×

We use cookies to help make LingQ better. By visiting the site, you agree to our cookie policy.


image

"Обитаемый остров" Стругацкие (Prisoners of Power), ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ВОСПИТУЕМЫЙ - Глава 15 (1)

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ВОСПИТУЕМЫЙ - Глава 15 (1)

Гай сидел за грубым самодельным столом и чистил автомат. Было около четверти одиннадцатого утра, мир был серым, бесцветным, сухим, в нем не было места радости, не было места движению жизни, все было тусклое и больное. Не хотелось думать, не хотелось ничего видеть и слышать, даже спать не хотелось - хотелось просто положить голову на стол, опустить руки и умереть. Просто умереть - и все.

Комнатка была маленькая, с единственным окном без стекла, выходившим на огромный, загроможденный развалинами, заросший диким кустом серо-рыжий пустырь. Обои в комнате пожухли и скрутились - не то от жары, не то от старости, - паркет рассохся, в одном углу обгорел до угля. От прежних жильцов в комнате ничего не осталось, кроме большой фотографии под разбитым стеклом, на которой, если внимательно присмотреться, можно было различить какого-то пожилого господина с дурацкими бакенбардами и в смешной шляпе, похожей на жестяную тарелку.

Глаза бы всего этого не видели, сдохнуть бы сейчас или завыть последней бездомной собакой, но Максим приказал: "Чисти!" "Каждый раз, - приказал Максим, постукивая каменным пальцем по столу, - каждый раз, как только тебя скрутит, садись и чисти автомат..." Значит, надо чистить. Максим все-таки. Если бы не Максим, давно бы лег и помер. Просил ведь его: "Не уходи ты от меня в это время, посиди, полечи". Нет. Сказал, что теперь сам должен. Сказал, что это не смертельно, что должно пройти и обязательно пройдет, но надо перемочься, надо справиться...

Ладно, вяло подумал Гай, справлюсь. Максим все-таки. Не человек, не Отец, не бог - Максим... И еще он сказал: "Злись! Как тебя скрутит, вспоминай, откуда это у тебя, кто тебя к этому приучил, зачем, и злись, копи ненависть. Скоро она понадобится: ты не один такой, вас таких сорок миллионов, оболваненных, отравленных..." Трудно поверить, массаракш, ведь всю жизнь - в строю, всегда знали, что к чему, все было просто, дорога была ясная, все были вместе, и хорошо было быть одним из миллионов, таким, как все. Нет, пришел, влюбил в себя, карьеру испортил, а потом буквально за шиворот вырвал из рядов и утащил в другую жизнь, где и цель непонятна, и средства непонятны, где нужно - массаракш-и-массаракш! - обо всем думать самому! Раньше и понятия не имел, что это такое - думать самому. Был приказ, все ясно, думай, как его лучше выполнить. Да... вытащил за шиворот, повернул мордой назад, к родному, к гнезду, к самому дорогому и показал: помойка, гнусь, мерзость, ложь... И вот смотришь - действительно, мало красивого, себя вспомнить тошно, ребят вспомнить тошно, а уж господин ротмистр Чачу!.. Гай с сердцем загнал на место затвор и цокнул защелкой. И снова навалилась вялость, апатия, и воли на то, чтобы вставить магазин, уже не оставалось. Плохо, ох как плохо...

Перекошенная скрипучая дверь отворилась, всунулось маленькое деловитое рыльце - в общем даже симпатичное, если бы не лысый череп и не воспаленные веки без ресниц - Танга, соседская девчонка.

- Дядя Мак приказали вам идти на площадь! Там уже все собрались, одного вас ждут!

Гай угрюмо покосился на нее, на тщедушное это тельце в платьице из грубой мешковины, на ненормально-тонкие ручки-соломинки, покрытые коричневыми пятнами, на кривые ножки, распухшие в коленях, и его замутило, и самому стало стыдно своего отвращения - ребенок, а кто виноват? - он отвел глаза и сказал:

- Не пойду. Передай, что плохо себя чувствую. Заболел.

Дверь скрипнула, и когда он снова поднял глаза, девчонки не было. Он с досадой бросил автомат на койку, подошел к окну, высунулся. Девчонка со страшной скоростью пылила по лощине между остатками стен, по бывшей улице, за нею увязался какой-то карапузик, проковылял несколько шажков, зацепился, шлепнулся, поднял голову, полежал некоторое время, потом взревел ужасным басом. Из-за руин выскочила мать - Гай поспешно отшатнулся, потряс головой и вернулся к столу. Нет, не могу привыкнуть. Гадкий я, видно, человек... Ну уж попался бы мне тот, кто за все это в ответе, тут уж я бы не промахнулся. Но все-таки, почему я не могу привыкнуть? Господи, да за этот месяц я такого повидал - на сто кошмарных снов хватит...

Мутанты жили небольшими общинами; иные кочевали, охотились, искали места получше, искали дорогу на север в обход гвардейских пулеметов, в обход страшных областей, где они сходили с ума и умирали на месте от приступов чудовищной головной боли; иные жили оседло на фермах и в деревушках, уцелевших после боев и взрыва трех атомных бомб, из которых одна взорвалась над этим городом, а две в окрестностях - там сейчас километровые проплешины блестящего, как зеркало, шлака. Оседлые сеяли мелкую выродившуюся пшеницу, возделывали странные свои огороды, где томаты были, как ягоды, а ягоды - как томаты, разводили жуткий скот, на который смотреть было страшно, не то что кушать. Это был жалкий народ - мутанты, дикие южные выродки, про которых плели разную чушь, и сам он плел разную чушь, - тихие, болезненные, изуродованные карикатуры на людей. Нормальными здесь были только старики, но их оставалось очень мало, все они были больны и обречены на скорую смерть. Дети их и внуки тоже казались не жильцами на этом свете. Детей у них рождалось много, но почти все они умирали либо при рождении, либо в младенчестве. Те, что выживали, были слабыми, все время маялись неизвестными недугами, уродливы были - страсть, но все глядели послушными, тихими, умненькими. Да что там говорить, неплохие оказались люди - мутанты, добрые, гостеприимные, мирные... Вот только смотреть на них было невозможно. Даже Максима сначала корежило с непривычки, но он-то быстро привык, ему что - он своей натуре хозяин...

Гай вставил в автомат магазин, подпер щеку ладонью, задумался. Да, Максим...

Правда, затеял Максим на этот раз явно бессмысленное дело. Затеял он собрать мутантов, вооружить их и выбить Гвардию для начала хотя бы за Голубую Змею. Смешно, ей-богу. Они же еле ходят, многие помирают на ходу - мешок с зерном поднимет и помрет, - а он хочет с ними на Гвардию идти. Необученные, слабые, робкие, куда ми... Пусть даже соберет он этих... разведчиков ихних - на всю эту армию, если без Максима, одного ротмистра хватит, а если с Максимом, то ротмистра с ротой. Максим это, кажется, и сам понимает. Но вот целый месяц бегал по лесу от поселка к поселку, от общины к общине, уговаривал стариков и уважаемых людей, тех, кого общины слушаются. Сам бегал и меня с собой повсюду таскал, угомону на него нет. Не хотят старики идти, и разведчиков не отпускают... И вот теперь на это совещание надо. Не пойду.

Мир стал светлее. Было уже не так тошно глядеть вокруг, кровь быстрее побежала по жилам, зашевелились смутно какие-то надежды, что сегодняшнее совещание провалится, что Максим придет и скажет: хватит, нечего здесь больше делать, - и они двинут дальше на юг, в пустыню, где, говорят, тоже живут мутанты-выродки, но не такие жуткие, больше похожие на людей и не такие больные. Говорят, у них там что-то вроде государства, и даже армия есть. Может быть, с ними удастся кашу сварить... Правда, там все радиоактивно, туда, говорят, сажали бомбу на бомбу, специально для заражения... Были, говорят, такие специальные бомбы.

Вспомнив про радиоактивность, Гай полез в свой вещевой мешок и вытащил коробочку с желтыми таблетками, бросил две штуки в рот - скривился от пронзительной горечи. Надо же, какая мерзость, но без нее здесь нельзя, здесь тоже все заражено. А в пустыне придется, наверное, горстями их сосать... Спасибо принцу-герцогу, мне бы без этих пилюль здесь каюк... А принц-герцог молодчина, не теряется, не отчаивается в этом аду, лечит, помогает, обходы делает, целую фабрику медикаментов организовал. Между прочим, он говорил, что Страна Отцов - только кусочек, охвостье бывшей великой нашей империи, и столица раньше другая была, в трехстах километрах южнее - там, говорит, до сих пор остались еще развалины, причем, говорит, величественные...

Дверь распахнулась, в комнату вошел сердитый Максим, голый, в одних черных шортах, поджарый, быстрый, и видно, что злится. Увидев его, Гай надулся и стал смотреть в окно.

- Ну, не выдумывай, - сказал Максим. - Пошли.

- Не хочу, - сказал Гай. - Ну их всех. С души воротит, невозможно.

- Глупости, - возразил Максим. - Прекрасные люди, очень тебя уважают. Не будь мальчишкой.

- Да уж, уважают, - сказал Гай.

- Еще как уважают! Давеча принц-герцог просил, чтобы ты остался здесь. Я, говорит, умру скоро, нужен настоящий человек, чтобы меня заменить.

- Ну да, заменить... - проворчал Гай, чувствуя, однако, как внутри у него, помимо воли, все размягчается.

- И еще Бошку ко мне пристает, обращаться к тебе прямо стесняется. Пусть, говорит, Гай останется, учить будет, защищать будет, хороших ребят воспитывать будет... Знаешь, как Бошку разговаривает?

Гай покраснел от удовольствия, откашлялся и сказал, хмурясь, все еще глядя в окно:

- Ну ладно... Автомат брать?

- Возьми, - сказал Максим. - Мало ли что...

Гай взял автомат под мышку, они вышли из комнаты - Гай впереди, Максим по пятам, - спустились по трухлявой лестнице, перешагнули через кучу детишек, возившихся в пыли у порога, и пошли по улице к площади. Эх! Улица, площадь... Одно название. Сколько же здесь людей разом погибло! Говорят, раньше большой красивый город здесь был - театры, цирк, музеи, собачьи бега... церкви, говорят, были особенной красоты, со всего мира сюда съезжались посмотреть, а теперь - мусор один, не поймешь, где что было. Вместо цирка - болото с крокодилами какими-то; метро было - теперь там упыри, ночью по городу ходить опасно... Загубили страну, гады. Мало того, что людей поперебили, поперекалечили - развели ведь еще какую-то нечисть, какой сроду здесь никогда не бывало. Да и не только здесь...

Принц-герцог рассказывал, что до войны жили в лесу звери, похожие на собак, забыл, как называются, умные были и очень добрые зверюги - все понимали, дрессировать их было - одно удовольствие. Ну и конечно стали их дрессировать для военных целей: под танки с минами ложиться, таскать раненых, переносить к противнику посуду с заразой, ну и всякая такая чепуха. А потом нашелся умник, расшифровал их язык, оказалось, что у них язык есть, и довольно сложный, и что они вообще любят подражать, и глотка у них так устроена, что некоторых можно было даже обучить говорить по-человечески, не всему языку, конечно, но слов по пятьдесят, по семьдесят они запоминали. В общем, диковинные были животные, нам бы с ними дружить, учиться друг у друга, друг другу помогать - они, говорят, вымирали... Так нет же, приспособили их воевать, приспособили их ходить к противнику за военными сведениями. А потом война началась, стало не до них, вообще ни до чего стало. И вот - пожалуйста: упыри. Тоже мутанты, только не человеческие, а звериные - очень опасные существа. По Особому Южному Округу был даже приказ о борьбе с ними, а принц-герцог - тот прямо говорит: нам всем здесь конец, будут здесь жить одни упыри...

Гай вспомнил, как однажды в лесу Бошку со своими охотниками подстрелил оленя, за которым охотились упыри, и началась драка. А мутанты - какие он драчуны? Выпалили по разу из своих дедовских, бросили ружья, сели и закрыли глаза руками, чтобы, значит, не видеть, как их рвать будут. И Максим тоже, надо сказать, растерялся... не то, чтобы растерялся, а так как-то... не хотелось ему драться. Ну, пришлось мне отдуваться за всех. Обойма кончилась - прикладом. Хорошо, упырей немного было, всего шесть голов. Двоих убили, один удрал, а троих, раненых и оглушенных, повязали и собрались утром в деревню нести на казнь. А ночью смотрю - Максим тихонько встает и - к ним. Посидел с ними, полечил, как он это умеет, наложением рук, потом развязал, и те, конечно, не будь дураки, рванули когти, только их и видели. Я ему говорю: ты что же это, Мак, зачем ты? Сам не знаю, говорит, но чувствую, что нельзя их казнить. Ни людей, говорит, нельзя, ни этих... Это, говорит, не собаки никакие и не упыри...

Да разве только упыри! А летучие мыши какие пошли! Те, что Колдуну прислуживают... Это же ужас летающий, а не мыши! А кто по ночам по деревням бродит с топотом, детей крадет? Причем сам даже в дом не заходит, а дети, спящие, так, не просыпаясь, к нему и выходят... Положим, это, может быть, и вранье, но кое-что я и сам видел. Как сейчас помню, повел нас принц-герцог показывать самый близкий вход в Крепость. Приходим - лужайка такая мирная, зеленая, холмик, в холме - пещера. Смотрим мы - господи боже! - вся лужайка перед входом завалена дохлыми упырями, десятка два, не меньше, причем не покалеченные, не раненые - ни одной капли крови на траве. и что самое удивительное - Максим их осмотрел и сказал: они же не мертвые, он как бы в судороге, словно их кто-то загипнотизировал... Спрашивается: кто? Нет, жуткие места. Здесь человеку только днем можно, да и то с опаской. Если бы не Максим, рванул бы я отсюда, только пятки бы засверкали. Но если говорить честно, то куда бежать? Вокруг леса, в лесах нечисть, танк в болоте потонул... к своим бежать?.. Казалось бы, очень естественно - к своим бежать. Но какие они мне теперь свои? Тоже, если подумать, уроды, куклы, правильно Максим говорит. Что это за люди, которыми можно управлять, как машинами. Нет, это не по мне. Противно...


ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. PART FOUR. THE EDUCATED - Chapter 15 (1) 第4部被教育者 - 第15章 (1) DEEL VIER. DE ONDERWIJSERS - Hoofdstuk 15 (1) ВОСПИТУЕМЫЙ - Глава 15 (1)

Гай сидел за грубым самодельным столом и чистил автомат. Было около четверти одиннадцатого утра, мир был серым, бесцветным, сухим, в нем не было места радости, не было места движению жизни, все было тусклое и больное. It was about a quarter to eleven in the morning, the world was gray, colorless, dry, there was no place for joy in it, there was no place for the movement of life, everything was dull and sick. Не хотелось думать, не хотелось ничего видеть и слышать, даже спать не хотелось - хотелось просто положить голову на стол, опустить руки и умереть. I didn’t want to think, I didn’t want to see or hear anything, I didn’t even want to sleep - I just wanted to put my head on the table, put my hands down and die. Просто умереть - и все.

Комнатка была маленькая, с единственным окном без стекла, выходившим на огромный, загроможденный развалинами, заросший диким кустом серо-рыжий пустырь. The room was small, with a single window without glass, overlooking a huge gray-red wasteland, cluttered with ruins, overgrown with wild bushes. Обои в комнате пожухли и скрутились - не то от жары, не то от старости, - паркет рассохся, в одном углу обгорел до угля. The wallpaper in the room withered and curled - either from the heat, or from old age - the parquet dried out, burned to coal in one corner. От прежних жильцов в комнате ничего не осталось, кроме большой фотографии под разбитым стеклом, на которой, если внимательно присмотреться, можно было различить какого-то пожилого господина с дурацкими бакенбардами и в смешной шляпе, похожей на жестяную тарелку.

Глаза бы всего этого не видели, сдохнуть бы сейчас или завыть последней бездомной собакой, но Максим приказал: "Чисти!" Eyes would not have seen all this, would die now or howl like the last homeless dog, but Maxim ordered: "Clean!" "Каждый раз, - приказал Максим, постукивая каменным пальцем по столу, - каждый раз, как только тебя скрутит, садись и чисти автомат..." Значит, надо чистить. “Every time,” Maxim ordered, tapping his stone finger on the table, “every time, as soon as you are twisted, sit down and clean the machine gun ...” So, you need to clean it. Максим все-таки. Если бы не Максим, давно бы лег и помер. If not for Maxim, he would have laid down and died long ago. Просил ведь его: "Не уходи ты от меня в это время, посиди, полечи". After all, he asked him: "Do not leave me at this time, sit down, lie down." Нет. Сказал, что теперь сам должен. He said that now he must. Сказал, что это не смертельно, что должно пройти и обязательно пройдет, но надо перемочься, надо справиться... He said that it was not fatal, that it should pass and will definitely pass, but you need to get over it, you need to cope ...

Ладно, вяло подумал Гай, справлюсь. All right, Guy thought languidly, I can handle it. Максим все-таки. Maxim anyway. Не человек, не Отец, не бог - Максим... И еще он сказал: "Злись! Not a man, not a Father, not a god - Maxim... And he also said: "Be angry! Как тебя скрутит, вспоминай, откуда это у тебя, кто тебя к этому приучил, зачем, и злись, копи ненависть. How it will twist you, remember where you got it from, who taught you to do it, why, and get angry, accumulate hatred. Скоро она понадобится: ты не один такой, вас таких сорок миллионов, оболваненных, отравленных..." Трудно поверить, массаракш, ведь всю жизнь - в строю, всегда знали, что к чему, все было просто, дорога была ясная, все были вместе, и хорошо было быть одним из миллионов, таким, как все. Нет, пришел, влюбил в себя, карьеру испортил, а потом буквально за шиворот вырвал из рядов и утащил в другую жизнь, где и цель непонятна, и средства непонятны, где нужно - массаракш-и-массаракш! - обо всем думать самому! - think about everything yourself! Раньше и понятия не имел, что это такое - думать самому. Previously, I had no idea what it was to think for yourself. Был приказ, все ясно, думай, как его лучше выполнить. There was an order, everything is clear, think about how best to fulfill it. Да... вытащил за шиворот, повернул мордой назад, к родному, к гнезду, к самому дорогому и показал: помойка, гнусь, мерзость, ложь... И вот смотришь - действительно, мало красивого, себя вспомнить тошно, ребят вспомнить тошно, а уж господин ротмистр Чачу!.. Гай с сердцем загнал на место затвор и цокнул защелкой. И снова навалилась вялость, апатия, и воли на то, чтобы вставить магазин, уже не оставалось. And again lethargy, apathy piled up, and there was no longer any will to insert a store. Плохо, ох как плохо...

Перекошенная скрипучая дверь отворилась, всунулось маленькое деловитое рыльце - в общем даже симпатичное, если бы не лысый череп и не воспаленные веки без ресниц - Танга, соседская девчонка.

- Дядя Мак приказали вам идти на площадь! - Uncle Mac ordered you to go to the square! Там уже все собрались, одного вас ждут! Everyone has already gathered there, they are waiting for you alone!

Гай угрюмо покосился на нее, на тщедушное это тельце в платьице из грубой мешковины, на ненормально-тонкие ручки-соломинки, покрытые коричневыми пятнами, на кривые ножки, распухшие в коленях, и его замутило, и самому стало стыдно своего отвращения - ребенок, а кто виноват? - он отвел глаза и сказал: He averted his eyes and said:

- Не пойду. - Will not go. Передай, что плохо себя чувствую. Tell me you don't feel well. Заболел. Got sick.

Дверь скрипнула, и когда он снова поднял глаза, девчонки не было. The door creaked, and when he looked up again, the girl was gone. Он с досадой бросил автомат на койку, подошел к окну, высунулся. Annoyed, he threw the machine gun on the bed, went to the window, and leaned out. Девчонка со страшной скоростью пылила по лощине между остатками стен, по бывшей улице, за нею увязался какой-то карапузик, проковылял несколько шажков, зацепился, шлепнулся, поднял голову, полежал некоторое время, потом взревел ужасным басом. Из-за руин выскочила мать - Гай поспешно отшатнулся, потряс головой и вернулся к столу. Mother jumped out from behind the ruins - Guy hastily recoiled, shook his head and returned to the table. Нет, не могу привыкнуть. No, I can't get used to it. Гадкий я, видно, человек... Ну уж попался бы мне тот, кто за все это в ответе, тут уж я бы не промахнулся. Apparently, I'm a nasty person ... Well, if I had caught the one who was responsible for all this, then I would not have missed. Но все-таки, почему я не могу привыкнуть? But still, why can't I get used to it? Господи, да за этот месяц я такого повидал - на сто кошмарных снов хватит... Lord, yes, this month I have seen such a thing - enough for a hundred nightmares ...

Мутанты жили небольшими общинами; иные кочевали, охотились, искали места получше, искали дорогу на север в обход гвардейских пулеметов, в обход страшных областей, где они сходили с ума и умирали на месте от приступов чудовищной головной боли; иные жили оседло на фермах и в деревушках, уцелевших после боев и взрыва трех атомных бомб, из которых одна взорвалась над этим городом, а две в окрестностях - там сейчас километровые проплешины блестящего, как зеркало, шлака. Оседлые сеяли мелкую выродившуюся пшеницу, возделывали странные свои огороды, где томаты были, как ягоды, а ягоды - как томаты, разводили жуткий скот, на который смотреть было страшно, не то что кушать. Это был жалкий народ - мутанты, дикие южные выродки, про которых плели разную чушь, и сам он плел разную чушь, - тихие, болезненные, изуродованные карикатуры на людей. Нормальными здесь были только старики, но их оставалось очень мало, все они были больны и обречены на скорую смерть. Only old people were normal here, but there were very few of them left, they were all sick and doomed to a quick death. Дети их и внуки тоже казались не жильцами на этом свете. Their children and grandchildren also seemed not to be residents in this world. Детей у них рождалось много, но почти все они умирали либо при рождении, либо в младенчестве. Many children were born to them, but almost all of them died either at birth or in infancy. Те, что выживали, были слабыми, все время маялись неизвестными недугами, уродливы были - страсть, но все глядели послушными, тихими, умненькими. Those that survived were weak, all the time toiled with unknown ailments, they were ugly - passion, but everyone looked obedient, quiet, smart. Да что там говорить, неплохие оказались люди - мутанты, добрые, гостеприимные, мирные... Вот только смотреть на них было невозможно. But what can I say, they turned out to be good people - mutants, kind, hospitable, peaceful ... But it was impossible to look at them. Даже Максима сначала корежило с непривычки, но он-то быстро привык, ему что - он своей натуре хозяин... Even Maxim was writhing at first out of habit, but he quickly got used to it, what is it - he is a master of his nature ...

Гай вставил в автомат магазин, подпер щеку ладонью, задумался. Guy inserted a magazine into the machine, rested his cheek with his palm, thought. Да, Максим...

Правда, затеял Максим на этот раз явно бессмысленное дело. Затеял он собрать мутантов, вооружить их и выбить Гвардию для начала хотя бы за Голубую Змею. He started to gather the mutants, arm them and knock out the Guard for a start, at least for the Blue Snake. Смешно, ей-богу. Funny, by God. Они же еле ходят, многие помирают на ходу - мешок с зерном поднимет и помрет, - а он хочет с ними на Гвардию идти. They can hardly walk, many die on the move - they will pick up a bag of grain and die - but he wants to go with them to the Guard. Необученные, слабые, робкие, куда ми... Пусть даже соберет он этих... разведчиков ихних - на всю эту армию, если без Максима, одного ротмистра хватит, а если с Максимом, то ротмистра с ротой. Максим это, кажется, и сам понимает. Maxim seems to understand this himself. Но вот целый месяц бегал по лесу от поселка к поселку, от общины к общине, уговаривал стариков и уважаемых людей, тех, кого общины слушаются. But for a whole month he ran through the forest from village to village, from community to community, persuading the elderly and respected people, those whom the communities obey. Сам бегал и меня с собой повсюду таскал, угомону на него нет. He himself ran and dragged me everywhere with him, there was no calm down on him. Не хотят старики идти, и разведчиков не отпускают... И вот теперь на это совещание надо. The old people don't want to go, and they don't let the scouts go... And now we have to go to this meeting. Не пойду. Will not go.

Мир стал светлее. The world has become brighter. Было уже не так тошно глядеть вокруг, кровь быстрее побежала по жилам, зашевелились смутно какие-то надежды, что сегодняшнее совещание провалится, что Максим придет и скажет: хватит, нечего здесь больше делать, - и они двинут дальше на юг, в пустыню, где, говорят, тоже живут мутанты-выродки, но не такие жуткие, больше похожие на людей и не такие больные. Говорят, у них там что-то вроде государства, и даже армия есть. Может быть, с ними удастся кашу сварить... Правда, там все радиоактивно, туда, говорят, сажали бомбу на бомбу, специально для заражения... Были, говорят, такие специальные бомбы. Maybe they will be able to cook porridge with them ... True, everything is radioactive there, they say they planted a bomb on a bomb, especially for infection ... There were, they say, such special bombs.

Вспомнив про радиоактивность, Гай полез в свой вещевой мешок и вытащил коробочку с желтыми таблетками, бросил две штуки в рот - скривился от пронзительной горечи. Надо же, какая мерзость, но без нее здесь нельзя, здесь тоже все заражено. Wow, what an abomination, but without it it is impossible here, everything is infected here too. А в пустыне придется, наверное, горстями их сосать... Спасибо принцу-герцогу, мне бы без этих пилюль здесь каюк... А принц-герцог молодчина, не теряется, не отчаивается в этом аду, лечит, помогает, обходы делает, целую фабрику медикаментов организовал. Между прочим, он говорил, что Страна Отцов - только кусочек, охвостье бывшей великой нашей империи, и столица раньше другая была, в трехстах километрах южнее - там, говорит, до сих пор остались еще развалины, причем, говорит, величественные...

Дверь распахнулась, в комнату вошел сердитый Максим, голый, в одних черных шортах, поджарый, быстрый, и видно, что злится. The door swung open, an angry Maxim entered the room, naked, in only black shorts, lean, fast, and it is clear that he is angry. Увидев его, Гай надулся и стал смотреть в окно. Seeing him, Guy pouted and looked out the window.

- Ну, не выдумывай, - сказал Максим. - Well, do not invent, - said Maxim. - Пошли.

- Не хочу, - сказал Гай. - Ну их всех. - Well, all of them. С души воротит, невозможно. From the heart turns back, it's impossible.

- Глупости, - возразил Максим. - Прекрасные люди, очень тебя уважают. Не будь мальчишкой.

- Да уж, уважают, - сказал Гай.

- Еще как уважают! Давеча принц-герцог просил, чтобы ты остался здесь. Я, говорит, умру скоро, нужен настоящий человек, чтобы меня заменить. I, he says, will die soon, a real person is needed to replace me.

- Ну да, заменить... - проворчал Гай, чувствуя, однако, как внутри у него, помимо воли, все размягчается. - Well, yes, replace ... - Guy grumbled, feeling, however, how inside him, against his will, everything softens.

- И еще Бошку ко мне пристает, обращаться к тебе прямо стесняется. - And Boshku sticks to me, he is directly embarrassed to contact you. Пусть, говорит, Гай останется, учить будет, защищать будет, хороших ребят воспитывать будет... Знаешь, как Бошку разговаривает? Let, he says, Guy stay, he will teach, he will protect, he will bring up good guys ... Do you know how Boshka talks?

Гай покраснел от удовольствия, откашлялся и сказал, хмурясь, все еще глядя в окно: Guy blushed with pleasure, cleared his throat and said, frowning, still looking out the window:

- Ну ладно... Автомат брать? - Well, okay ... Take the automatic?

- Возьми, - сказал Максим. - Take it, - said Maxim. - Мало ли что... - Not much...

Гай взял автомат под мышку, они вышли из комнаты - Гай впереди, Максим по пятам, - спустились по трухлявой лестнице, перешагнули через кучу детишек, возившихся в пыли у порога, и пошли по улице к площади. Эх! Улица, площадь... Одно название. Сколько же здесь людей разом погибло! How many people died here at once! Говорят, раньше большой красивый город здесь был - театры, цирк, музеи, собачьи бега... церкви, говорят, были особенной красоты, со всего мира сюда съезжались посмотреть, а теперь - мусор один, не поймешь, где что было. Вместо цирка - болото с крокодилами какими-то; метро было - теперь там упыри, ночью по городу ходить опасно... Загубили страну, гады. Instead of a circus - a swamp with some kind of crocodiles; there was a metro - now there are ghouls, it is dangerous to walk around the city at night ... They ruined the country, bastards. Мало того, что людей поперебили, поперекалечили - развели ведь еще какую-то нечисть, какой сроду здесь никогда не бывало. Not only were people killed, crippled - after all, some other evil spirits were bred, which kind had never happened here. Да и не только здесь... And not only here...

Принц-герцог рассказывал, что до войны жили в лесу звери, похожие на собак, забыл, как называются, умные были и очень добрые зверюги - все понимали, дрессировать их было - одно удовольствие. Ну и конечно стали их дрессировать для военных целей: под танки с минами ложиться, таскать раненых, переносить к противнику посуду с заразой, ну и всякая такая чепуха. And of course, they began to train them for military purposes: lie down under tanks with mines, drag the wounded, carry dishes with an infection to the enemy, and all that kind of nonsense. А потом нашелся умник, расшифровал их язык, оказалось, что у них язык есть, и довольно сложный, и что они вообще любят подражать, и глотка у них так устроена, что некоторых можно было даже обучить говорить по-человечески, не всему языку, конечно, но слов по пятьдесят, по семьдесят они запоминали. В общем, диковинные были животные, нам бы с ними дружить, учиться друг у друга, друг другу помогать - они, говорят, вымирали... Так нет же, приспособили их воевать, приспособили их ходить к противнику за военными сведениями. А потом война началась, стало не до них, вообще ни до чего стало. And then the war began, it was not up to them, nothing at all. И вот - пожалуйста: упыри. And here you are: ghouls. Тоже мутанты, только не человеческие, а звериные - очень опасные существа. Also mutants, but not human, but animal - very dangerous creatures. По Особому Южному Округу был даже приказ о борьбе с ними, а принц-герцог - тот прямо говорит: нам всем здесь конец, будут здесь жить одни упыри...

Гай вспомнил, как однажды в лесу Бошку со своими охотниками подстрелил оленя, за которым охотились упыри, и началась драка. Guy recalled how one day in the forest, Boscu and his hunters shot down a deer that was being hunted by ghouls, and a fight broke out. А мутанты - какие он драчуны? And mutants - what kind of fighters is he? Выпалили по разу из своих дедовских, бросили ружья, сели и закрыли глаза руками, чтобы, значит, не видеть, как их рвать будут. They fired at once from their grandfather's, threw down their guns, sat down and covered their eyes with their hands, so as not to see how they would tear them. И Максим тоже, надо сказать, растерялся... не то, чтобы растерялся, а так как-то... не хотелось ему драться. And Maxim, too, I must say, was confused ... not that he was confused, but somehow ... he did not want to fight. Ну, пришлось мне отдуваться за всех. Well, I had to take the rap for everyone. Обойма кончилась - прикладом. The clip is over - butt. Хорошо, упырей немного было, всего шесть голов. Well, there were not many ghouls, only six heads. Двоих убили, один удрал, а троих, раненых и оглушенных, повязали и собрались утром в деревню нести на казнь. Two were killed, one ran away, and three, wounded and stunned, were tied up and gathered in the morning to carry to the village for execution. А ночью смотрю - Максим тихонько встает и - к ним. And at night I look - Maxim quietly gets up and - to them. Посидел с ними, полечил, как он это умеет, наложением рук, потом развязал, и те, конечно, не будь дураки, рванули когти, только их и видели. He sat with them, healed them, as he knows how, by the laying on of hands, then untied them, and they, of course, don’t be fools, pulled out their claws, they only saw them. Я ему говорю: ты что же это, Мак, зачем ты? I tell him: what are you doing, Mac, why are you? Сам не знаю, говорит, но чувствую, что нельзя их казнить. I don’t know myself, he says, but I feel that they shouldn’t be executed. Ни людей, говорит, нельзя, ни этих... Это, говорит, не собаки никакие и не упыри... Neither people, he says, are allowed, nor these ... These, he says, are not any dogs and not ghouls ...

Да разве только упыри! Yes, except ghouls! А летучие мыши какие пошли! And what bats have gone! Те, что Колдуну прислуживают... Это же ужас летающий, а не мыши! Those that serve the Sorcerer ... This is a flying horror, not a mouse! А кто по ночам по деревням бродит с топотом, детей крадет? And who wanders through the villages at night with a clatter, stealing children? Причем сам даже в дом не заходит, а дети, спящие, так, не просыпаясь, к нему и выходят... Положим, это, может быть, и вранье, но кое-что я и сам видел. Moreover, he does not even enter the house himself, and the children, sleeping, so, without waking up, go out to him ... Suppose, this may be a lie, but I myself saw something. Как сейчас помню, повел нас принц-герцог показывать самый близкий вход в Крепость. As I remember now, the prince-duke took us to show the nearest entrance to the Fortress. Приходим - лужайка такая мирная, зеленая, холмик, в холме - пещера. We arrive - the lawn is so peaceful, green, a mound, in a hill - a cave. Смотрим мы - господи боже! - вся лужайка перед входом завалена дохлыми упырями, десятка два, не меньше, причем не покалеченные, не раненые - ни одной капли крови на траве. - the whole lawn in front of the entrance is littered with dead ghouls, a dozen or two, no less, and not crippled, not wounded - not a single drop of blood on the grass. и что самое удивительное - Максим их осмотрел и сказал: они же не мертвые, он как бы в судороге, словно их кто-то загипнотизировал... Спрашивается: кто? and what is most surprising - Maxim examined them and said: they are not dead, he seems to be in a spasm, as if someone had hypnotized them ... The question is: who? Нет, жуткие места. No, creepy places. Здесь человеку только днем можно, да и то с опаской. Here, a person can only do it during the day, and even then with caution. Если бы не Максим, рванул бы я отсюда, только пятки бы засверкали. If not for Maxim, I would have rushed out of here, only my heels would have sparkled. Но если говорить честно, то куда бежать? But to be honest, where to run? Вокруг леса, в лесах нечисть, танк в болоте потонул... к своим бежать?.. Around the forest, in the forests, evil spirits, the tank sank in the swamp ... to run to your own? .. Казалось бы, очень естественно - к своим бежать. It would seem very natural - to run to your own. Но какие они мне теперь свои? But what are they to me now? Тоже, если подумать, уроды, куклы, правильно Максим говорит. Also, if you think about it, freaks, dolls, Maxim says correctly. Что это за люди, которыми можно управлять, как машинами. What are these people who can be controlled like machines. Нет, это не по мне. No, it's not for me. Противно... Disgusting...