Ну…

— Не, вы знаете, вот машины…

Я могу позволить себе купить, как мне кажется, I can afford to buy what I think

любую машину, которую я бы хотел,

но меня не интересует Bugatti, Ferrari…

— Но Porsche Cayenne вы купите… — Куплю, куплю, да. — But you will buy a Porsche Cayenne… — I will buy, I will buy, yes.

— Тогда вопрос следующий. - Then the next question.

Если представить, If you imagine

— Я бы хотел, например, иметь самолет. - I would like, for example, to have an airplane.

— Небольшой… — Falcon?

— Да, чтобы летать. Yes, to fly.

Это очень удобно, очень.

И иногда я летаю, когда другие меня приглашают.

Я понимаю, что таких денег у меня нет и не будет. I realize I don't and won't have that kind of money.

Поэтому я к этому отношусь спокойно, но с завистью. So I take it calmly, but with envy.

— Если представить… — Да.

— …что на следующей неделе…

Я искренне вам этого не желаю. I sincerely do not wish you that.

Более того, я буду категорически…грустить из-за этого. Moreover, I will be categorically ... sad because of this.

Ваша программа закончится.

— Закроется. И вы больше не сможете работать журналистом в России. — Да.

— Тех денег, которые у вас есть, хватит - The money you have is enough

на то, чтобы не работать до конца своих дней? to not work until the end of his days?

— Или на сколько лет не работы вам хватит? - Or how many years of not working will be enough for you?

— Ну, хватит, если только не жить, как я живу. - Well, that's enough, if only not to live as I live.

Если жить не так, как я живу, то хватит.

— А если нет, на сколько лет хватит, если жить так? — Ну кто его знает. - And if not, how many years will it last if you live like this? - Well, who knows.

— Не знаю. Потом, слушайте, мне 83 года.

Поэтому…

— Знаете, мне предстоит… Кто знает, сколько я буду жить? — Ну до сотки-то вы должны… - You know, I have to ... Who knows how long I will live? - Well, up to a hundred, you should ...

— Ну не обязательно. Если бы мне было 30 лет, как вам, этот вопрос имел бы смысл. - Well, not necessarily. If I were 30 years old like you, this question would make sense.

А когда 83 года — ну что значит «на всю жизнь»? And when you are 83 years old - well, what does “for life” mean?

Ну еще два, ну три, знаете… Well, two more, well, three, you know ...

Вот, так что… И потом… So, so... And then...

Я действительно считаю, что могут закрыть. I really think they can close.

Могу себе это легко представить, потому что… I can easily imagine this because...

Мне часто задают вопрос: «А почему тебе позволяют говорить то, что ты говоришь?» I am often asked the question: “Why are you allowed to say what you say?”

Я говорю: «Я не знаю».

И правда не знаю. And I really don't know.

Может быть, просто потому что это типа…

любимого жида при генерал-губернаторе — не знаю. favorite Jew under the Governor-General - I do not know.

— Но… — Или как коллега Губин, кажется, выразился про вакансию на Эренбурга. - But ... - Or as a colleague Gubin, it seems, expressed himself about a vacancy at Ehrenburg.

— Э-э-э, когда он говорил про, ну… — А-а-а, да-да-да. - Uh-uh, when he talked about, well ... - Ah-ah, yes-yes-yes.

— Говорил, что нужен такой человек не только Иосифу Сталину, но и кому-то еще. — Ну да, возможно. - He said that such a person is needed not only for Joseph Stalin, but also for someone else. - Well, yes, it is possible.

— Я Губина не читал, но я допускаю.

— Но дело в том, что… Дело в том, что…

Тут взвешиваешь.

И я говорю себе: «Да, может быть даже меня в этом смысле используют».

Но я-то ведь свое дело делаю. But I'm doing my job.

Я выхожу на довольно большую публику.

И это для меня важнее.

Так что черт его знает. So the devil knows.

— Смотрите, тогда финальный вопрос, Владимир Владимирович.

Попробуйте мне, молодому, глупому… Try me, young, stupid ...

— Да-да-да, вы это второй раз говорите. — Да! - Yes, yes, yes, you are saying this for the second time. - Yes!

— Нет, потому что я хочу понять, что… No, because I want to understand that...

Я пришел не подкалывать вас, я пришел действительно

понять какие-то вещи, которые меня как

давнего поклонника вашего творчества волнуют. a long-time admirer of your work is excited.

Смотрите.

У вас все есть.

Вы прожили невероятную жизнь.

Не приведи бог, если б в ближайшем будущем с вами что-то случилось, God forbid, if something happened to you in the near future,

все равно можно было бы сказать: этот человек

прожил ярко, круто, чего только ни видел, lived brightly, coolly, whatever he saw,

и он невероятный красавец.

— У вас все есть… — «Красавчик». - You have everything ... - "Handsome".

— Красавчик, да, да, правильно.

Вы все правильно сказали.

— Ну? — У вас все есть.

— Вы много чего видели — в общем-то, все. — Да.

— Вы видели все.

Но вы все равно

остаетесь в этой как бы журналистике, stay in this kind of journalism,

с кучей компромиссов, with a lot of compromises

с невозможностью приглашать людей, with the inability to invite people,

с необходимостью звонить Пескову, with the need to call Peskov,

— …когда вы не работаете с ним. — Не необходимостью, нет, это желание. — …when you're not working with him. “Not a necessity, no, it's a desire.

— Окей. — Мое.

— У Владимира Путина

спрашивать разрешения, можно ли вам делать программу, хотя это ask permission if you can make a program, although it

ну никак не правильно, потому что Владимир Путин будет одним из героев этой программы. well, not right, because Vladimir Putin will be one of the heroes of this program.

И это в любом случае неправильно.

То есть по сути Познер,

несмотря на то, что у него все есть, even though he has everything

все было,

и ему должно быть нечего бояться — and he should have nothing to fear -

но вы все равно боитесь

расстаться с этой жизнью. leave this life.

— Жизнью? — Life?

— С жизнью, ну, комфортной жизнью в телевизоре, востребованностью, со всем остальным.

— Так. — И у меня возникает вопрос. (в доме звонит телефон) - Okay. - And I have a question. (cell phone rings in house)

— Пусть звонит телефон. — Ну у нас телефон дома. - Let the phone ring. Well, we have a telephone at home.

— Дома звонит телефон! Ничего страшного. — У кого-нибудь из вас есть такое? - The phone's ringing at home! It's no big deal. - Do any of you guys have one of these?

— У меня возникает вопрос.

Если боитесь даже вы, If even you are afraid,

то как должны вести себя мы? how should we behave?

Те, кому около тридцати. Those who are about thirty.

— У которых столького нет. — Да. - They don't have that much. - Yes.

— И которым хотелось бы пожить и в профессии, - And who would like to live in the profession,

и в любимой родной стране. and in my beloved home country.

— Это очень хороший вопрос, наконец.

И я…

Я попробую на него ответить и, боюсь, что это будет не очень короткий ответ.

— Эм-м-м…

Я вообще ничего не боюсь. I'm not afraid of anything at all.

Я боюсь акул, это правда.

И у меня есть причина бояться акул.

А так я ничего не боюсь.

Я…

понимаю, в какой стране я живу.

И я понимаю, что в этой стране

согласно правилам игры according to the rules of the game

есть вопросы,

которые решает первое лицо, и неважно, как его фамилия — that the first person to decide, no matter what his last name is.

Путин,

Ельцин, или кому, какая-то неизвестная.

И я понимаю, что если я что-то хочу делать,

что-то одно, нечто,

то никто не может дать на это добро без этого человека. then no one can give it the go-ahead without this person.

Это отдельные особые вещи, например, These are separate special things, for example,

создание общественного телевидения. creation of public television.

Вот никто кроме

первого лица решить этот вопрос не может the first person cannot resolve this issue

в нашей стране.

Значит, либо я буду

стараться это делать,

и пойду к нему,

и буду добиваться этого.

Либо нет.

Но если нет,

так и не будет ничего.

А вдруг я чего-то добьюсь? What if I achieve something?

Теперь, в отношении

программы с…

…с Леней Парфеновым, которой не было.

Я вам уже объяснил.

Попытка.

Это попытка, опять-таки. This is an attempt, again.

Это в нашей стране. This is in our country.

Ведь когда его выгнали, Because when he was kicked out,

вы понимаете прекрасно,

что это на самом верху было известно и понятно.

Значит на самом верху это надо решать.

Это Россия.

Это не какая-то другая страна.

Я здесь живу.

Я здесь делаю свою работу.

Почему бы я не хотел ее терять? Why wouldn't I want to lose her?

Потому что я ее люблю.

Но главным образом, потому что

когда я езжу по стране и не только…

Вы меня заставляете говорить

не очень скромные вещи, но тут уж я вынужден. not very modest things, but here I am forced.

Вы не представляете количество людей, которые ко мне подходят You have no idea how many people come up to me

и говорят: «Спасибо, спасибо». Значит,

я понимаю,

что то, что я делаю, that what i do

кому-то нужно.

— Владимир Владимирович, извините, что я перебиваю ваш долгий ответ. — Vladimir Vladimirovich, excuse me for interrupting your long answer.

К Владимиру Соловьеву подходит еще больше людей на таких же встречах Even more people approach Vladimir Solovyov at the same meetings

— …и говорят спасибо. — Я говорю не о встречах, я говорю на улице где-то. ...and say thank you. - I'm not talking about meetings, I'm talking on the street somewhere.

— Возможно, к нему подходят, я не знаю. “Perhaps they approach him, I don’t know.

— Точно. — Я допускаю вполне. - That's right. - I'm assuming quite a bit.

— У него аншлаги по всей России. - He has sold out all over Russia.

Я говорю о своей, как вам сказать… I'm talking about mine, how can I tell you...

О своем отношении к тому, что я делаю.

Я это делаю, потому что я считаю, что это нужно. I do it because I think it's necessary.

И потому что я это люблю. And because I love it.

Не хочется это терять, конечно. I don't want to lose it, of course.

Но я работаю в тех условиях,

в которых можно работать — да, я иду на некоторые компромиссы.

Но я при этом себе не изменяю.

Я просто знаю: да,

ради того, чтобы делать то, что я делаю,

я готов

согласиться, что я каких-то людей не могу позвать.

Конечно,

есть люди, которые скажут, что это неправильно there are people who will say it's wrong.

и что лучше хлопнуть дверью. and that it's better to slam the door.

И не делать ничего. And do nothing.

Ничего не делать — ну, я найду себе работу. Doing nothing - well, I'll get a job.

Я прекрасный переводчик.

Буду переводить.

В крайнем случае, я уеду.

У меня есть квартира в Париже.

Буду жить себе в Париже.

— На французскую пенсию.

— Сколько она, кстати? — Я получаю американскую. How much is she, by the way? — I get an American one.

— Вот. — А-а, а сколько она?

— Да небольшая, ну неважно.

Проживу.

Проще всего Easiest

сказать: «Да я ничего не буду делать! Ну их всех!» say: “Yes, I will not do anything! Well, all of them!”

Или пытаться что-то делать.

Я и пытаюсь.

Так что я просто… А что касается

моего совета вам —

у меня нет совета.

Каждый это решает сам.

Я никого не могу призвать на баррикады.

Это… даже непорядочно.

У меня есть все-таки некоторое положение, так или иначе.

Со мной, конечно, легко расправиться,

но гораздо легче, например, с вами.

— Понимаете? — Почему?

— Ну потому что вы пока еще Well, because you are still

не набрали того веса. didn't gain that weight.

— М-м. — Вот.

— А обо мне даже будут писать в New York Times, понимаете, вот это вот. — А-а. - And they will even write about me in the New York Times, you know, this is it. — Ah.

— Неприятно, зачем? - Unpleasant, why?

Так что, мне кажется, что…

Люди меня спрашивают:

«А как нам быть?» "But what shall we do?"

Я говорю: «Вы знаете, я… я не раввин».

Я не знаю как быть.

Я могу только сказать, как я.

А вы уж сами… Каждый сам

решает свою судьбу.

— Ну вы согласны, что

вы рабо… Вот люди, которые учились бы you work ... Here are the people who would study

журналистике, глядя на вас…

То есть, они приходят в профессию,

чтобы стать как Познер.

Это люди…

смотрят на человека, который занимается

не до конца журналистикой. not completely journalistic.

— А что такое «до конца»?

— Ну это все-таки журналистика, когда ты можешь высказывать, если аргументированно, - Well it is journalism after all, when you can speak out, if reasoned,

— …если с доказательствами… — Давайте я вам скажу так: нигде - ... if with evidence ... - Let me tell you this: nowhere

в мире

я не вижу этой журналистики. I don't see this journalism.

Я потерял работу в Америке, I lost my job in America

— …и вы знаете эту историю, да? — Да. “…and you know the story, right? - Yes.

— Значит, попробуй, например, So, try, for example,

в независимых средствах массовой информации Франции, Англии, Америки in independent media in France, England, America

хоть что-то сказать позитивное о России. at least say something positive about Russia.

Вы не скажете. You will not say.

Просто не дадут. They just won't.

Мы живем в таком мире. We live in such a world.

Да, в интернете — да. Пока.

Потому что это совсем другой… Because it's completely different...

Другое количество людей в конце концов. Another number of people after all.

Это такая вот, да.

И ник… Я могу

быть свободным

в том случае, когда мне принадлежит

это телевидение, и я сам себе хозяин, ну да.

Но такого, в общем, нет.

Такого нет.

Поэтому тут не надо…

Я считаю, что я делаю максимум

того, что я могу,