Страх (Рассказ моего приятеля) Angst (Die Geschichte meines Freundes) Fear (My friend's story) Paura (La storia del mio amico) Angst (Verhaal van mijn maat). Medo (História do meu companheiro).

Дмитрий Петрович Силин кончил курс в университете и служил в Петербурге, но в 30 лет бросил службу и занялся сельским хозяйством. Dmitry Petrovich Silin beendete sein Studium an der Universität und diente in St. Petersburg, aber im Alter von 30 Jahren verließ er den Dienst und begann mit der Landwirtschaft. Dmitry Petrovich Silin finished his course at the university and served in St. Petersburg, but at the age of 30 he left the service and took up agriculture. Хозяйство шло у него недурно, но все-таки мне казалось, что он не на своем месте и что хорошо бы он сделал, если бы опять уехал в Петербург. Sein Haushalt ging nicht schlecht, aber trotzdem schien es mir, dass er am falschen Ort war und dass es ihm gut gehen würde, wenn er noch einmal nach Petersburg ginge. His household was not going badly, but all the same it seemed to me that he was in the wrong place and that he would do well if he went to Petersburg again. Когда он, загорелый, серый от пыли, замученный работой, встречал меня около ворот или у подъезда и потом за ужином боролся с дремотой, и жена уводила его спать, как ребенка, или когда он, осилив дремоту, начинал своим мягким, душевным, точно умоляющим голосом излагать свои хорошие мысли, то я видел в нем не хозяина и не агронома, а только замученного человека, и мне ясно было, что никакого хозяйства ему не нужно, а нужно, чтоб день прошел — и слава богу.Я любил бывать у него и, случалось, гостил в его усадьбе дня по два, по три. Wenn er mir, braungebrannt, staubgrau, von der Arbeit gequält, am Tor oder am Eingang begegnete, und dann beim Abendessen mit Schläfrigkeit zu kämpfen hatte und seine Frau ihn wie ein Kind zum Schlafen brachte, oder wenn er die Schläfrigkeit überwunden hatte , begann er mit seinem sanften, aufrichtigen, als wollte er meine guten Gedanken mit einer flehenden Stimme ausdrücken, dann sah ich in ihm keinen Meister oder Agronomen, sondern nur einen gequälten Mann, und mir war klar, dass er es nicht brauchte keine Landwirtschaft, aber er brauchte den Tag - und Gott sei Dank besuchte ich ihn gerne und blieb manchmal zwei oder drei Tage auf seinem Anwesen. When he, tanned, dust-gray, tormented by work, met me at the gate or at the entrance, and then at dinner he struggled with drowsiness, and his wife took him to sleep like a child, or when, having mastered the drowsiness, he began with his soft, sincere, as if to express my good thoughts in an imploring voice, then I saw in him not a master or an agronomist, but only a tortured man, and it was clear to me that he did not need any farming, but he needed the day to pass - and thank God. I liked to visit him and sometimes stayed at his estate for two or three days. Cuando él, quemado por el sol, polvoriento y agotado por su trabajo, se reunía conmigo en la puerta o en el porche, y luego, en la cena, luchaba contra el sueño, y su mujer lo llevaba a la cama como a un niño, o cuando él, vencido el sueño, empezaba a exponer sus buenos pensamientos con su voz suave, conmovedora y suplicante, yo no veía en él a un maestro ni a un agrónomo, sino sólo a un hombre torturado, y sabía que no necesitaba ninguna gestión, sino sólo pasar el día... y menos mal.Me encantaba visitarle, y solía quedarme en su granja dos o tres días seguidos. Я любил и его дом, и парк, и большой фруктовый сад, и речку, и его философию, немножко вялую и витиеватую, но ясную. I loved his house, and the park, and the big orchard, and the river, and his philosophy, a little languid and ornate, but clear. Должно быть, я любил и его самого, хотя не могу сказать этого наверное, так как до сих пор еще не могу разобраться в своих тогдашних чувствах. Ich muss ihn auch geliebt haben, obwohl ich es nicht mit Sicherheit sagen kann, weil ich meine damaligen Gefühle immer noch nicht nachvollziehen kann. I must have loved him too, although I can't say for sure, because I still can't make sense of my feelings at that time. Это был умный, добрый, нескучный и искренний человек, но помню очень хорошо, что когда он поверял мне свои сокровенные тайны и называл наши отношения дружбою, то это неприятно волновало меня, и я чувствовал неловкость. Er war ein intelligenter, liebenswürdiger, nicht langweiliger und aufrichtiger Mensch, aber ich erinnere mich noch gut daran, dass es mich unangenehm beunruhigte, als er mir seine innersten Geheimnisse anvertraute und unsere Beziehung Freundschaft nannte, und ich mich unwohl fühlte. He was an intelligent, kind, not boring and sincere person, but I remember very well that when he confided his innermost secrets to me and called our relationship friendship, this unpleasantly worried me, and I felt awkward. В его дружбе ко мне было что-то неудобное, тягостное, и я охотно предпочел бы ей обыкновенные приятельские отношения.Дело в том, что мне чрезвычайно нравилась его жена, Мария Сергеевна. Seine Freundschaft mit mir hatte etwas Unbequemes und Schmerzhaftes, und ich würde ihr gerne gewöhnliche freundschaftliche Beziehungen vorziehen, Tatsache ist, dass ich seine Frau Maria Sergejewna sehr liebte. There was something uncomfortable and painful in his friendship with me, and I would gladly prefer ordinary friendly relations to her. The fact is that I was extremely fond of his wife, Maria Sergeevna. Я влюблен в нее не был, но мне нравились ее лицо, глаза, голос, походка, я скучал по ней, когда долго не видал ее, и мое воображение в то время никого не рисовало так охотно, как эту молодую, красивую и изящную женщину. Ich war nicht in sie verliebt, aber ich mochte ihr Gesicht, ihre Augen, ihre Stimme, ihren Gang, ich vermisste sie, als ich sie lange nicht gesehen hatte, und meine Fantasie zog damals niemanden so gerne an wie diesen jungen, schöne und anmutige Frau. I was not in love with her, but I liked her face, eyes, voice, gait, I missed her when I had not seen her for a long time, and my imagination at that time did not draw anyone so willingly as this young, beautiful and graceful woman . Относительно ее я не имел никаких определенных намерений и ни о чем не мечтал, но почему-то всякий раз, когда мы оставались вдвоем, я вспоминал, что ее муж считал меня своим другом, и мне становилось неловко. In Bezug auf sie hatte ich keine bestimmten Absichten und träumte von nichts, aber aus irgendeinem Grund erinnerte ich mich, wenn wir allein waren, daran, dass ihr Mann mich als seinen Freund betrachtete, und es war mir peinlich. Regarding her, I had no definite intentions and did not dream of anything, but for some reason, whenever we were alone, I remembered that her husband considered me his friend, and I felt embarrassed. Когда она играла на рояле мои любимые пьесы или рассказывала мне что-нибудь интересное, я с удовольствием слушал, и в то же время почему-то в мою голову лезли мысли о том, что она любит своего мужа, что он мой друг и что она сама считает меня его другом, настроение мое портилось, и я становился вял, неловок и скучен. Wenn sie meine Lieblingsstücke auf dem Klavier spielte oder mir etwas Interessantes erzählte, hörte ich mit Vergnügen zu, und gleichzeitig kamen mir aus irgendeinem Grund Gedanken in den Sinn, dass sie ihren Ehemann liebte, dass er mein Freund war und dass sie sie selbst war betrachtet mich als seinen Freund, meine Stimmung verschlechterte sich und ich wurde lethargisch, unbeholfen und langweilig. When she played my favorite pieces on the piano or told me something interesting, I listened with pleasure, and at the same time, for some reason, thoughts entered my head that she loved her husband, that he was my friend and that she she herself considers me his friend, my mood deteriorated, and I became lethargic, awkward and boring. Она замечала эту перемену и обыкновенно говорила:— Вам скучно без вашего друга. Sie bemerkte diese Veränderung und pflegte zu sagen: "Du langweilst dich ohne deinen Freund." She noticed this change and used to say: "You are bored without your friend." Надо послать за ним в поле.И когда приходил Дмитрий Петрович, она говорила:— Ну, вот теперь пришел ваш друг. Wir müssen ihn ins Feld schicken, und als Dmitri Petrowitsch kam, sagte sie: "Nun, jetzt ist dein Freund gekommen." We must send for him in the field. And when Dmitri Petrovich came, she said: "Well, now your friend has come." Радуйтесь.Так продолжалось года полтора.Как-то раз в одно из июльских воскресений я и Дмитрий Петрович, от нечего делать, поехали в большое село Клушино, чтобы купить там к ужину закусок. Freut euch Das ging anderthalb Jahre so.Einmal, an einem Sonntag im Juli, gingen Dmitry Petrovich und ich, da wir nichts zu tun hatten, in das große Dorf Klushino, um dort Snacks für das Abendessen zu kaufen. One Sunday in July, Dmitriy Petrovich and I, from nothing to do, drove to the large village of Klushino to buy some snacks for dinner there. Пока мы ходили по лавкам, зашло солнце и наступил вечер, тот вечер, которого я, вероятно, не забуду никогда в жизни. Während wir einkaufen gingen, ging die Sonne unter und der Abend brach an, der Abend, den ich wohl nie in meinem Leben vergessen werde. As we walked around the benches, the sun went down and evening came, an evening I will probably never forget in my life. Купивши сыру, похожего на мыло, и окаменелой колбасы, от которой пахло дегтем, мы отправились в трактир спросить, нет ли пива. Nachdem wir Käse gekauft hatten, der wie Seife aussah, und eine versteinerte Wurst, die nach Teer roch, gingen wir zum Wirtshaus, um zu fragen, ob es Bier gäbe. Having bought cheese that looked like soap and a petrified sausage that smelled of tar, we went to the tavern to ask if there was any beer. Наш кучер уехал в кузницу подковывать лошадей, и мы сказали ему, что будем ждать его около церкви. Unser Kutscher ging zur Schmiede, um die Pferde zu beschlagen, und wir sagten ihm, dass wir ihn in der Nähe der Kirche erwarten würden. Our coachman had gone to the forge to shoe the horses, and we told him we would wait for him outside the church. Мы ходили, говорили, смеялись над своими покупками, а за нами молча и с таинственным видом, точно сыщик, следовал человек, имевший у нас в уезде довольно странное прозвище: Сорок Мучеников. Wir gingen, redeten, lachten über unsere Einkäufe, und schweigend und mit geheimnisvollem Blick, wie ein Detektiv, folgte uns ein Mann, der in unserem Viertel einen ziemlich seltsamen Spitznamen hatte: die vierzig Märtyrer. We walked, talked, laughed at our purchases, and silently and with a mysterious look, like a detective, followed us a man who had a rather strange nickname in our district: the Forty Martyrs. Этот Сорок Мучеников был не кто иной, как Гаврила Северов, или попросту Гаврюшка, служивший у меня недолго лакеем и уволенный мною за пьянство. Dieser vierzig Märtyrer war kein anderer als Gavrila Severov oder einfach Gavryushka, der für kurze Zeit als mein Diener diente und von mir wegen Trunkenheit entlassen wurde. This Forty Martyrs was none other than Gavrila Severov, or simply Gavryushka, who served as my lackey for a short time and was dismissed by me for drunkenness. Он служил и у Дмитрия Петровича, и им тоже был уволен всё за тот же грех. Er diente auch mit Dmitry Petrovich, und auch er wurde wegen derselben Sünde gefeuert. He also served with Dmitry Petrovich, and he, too, was fired for the same sin. Это был лютый пьяница, да и вообще вся его судьба была пьяною и такою же беспутною, как он сам. Er war ein wilder Trinker, und im Allgemeinen war sein ganzes Schicksal betrunken und so ausschweifend wie er selbst. He was a fierce drunkard, and in general his whole fate was drunken and as dissolute as himself. Отец у него был священник, а мать дворянка, значит, по рождению принадлежал он к сословию привилегированному, но как я ни всматривался в его испитое, почтительное, всегда потное лицо, в его рыжую, уже седеющую бороду, в жалкенький рваный пиджак и красную рубаху навыпуск, я никак не мог найти даже следа того, что у нас в общежитии зовется привилегиями. Sein Vater war Priester und seine Mutter Adlige, was bedeutet, dass er von Geburt an der privilegierten Klasse angehörte, aber egal, wie ich in sein betrunkenes, respektvolles, immer verschwitztes Gesicht, seinen roten, bereits ergrauenden Bart, in einem elenden Blick blickte zerrissene Jacke und rotes Hemd, offen gesagt, ich konnte nicht einmal eine Spur von dem finden, was wir Privilegien in unserem Hostel nennen. His father was a priest, and his mother a noblewoman, which means that by birth he belonged to the privileged class, but no matter how I peered into his drunken, respectful, always sweaty face, his red, already graying beard, in a miserable tattered jacket and red shirt frankly, I could not find even a trace of what we call privileges in our hostel. Он называл себя образованным и рассказывал, что учился в духовном училище, где курса не кончил, так как его уволили за курение табаку; затем пел в архиерейском хоре и года два жил в монастыре, откуда его тоже уволили, но уж не за курение, а за «слабость». Er nannte sich gebildet und sagte, er habe an einer religiösen Schule studiert, wo er den Kurs nicht beendet habe, da er wegen Tabakrauchens gefeuert worden sei; dann sang er im Bischofschor und lebte zwei Jahre in einem Kloster, von wo er auch entlassen wurde, aber nicht wegen Rauchens, sondern wegen "Schwäche". He called himself educated and said that he had studied in a religious school, but had not completed the course because he had been dismissed for smoking tobacco; then he sang in the clergy choir and lived for two years in a monastery, where he had also been dismissed, but not for smoking, but for "weakness. Он исходил пешком две губернии, подавал зачем-то прошения в консистории и в разные присутственные места, четыре раза был под судом. Er reiste zu Fuß durch zwei Provinzen, reichte aus irgendeinem Grund Petitionen beim Konsistorium und bei verschiedenen Regierungsämtern ein und stand viermal vor Gericht. He walked across two provinces, filed petitions to consistory and various offices for some reason, and was put on trial four times. Наконец, застрявши у нас в уезде, он служил в лакеях, лесниках, псарях, церковных сторожах, женился на гулящей вдове-кухарке и окончательно погряз в холуйскую жизнь и так сжился с ее грязью и дрязгами, что уже сам говорил о своем привилегированном происхождении с некоторым недоверием, как о каком-то мифе. Schließlich, in unserer Grafschaft festsitzend, diente er als Lakaien, Förster, Pfarrer, Kirchenwächter, heiratete eine wandernde Witwenköchin und tauchte vollständig in ein Sklavenleben ein und gewöhnte sich so sehr an seinen Schmutz und seine Zänkereien, dass er selbst von seinen Privilegierten sprach Ursprung mit einem gewissen Misstrauen, als wäre es eine Art Mythos. Finally, stuck with us in the county, he served as footmen, woodsmen, janitors, church watchmen, married a widow cook and finally wallowed in the servile life and got so used to its filth and squabbles that he himself spoke of his privileged origins with some distrust, as of some myth. В описываемое время он шатался без места, выдавая себя за коновала и охотника, а жена его пропадала где-то без вести.Из трактира мы пошли к церкви и сели на паперти в ожидании кучера. Zu der geschilderten Zeit irrte er ortslos umher, gab sich als Reiter und Jäger aus, und seine Frau verschwand irgendwo spurlos.Vom Wirtshaus aus gingen wir zur Kirche und setzten uns auf die Veranda und warteten auf den Kutscher. Сорок Мучеников стал поодаль и поднес руку ко рту, чтобы почтительно кашлянуть в нее, когда понадобится. Die Vierzig Märtyrer standen in einiger Entfernung und hoben eine Hand an seinen Mund, um nötigenfalls ehrfürchtig hineinzuhusten. Forty Martyrs stood at a distance and put his hand up to his mouth to respectfully cough into it when needed. Было уже темно; сильно пахло вечерней сыростью и собиралась восходить луна. Es war bereits dunkel; es roch stark nach abendlicher Feuchtigkeit, und der Mond stand kurz vor dem Aufgang. It was already dark; it smelled strongly of evening dampness and the moon was about to rise. На чистом, звездном небе было только два облака и как раз над нами: одно большое, другое поменьше; они одинокие, точно мать с дитятею, бежали друг за дружкой в ту сторону, где догорала вечерняя заря.— Славный сегодня день, — сказал Дмитрий Петрович.— До чрезвычайности... — согласился Сорок Мучеников и почтительно кашлянул в руку. Am klaren, sternenklaren Himmel waren nur zwei Wolken, und genau über uns: eine große, die andere kleiner; Sie waren allein, wie Mutter und Kind, und rannten hintereinander in die Richtung, wo die Abenddämmerung verblasste.»Heute ist ein herrlicher Tag«, sagte Dmitri Petrowitsch. There were only two clouds in the clear, starry sky, and just above us: one large, the other smaller; they were alone, like mother and child, running one after the other in the direction where the evening dawn was burning out.-"A glorious day today," said Dmitri Petrovich. - agreed the Forty Martyrs and respectfully coughed into his hand. — Как это вы, Дмитрий Петрович, изволили надумать сюда приехать? „Wie kommst du darauf, Dmitri Petrowitsch, hierher zu kommen?“ — спросил он вкрадчивым голосом, видимо, желая завязать разговор.Дмитрий Петрович ничего не ответил. fragte er mit einschmeichelnder Stimme, offenbar um ein Gespräch anzufangen, aber Dmitri Petrowitsch antwortete nicht. - He asked in an ingratiating voice, apparently wanting to start a conversation. Dmitry Petrovich said nothing. Сорок Мучеников глубоко вздохнул и проговорил тихо, не глядя на нас:— Страдаю единственно через причину, за которую должен дать ответ всемогущему богу. Die vierzig Märtyrer seufzten tief und sprachen leise, ohne uns anzusehen: „Ich leide nur wegen einer Sache, für die ich mich vor dem allmächtigen Gott verantworten muss.“ The Forty Martyrs took a deep breath and spoke quietly, without looking at us:-I suffer solely through the cause for which I must give an answer to Almighty God. Оно, конечно, человек я потерянный и неспособный, но верьте совести: без куска хлеба и хуже собаки... Простите, Дмитрий Петрович!Силин не слушал и, подперев голову кулаками, о чем-то думал. Es ist natürlich eine verlorene und unfähige Person, aber glauben Sie Ihrem Gewissen: ohne ein Stück Brot und schlimmer als ein Hund ... Verzeihen Sie mir, Dmitri Petrowitsch! Silin hörte nicht zu und stützte den Kopf auf die Fäuste über etwas nachdenken. Of course, I'm a lost and incapable man, but trust your conscience: without a piece of bread, I'm worse than a dog.... I'm sorry, Dmitri Petrovich! Silin wasn't listening and, with his fists on his head, was thinking about something. Церковь стояла на краю улицы, на высоком берегу, и нам сквозь решетку ограды были видны река, заливные луга по ту сторону и яркий, багровый огонь от костра, около которого двигались черные люди и лошади. Die Kirche stand am Straßenrand, auf einer hohen Böschung, und durch das Gitter des Zauns konnten wir den Fluss sehen, die Auen auf der anderen Seite und das helle, purpurrote Feuer des Feuers, in dessen Nähe schwarze Menschen standen und Pferde bewegten sich. А дальше за костром еще огоньки: это деревушка... Там пели песню.На реке и кое-где на лугу поднимался туман. Und weiter hinter dem Feuer sind noch mehr Lichter: das ist ein Dorf ... Sie haben dort ein Lied gesungen, Nebel stieg auf über dem Fluss und an manchen Stellen auf der Wiese. Высокие, узкие клочья тумана, густые и белые, как молоко, бродили над рекой, заслоняя отражения звезд и цепляясь за ивы. Hohe, schmale Nebelschwaden, dick und weiß wie Milch, wanderten über den Fluss, verdeckten die Spiegelungen der Sterne und klammerten sich an die Weiden. Tall, narrow wisps of fog, thick and white as milk, wandered over the river, obscuring the reflections of the stars and clinging to the willows. Они каждую минуту меняли свой вид и казалось, что одни обнимались, другие кланялись, третьи поднимали к небу свои руки с широкими поповскими рукавами, как будто молились... Вероятно, они навели Дмитрия Петровича на мысль о привидениях и покойниках, потому что он обернулся ко мне лицом и спросил, грустно улыбаясь:— Скажите мне, дорогой мой, почему это, когда мы хотим рассказать что-нибудь страшное, таинственное и фантастическое, то черпаем материал не из жизни, а непременно из мира привидений и загробных теней?— Страшно то, что непонятно.— А разве жизнь вам понятна? Sie änderten jede Minute ihr Aussehen und es schien, als würden sich einige umarmen, andere sich verbeugen, wieder andere ihre Hände mit weiten priesterlichen Ärmeln zum Himmel heben, als würden sie beten ... Sie haben Dmitry Petrovich wahrscheinlich dazu gebracht, an Geister und das zu denken tot, denn er drehte sich zu mir um und fragte traurig lächelnd: "Sag mir, mein Lieber, warum schöpfen wir, wenn wir etwas Schreckliches, Geheimnisvolles und Phantastisches erzählen wollen, nicht aus dem Leben, sondern ganz sicher aus der Welt der Geister und Schatten nach dem Tod?“ etwas, das unverständlich ist. „Aber verstehst du das Leben? They changed their appearance every minute, and it seemed as if some of them were hugging, others bowing, others raising their arms to heaven with wide popish sleeves, as if they were praying ... Probably they gave Dmitri Petrovitch the idea of ghosts and the dead, for he turned his face to me and asked, smiling sadly: "Tell me, my dear, why is it that when we want to tell something terrible, mysterious, and fantastic, we draw material not from life, but from the world of ghosts and afterlife shadows? - What is terrible is what is incomprehensible. Скажите: разве жизнь вы понимаете больше, чем загробный мир?Дмитрий Петрович подсел ко мне совсем близко, так что я чувствовал на своей щеке его дыхание. Sag mir: Verstehst du das Leben wirklich mehr als das Jenseits?“ Dmitri Petrowitsch setzte sich ganz nah zu mir, sodass ich seinen Atem auf meiner Wange spüren konnte. В вечерних сумерках его бледное, худощавое лицо казалось еще бледнее, а темная борода — чернее сажи. In der Abenddämmerung erschien ihm sein bleiches, mageres Gesicht noch blasser und sein dunkler Bart schwärzer als Ruß. Глаза у него были грустные, искренние и немножко испуганные, как будто он собирался рассказать мне что-нибудь страшное. Seine Augen waren traurig, aufrichtig und ein wenig ängstlich, als würde er mir etwas Schreckliches erzählen. Он смотрел мне в глаза и продолжал своим, по обыкновению, умоляющим голосом:— Наша жизнь и загробный мир одинаково непонятны и страшны. Er sah mir in die Augen und fuhr mit seiner üblichen flehenden Stimme fort: „Unser Leben und das Leben nach dem Tod sind gleichermaßen unbegreiflich und schrecklich. Кто боится привидений, тот должен бояться и меня, и этих огней, и неба, так как всё это, если вдуматься хорошенько, непостижимо и фантастично не менее, чем выходцы с того света. Wer Angst vor Gespenstern hat, muss Angst vor mir haben und vor diesen Lichtern und vor dem Himmel, denn das alles ist, wenn man genau darüber nachdenkt, unverständlich und phantastisch, nicht weniger als Menschen aus der anderen Welt. He who fears ghosts must fear me, and these lights, and the sky, for all these things, if you think hard enough, are no less incomprehensible and fantastic than those who come from the other side of the world. Принц Гамлет не убивал себя потому, что боялся тех видений, которые, быть может, посетили бы его смертный сон; этот его знаменитый монолог мне нравится, но, откровенно говоря, он никогда не трогал меня за душу. Prinz Hamlet hat sich nicht umgebracht, weil er Angst vor diesen Visionen hatte, die vielleicht seinen Todestraum besucht hätten; Ich mag diesen berühmten Monolog von ihm, aber ehrlich gesagt hat er nie meine Seele berührt. Признаюсь вам, как другу, я иногда в тоскливые минуты рисовал себе свой смертный час, моя фантазия изобретала тысячи самых мрачных видений, и мне удавалось доводить себя до мучительной экзальтации, до кошмара, и это, уверяю вас, мне не казалось страшнее действительности. Ich gestehe Ihnen als Freund, dass ich mir manchmal in melancholischen Momenten meine Todesstunde ausmalte, meine Fantasie Tausende der dunkelsten Visionen erfand, und es gelang, mich zu schmerzlicher Erregung, zu einem Albtraum zu bringen, und dies, ich versichern Sie mir, kam mir nicht schrecklicher vor als die Wirklichkeit. I confess to you, as a friend, that sometimes in dreary moments I used to draw my own death hour, my imagination invented thousands of the most gloomy visions, and I succeeded in bringing myself to an agonizing exaltation, to a nightmare, and this, I assure you, did not seem to me more terrible than reality. Что и говорить, страшны видения, но страшна и жизнь. Natürlich sind Visionen schrecklich, aber das Leben ist auch schrecklich. Я, голубчик, не понимаю и боюсь жизни. Ich, meine Liebe, verstehe das nicht und habe Angst vor dem Leben. Не знаю, быть может, я больной, свихнувшийся человек. Ich weiß nicht, vielleicht bin ich ein kranker, verrückter Mensch. I don't know, maybe I'm a sick, deranged person. Нормальному, здоровому человеку кажется, что он понимает всё, что видит и слышит, а я вот утерял это «кажется» и изо дня в день отравляю себя страхом. Für einen normalen, gesunden Menschen scheint es, dass er alles versteht, was er sieht und hört, aber ich habe diesen „Schein“ verloren und vergifte mich Tag für Tag mit Angst. Есть болезнь — боязнь пространства, так вот и я болен боязнью жизни. Es gibt eine Krankheit – die Angst vor dem Weltraum, und deshalb bin ich krank vor Lebensangst. There's a disease called fear of space, so I have a fear of life. Когда я лежу на траве и долго смотрю на козявку, которая родилась только вчера и ничего не понимает, то мне кажется, что ее жизнь состоит из сплошного ужаса, и в ней я вижу самого себя.— Что же собственно вам страшно? Wenn ich im Gras liege und lange die Popel anschaue, die erst gestern geboren wurde und nichts versteht, kommt es mir vor, als ob ihr Leben aus blankem Grauen bestehe, und in ihr sehe ich mich selbst. - Was genau sind hast du angst? — спросил я.— Мне всё страшно. Ich fragte. Я человек от природы не глубокий и мало интересуюсь такими вопросами, как загробный мир, судьбы человечества, и вообще редко уношусь в высь поднебесную. Ich bin von Natur aus kein tiefer Mensch und interessiere mich wenig für Themen wie das Leben nach dem Tod, das Schicksal der Menschheit, und im Allgemeinen fliege ich selten in die himmlischen Höhen. I am not a deep person by nature and have little interest in such matters as the afterlife, the fate of mankind, and in general I am rarely carried away into the heights of heaven. Мне страшна главным образом обыденщина, от которой никто из нас не может спрятаться. Ich habe vor allem Angst vor dem Alltag, vor dem sich keiner von uns verstecken kann. I'm mostly afraid of the ordinariness that none of us can hide from. Я неспособен различать, что в моих поступках правда и что ложь, и они тревожат меня; я сознаю, что условия жизни и воспитание заключили меня в тесный круг лжи, что вся моя жизнь есть не что иное, как ежедневная забота о том, чтобы обманывать себя и людей и не замечать этого, и мне страшно от мысли, что я до самой смерти не выберусь из этой лжи. Ich kann in meinen Handlungen nicht unterscheiden, was wahr und was falsch ist, und sie stören mich; Ich bin mir bewusst, dass die Lebens- und Erziehungsbedingungen mich in einen engen Zirkel von Lügen eingeschlossen haben, dass mein ganzes Leben nichts als eine tägliche Sorge ist, mich selbst und Menschen zu täuschen und dies nicht zu merken, und ich erschrecke bei dem Gedanken, dass ich es bin Bis zum Tod wird man aus dieser Lüge nicht herauskommen. I am unable to distinguish between what is true and what is false in my actions, and they disturb me; I realize that the conditions of life and upbringing have enclosed me in a tight circle of lies, that my whole life is nothing but a daily care to deceive myself and people and not notice it, and I am afraid of the thought that I will not get out of this lie until death. Сегодня я делаю что-нибудь, а завтра уж не понимаю, зачем я это сделал. Heute mache ich etwas, aber morgen verstehe ich nicht, warum ich es getan habe. Поступил я в Петербурге на службу и испугался, приехал сюда, чтобы заняться сельским хозяйством, и тоже испугался... Я вижу, что мы мало знаем и поэтому каждый день ошибаемся, бываем несправедливы, клевещем, заедаем чужой век, расходуем все свои силы на вздор, который нам не нужен и мешает нам жить, и это мне страшно, потому что я не понимаю, для чего и кому всё это нужно. Ich bin in Petersburg in den Dienst eingetreten und hatte Angst, ich bin hierher gekommen, um Landwirtschaft zu betreiben, und ich hatte auch Angst ... Unsinn, den wir nicht brauchen und der uns am Leben hindert, und das macht mir Angst, weil ich es nicht verstehe warum und für wen das alles nötig ist. Я, голубчик, не понимаю людей и боюсь их. Ich, meine Liebe, verstehe die Menschen nicht und habe Angst vor ihnen. Мне страшно смотреть на мужиков, я не знаю, для каких таких высших целей они страдают и для чего они живут. Ich habe Angst, die Bauern anzusehen, ich weiß nicht, für welche höheren Zwecke sie leiden und wofür sie leben. Если жизнь есть наслаждение, то они лишние, ненужные люди; если же цель и смысл жизни — в нужде и непроходимом, безнадежном невежестве, то мне непонятно, кому и для чего нужна эта инквизиция. Wenn das Leben Vergnügen ist, dann sind sie überflüssige, unnötige Menschen; wenn Ziel und Sinn des Lebens in Not und undurchdringlichem, hoffnungslosem Unwissen liegen, dann ist mir nicht klar, wer diese Inquisition braucht und warum. Никого и ничего я не понимаю. Ich verstehe niemanden und nichts. Извольте-ка вы понять вот этого субъекта! Wenn Sie dieses Thema bitte verstehen! Please understand this subject! — сказал Дмитрий Петрович, указывая на Сорок Мучеников. sagte Dmitri Petrowitsch und zeigte auf die Vierzig Märtyrer. — Вдумайтесь!Заметив, что оба мы посмотрели на него, Сорок Мучеников почтительно кашлянул в кулак и сказал:— У хороших господ я завсегда был верной слугой, но главная причина — спиртные напитки. „Denk darüber nach!“ Als die Vierzig Märtyrer bemerkten, dass wir ihn beide ansahen, husteten sie respektvoll in seine Faust und sagten: „Ich war immer ein treuer Diener guter Herren, aber der Hauptgrund ist Alkohol. Ежели бы мне теперь уважили, несчастному человеку, и дали место, то я бы образ поцеловал. Wenn ich jetzt respektiert würde, ein unglücklicher Mensch, und einen Platz bekommen würde, dann würde ich das Bild küssen. If they would respect me now, poor man, and give me a place, I would kiss the image. Слово мое твердо!Церковный сторож прошел мимо, с недоумением посмотрел на нас и стал дергать за веревку. Mein Wort ist fest!“ Der Kirchenwächter ging vorbei, sah uns verwundert an und begann, an der Schnur zu ziehen. Колокол медленно и протяжно, резко нарушая тишину вечера, пробил десять.— Однако, уже десять часов! Die Glocke schlug langsam und verweilend, die Stille des Abends scharf unterbrechend, zehn. "Aber es ist schon zehn Uhr!" — сказал Дмитрий Петрович. sagte Dmitri Petrowitsch. — Пора бы уж нам ехать. - Es ist Zeit für uns zu gehen. Да, голубчик мой, — вздохнул он, — если бы вы знали, как я боюсь своих обыденных, житейских мыслей, в которых, кажется, не должно быть ничего страшного. Ja, mein Liebling“, seufzte er, „wenn du nur wüsstest, wie viel Angst ich vor meinen alltäglichen, weltlichen Gedanken habe, in denen, wie es scheint, nichts Schreckliches sein sollte. Чтоб не думать, я развлекаю себя работой и стараюсь утомиться, чтоб крепко спать ночью. Um nicht zu denken, vergnüge ich mich mit Arbeit und versuche müde zu werden, damit ich nachts gut schlafen kann. Дети, жена — у других это обыкновенно, но у меня как это тяжело, голубчик!Он помял руками лицо, крякнул и засмеялся.— Если б я мог рассказать вам, какого я дурака разыграл в жизни! Kinder, eine Frau – das ist bei anderen üblich, aber bei mir ist es schwer, mein Lieber!“ Er verzog das Gesicht mit den Händen, grunzte und lachte – „Wenn ich dir sagen könnte, was ich in meinem Leben für einen Narren gespielt habe! — сказал он. — Мне все говорят: у вас милая жена, прелестные дети и сами вы прекрасный семьянин. Думают, что я очень счастлив, и завидуют мне. Ну, коли на то пошло, то скажу вам по секрету: моя счастливая семейная жизнь — одно только печальное недоразумение, и я боюсь ее.Его бледное лицо стало некрасивым от напряженной улыбки. Он обнял меня за талию и продолжал вполголоса:— Вы мой искренний друг, я вам верю и глубоко уважаю вас. Дружбу посылает нам небо для того, чтобы мы могли высказываться и спасаться от тайн, которые угнетают нас. Позвольте же мне воспользоваться вашим дружеским расположением ко мне и высказать вам всю правду. Моя семейная жизнь, которая кажется вам такою восхитительной, — мое главное несчастье и мой главный страх. Я женился странно и глупо. I got married in a weird and stupid way. Надо вам сказать, что до свадьбы я любил Машу безумно и ухаживал за нею два года. Я делал ей предложение пять раз, и она отказывала мне, потому что была ко мне совершенно равнодушна. В шестой раз, когда я, угоревши от любви, ползал перед ней на коленях и просил руки, как милостыни, она согласилась... Так она сказала мне: «Я вас не люблю, но буду вам верна»... Такое условие я принял с восторгом. On the sixth time, when I, burning with love, crawled before her on my knees and asked for her hand like alms, she agreed.... So she said to me, "I do not love you, but I will be faithful to you." Such a condition I accepted with delight. Я тогда понимал, что это значит, но теперь, клянусь богом, не понимаю. «Я вас не люблю, но буду вам верна», — что это значит? Это туман, потемки... Я люблю ее теперь так же сильно, как в первый день свадьбы, а она, мне кажется, по-прежнему равнодушна и, должно быть, бывает рада, когда я уезжаю из дому. Я не знаю наверное, любит она меня или нет, не знаю, не знаю, но ведь мы живем под одной крышей, говорим друг другу __ты,__ спим вместе, имеем детей, собственность у нас общая... Что же это значит? К чему это? И понимаете ли вы что-нибудь, голубчик? Жестокая пытка! Оттого, что в наших отношениях я ничего не понимаю, я ненавижу то ее, то себя, то обоих вместе, всё у меня в голове перепуталось, я мучаю себя и тупею, а как назло она с каждым днем всё хорошеет, она становится удивительной... По-моему, волосы у нее замечательные, а улыбается она, как ни одна женщина. Because I don't understand anything in our relationship, I hate her, or myself, or both together, everything in my head is mixed up, I'm torturing myself and getting dumber, and as a pity she is getting better every day, she is becoming amazing.... I think her hair is wonderful, and she smiles like no other woman. Я люблю и знаю, что люблю безнадежно. Безнадежная любовь к женщине, от которой имеешь уже двух детей! Hopeless love for a woman with whom you already have two children! Разве это понятно и не страшно? Разве это не страшнее привидений?Он находился в таком настроении, что говорил бы еще очень долго, но, к счастью, послышался голос кучера. Пришли наши лошади. Мы сели в коляску, и Сорок Мучеников, сняв шапку, подсадил нас обоих и с таким выражением, как будто давно уже ждал случая, чтобы прикоснуться к нашим драгоценным телам.— Дмитрий Петрович, позвольте к вам прийти, — проговорил он, сильно моргая глазами и склонив голову набок. — Явите божескую милость! - Show God's mercy! Пропадаю с голоду!— Ну, ладно, — сказал Силин. — Приходи, поживешь три дня, а там увидим.— Слушаю-с! — обрадовался Сорок Мучеников. — Я сегодня же приду-с.До дому было шесть верст. Дмитрий Петрович, довольный тем, что наконец высказался перед другом, всю дорогу держал меня за талию, и уж не с горечью и не с испугом, а весело говорил мне, что если бы у него в семье было благополучно, то он вернулся бы в Петербург и занялся там наукой. То веяние, говорил он, которое погнало в деревню столько даровитых молодых людей, было печальное веяние. Ржи и пшеницы у нас в России много, но совсем нет культурных людей. Надо, чтобы даровитая, здоровая молодежь занималась науками, искусствами и политикой; поступать иначе — значит быть нерасчетливым. It is necessary that gifted, healthy young people pursue the sciences, the arts, and politics; to do otherwise is to be uncalculating. Он философствовал с удовольствием и выражал сожаление, что завтра рано утром расстанется со мной, так как ему нужно ехать на лесные торги.А мне было неловко и грустно, и казалось мне, что я обманываю человека. И в то же время мне было приятно. Я смотрел на громадную, багровую луну, которая восходила, и воображал себе высокую, стройную блондинку, бледнолицую, всегда нарядную, пахнущую какими-то особенными духами, похожими на мускус, и мне почему-то весело было думать, что она не любит своего мужа.Приехав домой, мы сели ужинать. Мария Сергеевна, смеясь, угощала нас нашими покупками, а я находил, что у нее в самом деле замечательные волосы и что улыбается она, как ни одна женщина. Я следил за ней, и мне хотелось в каждом ее движении и взгляде видеть то, что она не любит своего мужа, и мне казалось, что я это вижу.Дмитрий Петрович скоро стал бороться с дремотой. После ужина он посидел с нами минут десять и сказал:— Как вам угодно, господа, а мне завтра нужно вставать в три часа. After dinner he sat with us for about ten minutes and said:-"As you please, gentlemen, but I have to get up at three o'clock tomorrow. Позвольте оставить вас.Он нежно поцеловал жену, крепко, с благодарностью пожал мне руку и взял с меня слово, что я непременно приеду на будущей неделе. He kissed his wife tenderly, shook my hand firmly and gratefully, and took my word that I would certainly come back next week. Чтобы завтра не проспать, он пошел ночевать во флигель.Мария Сергеевна ложилась спать поздно, по-петербургски, и теперь почему-то я был рад этому.— Итак? Maria Sergeevna went to bed late, the Petersburg way, and now for some reason I was glad of it. - So? — начал я, когда мы остались одни. — Итак, вы будете добры, сыграете что-нибудь.Мне не хотелось музыки, но я не знал, как начать разговор. Она села за рояль и сыграла, не помню что. Я сидел возле, смотрел на ее белые, пухлые руки и старался прочесть что-нибудь на ее холодном, равнодушном лице. Но вот она чему-то улыбнулась и поглядела на меня.— Вам скучно без вашего друга, — сказала она.Я засмеялся.— Для дружбы достаточно было бы ездить сюда раз в месяц, а я бываю тут чаще, чем каждую неделю.Сказавши это, я встал и в волнении прошелся из угла в угол. But then she smiled and looked at me. "You're bored without your friend," she said. I laughed. "It would be enough for friendship if you came here once a month, but I come here more than once a week." With that, I stood up and walked from corner to corner in excitement. Она тоже встала и отошла к камину.— Вы что хотите этим сказать? — спросила она, поднимая на меня свои большие, ясные глаза.Я ничего не ответил.— Вы сказали неправду, — продолжала она, подумав. — Вы бываете здесь только ради Дмитрия Петровича. Что ж, я очень рада. В наш век редко кому приходится видеть такую дружбу.«Эге!» — подумал я и, не зная, что сказать, спросил: — Хотите пройтись по саду?— Нет.Я вышел на террасу. По голове у меня бегали мурашки и мне было холодно от волнения. Я уже был уверен, что разговор наш будет самый ничтожный и что ничего особенного мы не сумеем сказать друг другу, но что непременно в эту ночь должно случиться то, о чем я не смел даже мечтать. I was already sure that our conversation would be the most insignificant and that we would not be able to say anything special to each other, but that something would certainly happen that night which I had not dared to dream of. Непременно в эту ночь, или никогда.— Какая хорошая погода! — сказал я громко.— Для меня это решительно всё равно, — послышался ответ.Я вошел в гостиную. - I said loudly. "It makes no difference to me," came the reply. I went into the living room. Мария Сергеевна по-прежнему стояла около камина, заложив назад руки, о чем-то думая, и смотрела в сторону.— Почему же это для вас решительно всё равно? — спросил я.— Потому что мне скучно. Вам бывает скучно только без вашего друга, а мне всегда скучно. Впрочем... это для вас не интересно.Я сел за рояль и взял несколько аккордов, выжидая, что она скажет.— Вы, пожалуйста, не церемоньтесь, — сказала она, сердито глядя на меня и точно собираясь заплакать с досады. But... I sat down at the piano and struck a few chords, waiting to see what she would say." "Please, don't be so ceremonious," she said, looking at me angrily, as if about to cry with vexation. — Если вам хочется спать, то уходите. Не думайте, что если вы друг Дмитрия Петровича, то уж обязаны скучать с его женой. Don't think that if you're a friend of Dmitri Petrovich's, you have to miss his wife. Я не хочу жертвы. Пожалуйста, уходите.Я не ушел, конечно. Please leave. I didn't leave, of course. Она вышла на террасу, а я остался в гостиной и минут пять перелистывал ноты. She went out to the terrace and I stayed in the living room and flipped through the sheet music for about five minutes. Потом и я вышел. Мы стояли рядом в тени от занавесок, а под нами были ступени, залитые лунным светом. We stood side by side in the shadow of the curtains, and below us were steps flooded with moonlight. Через цветочные клумбы и по желтому песку аллей тянулись черные тени деревьев.— Мне тоже нужно уезжать завтра, — сказал я.— Конечно, если мужа нет дома, то вам нельзя оставаться здесь, — проговорила она насмешливо. — Воображаю, как бы вы были несчастны, если бы влюбились в меня! - I imagine how miserable you'd be if you fell in love with me! Вот погодите, я когда-нибудь возьму и брошусь вам на шею... Посмотрю, с каким ужасом вы побежите от меня. Это интересно.Ее слова и бледное лицо были сердиты, но ее глаза были полны самой нежной, страстной любви. Я уже смотрел на это прекрасное создание, как на свою собственность, и тут впервые я заметил, что у нее золотистые брови, чудные брови, каких я раньше никогда не видел. Мысль, что я сейчас могу привлечь ее к себе, ласкать, касаться ее замечательных волос, представилась мне вдруг такою чудовищной, что я засмеялся и закрыл глаза.— Однако уже пора... Спокойной ночи, — проговорила она.— Я не хочу спокойной ночи... — сказал я, смеясь и идя за ней в гостиную. The thought that I could now draw her to me, caress her, touch her wonderful hair, seemed so monstrous to me that I laughed and closed my eyes. Good night," she said. "I don't want a good night... - I said, laughing and following her into the living room. — Я прокляну эту ночь, если она будет спокойной.Пожимая ей руку и провожая ее до двери, я видел по ее лицу, что она понимает меня и рада, что я тоже понимаю ее.Я пошел к себе в комнату. - I'll curse this night if it's a quiet one.As I shook her hand and walked her to the door, I could see in her face that she understood me and was glad I understood her too.I went to my room. На столе у меня около книг лежала фуражка Дмитрия Петровича, и это напомнило мне об его дружбе. Я взял трость и вышел в сад. Тут уж подымался туман, и около деревьев и кустов, обнимая их, бродили те самые высокие и узкие привидения, которых я видел давеча на реке. Here the fog was lifting, and about the trees and bushes, hugging them, wandered the same tall and narrow ghosts I had seen the other day on the river. Как жаль, что я не мог с ними говорить!В необыкновенно прозрачном воздухе отчетливо выделялись каждый листок, каждая росинка — всё это улыбалось мне в тишине, спросонок, и, проходя мимо зеленых скамей, я вспоминал слова из какой-то шекспировской пьесы: как сладко спит сияние луны здесь на скамье!В саду была горка. Я взошел на нее и сел. Меня томило очаровательное чувство. I was languishing with an enchanting feeling. Я знал наверное, что сейчас буду обнимать, прижиматься к ее роскошному телу, целовать золотые брови, и мне хотелось не верить этому, дразнить себя, и было жаль, что она меня так мало мучила и так скоро сдалась.Но вот неожиданно послышались тяжелые шаги. I knew probably that I was about to embrace, to snuggle against her gorgeous body, to kiss her golden eyebrows, and I wanted to disbelieve it, to tease myself, and felt sorry that she had tormented me so little and given up so soon.But then suddenly heavy footsteps were heard. На аллее показался мужчина среднего роста, и я тотчас же узнал в нем Сорок Мучеников. A man of medium height appeared in the alley, and I immediately recognized him as the Forty Martyrs. Он сел на скамью и глубоко вздохнул, потом три раза перекрестился и лег. He sat down on the pew and took a deep breath, then crossed himself three times and lay down. Через минуту он встал и лег на другой бок. Комары и ночная сырость мешали ему уснуть.— Ну, жизнь! — проговорил он. — Несчастная, горькая жизнь!Глядя на его тощее, согнутое тело и слушая тяжелые, хриплые вздохи, я вспомнил еще про одну несчастную, горькую жизнь, которая сегодня исповедалась мне, и мне стало жутко и страшно своего блаженного состояния. - A miserable, bitter life! Looking at his lean, bent body, and listening to his heavy, hoarse sighs, I remembered another miserable, bitter life that had been confessed to me today, and I became eerie and fearful of my blissful state. Я спустился с горки и пошел к дому.«Жизнь, по его мнению, страшна, — думал я, — так не церемонься же с нею, ломай ее и, пока она тебя не задавила, бери всё, что можно урвать от нее».На террасе стояла Мария Сергеевна. I went down the hill and went to the house. "Life, in his opinion, is terrible," I thought, "so don't be so ceremonious with it, break it and, before it crushes you, take everything you can snatch from it." On the terrace stood Maria Sergeyevna. Я молча обнял ее и стал жадно целовать ее брови, виски, шею...В моей комнате она говорила мне, что она любит меня уже давно, больше года. Она клялась мне в любви, плакала, просила, чтобы я увез ее к себе. She swore her love to me, cried, begged me to take her away to my place. Я то и дело подводил ее к окну, чтобы посмотреть на ее лицо при лунном свете, и она казалась мне прекрасным сном, и я торопился крепко обнять ее, чтобы поверить в действительность. I took her to the window now and then to look at her face in the moonlight, and she seemed to me a beautiful dream, and I hurried to hold her tightly in my arms to believe in reality. Давно уж я не переживал таких восторгов... Но все-таки далеко, где-то в глубине души я чувствовал какую-то неловкость и мне было не по себе. It had been a long time since I'd experienced such rapture.... But still, far away, somewhere in the back of my mind, I felt awkward and uncomfortable. В ее любви ко мне было что-то неудобное и тягостное, как в дружбе Дмитрия Петровича. Это была большая, серьезная любовь со слезами и клятвами, а я хотел, чтобы не было ничего серьезного — ни слез, ни клятв, ни разговоров о будущем. Пусть бы эта лунная ночь промелькнула в нашей жизни светлым метеором — и баста.Ровно в три часа она вышла от меня и, когда я, стоя в дверях, смотрел ей вслед, в конце коридора вдруг показался Дмитрий Петрович. Let this moonlit night flash through our lives with a light meteor - and basta.Exactly at three o'clock she left me and, when I was standing in the doorway, looking after her, Dmitri Petrovich suddenly appeared at the end of the corridor. Встретясь с ним, она вздрогнула и дала ему дорогу, и во всей ее фигуре было написано отвращение. When she met him, she flinched and gave him way, and disgust was written all over her figure. Он как-то странно улыбнулся, кашлянул и вошел ко мне в комнату.— Тут я забыл вчера свою фуражку... — сказал он, не глядя на меня.Он нашел и обеими руками надел на голову фуражку, потом посмотрел на мое смущенное лицо, на мои туфли и проговорил не своим, а каким-то странным, сиплым голосом:— Мне, вероятно, на роду написано ничего не понимать. He smiled strangely, coughed, and came into my room. - He found it and put it on his head with both hands, then looked at my embarrassed face, at my shoes, and said in a strange, husky voice, not his own: "I'm probably not meant to understand anything. Если вы понимаете что-нибудь, то... поздравляю вас. У меня темно в глазах.И он вышел, покашливая. Потом я видел в окно, как он сам около конюшни запрягал лошадей. Руки у него дрожали, он торопился и оглядывался на дом; вероятно, ему было страшно. His hands were trembling, he was hurrying and looking back at the house; he was probably scared. Затем он сел в тарантас и со странным выражением, точно боясь погони, ударил по лошадям.Немного погодя уехал и я сам. Then he got into the tarantass, and with a strange expression, as if afraid of pursuit, kicked the horses.A little while later I myself also rode away. Уже восходило солнце и вчерашний туман робко жался к кустам и пригоркам. Already the sun was rising and yesterday's fog was shyly huddling against the bushes and hillsides. На козлах сидел Сорок Мучеников, уже успевший где-то выпить, и молол пьяный вздор.— Я человек вольный! — кричал он на лошадей. — Эй, вы, малиновые! Я потомственный почетный гражданин, ежели желаете знать!Страх Дмитрия Петровича, который не выходил у меня из головы, сообщился и мне. I am a hereditary honorary citizen, if you wish to know! Dmitri Petrovitch's fear, which had not left my mind, was communicated to me. Я думал о том, что случилось, и ничего не понимал. I thought about what had happened and didn't understand anything. Я смотрел на грачей, и мне было странно и страшно, что они летают.— Зачем я это сделал? I looked at the rooks, and it was strange and scary to me that they were flying. — спрашивал я себя в недоумении и с отчаянием. — Почему это вышло именно так, а не иначе? - Why did it come out that way and not the other way around? Кому и для чего это нужно было, чтоб она любила меня серьезно и чтоб он явился в комнату за фуражкой? Who needed it, and for what purpose, that she should love me seriously and that he should appear in the room for a cap? Причем тут фуражка?В тот же день я уехал в Петербург, и с Дмитрием Петровичем и его женой уж больше ни разу не виделся. The same day I left for St. Petersburg, and I never saw Dmitri Petrovich and his wife again. Говорят, что они продолжают жить вместе.