Совершенно верно. Дело обстоит ещё хуже с языками с падежами - нужно делить количество “знакомых” слов на 3 или 4 потому, что в большинстве своем, слова числятся отдельно в нескольких спряжениях или склонениях, даже допуская, что реже в некоторых, чем в других. Так что мой запас 120,000 слов ‘вянет’ наверно до 15,000, как максимум.
Однако, нужно сказать, что человек может совершенно спокойно понимать слова на слух или при чтении и еще не уметь использовать их при живом разговоре. Это зависит от лингвистической неуверенности и общей неуверенности при общении, не говоря уже о силе рабочей памяти и ряда других когнитивных факторов. И вообще то, “слово” это условное понятие: мы чаще всего выражаемся в трех- или четырехсловных штампах. Это фразеологизмы, слова паразиты, отговорки, и наиболее частые словосочетания.
“a language user has available to him or her a large number of semi-preconstructed phrases that constitute single choices, even though they might appear to be analyzable into segments”( p. 100)… for normal texts, the first mode of analysis to be applied is [this] idiom principle, as most text is interpretable by this principle. Erman and Warren( 2000) estimate that about *half of fluent native text is constructed according to the idiom principle. Comparisons of written and spoken corpora suggest that formulas are even more frequent in spoken language (Biber, Johansson, Leech, Conrad,& Finegan,1999; Brazil,1 995; Leech, 2000). English utterances are constructed as intonation units that have a modal length of four words (Chafe, 1994) and that are often highly predictable in terms of their lexical concordance (Hopper, 1998). Speech is constructed in real time and this imposes greater working memory demands compared with writing, hence the greater need to rely on formulas:It is easier for us to look something up from long-term memory than to compute it (Bresnan,1 999; Kuiper, 1996).
Когда человек хорошо владеет языком, он не подбирает слова, и становятся ещё труднее достигать новых уровней отчасти потому, что подбор слов становится уже вопросом стилистики, нежели знании каких-то изученных слов. Чтобы использовать какое-либо новое стилистическое слово, нужно чтобы совпали сразу несколько условии: слово должно обозначать объект, соответствовать реестру (официальному/книжному, и тд) коммуникативной ситуации, эмоциональному смыслу который говорящий хочет передавать, и также иметь шанс быть понятно собеседнику. Вот например, когда я говорил с преподавательницей русского, которая помогала мне в моем первом году в России, я не мог обсуждать с ней пьесу “водка, ебля, и телевизор”, потому что у нее были провинциальные замашки, и она считала что пьеса с таким называнием достойной быть просто не могла, хотя пьеса отличная (реестр); когда я приехал к друзьям в деревню, можно было ржать над моим словарем мата (примеров не приведу по тем же соображениям, о которых сейчас говорю), но бессмысленно было бы осведомиться о предпосылках образовании их психологических установок в отношении чему-либо потому, что они вряд ли бы поняли меня (коммуникативная ситуация); и когда надо было ругать и проклинать ту гнусную гниду, на которую я работал в первом году, мне выпала чуть ли не единственная возможность от души ругать человека даже матом (эмоциональное состояние).
А сейчас, когда уже почти не говорил и не писал по русски целый год, мой пассивный запас (скорее всего) ничуточки не сокращался, но мой активный словарный запас сильно уменьшился, я говорю с задержками, когда речь идет ‘о высоком’.