×

We use cookies to help make LingQ better. By visiting the site, you agree to our cookie policy.


image

Гарри Поттер и Принц-полукровка, Глава 23 Крестражи

Глава 23 Крестражи

Глава 23

Крестражи

Пробираясь назад, к замку, Гарри чувствовал, как начинает выдыхаться «Феликс Фелицис». Входные двери так и остались незапертыми, но на четвёртом этаже ему попался навстречу Пивз, и Гарри едва успел улизнуть от него, нырнув в боковой проход, которым начинался один из коротких путей. Так что, добравшись наконец до портрета и сбросив мантию-невидимку, он нисколько не удивился, обнаружив Полную Даму в дурном расположении духа.

— Сколько сейчас, по-твоему, времени?

— Мне очень жаль, пришлось выйти по одному важному…

— К твоему сведению, в полночь сменился пароль, придётся тебе отсыпаться в коридоре, понял?

— Вы шутите! — воскликнул Гарри. — С какой это стати его сменили в полночь?

— Да уж вот так, — ответила Полная Дама. — Не нравится, иди поговори с директором школы, это его идея — ужесточить меры безопасности.

— Фантастика, — с горечью сказал Гарри, оглядывая голые, твёрдые полы. — Ну полный блеск. Конечно, если бы Дамблдор был здесь, я бы с ним поговорил, ведь это же он хотел, чтобы я…

— А он здесь, — раздался голос за его спиной. — Профессор Дамблдор час назад возвратился в школу.

К Гарри подплывал по воздуху Почти Безголовый Ник, голова которого, как всегда, моталась из стороны в сторону поверх гофрированного воротника.

— Я слышал об этом от Кровавого Барона. Он видел, как Дамблдор появился, — сказал Ник. — Вид у него, по словам Барона, был довольно весёлый, хотя, конечно, немножко усталый.

— Где он сейчас? — спросил Гарри, чувствуя, как радостно забилось его сердце.

— О, стенает и лязгает цепями в Астрономической башне, любимое его времяпрепровождение…

— Да не Кровавый Барон — Дамблдор!

— А, у себя в кабинете, — сказал Ник. — Барон вроде бы говорил, что он должен покончить с каким-то делом, прежде чем…

— Да, должен, — сказал Гарри. В груди его уже разгоралось волнение при мысли, что он вот-вот сообщит Дамблдору о своей удаче. Он развернулся и снова припустился бегом, не обращая внимания на нёсшиеся ему вслед крики Полной Дамы:

— Вернись! Ладно уж, я соврала! Просто разозлилась, что ты меня разбудил! Пароль прежний: «Ленточный червь»!

Но Гарри летел по коридорам и уже через несколько минут сказал горгулье Дамблдора: «Шоколадные эклеры», и та отскочила, открыв Гарри путь к винтовой лестнице.

— Войдите, — ответил на стук Дамблдор. Голос его звучал устало.

Гарри толкнул дверь. Перед ним был кабинет Дамблдора, такой же, как и всегда, только чёрное небо за окнами было усыпано звёздами.

— Силы благие, Гарри! — изумился Дамблдор. — Чему обязан столь поздним сюрпризом?

— Сэр, я добыл его! Получил от Слизнорта воспоминание!

Гарри вытащил стеклянный пузырёк и показал его Дамблдору. Миг-другой директор школы казался ошеломлённым. Потом лицо его расплылось в широкой улыбке.

— Какая потрясающая новость, Гарри! Ах, молодец! Я знал, что ты с этим справишься!

По-видимому, напрочь забыв о позднем часе, Дамблдор торопливо обогнул стол, взял покалеченной рукой пузырёк с воспоминаниями Слизнорта и отошёл к шкафчику, в котором стоял Омут памяти.

— Вот теперь, — сказал он, перенеся каменную чашу на стол и вылив в неё содержимое пузырька, — теперь мы наконец-то всё увидим. Скорее, Гарри!

Гарри послушно склонился над Омутом, почувствовал, как ступни его отрываются от пола… Он снова пролетел сквозь тьму и приземлился в кабинете Горация Слизнорта, каким тот был многие годы назад.

Сильно помолодевший Слизнорт с густыми, блестящими соломенными волосами и светло-рыжими усами снова сидел в уютном кресле с высокой спинкой, ноги его покоились на бархатном пуфике, в одной руке он держал винный бокальчик, другой перебирал в коробке засахаренные дольки ананаса. Вокруг сидело с полдюжины мальчиков и среди них Том Реддл, на пальце которого поблёскивало золотое кольцо с чёрным камнем — перстень Марволо.

Дамблдор приземлился подле Гарри как раз в тот миг, когда Реддл спросил:

— Сэр, а правда ли, что профессор Вилкост уходит в отставку?

— Том, Том, если бы я и знал это, то был бы не вправе сказать вам, — ответил Слизнорт, укоризненно поводя покрытым сахарными крошками пальцем, хоть одновременно и подмигивая. — Должен признаться, я был бы не прочь выяснить, откуда вы черпаете ваши сведения, юноша; вам известно больше, чем половине преподавателей.

Реддл улыбнулся, остальные мальчики рассмеялись, бросая на него восхищённые взгляды.

— Что до вашей сверхъестественной способности узнавать то, чего вам знать не положено, равно как и до осмотрительной лести, с коей вы обращаетесь к людям, от которых многое зависит… Кстати, спасибо за ананасы, вы совершенно правы, это моё любимое…

Несколько мальчиков захихикали снова.

— …лакомство. С уверенностью предрекаю вам, что лет через двадцать вы подниметесь до поста министра магии. Через пятнадцать, если так и будете присылать мне ананасы. У меня в Министерстве великолепные связи.

Том Реддл лишь улыбнулся, остальные мальчики загоготали. Гарри отметил, что он, далеко не самый старший в их компании, тем не менее почитается ими за главного.

— Не думаю, что политика — моё предназначение, сэр, — сказал Реддл, когда утих смех. — Прежде всего, моё происхождение не из тех, какое необходимо для подобной деятельности.

Двое мальчиков из его окружения обменялись самодовольными ухмылками. Гарри не сомневался, что обоим пришла в голову распространённая в их кругу шуточка, явно относящаяся к тому, о чём они знали или догадывались — к наличию у их предводителя прославленного предка.

— Глупости, — коротко отозвался Слизнорт, — яснее ясного, что вы, с вашими-то способностями, происходите из славного рода волшебников. Нет, вы далеко пойдёте, Том, я в своих учениках никогда ещё не ошибался.

Маленькие золотые часы, стоявшие на столе Слизнорта, отзвенели одиннадцать.

— Батюшки мои, неужто так поздно? — удивился Слизнорт. — Вам лучше идти, юноши, а то наживёте неприятности. Лестрейндж, я рассчитываю получить от вас завтра утром письменную работу, иначе мне придётся задержать вас в классе. То же относится и к вам, Эйвери.

Мальчики гуськом покидали комнату. Слизнорт выбрался из кресла и перенёс пустой бокал на письменный стол. Звук какого-то движения за его спиной заставил Слизнорта обернуться: посреди кабинета так и стоял Реддл.

— Живее, Том. Вы же не хотите, чтобы вас в неположенное время застали вне спальни, вы всё-таки староста…

— Сэр, я хотел спросить вас кое о чём.

— Так спрашивайте, мой мальчик, спрашивайте…

— Сэр, я хотел бы знать, что вам известно о… о крестражах?

Слизнорт уставился на него, рассеянно поглаживая толстыми пальцами ножку бокала.

— Пишете самостоятельную работу по защите от Тёмных искусств, не так ли?

Гарри готов был поспорить, что Слизнорт отлично понимает — к учёбе вопрос Реддла никакого отношения не имеет.

— Не совсем так, сэр, — ответил Реддл. — Я наткнулся на этот термин, читая кое-что, и не вполне его понял.

— Вам пришлось бы приложить изрядные усилия, Том, чтобы найти в Хогвартсе книгу, содержащую подробные сведения о крестражах. Это материя очень Тёмная, Тёмная по-настоящему, — сказал Слизнорт.

— Но вам-то, разумеется, известно о них всё, сэр? Такой волшебник, как вы… Простите, возможно, вы не имеете права говорить об этом. Просто я понимаю, что если кто и способен о них рассказать, так это вы… Вот и решился спросить…

«Проделывает он это просто здорово! — думал Гарри. — Колебания, небрежный тон, в меру лести и ни единого перебора, ни в чём». Гарри обладал большим опытом выпытывания с помощью лести сведений у тех, кто не желал ими делиться, а потому не мог не признать в увиденном работу настоящего мастера. И готов был с уверенностью сказать, что в этой информации Реддл нуждается очень и очень, не исключено, что к разговору со Слизнортом он готовился не одну неделю.

— Ну что ж, — произнёс Слизнорт, не глядя на Тома, но поигрывая ленточкой, украшавшей крышку коробки с засахаренными ананасами, — разумеется, если я предоставлю вам сведения общего характера — просто ради истолкования этого термина, — вреда никому не будет. Словом «крестраж» обозначается материальный объект, в который человек прячет часть своей души.

— Но я не совсем понимаю, как это можно сделать, сэр, — сказал Реддл.

Своим голосом он управлял очень умело, но Гарри чувствовал, что Реддл волнуется.

— Ну, видите ли, вы раскалываете свою душу, — сказал Слизнорт, — и прячете часть её в объект, находящийся вне вашего тела. После этого, если на тело кто-либо нападёт или даже уничтожит его, вы всё равно умереть не можете, поскольку часть вашей души остаётся привязанной к земле, неповреждённой. Правда, существовать в подобной форме…

Слизнорт поморщился, а Гарри внезапно вспомнил слова, услышанные им почти два года назад:

«Я был вырван из тела, я стал меньше, чем дух, чем самое захудалое привидение… но всё-таки я был жив».

— Немногие согласились бы на это, Том, очень немногие. Смерть могла бы казаться куда более предпочтительной.

Владевшая Реддлом жажда узнать как можно больше была теперь видна невооружённым глазом; на лице его появилось выражение алчности, он уже не мог скрывать своё вожделение.

— Но как же раскалывается душа?

— Что ж, — ответил, поёжившись, Слизнорт, — вы должны понимать, что душа мыслится как нечто неповреждённое, целостное. Расколоть её — значит совершить противное природе насилие.

— Но как его совершить?

— Посредством злого деяния, высшего деяния зла. Убийства. Убийство разрывает душу. Волшебник, задумавший создать крестраж, использует это увечье к собственной выгоде: он заключает оторванную часть души…

— Заключает? Как?

— Для этого существует заклинание, только не спрашивайте меня о нём, я его не знаю! — ответил Слизнорт, встряхивая головой, точно старый слон, которого одолели москиты. — Разве я похож на человека, который опробовал его? На убийцу?

— Нет, сэр, разумеется, нет, — поспешно сказал Реддл. — Простите, я не хотел вас обидеть.

— Что вы, что вы, какие обиды, — хмуро откликнулся Слизнорт. — Интерес к подобным вещам естественен… Для волшебников определённого калибра эта сторона магии всегда была притягательной.

— Да, сэр, — сказал Реддл. — Я, правда, одного не понимаю… Мне просто любопытно, много ли проку от одного-единственного крестража? Не лучше ли, чтобы обрести побольше силы, разделить душу на несколько частей? Ну, например, разве семь — не самое могучее магическое число и разве семь…

— Клянусь бородой Мерлина, Том! — возопил Слизнорт. — Семь! Неужели мысль об убийстве даже одного человека и без того недостаточно дурна? Да и в любом случае… разделить душу надвое — уже плохо, но разорвать её на семь кусков!..

Теперь Слизнорт выглядел совсем растревоженным, он смотрел на Реддла так, словно никогда прежде его не видел, и Гарри понимал — Слизнорт сожалеет о том, что вообще ввязался в этот разговор.

— Разумеется, — пробормотал он, — наша беседа всего лишь гипотетична, не правда ли? Чисто научное…

— Да, сэр, конечно, — поспешно ответил Реддл.

— И всё-таки, Том, сохраните сказанное мной в тайне, — ну то есть тему нашего разговора. То, что мы поболтали немного о крестражах, вряд ли кому понравится. Понимаете, в Хогвартсе эта тема под запретом. Особенно лютует на сей счёт Дамблдор.

— Никому ни единого слова, сэр, — пообещал Реддл и покинул кабинет профессора, однако Гарри удалось мельком увидеть его лицо, наполненное тем же безумным счастьем, какое отразилось на нём, когда Реддл впервые узнал, что он волшебник, счастьем, которое не оттеняло красоту его черт, но почему-то делало их менее человечными.

— Благодарю тебя, Гарри, — негромко сказал Дамблдор. — Нам пора…

Когда Гарри опустился на пол его кабинета, Дамблдор уже сидел за столом. Гарри тоже сел, ожидая слов Дамблдора.

— Я уже очень давно питал надежду заполучить это свидетельство, — начал Дамблдор. — Оно подтверждает мою теорию, говорит о том, что я прав, и о том, какой длинный путь нам ещё предстоит пройти.

Гарри вдруг обнаружил, что портреты прежних директоров и директрис школы, висящие по стенам кабинета, не спят и внимательно слушают их разговор. А дородный и красноносый волшебник даже приставил к уху слуховую трубку.

— Я уверен, Гарри, — продолжал Дамблдор, — ты понимаешь значение того, что мы с тобой услышали. Уже в твоём возрасте, плюс-минус несколько месяцев, Том Реддл изо всех сил искал дорогу к бессмертию.

— Так вы думаете, что это ему удалось, сэр? — спросил Гарри. — Что он создал крестраж? Что потому и не погиб, когда напал на меня? Потому, что у него где-то надёжно спрятан крестраж, кусочек его души?

— Кусочек, и, может быть, не один, — ответил Дамблдор. — Ты же слышал Волан-де-Морта: его особенно интересовало мнение Горация о том, что происходит с волшебником, который создаёт больше одного крестража, с волшебником, которому так хочется избежать смерти, что он готов убивать множество раз, рвать и рвать свою душу, лишь бы сохранить её во многих спрятанных по отдельности крестражах. Этих сведений он ни из каких книг почерпнуть не смог бы. Насколько мне известно — насколько, я в этом уверен, известно и Волан-де-Морту — ни один волшебник ни разу ещё не разрывал свою душу более чем на два куска.

Дамблдор немного помолчал, собираясь с мыслями, затем сказал:

— Четыре года назад я получил верное, как мне представлялось, доказательство того, что Волан-де-Морт свою душу расколол.

— Где же? — спросил Гарри. — Как?

— Меня снабдил им ты, Гарри, — ответил Дамблдор. — Я говорю о дневнике Реддла, дававшем наставления о том, как открыть Тайную комнату.

— Не понимаю, сэр, — сказал Гарри.

— Видишь ли, хоть я и не присутствовал при возникновении Реддла из дневника, то, что ты описал мне, было явлением, наблюдать которое мне никогда ещё не приходилось. Простое воспоминание начинает думать и действовать самостоятельно? Воспоминание высасывает жизнь из девочки, в руки которой оно попало? Нет, в той книжице обитало нечто куда более зловещее — часть души, я почти сразу уверовал в это. Дневник и был крестражем. Но отсюда следовало больше вопросов, чем ответов. И сильнее всего меня заинтриговало и встревожило то, что дневник был в такой же мере оружием, в какой и средством защиты.

— Я всё равно не понимаю, — сказал Гарри.

— Он исполнял то, что крестражу и положено исполнять. Спрятанная в нём часть души сохранялась в безопасности и, несомненно, играла некую роль, уберегая её обладателя от смерти. Но нельзя было сомневаться и в другом — Реддл действительно желал, чтобы его дневник прочитали и часть его души вселилась в другого человека и овладела им. Это позволило бы снова выпустить на свободу чудище Слизерина.

— Он просто не хотел, чтобы его труды пропали даром, — сказал Гарри. — Хотел внушить всем, что он — наследник Слизерина, а по-другому он этого в то время доказать не мог.

— Совершенно справедливо, — кивнул Дамблдор. — Но неужели ты не понимаешь, Гарри, — если он хотел, чтобы дневник попал к будущему воспитаннику Хогвартса или вселился в этого воспитанника, значит, Волан-де-Морт был до странного равнодушен к участи драгоценного осколка своей души, скрытого в этом дневнике. Как объяснил профессор Слизнорт, весь смысл крестража в том, чтобы прятать и сохранять часть человеческого «я», а вовсе не в том, чтобы бросать её кому-то под ноги, рискуя тем, что её уничтожат. А так оно и случилось: тот фрагмент души погиб, ты сам позаботился об этом.

Беспечность, с которой Волан-де-Морт относился к своему крестражу, представлялась мне крайне зловещей. Она наводила на мысль, что он должен был или намеревался изготовить гораздо больше крестражей, чтобы утрата первого из них не стала пагубной. Верить в это мне не хотелось, но других осмысленных объяснений я не видел.

Затем, два года спустя, ты рассказал мне, что в ночь, когда Волан-де-Морт возродился, он обратился к Пожирателям смерти со словами, которые не только внушали ужас, но и многое объясняли: «Я, который дальше всех других прошёл по стезе бессмертия». Именно так он и сказал. «Дальше всех других…» И я подумал, что знаю, в чём смысл этих слов, хоть Пожиратели смерти их и не поняли. Он говорил о своих крестражах, о многих крестражах, Гарри, которыми никакой другой волшебник никогда не обладал. И ведь всё сходилось: с годами лорд Волан-де-Морт всё больше утрачивал человеческий облик, и происходившие с ним превращения имели, как мне представлялось, только одно объяснение: увечность его души вышла далеко за пределы того, на что способно обычное зло.

— Выходит, убивая людей, он достиг того, что самого его убить невозможно? — спросил Гарри. — Но если ему так необходимо было бессмертие, почему он не изготовил философский камень или попросту его не украл?

— Мы ведь знаем, что пять лет назад именно это он и попытался сделать, — ответил Дамблдор. — Однако существует, я думаю, несколько причин, по которым философский камень привлекает лорда Волан-де-Морта меньше, чем крестражи.

Животворящий эликсир действительно продлевает жизнь, но если тот, кто его принимает, стремится к бессмертию, он должен принимать эликсир постоянно, на протяжении вечности. А это означает, что Волан-де-Морт попал бы в полную зависимость от эликсира, и, если бы тот иссяк, или испортился, или если бы кто-то похитил камень, Волан-де-Морт просто умер бы, как любой другой человек. И при этом, вспомни, он предпочитает действовать в одиночку. Думаю, даже мысль о какой бы то ни было зависимости, пусть и от эликсира, представлялась ему нестерпимой. Конечно, если бы это позволило избавиться от жуткой полужизни, на которую он был обречён после нападения на тебя, Волан-де-Морт готов был пить эликсир, но лишь для того, чтобы вновь обрести тело. В дальнейшем же он, я в этом не сомневаюсь, по-прежнему полагался бы на свои крестражи. Ничего другого ему, вернувшему себе человеческий облик, и не потребовалось бы. Пойми, он и без того уж бессмертен… или близок к бессмертию настолько, насколько это возможно для человека.

Но теперь, Гарри, когда ты раздобыл важнейшее воспоминание, мы подошли к тайне, которая позволит уничтожить лорда Волан-де-Морта, так близко, как никто к ней ещё не подходил. Ведь ты слышал его, Гарри: «Не лучше ли, чтобы обрести побольше силы, разделить душу на несколько частей? Разве семь — это не самое могучее магическое число?..» Разве семь это не самое могучее магическое число. Думаю, идея разделить душу на семь частей обладает для лорда Волан-де-Морта огромной притягательной силой.

— Так он создал семь крестражей? — в ужасе спросил Гарри, и несколько портретов на стенах также издали восклицания, полные гнева и страха. — Но он же мог разбросать их по всему свету — спрятать, зарыть, сделать невидимыми.

— Я рад, что ты понимаешь размеры стоящей перед нами задачи, — спокойно сказал Дамблдор. — Но только не семь, а шесть. Седьмая часть его души, какой бы изуродованной она ни была, обитает в воссозданном теле Волан-де-Морта. Та часть, что вела призрачное существование долгие годы его изгнания — без неё Волан-де-Морта и вовсе бы не было. Тому, кто пожелает его убить, этим седьмым обломком души придётся заняться в последнюю очередь — обломком, который живёт в его теле.

— Ладно, пусть шесть, — сказал Гарри с несколько меньшим, но всё же отчаянием. — Как же мы сможем их найти?

— Ты забываешь — один из них ты уже уничтожил. А я уничтожил другой.

— Уничтожили? — воскликнул Гарри.

— Да, уничтожил, — ответил Дамблдор, поднимая почерневшую, словно обугленную руку. — Кольцо, Гарри. Кольцо Марволо. Оно было ограждено ужасным заклятием. Если бы не моё, прости за нескромность, профессиональное мастерство и не своевременные меры, принятые профессором Снеггом, когда я возвратился сюда, жутко израненный, я, может быть, и не рассказывал бы тебе сейчас всё это. Но обугленная рука не кажется мне слишком высокой ценой за одну седьмую души Волан-де-Морта. Кольцо больше не крестраж.

— Но где вы его отыскали?

— Как тебе известно, я уже долгие годы трачу немало сил на то, чтобы по возможности больше узнать о прежней жизни Волан-де-Морта. Я много странствовал, посещал места, в которых он когда-то бывал. В развалинах дома Мраксов я и наткнулся на это кольцо. По-видимому, Волан-де-Морт, сумев запечатать в него часть своей души, носить его больше не пожелал. Он защитил его множеством могучих заклятий и спрятал в лачуге, где некогда жили его предки (хоть Морфин и переселился под конец жизни в Азкабан), не подумав, однако, о том, что рано или поздно я могу навестить её руины, или о том, что я буду держать ухо востро, отыскивая признаки магического тайника. Впрочем, особенно радоваться нам пока не стоит. Ты уничтожил дневник, я — кольцо, но, если наша теория о семичастной душе справедлива, остаётся ещё четыре крестража.

— И обличие они могут иметь какое угодно, так? — сказал Гарри. — Старые консервные банки, пустые пузырьки из-под зелий…

— Ты вспомнил о порталах, Гарри, которые должны быть неприметными, чтобы не привлечь внимания. Но чтобы лорд Волан-де-Морт использовал для хранения своей драгоценной души консервные банки и пустые бутылки? Ты забываешь о том, что я тебе показал. Лорд Волан-де-Морт неравнодушен к трофеям и предпочитает вещи, обладающие яркой магической историей. Его гордыня, вера в собственное превосходство, его решимость добиться невиданного места в истории магии — всё это наводит меня на мысль, что Волан-де-Морт должен выбирать свои крестражи с особой тщательностью, отдавая предпочтение предметам, достойным всяческого уважения.

— Дневник таким уж особенным не был.

— Дневник, как сам ты сказал, служил доказательством того, что он — наследник Слизерина; уверен, Волан-де-Морт придавал ему огромное значение.

— Хорошо, так что же насчёт других крестражей? — спросил Гарри. — Вам известно, сэр, что они из себя представляют?

— Я могу лишь догадываться, — ответил Дамблдор. — По причинам, которые я уже назвал, лорд Волан-де-Морт наверняка избирает вещи, не лишённые некоторого величия. Потому я и рылся в его прошлом, пытался найти свидетельства того, что вблизи от него исчезали произведения магического искусства.

— Медальон! — вскричал Гарри. — Чаша Пуффендуев!

— Да, — улыбнулся Дамблдор. — Готов поспорить — может быть, и не на вторую мою руку, но уж на пару пальцев точно, — что они-то и стали третьим и четвёртым крестражами. С двумя оставшимися, если, конечно, он действительно создал их шесть, дело обстоит посложнее, но рискну высказать предположение, что, завладев вещами, связанными с Пуффендуем и Слизерином, он занялся поисками ценностей, которые имеют отношение к Гриффиндору и Когтеврану. Четыре сокровища, принадлежавшие четырём основателям Хогвартса, должны (я в этом уверен) с великой силой притягивать к себе воображение Волан-де-Морта. Удалось ли ему похитить что-нибудь в Когтевране, я сказать не могу. А вот в совершенной сохранности единственной из известных реликвий Гриффиндора я уверен.

И Дамблдор указал почерневшим пальцем на стену за собой — туда, где покоился в стеклянном ящике осыпанный рубинами меч.

— Вы думаете, сэр, он потому и хотел вернуться в Хогвартс? — спросил Гарри. — Надеялся, что ему удастся найти здесь какую-то вещь ещё одного основателя?

— Именно так я и думаю, — ответил Дамблдор. — Но, к сожалению, нам это ничего не даёт, поскольку он вынужден был отступить, не получив (во всяком случае, я на это надеюсь) ни единого шанса обшарить школу. Приходится заключить, что выполнить свой план — завладеть ценностями четырёх основателей — ему не удалось. Две у него имеются точно, третью он также мог отыскать — вот то, из чего мы будем пока исходить.

— Даже если он похитил что-нибудь в Когтевране или в Гриффиндоре, шестой крестраж всё равно остаётся нам неизвестным, — произведя подсчёты на пальцах, сказал Гарри. — Или он всё-таки отыскал и то и другое?

— Не думаю, — сказал Дамблдор. — Мне кажется, я знаю, что представляет собой шестой крестраж. Интересно, что ты скажешь, если я признаюсь тебе, что мне давно уже не даёт покоя появление той змеи, Нагайны?

— Змеи? — ошеломлённо переспросил Гарри. — Разве животных можно использовать как крестражи?

— Ну, это не очень разумно, — сказал Дамблдор. — Доверить часть своей души существу, которое способно думать и самостоятельно передвигаться, — поступок, понятное дело, рискованный. Но если мои расчёты верны, Волан-де-Морту недоставало по крайней мере одного крестража из желанных шести, когда он явился в дом твоих родителей, собираясь убить тебя.

Похоже на то, что процесс создания крестражей он приберегал для смертей, имевших для него особое значение. А твоя, безусловно, такой и была. Он верил, что, убив тебя, сможет избавиться от опасности, которой грозило ему пророчество. Верил, что станет неуязвимым. И я не сомневаюсь в том, что последний крестраж он намеревался создать сразу после твоей смерти.

Как мы знаем, он потерпел неудачу. По прошествии многих лет он воспользовался Нагайной для убийства старого магла, и при этом ему вполне могла прийти в голову мысль обратить её в последний из своих крестражей. Змея — символ его родства со Слизерином, а это соответствует мистическим настроениям лорда Волан-де-Морта. Не стоит исключать возможность, что он привязан к ней настолько, насколько вообще может привязаться к чему бы то ни было, он старается держать её под рукой и обладает над ней властью, необычной даже для змееуста.

— Хорошо, — сказал Гарри, — дневника больше нет, кольца тоже. Чаша, медальон и змея пока ещё целы, и, кроме того, вы считаете, что может существовать крестраж, принадлежавший когда-то Когтеврану либо Гриффиндору.

— Замечательно краткое и точное изложение фактов, — склонив голову, сказал Дамблдор.

— Значит, вы по-прежнему ищете их, сэр? На эти поиски вы и отправляетесь, покидая школу?

— Верно, — сказал Дамблдор. — Я ищу их уже очень давно. Я думаю, близок к тому, чтобы найти ещё один. Появились кое-какие обнадёживающие знаки.

— Если вы найдёте крестраж, — быстро сказал Гарри, — можно, я отправлюсь с вами и помогу вам его уничтожить?

С секунду Дамблдор внимательно вглядывался в Гарри, потом ответил:

— Да, полагаю, можно.

— Правда? — переспросил поражённый до глубины души Гарри.

— О да, — слабо улыбнувшись, сказал Дамблдор. — По-моему, ты это право заслужил.

Гарри воспрянул духом. До чего же приятно хоть раз не выслушивать слов об осторожности и защите. На висевших по стенам директоров и директрис решение Дамблдора произвело не столь радостное впечатление — Гарри увидел, что кое-кто из них покачивает головами, а Финеас Найджелус так и вовсе расфыркался.

— А скажите, сэр, когда крестраж гибнет, Волан-де-Морт узнает об этом? Он может это почувствовать? — не обращая внимания на портреты, спросил Гарри.

— Очень интересный вопрос. Я полагаю, что нет. Я полагаю, что Волан-де-Морт уже до того погряз во зле, а эти важнейшие его составляющие так давно отделены от него, что он не чувствует их так, как чувствуем мы. Возможно, на пороге смерти он и осознает их утрату… Но ведь не знал же он, к примеру, что его дневник уничтожен, пока не добился всей правды от Люциуса Малфоя. Когда Волан-де-Морт обнаружил, что дневник изуродован и лишился всей своей мощи, он, как мне говорили, пришёл в такую ярость, что на него страшно было смотреть.

— Но я думал, что это он велел Люциусу Малфою протащить дневник в Хогвартс.

— Да, велел, много лет назад, когда был уверен, что ещё сможет создать другие крестражи. Люциусу Малфою полагалось дождаться прямого приказа Волан-де-Морта, однако приказа он не получил: отдав ему дневник, Волан-де-Морт вскоре исчез. Он думал, что Люциус будет старательно оберегать крестраж и ничего не посмеет с ним сделать, но он слишком полагался на страх Люциуса перед хозяином, который уж много лет как сгинул, а по мнению Люциуса, так и вовсе погиб. Разумеется, Люциус не знал, что на самом деле представляет собой дневник. Насколько я понимаю, Волан-де-Морт сказал ему, что дневник поможет вскрыть защищённую хитроумными заклинаниями Тайную комнату. Знай Люциус, что у него в руках часть хозяйской души, он, безусловно, относился бы к дневнику с большим почтением. А так он решил осуществить давнишний замысел, но уже ради собственной выгоды. Подбросив дневник дочери Артура Уизли, Люциус надеялся одним махом и опозорить Артура, и добиться, чтобы меня вышвырнули из Хогвартса, и избавиться от вещи, которая могла его разоблачить. Бедный Люциус… При той ярости, которая гложет Волан-де-Морта, узнавшего, что он пожертвовал крестражем для достижения собственных целей, и поражении, которое он потерпел в прошлом году в Министерстве, я нисколько не удивлюсь, если он в глубине души радуется, что сидит сейчас в Азкабане.

Гарри немного помолчал, размышляя, потом спросил:

— Значит, если уничтожить все крестражи, Волан-де-Морта всё-таки можно будет убить?

— Думаю, это так, — ответил Дамблдор. — Без своих крестражей он превратится в простого смертного с изуродованной, ссохшейся душой. Не забывай, однако, что, хоть душа его и повреждена настолько, что её уже не поправишь, мозг и магическая сила Волан-де-Морта остаются нетронутыми. Чтобы убить волшебника, подобного Волан-де-Морту, даже лишившегося крестражей, необходимы редкостное искусство и редкостное могущество.

— Но у меня ничего этого нет! — выпалил Гарри, не сумев вовремя остановиться.

— Вот именно, что есть, — сказал Дамблдор. — Ты обладаешь могуществом, которого у самого Волан-де-Морта никогда не было. Ты способен…

— Да знаю я! — нетерпеливо воскликнул Гарри. — Я способен любить!

И еле-еле удержался от того, чтобы прибавить: «Большое дело!»

— Да, Гарри, ты способен любить, — произнёс Дамблдор, и по лицу его было видно: он в точности знает, что именно чуть было не ляпнул сейчас Гарри. — И это, если вспомнить всё, что с тобой случилось, великая и знаменательная способность. Ты просто слишком юн, чтобы понять, насколько ты необычен, Гарри.

— Выходит, пророчество, говоря о силе, которой не будет знать Тёмный Лорд, подразумевает всего-навсего любовь? — спросил несколько обескураженный Гарри.

— Да, всего-навсего любовь, — ответил Дамблдор. — Но только не забывай о том, что сказанное в пророчестве лишь потому исполнено значения, что им его наделил Волан-де-Морт. Я уже говорил тебе это в конце прошлого года. Волан-де-Морт выбрал тебя, потому что ты представляешь для него наибольшую опасность, а сделав это, сам же тебя в такого человека и превратил!

— Так ведь оно всё к тому же и сводится…

— Нет, не сводится! — теперь уже нетерпеливо оборвал его Дамблдор. И, ткнув в Гарри почерневшим пальцем, сказал: — Ты придаёшь пророчеству слишком большое значение!

— Простите, — залепетал Гарри, — простите, но вы же сами говорили, что пророчество означает…

— Если бы Волан-де-Морт ничего о пророчестве не узнал, могло бы оно сбыться? Значило бы хоть что-нибудь? Конечно нет! Ты думаешь, каждое предсказание, что хранится в Зале пророчеств, непременно сбывалось?

— Но ведь вы сами сказали мне в прошлом году, — возразил сбитый с толку Гарри, — что одному из нас придётся убить другого…

— Гарри, Гарри, так ведь это лишь потому, что Волан-де-Морт совершил серьёзнейшую ошибку, начав действовать, полагаясь на слова профессора Трелони! Если бы Волан-де-Морт не убил твоего отца, разве он поселил бы в твоей душе яростное желание отомстить? Разумеется, нет! Если бы не вынудил твою мать умереть, спасая тебя, разве получил бы ты магическую защиту, преодолеть которую он не в силах? Разумеется, нет, Гарри! Ты понимаешь? Волан-де-Морт сам создал худшего своего врага, как делают и все остальные тираны! Ты хоть представляешь, до какой степени боятся тираны тех, кого они угнетают? Каждый из них сознаёт, что рано или поздно среди множества их жертв наверняка появится тот, кто восстанет против них и нанесёт им ответный удар! И Волан-де-Морт ничем от них не отличается! Он вечно настороже, вечно высматривает того, кто бросит ему вызов. Он услышал о пророчестве и начал действовать, и в итоге не только сам подобрал себе врага, который способен прикончить его, но и снабдил этого врага смертоносным оружием!

— Но…

— Очень важно, чтобы ты понимал это, Гарри! — сказал Дамблдор, поднимаясь из кресла и начиная прохаживаться по кабинету взад и вперёд. При каждом шаге полы его поблёскивающей мантии взметались, легко шелестя. Гарри никогда ещё не видел старого волшебника таким взволнованным. — Попытавшись убить тебя, Волан-де-Морт сам избрал удивительного человека, сидящего сейчас передо мной, и сам дал ему средства для борьбы, которые позволят ему сделать своё дело! Это промах Волан-де-Морта. Он наделил тебя способностью проникать в его мысли, в его стремления и даже понимать змеиный язык, на котором он отдаёт приказы, и всё-таки, Гарри, несмотря на полученную тобой привилегию, на умение постичь самую суть Волан-де-Мортова мира (а это дар, ради которого любой Пожиратель смерти убил бы не задумываясь), Тёмные искусства ни разу не показались тебе притягательными, ты ни на секунду не выказал желания стать одним из последователей Волан-де-Морта!

— Ещё бы я его выказал! — гневно воскликнул Гарри. — Он же убил маму и папу!

— Коротко говоря, тебя защищает твоя способность любить! — громко произнёс Дамблдор. — И это единственная защита, которая способна противостоять пожирающей Волан-де-Морта жажде власти! При всех выпавших тебе испытаниях, при всех страданиях сердце твоё осталось чистым, таким же, каким было в одиннадцать лет, когда ты взглянул в зеркало, отразившее твои сокровеннейшие желания, и оно показало, что стремишься ты не к бессмертию, не к богатству, но лишь к тому, чтобы преградить путь лорду Волан-де-Морту. Ты хоть понимаешь, Гарри, как мало на свете волшебников, которые могли бы увидеть в этом зеркале то, что увидел ты? Волан-де-Морту стоило бы уже тогда сообразить, кто ему противостоит, да он не сообразил!

Но теперь он знает это. Ты проникал в разум лорда Волан-де-Морта без всякого вреда для себя, а вот он не способен овладеть тобой, не испытывая при этом смертной муки, что он и обнаружил тогда, в Министерстве. Не думаю, что Волан-де-Морт понимает, в чём тут причина. Он до того спешил изуродовать свою душу, что ни разу не остановился, чтобы задуматься над тем, какой силой обладает душа незапятнанная и цельная.

— И тем не менее, сэр, — сказал Гарри, прилагая героические усилия, чтобы не выглядеть вздорным спорщиком, — разве всё это не сводится к одному и тому же? Я должен попытаться убить его, иначе…

— Должен? — воскликнул Дамблдор. — Разумеется, должен! Но не потому, что так говорится в пророчестве! А потому, что ты, ты сам, не будешь ведать покоя, пока не предпримешь такую попытку! Мы оба знаем это! Вообрази, прошу тебя, только на миг вообрази, что ты никогда о пророчестве не слышал! Какие чувства ты питал бы сейчас к Волан-де-Морту? Подумай!

Гарри смотрел на расхаживающего по кабинету Дамблдора и думал. Он думал о матери, об отце, о Сириусе. Думал о Седрике Диггори. Думал обо всех известных ему страшных деяниях лорда Волан-де-Морта. И ему казалось, что в груди его разгорается, доставая до горла, пламя.

— Я хочу, чтобы с ним было покончено, — негромко сказал он. — И хочу сделать это сам.

— Ещё бы! — вскричал Дамблдор. — Ты понимаешь? Пророчество не означает, что ты обязан делать что бы то ни было! А вот лорда Волан-де-Морта пророчество заставило отметить тебя как равного себе… Иными словами, ты волен сам выбирать свой путь, волен повернуться к пророчеству спиной! А Волан-де-Морт так и будет руководствоваться пророчеством. Он по-прежнему будет охотиться за тобой, а отсюда с определённостью следует, что…

— Что одному из нас придётся, в конце концов, убить другого! — подхватил Гарри.

И всё же он наконец понял, что пытается втолковать ему Дамблдор. «Разницу, — думал Гарри, — между тем, что тебя выволакивают на арену, где ты должен лицом к лицу сразиться со смертью, и тем, что ты сам, с высоко поднятой головой, выходишь на эту арену. Кое-кто, возможно, сказал бы, что выбор тут невелик, но Дамблдор знал, а теперь, — думал Гарри, ощущая прилив гордости, — знаю и я: в этой разнице вся суть и состоит.»


Глава 23 Крестражи Chapter 23 Horcruxes Chapitre 23 Horcruxes Hoofdstuk 23 Horcruxen

Глава 23

Крестражи

Пробираясь назад, к замку, Гарри чувствовал, как начинает выдыхаться «Феликс Фелицис». Входные двери так и остались незапертыми, но на четвёртом этаже ему попался навстречу Пивз, и Гарри едва успел улизнуть от него, нырнув в боковой проход, которым начинался один из коротких путей. The front doors were still unlocked, but on the fourth floor he was confronted by Peeves, and Harry narrowly escaped him by ducking into a side passage that began one of the shortcuts. Так что, добравшись наконец до портрета и сбросив мантию-невидимку, он нисколько не удивился, обнаружив Полную Даму в дурном расположении духа.

— Сколько сейчас, по-твоему, времени? - What time do you think it is?

— Мне очень жаль, пришлось выйти по одному важному… - I'm really sorry, I had to get out for an important.....

— К твоему сведению, в полночь сменился пароль, придётся тебе отсыпаться в коридоре, понял? - FYI, the password changed at midnight, so you're gonna have to sleep in the hallway, okay?

— Вы шутите! — воскликнул Гарри. — С какой это стати его сменили в полночь? - Why on earth would he be replaced at midnight?

— Да уж вот так, — ответила Полная Дама. - Yes, that's it," replied the Full Lady. — Не нравится, иди поговори с директором школы, это его идея — ужесточить меры безопасности. - Don't like it, go talk to the school principal, it was his idea to tighten security measures.

— Фантастика, — с горечью сказал Гарри, оглядывая голые, твёрдые полы. - Fantastic," Harry said bitterly, looking around the bare, hard floors. — Ну полный блеск. - Well, that's brilliant. Конечно, если бы Дамблдор был здесь, я бы с ним поговорил, ведь это же он хотел, чтобы я… Of course, if Dumbledore were here, I would talk to him, after all, he was the one who wanted me to....

— А он здесь, — раздался голос за его спиной. - And he's here," came a voice behind him. — Профессор Дамблдор час назад возвратился в школу. - Professor Dumbledore had returned to school an hour ago.

К Гарри подплывал по воздуху Почти Безголовый Ник, голова которого, как всегда, моталась из стороны в сторону поверх гофрированного воротника.

— Я слышал об этом от Кровавого Барона. Он видел, как Дамблдор появился, — сказал Ник. — Вид у него, по словам Барона, был довольно весёлый, хотя, конечно, немножко усталый. - His appearance, according to the Baron, was quite cheerful, though, of course, a little tired.

— Где он сейчас? — спросил Гарри, чувствуя, как радостно забилось его сердце.

— О, стенает и лязгает цепями в Астрономической башне, любимое его времяпрепровождение… - Oh, wailing and clanking chains in the Astronomy Tower, his favorite pastime....

— Да не Кровавый Барон — Дамблдор! - Not the Bloody Baron - Dumbledore!

— А, у себя в кабинете, — сказал Ник. - Ah, in his office," Nick said. — Барон вроде бы говорил, что он должен покончить с каким-то делом, прежде чем… - The Baron seemed to say that he must get some business done with before he could

— Да, должен, — сказал Гарри. В груди его уже разгоралось волнение при мысли, что он вот-вот сообщит Дамблдору о своей удаче. Он развернулся и снова припустился бегом, не обращая внимания на нёсшиеся ему вслед крики Полной Дамы: He turned and ran again, ignoring the shouts of the Full Lady:

— Вернись! Ладно уж, я соврала! Okay, I lied! Просто разозлилась, что ты меня разбудил! I was just mad that you woke me up! Пароль прежний: «Ленточный червь»! The password is the same: "tapeworm"!

Но Гарри летел по коридорам и уже через несколько минут сказал горгулье Дамблдора: «Шоколадные эклеры», и та отскочила, открыв Гарри путь к винтовой лестнице. But Harry flew down the corridors and after a few minutes said to Dumbledore's gargoyle, "Chocolate eclairs," and it bounced away, opening Harry's way to the spiral staircase.

— Войдите, — ответил на стук Дамблдор. Голос его звучал устало.

Гарри толкнул дверь. Перед ним был кабинет Дамблдора, такой же, как и всегда, только чёрное небо за окнами было усыпано звёздами.

— Силы благие, Гарри! - Forces of goodness, Harry! — изумился Дамблдор. — Чему обязан столь поздним сюрпризом? - To what do I owe this late surprise?

— Сэр, я добыл его! Получил от Слизнорта воспоминание!

Гарри вытащил стеклянный пузырёк и показал его Дамблдору. Миг-другой директор школы казался ошеломлённым. For a moment or two the headmaster seemed stunned. Потом лицо его расплылось в широкой улыбке. Then his face spread into a wide smile.

— Какая потрясающая новость, Гарри! Ах, молодец! Я знал, что ты с этим справишься!

По-видимому, напрочь забыв о позднем часе, Дамблдор торопливо обогнул стол, взял покалеченной рукой пузырёк с воспоминаниями Слизнорта и отошёл к шкафчику, в котором стоял Омут памяти.

— Вот теперь, — сказал он, перенеся каменную чашу на стол и вылив в неё содержимое пузырька, — теперь мы наконец-то всё увидим. - 'Now,' he said, carrying the stone bowl over to the table and pouring the contents of the vial into it, 'now we'll finally see everything. Скорее, Гарри!

Гарри послушно склонился над Омутом, почувствовал, как ступни его отрываются от пола… Он снова пролетел сквозь тьму и приземлился в кабинете Горация Слизнорта, каким тот был многие годы назад.

Сильно помолодевший Слизнорт с густыми, блестящими соломенными волосами и светло-рыжими усами снова сидел в уютном кресле с высокой спинкой, ноги его покоились на бархатном пуфике, в одной руке он держал винный бокальчик, другой перебирал в коробке засахаренные дольки ананаса. Вокруг сидело с полдюжины мальчиков и среди них Том Реддл, на пальце которого поблёскивало золотое кольцо с чёрным камнем — перстень Марволо.

Дамблдор приземлился подле Гарри как раз в тот миг, когда Реддл спросил: Dumbledore landed beside Harry just as Riddle asked:

— Сэр, а правда ли, что профессор Вилкост уходит в отставку?

— Том, Том, если бы я и знал это, то был бы не вправе сказать вам, — ответил Слизнорт, укоризненно поводя покрытым сахарными крошками пальцем, хоть одновременно и подмигивая. — Должен признаться, я был бы не прочь выяснить, откуда вы черпаете ваши сведения, юноша; вам известно больше, чем половине преподавателей.

Реддл улыбнулся, остальные мальчики рассмеялись, бросая на него восхищённые взгляды.

— Что до вашей сверхъестественной способности узнавать то, чего вам знать не положено, равно как и до осмотрительной лести, с коей вы обращаетесь к людям, от которых многое зависит… Кстати, спасибо за ананасы, вы совершенно правы, это моё любимое… - As for your uncanny ability to know things you're not supposed to know, as well as the cautious flattery with which you address people on whom much depends... By the way, thanks for the pineapples, you're quite right, they're my favorite....

Несколько мальчиков захихикали снова.

— …лакомство. - ...treat. С уверенностью предрекаю вам, что лет через двадцать вы подниметесь до поста министра магии. I can confidently predict you will rise to the position of Minister of Magic in twenty years. Через пятнадцать, если так и будете присылать мне ананасы. Fifteen, if you keep sending me pineapples. У меня в Министерстве великолепные связи.

Том Реддл лишь улыбнулся, остальные мальчики загоготали. Tom Riddle just smiled, the rest of the boys chuckled. Гарри отметил, что он, далеко не самый старший в их компании, тем не менее почитается ими за главного. Harry noted that he, far from being the oldest in their company, was nevertheless revered by them as the head.

— Не думаю, что политика — моё предназначение, сэр, — сказал Реддл, когда утих смех. "I don't think politics is my destiny, sir," Riddle said when the laughter died down. — Прежде всего, моё происхождение не из тех, какое необходимо для подобной деятельности. “First of all, my background is not one that is necessary for such an activity.

Двое мальчиков из его окружения обменялись самодовольными ухмылками. The two boys around him exchanged smug smirks. Гарри не сомневался, что обоим пришла в голову распространённая в их кругу шуточка, явно относящаяся к тому, о чём они знали или догадывались — к наличию у их предводителя прославленного предка. Harry had no doubt that both of them had thought of a common joke in their circle, obviously referring to something they knew or guessed about-the fact that their leader had a famous ancestor.

— Глупости, — коротко отозвался Слизнорт, — яснее ясного, что вы, с вашими-то способностями, происходите из славного рода волшебников. - Nonsense," Slughorn said briefly, "it's clearer than clear that you, with your abilities, come from a glorious line of wizards. Нет, вы далеко пойдёте, Том, я в своих учениках никогда ещё не ошибался. No, you'll go far, Tom, I've never been wrong about my students before.

Маленькие золотые часы, стоявшие на столе Слизнорта, отзвенели одиннадцать. The small gold clock on Slughorn's desk chimed eleven.

— Батюшки мои, неужто так поздно? — удивился Слизнорт. — Вам лучше идти, юноши, а то наживёте неприятности. - You'd better go, young men, or you'll get into trouble. Лестрейндж, я рассчитываю получить от вас завтра утром письменную работу, иначе мне придётся задержать вас в классе. То же относится и к вам, Эйвери.

Мальчики гуськом покидали комнату. Слизнорт выбрался из кресла и перенёс пустой бокал на письменный стол. Звук какого-то движения за его спиной заставил Слизнорта обернуться: посреди кабинета так и стоял Реддл.

— Живее, Том. Вы же не хотите, чтобы вас в неположенное время застали вне спальни, вы всё-таки староста… You don't want to be caught out of your dormitory at inappropriate times, you are the headman after all....

— Сэр, я хотел спросить вас кое о чём.

— Так спрашивайте, мой мальчик, спрашивайте…

— Сэр, я хотел бы знать, что вам известно о… о крестражах?

Слизнорт уставился на него, рассеянно поглаживая толстыми пальцами ножку бокала.

— Пишете самостоятельную работу по защите от Тёмных искусств, не так ли? - Writing an independent paper on Defense Against the Dark Arts, aren't you?

Гарри готов был поспорить, что Слизнорт отлично понимает — к учёбе вопрос Реддла никакого отношения не имеет. Harry was willing to bet that Slughorn understood perfectly well - Riddle's question had nothing to do with studying.

— Не совсем так, сэр, — ответил Реддл. - Not exactly, sir," Riddle replied. — Я наткнулся на этот термин, читая кое-что, и не вполне его понял. - I came across the term while reading something and didn't quite understand it.

— Вам пришлось бы приложить изрядные усилия, Том, чтобы найти в Хогвартсе книгу, содержащую подробные сведения о крестражах. - You'd have to make quite an effort, Tom, to find a book at Hogwarts detailing Horcruxes. Это материя очень Тёмная, Тёмная по-настоящему, — сказал Слизнорт. This matter is very Dark, Dark for real," Slughorn said.

— Но вам-то, разумеется, известно о них всё, сэр? - But surely you know all about them, sir? Такой волшебник, как вы… Простите, возможно, вы не имеете права говорить об этом. A wizard like you... I'm sorry, perhaps you have no right to talk about it. Просто я понимаю, что если кто и способен о них рассказать, так это вы… Вот и решился спросить… It's just that I realize that if anyone is capable of telling you about them, it's you... So I thought I'd ask.....

«Проделывает он это просто здорово! "The way he's doing it is just great! — думал Гарри. — Колебания, небрежный тон, в меру лести и ни единого перебора, ни в чём». - Fluctuating, careless tone, moderately flattering, and not a single overreaction, in anything." Гарри обладал большим опытом выпытывания с помощью лести сведений у тех, кто не желал ими делиться, а потому не мог не признать в увиденном работу настоящего мастера. Harry had a great deal of experience in coaxing information out of those who would not share it, so he couldn't help but recognize what he was seeing as the work of a true master. И готов был с уверенностью сказать, что в этой информации Реддл нуждается очень и очень, не исключено, что к разговору со Слизнортом он готовился не одну неделю. And he was ready to say with certainty that Riddle needed this information very, very badly; it was possible that he had been preparing for the conversation with Slughorn for weeks.

— Ну что ж, — произнёс Слизнорт, не глядя на Тома, но поигрывая ленточкой, украшавшей крышку коробки с засахаренными ананасами, — разумеется, если я предоставлю вам сведения общего характера — просто ради истолкования этого термина, — вреда никому не будет. - Well," Slughorn said, not looking at Tom, but playing with the ribbon that adorned the lid of a box of candied pineapples, "of course, if I give you general information-just for the sake of interpreting the term-no harm will come to anyone. Словом «крестраж» обозначается материальный объект, в который человек прячет часть своей души. The word "Horcrux" refers to a material object into which a person hides part of their soul.

— Но я не совсем понимаю, как это можно сделать, сэр, — сказал Реддл. - But I don't quite see how it can be done, sir," Riddle said.

Своим голосом он управлял очень умело, но Гарри чувствовал, что Реддл волнуется. He controlled his voice very skillfully, but Harry could sense that Riddle was worried.

— Ну, видите ли, вы раскалываете свою душу, — сказал Слизнорт, — и прячете часть её в объект, находящийся вне вашего тела. - 'Well, you see, you split your soul,' Slughorn said, 'and hide part of it in an object outside your body. После этого, если на тело кто-либо нападёт или даже уничтожит его, вы всё равно умереть не можете, поскольку часть вашей души остаётся привязанной к земле, неповреждённой. Правда, существовать в подобной форме… It is true that to exist in such a form.....

Слизнорт поморщился, а Гарри внезапно вспомнил слова, услышанные им почти два года назад:

«Я был вырван из тела, я стал меньше, чем дух, чем самое захудалое привидение… но всё-таки я был жив». "I was torn from my body, I became less than a spirit, less than the scraggliest ghost...but still I was alive."

— Немногие согласились бы на это, Том, очень немногие. - Not many people would go for that, Tom, very few. Смерть могла бы казаться куда более предпочтительной. Death might have seemed far preferable.

Владевшая Реддлом жажда узнать как можно больше была теперь видна невооружённым глазом; на лице его появилось выражение алчности, он уже не мог скрывать своё вожделение. Riddle's thirst to know as much as he could was now visible to the naked eye; there was a look of greed on his face, and he could no longer hide his lust.

— Но как же раскалывается душа? - But how does the soul split?

— Что ж, — ответил, поёжившись, Слизнорт, — вы должны понимать, что душа мыслится как нечто неповреждённое, целостное. - Well," Slughorn replied, shivering, "you must realize that the soul is thought of as something intact, whole. Расколоть её — значит совершить противное природе насилие. To split it is to do violence against nature.

— Но как его совершить?

— Посредством злого деяния, высшего деяния зла. Убийства. Убийство разрывает душу. Волшебник, задумавший создать крестраж, использует это увечье к собственной выгоде: он заключает оторванную часть души… A wizard intent on creating a Horcrux uses this mutilation to his own advantage: he imprisons the torn-off part of the soul...

— Заключает? Как?

— Для этого существует заклинание, только не спрашивайте меня о нём, я его не знаю! — ответил Слизнорт, встряхивая головой, точно старый слон, которого одолели москиты. - Slughorn replied, shaking his head like an old elephant overcome by mosquitoes. — Разве я похож на человека, который опробовал его? - Do I look like I've tried it out? На убийцу? A murderer?

— Нет, сэр, разумеется, нет, — поспешно сказал Реддл. - No, sir, of course not," Riddle said hastily. — Простите, я не хотел вас обидеть. - I'm sorry, I didn't mean to offend you.

— Что вы, что вы, какие обиды, — хмуро откликнулся Слизнорт. - No offense, no offense," Slughorn said glumly. — Интерес к подобным вещам естественен… Для волшебников определённого калибра эта сторона магии всегда была притягательной. - Interest in such things is natural... For wizards of a certain caliber, this side of magic has always been appealing.

— Да, сэр, — сказал Реддл. - Yes, sir," Riddle said. — Я, правда, одного не понимаю… Мне просто любопытно, много ли проку от одного-единственного крестража? - I really don't understand one thing... I'm just curious, how much use is a single Horcrux? Не лучше ли, чтобы обрести побольше силы, разделить душу на несколько частей? Wouldn't it be better, to gain more power, to divide the soul into several parts? Ну, например, разве семь — не самое могучее магическое число и разве семь… Well, for example, isn't seven the most powerful magic number and isn't seven...

— Клянусь бородой Мерлина, Том! - By Merlin's beard, Tom! — возопил Слизнорт. — Семь! - Seven! Неужели мысль об убийстве даже одного человека и без того недостаточно дурна? Is the thought of killing even one person not bad enough as it is? Да и в любом случае… разделить душу надвое — уже плохо, но разорвать её на семь кусков!.. And anyway... splitting your soul in two is bad enough, but tearing it into seven pieces!....

Теперь Слизнорт выглядел совсем растревоженным, он смотрел на Реддла так, словно никогда прежде его не видел, и Гарри понимал — Слизнорт сожалеет о том, что вообще ввязался в этот разговор.

— Разумеется, — пробормотал он, — наша беседа всего лишь гипотетична, не правда ли? Чисто научное… Purely scientific...

— Да, сэр, конечно, — поспешно ответил Реддл.

— И всё-таки, Том, сохраните сказанное мной в тайне, — ну то есть тему нашего разговора. - And yet, Tom, keep what I've said a secret - I mean, the subject of our conversation. То, что мы поболтали немного о крестражах, вряд ли кому понравится. The fact that we've chatted a bit about Horcruxes is unlikely to please anyone. Понимаете, в Хогвартсе эта тема под запретом. Особенно лютует на сей счёт Дамблдор.

— Никому ни единого слова, сэр, — пообещал Реддл и покинул кабинет профессора, однако Гарри удалось мельком увидеть его лицо, наполненное тем же безумным счастьем, какое отразилось на нём, когда Реддл впервые узнал, что он волшебник, счастьем, которое не оттеняло красоту его черт, но почему-то делало их менее человечными. - Not a word to anyone, sir," Riddle promised and left the professor's office, but Harry caught a glimpse of his face, filled with the same mad happiness that had been on it when Riddle had first learned he was a wizard, a happiness that did not tinge the beauty of his features but somehow made them less human.

— Благодарю тебя, Гарри, — негромко сказал Дамблдор. — Нам пора… - We should go...

Когда Гарри опустился на пол его кабинета, Дамблдор уже сидел за столом. Гарри тоже сел, ожидая слов Дамблдора.

— Я уже очень давно питал надежду заполучить это свидетельство, — начал Дамблдор. — Оно подтверждает мою теорию, говорит о том, что я прав, и о том, какой длинный путь нам ещё предстоит пройти. - It confirms my theory, tells me I'm right, and what a long way we still have to go.

Гарри вдруг обнаружил, что портреты прежних директоров и директрис школы, висящие по стенам кабинета, не спят и внимательно слушают их разговор. А дородный и красноносый волшебник даже приставил к уху слуховую трубку.

— Я уверен, Гарри, — продолжал Дамблдор, — ты понимаешь значение того, что мы с тобой услышали. Уже в твоём возрасте, плюс-минус несколько месяцев, Том Реддл изо всех сил искал дорогу к бессмертию.

— Так вы думаете, что это ему удалось, сэр? - So you think he succeeded, sir? — спросил Гарри. — Что он создал крестраж? Что потому и не погиб, когда напал на меня? Is that why you didn't die when you attacked me? Потому, что у него где-то надёжно спрятан крестраж, кусочек его души? Because he has a Horcrux, a piece of his soul, safely hidden somewhere?

— Кусочек, и, может быть, не один, — ответил Дамблдор. - A piece, and maybe more than one," Dumbledore replied. — Ты же слышал Волан-де-Морта: его особенно интересовало мнение Горация о том, что происходит с волшебником, который создаёт больше одного крестража, с волшебником, которому так хочется избежать смерти, что он готов убивать множество раз, рвать и рвать свою душу, лишь бы сохранить её во многих спрятанных по отдельности крестражах. Этих сведений он ни из каких книг почерпнуть не смог бы. He couldn't have gotten that information from any book. Насколько мне известно — насколько, я в этом уверен, известно и Волан-де-Морту — ни один волшебник ни разу ещё не разрывал свою душу более чем на два куска. As far as I know - as I'm sure Voldemort knows, too - no wizard has ever had his soul torn into more than two pieces.

Дамблдор немного помолчал, собираясь с мыслями, затем сказал: Dumbledore was silent for a moment, gathering his thoughts, then said:

— Четыре года назад я получил верное, как мне представлялось, доказательство того, что Волан-де-Морт свою душу расколол. - Four years ago, I received what I thought was sure proof that Voldemort had cracked his soul.

— Где же? — спросил Гарри. — Как?

— Меня снабдил им ты, Гарри, — ответил Дамблдор. - I was supplied with it by you, Harry," Dumbledore replied. — Я говорю о дневнике Реддла, дававшем наставления о том, как открыть Тайную комнату. - I'm talking about Riddle's journal, which gave instructions on how to open the Chamber of Secrets.

— Не понимаю, сэр, — сказал Гарри.

— Видишь ли, хоть я и не присутствовал при возникновении Реддла из дневника, то, что ты описал мне, было явлением, наблюдать которое мне никогда ещё не приходилось. - You see, although I wasn't present when Riddle emerged from the diary, what you described to me was a phenomenon I've never had to witness before. Простое воспоминание начинает думать и действовать самостоятельно? Does a simple memory begin to think and act on its own? Воспоминание высасывает жизнь из девочки, в руки которой оно попало? Does the memory suck the life out of the girl into whose hands it fell? Нет, в той книжице обитало нечто куда более зловещее — часть души, я почти сразу уверовал в это. Дневник и был крестражем. Но отсюда следовало больше вопросов, чем ответов. But more questions than answers followed from here. И сильнее всего меня заинтриговало и встревожило то, что дневник был в такой же мере оружием, в какой и средством защиты. And what intrigued and alarmed me most was that the diary was as much a weapon as it was a defense.

— Я всё равно не понимаю, — сказал Гарри. - I still don't get it," Harry said.

— Он исполнял то, что крестражу и положено исполнять. - He was doing what a Horcrux is supposed to do. Спрятанная в нём часть души сохранялась в безопасности и, несомненно, играла некую роль, уберегая её обладателя от смерти. Но нельзя было сомневаться и в другом — Реддл действительно желал, чтобы его дневник прочитали и часть его души вселилась в другого человека и овладела им. But one could not doubt the other - Riddle had indeed wished his diary to be read and a part of his soul possessed and possessed by another person. Это позволило бы снова выпустить на свободу чудище Слизерина. It would allow the Slytherin monster to be released again.

— Он просто не хотел, чтобы его труды пропали даром, — сказал Гарри. - He just didn't want his labors to go to waste," Harry said. — Хотел внушить всем, что он — наследник Слизерина, а по-другому он этого в то время доказать не мог. - He wanted to make everyone believe that he was the heir to Slytherin, and he couldn't prove it any other way at the time.

— Совершенно справедливо, — кивнул Дамблдор. — Но неужели ты не понимаешь, Гарри, — если он хотел, чтобы дневник попал к будущему воспитаннику Хогвартса или вселился в этого воспитанника, значит, Волан-де-Морт был до странного равнодушен к участи драгоценного осколка своей души, скрытого в этом дневнике. - But don't you see, Harry, if he wanted the diary to go to a future Hogwarts student, or to be absorbed into that student, then Voldemort was strangely indifferent to the fate of the precious shard of his soul hidden in that diary. Как объяснил профессор Слизнорт, весь смысл крестража в том, чтобы прятать и сохранять часть человеческого «я», а вовсе не в том, чтобы бросать её кому-то под ноги, рискуя тем, что её уничтожат. As Professor Slughorn explained, the whole point of a Horcrux was to hide and preserve a part of the human self, not at all to throw it at someone's feet at the risk of it being destroyed. А так оно и случилось: тот фрагмент души погиб, ты сам позаботился об этом. And that's what happened: that soul fragment died, you took care of it yourself.

Беспечность, с которой Волан-де-Морт относился к своему крестражу, представлялась мне крайне зловещей. The carelessness with which Voldemort treated his Horcrux seemed to me extremely sinister. Она наводила на мысль, что он должен был или намеревался изготовить гораздо больше крестражей, чтобы утрата первого из них не стала пагубной. Верить в это мне не хотелось, но других осмысленных объяснений я не видел. I didn't want to believe it, but I couldn't see any other meaningful explanation.

Затем, два года спустя, ты рассказал мне, что в ночь, когда Волан-де-Морт возродился, он обратился к Пожирателям смерти со словами, которые не только внушали ужас, но и многое объясняли: «Я, который дальше всех других прошёл по стезе бессмертия». Then, two years later, you told me that on the night Voldemort was reborn, he addressed the Death Eaters with words that not only inspired terror, but explained much: "I, who have traveled the path of immortality farthest than any other." Именно так он и сказал. «Дальше всех других…» И я подумал, что знаю, в чём смысл этих слов, хоть Пожиратели смерти их и не поняли. "Farthest away from all others..." And I thought I knew what those words meant, even though the Death Eaters didn't understand them. Он говорил о своих крестражах, о многих крестражах, Гарри, которыми никакой другой волшебник никогда не обладал. И ведь всё сходилось: с годами лорд Волан-де-Морт всё больше утрачивал человеческий облик, и происходившие с ним превращения имели, как мне представлялось, только одно объяснение: увечность его души вышла далеко за пределы того, на что способно обычное зло. And it all fit: Lord Voldemort was becoming more and more human as the years went by, and the transformations he was undergoing had only one explanation, it seemed to me: the mutilation of his soul had gone far beyond what ordinary evil could do.

— Выходит, убивая людей, он достиг того, что самого его убить невозможно? - So by killing people, he's gotten to the point where he can't be killed himself? — спросил Гарри. — Но если ему так необходимо было бессмертие, почему он не изготовил философский камень или попросту его не украл? - But if he needed immortality so badly, why didn't he make the Philosopher's Stone or simply steal it?

— Мы ведь знаем, что пять лет назад именно это он и попытался сделать, — ответил Дамблдор. — Однако существует, я думаю, несколько причин, по которым философский камень привлекает лорда Волан-де-Морта меньше, чем крестражи. - However, there are, I think, several reasons why the Philosopher's Stone appeals to Lord Voldemort less than Horcruxes.

Животворящий эликсир действительно продлевает жизнь, но если тот, кто его принимает, стремится к бессмертию, он должен принимать эликсир постоянно, на протяжении вечности. А это означает, что Волан-де-Морт попал бы в полную зависимость от эликсира, и, если бы тот иссяк, или испортился, или если бы кто-то похитил камень, Волан-де-Морт просто умер бы, как любой другой человек. And this means that Voldemort would become completely dependent on the elixir, and if it dried up, or deteriorated, or if someone stole the stone, Voldemort would simply die like any other person. . И при этом, вспомни, он предпочитает действовать в одиночку. Думаю, даже мысль о какой бы то ни было зависимости, пусть и от эликсира, представлялась ему нестерпимой. I think that even the thought of any kind of dependence, even on the elixir, seemed unbearable to him. Конечно, если бы это позволило избавиться от жуткой полужизни, на которую он был обречён после нападения на тебя, Волан-де-Морт готов был пить эликсир, но лишь для того, чтобы вновь обрести тело. В дальнейшем же он, я в этом не сомневаюсь, по-прежнему полагался бы на свои крестражи. In the future, however, he would, I have no doubt of it, still rely on his Horcruxes. Ничего другого ему, вернувшему себе человеческий облик, и не потребовалось бы. Nothing else he, who had regained his human form, would need. Пойми, он и без того уж бессмертен… или близок к бессмертию настолько, насколько это возможно для человека.

Но теперь, Гарри, когда ты раздобыл важнейшее воспоминание, мы подошли к тайне, которая позволит уничтожить лорда Волан-де-Морта, так близко, как никто к ней ещё не подходил. But now, Harry, now that you have obtained the most important memory, we have come as close to the secret that will allow us to destroy Lord Voldemort as anyone has ever come before. Ведь ты слышал его, Гарри: «Не лучше ли, чтобы обрести побольше силы, разделить душу на несколько частей? For you have heard him, Harry: "Is it not better, to gain more power, to divide the soul into several parts? Разве семь — это не самое могучее магическое число?..» Разве семь это не самое могучее магическое число. Isn't seven the most powerful magic number...?" Isn't seven the most powerful magic number. Думаю, идея разделить душу на семь частей обладает для лорда Волан-де-Морта огромной притягательной силой. I think the idea of splitting a soul into seven parts has a huge appeal for Lord Voldemort.

— Так он создал семь крестражей? - So he created seven Horcruxes? — в ужасе спросил Гарри, и несколько портретов на стенах также издали восклицания, полные гнева и страха. — Но он же мог разбросать их по всему свету — спрятать, зарыть, сделать невидимыми. - But he could scatter them all over the world - hide them, bury them, make them invisible.

— Я рад, что ты понимаешь размеры стоящей перед нами задачи, — спокойно сказал Дамблдор. - I'm glad you realize the size of the task before us," Dumbledore said calmly. — Но только не семь, а шесть. - But not seven, but six. Седьмая часть его души, какой бы изуродованной она ни была, обитает в воссозданном теле Волан-де-Морта. The seventh part of his soul, however disfigured, resides in Voldemort's recreated body. Та часть, что вела призрачное существование долгие годы его изгнания — без неё Волан-де-Морта и вовсе бы не было. The part that led a ghostly existence for many years of his exile - without it, Voldemort would not exist at all. Тому, кто пожелает его убить, этим седьмым обломком души придётся заняться в последнюю очередь — обломком, который живёт в его теле. Whoever wishes to kill him will have to deal with this seventh fragment of the soul last - the fragment that lives in his body.

— Ладно, пусть шесть, — сказал Гарри с несколько меньшим, но всё же отчаянием. - Fine, make it six," Harry said with slightly less, but still desperation. — Как же мы сможем их найти?

— Ты забываешь — один из них ты уже уничтожил. - You're forgetting - you've already destroyed one of them. А я уничтожил другой.

— Уничтожили? - Destroyed? — воскликнул Гарри.

— Да, уничтожил, — ответил Дамблдор, поднимая почерневшую, словно обугленную руку. — Кольцо, Гарри. Кольцо Марволо. Оно было ограждено ужасным заклятием. It was fenced off with a terrible spell. Если бы не моё, прости за нескромность, профессиональное мастерство и не своевременные меры, принятые профессором Снеггом, когда я возвратился сюда, жутко израненный, я, может быть, и не рассказывал бы тебе сейчас всё это. If it hadn't been for my, pardon my immodesty, professional skill and the timely action taken by Professor Snape when I returned here, horribly injured, I might not be telling you all this now. Но обугленная рука не кажется мне слишком высокой ценой за одну седьмую души Волан-де-Морта. But a charred hand doesn't strike me as too high a price to pay for one seventh of Voldemort's soul. Кольцо больше не крестраж.

— Но где вы его отыскали?

— Как тебе известно, я уже долгие годы трачу немало сил на то, чтобы по возможности больше узнать о прежней жизни Волан-де-Морта. Я много странствовал, посещал места, в которых он когда-то бывал. В развалинах дома Мраксов я и наткнулся на это кольцо. По-видимому, Волан-де-Морт, сумев запечатать в него часть своей души, носить его больше не пожелал. Apparently Voldemort, having managed to seal a part of his soul into it, no longer wished to wear it. Он защитил его множеством могучих заклятий и спрятал в лачуге, где некогда жили его предки (хоть Морфин и переселился под конец жизни в Азкабан), не подумав, однако, о том, что рано или поздно я могу навестить её руины, или о том, что я буду держать ухо востро, отыскивая признаки магического тайника. Впрочем, особенно радоваться нам пока не стоит. However, we should not be particularly happy yet. Ты уничтожил дневник, я — кольцо, но, если наша теория о семичастной душе справедлива, остаётся ещё четыре крестража. You destroyed the diary, I destroyed the ring, but if our theory of the seven-part soul is correct, there are still four Horcruxes left.

— И обличие они могут иметь какое угодно, так? - And they can take on any guise they want, right? — сказал Гарри. — Старые консервные банки, пустые пузырьки из-под зелий… - Old tin cans, empty potion vials...

— Ты вспомнил о порталах, Гарри, которые должны быть неприметными, чтобы не привлечь внимания. - You brought up portals, Harry, which are supposed to be inconspicuous so as not to attract attention. Но чтобы лорд Волан-де-Морт использовал для хранения своей драгоценной души консервные банки и пустые бутылки? But for Lord Voldemort to use tin cans and empty bottles to store his precious soul? Ты забываешь о том, что я тебе показал. Лорд Волан-де-Морт неравнодушен к трофеям и предпочитает вещи, обладающие яркой магической историей. Его гордыня, вера в собственное превосходство, его решимость добиться невиданного места в истории магии — всё это наводит меня на мысль, что Волан-де-Морт должен выбирать свои крестражи с особой тщательностью, отдавая предпочтение предметам, достойным всяческого уважения.

— Дневник таким уж особенным не был. - The diary wasn't that special.

— Дневник, как сам ты сказал, служил доказательством того, что он — наследник Слизерина; уверен, Волан-де-Морт придавал ему огромное значение. - The diary, as you said yourself, served as proof that he was the heir to Slytherin; I'm sure Voldemort attached great importance to it.

— Хорошо, так что же насчёт других крестражей? — спросил Гарри. — Вам известно, сэр, что они из себя представляют? - Do you know what they are, sir?

— Я могу лишь догадываться, — ответил Дамблдор. — По причинам, которые я уже назвал, лорд Волан-де-Морт наверняка избирает вещи, не лишённые некоторого величия. Потому я и рылся в его прошлом, пытался найти свидетельства того, что вблизи от него исчезали произведения магического искусства.

— Медальон! — вскричал Гарри. — Чаша Пуффендуев!

— Да, — улыбнулся Дамблдор. — Готов поспорить — может быть, и не на вторую мою руку, но уж на пару пальцев точно, — что они-то и стали третьим и четвёртым крестражами. - I'm willing to bet - maybe not on my other hand, but on a couple fingers for sure - that they were the third and fourth Horcruxes. С двумя оставшимися, если, конечно, он действительно создал их шесть, дело обстоит посложнее, но рискну высказать предположение, что, завладев вещами, связанными с Пуффендуем и Слизерином, он занялся поисками ценностей, которые имеют отношение к Гриффиндору и Когтеврану. Четыре сокровища, принадлежавшие четырём основателям Хогвартса, должны (я в этом уверен) с великой силой притягивать к себе воображение Волан-де-Морта. Удалось ли ему похитить что-нибудь в Когтевране, я сказать не могу. Whether he managed to steal anything from the Claw, I can't say. А вот в совершенной сохранности единственной из известных реликвий Гриффиндора я уверен. But I am sure of the perfect preservation of the only known relic of Gryffindor.

И Дамблдор указал почерневшим пальцем на стену за собой — туда, где покоился в стеклянном ящике осыпанный рубинами меч.

— Вы думаете, сэр, он потому и хотел вернуться в Хогвартс? — спросил Гарри. — Надеялся, что ему удастся найти здесь какую-то вещь ещё одного основателя?

— Именно так я и думаю, — ответил Дамблдор. - That's exactly what I think," Dumbledore replied. — Но, к сожалению, нам это ничего не даёт, поскольку он вынужден был отступить, не получив (во всяком случае, я на это надеюсь) ни единого шанса обшарить школу. “But, unfortunately, this does not give us anything, since he was forced to retreat without getting (at least I hope so) a single chance to ransack the school. Приходится заключить, что выполнить свой план — завладеть ценностями четырёх основателей — ему не удалось. We have to conclude that he did not succeed in fulfilling his plan - to take possession of the values \u200b\u200bof the four founders. Две у него имеются точно, третью он также мог отыскать — вот то, из чего мы будем пока исходить. He has two for sure, he could also find the third - this is what we will start from for the time being.

— Даже если он похитил что-нибудь в Когтевране или в Гриффиндоре, шестой крестраж всё равно остаётся нам неизвестным, — произведя подсчёты на пальцах, сказал Гарри. - Even if he stole something from Cogtevran or Gryffindor, the sixth Horcrux is still unknown to us," Harry said, doing the math on his fingers. — Или он всё-таки отыскал и то и другое? - Or did he find both after all?

— Не думаю, — сказал Дамблдор. — Мне кажется, я знаю, что представляет собой шестой крестраж. “I think I know what the sixth Horcrux is. Интересно, что ты скажешь, если я признаюсь тебе, что мне давно уже не даёт покоя появление той змеи, Нагайны? I wonder what you will say if I confess to you that the appearance of that snake, Nagini, has been haunting me for a long time?

— Змеи? — ошеломлённо переспросил Гарри. — Разве животных можно использовать как крестражи? - Can animals be used as Horcruxes?

— Ну, это не очень разумно, — сказал Дамблдор. — Доверить часть своей души существу, которое способно думать и самостоятельно передвигаться, — поступок, понятное дело, рискованный. - To entrust a part of your soul to a creature that can think and move on its own is, understandably, a risky act. Но если мои расчёты верны, Волан-де-Морту недоставало по крайней мере одного крестража из желанных шести, когда он явился в дом твоих родителей, собираясь убить тебя.

Похоже на то, что процесс создания крестражей он приберегал для смертей, имевших для него особое значение. It seems that he was saving the process of creating Horcruxes for deaths that had special meaning to him. А твоя, безусловно, такой и была. Он верил, что, убив тебя, сможет избавиться от опасности, которой грозило ему пророчество. Верил, что станет неуязвимым. И я не сомневаюсь в том, что последний крестраж он намеревался создать сразу после твоей смерти.

Как мы знаем, он потерпел неудачу. По прошествии многих лет он воспользовался Нагайной для убийства старого магла, и при этом ему вполне могла прийти в голову мысль обратить её в последний из своих крестражей. Змея — символ его родства со Слизерином, а это соответствует мистическим настроениям лорда Волан-де-Морта. Не стоит исключать возможность, что он привязан к ней настолько, насколько вообще может привязаться к чему бы то ни было, он старается держать её под рукой и обладает над ней властью, необычной даже для змееуста.

— Хорошо, — сказал Гарри, — дневника больше нет, кольца тоже. Чаша, медальон и змея пока ещё целы, и, кроме того, вы считаете, что может существовать крестраж, принадлежавший когда-то Когтеврану либо Гриффиндору.

— Замечательно краткое и точное изложение фактов, — склонив голову, сказал Дамблдор. - An admirably concise and accurate statement of facts," Dumbledore said with a bow of his head.

— Значит, вы по-прежнему ищете их, сэр? - So you're still looking for them, sir? На эти поиски вы и отправляетесь, покидая школу?

— Верно, — сказал Дамблдор. — Я ищу их уже очень давно. Я думаю, близок к тому, чтобы найти ещё один. I think I'm close to finding another one. Появились кое-какие обнадёживающие знаки.

— Если вы найдёте крестраж, — быстро сказал Гарри, — можно, я отправлюсь с вами и помогу вам его уничтожить?

С секунду Дамблдор внимательно вглядывался в Гарри, потом ответил:

— Да, полагаю, можно. - Yes, I suppose you could.

— Правда? — переспросил поражённый до глубины души Гарри.

— О да, — слабо улыбнувшись, сказал Дамблдор. — По-моему, ты это право заслужил.

Гарри воспрянул духом. До чего же приятно хоть раз не выслушивать слов об осторожности и защите. It's so nice not to have to listen to words of caution and defense for once. На висевших по стенам директоров и директрис решение Дамблдора произвело не столь радостное впечатление — Гарри увидел, что кое-кто из них покачивает головами, а Финеас Найджелус так и вовсе расфыркался. Harry saw some of them shake their heads, and Phineas Nigelus snickered as he looked at the Headmasters and Headmistresses hanging on the walls.

— А скажите, сэр, когда крестраж гибнет, Волан-де-Морт узнает об этом? Он может это почувствовать? — не обращая внимания на портреты, спросил Гарри.

— Очень интересный вопрос. Я полагаю, что нет. I guess not. Я полагаю, что Волан-де-Морт уже до того погряз во зле, а эти важнейшие его составляющие так давно отделены от него, что он не чувствует их так, как чувствуем мы. My guess is that Voldemort is already steeped in evil to the point where these essential parts of him have been separated from him for so long that he doesn't feel them the way we do. Возможно, на пороге смерти он и осознает их утрату… Но ведь не знал же он, к примеру, что его дневник уничтожен, пока не добился всей правды от Люциуса Малфоя. He might realize their loss on the brink of death... But he didn't know, for example, that his diary had been destroyed until he got the whole truth from Lucius Malfoy. Когда Волан-де-Морт обнаружил, что дневник изуродован и лишился всей своей мощи, он, как мне говорили, пришёл в такую ярость, что на него страшно было смотреть. When Voldemort discovered that the diary had been mutilated and stripped of all its power, he went into such a rage, I'm told, that it was frightening to look at.

— Но я думал, что это он велел Люциусу Малфою протащить дневник в Хогвартс. - But I thought he was the one who told Lucius Malfoy to sneak the diary into Hogwarts.

— Да, велел, много лет назад, когда был уверен, что ещё сможет создать другие крестражи. Люциусу Малфою полагалось дождаться прямого приказа Волан-де-Морта, однако приказа он не получил: отдав ему дневник, Волан-де-Морт вскоре исчез. Lucius Malfoy was supposed to wait for Voldemort's direct order, but he didn't get the order: after giving him the diary, Voldemort soon disappeared. Он думал, что Люциус будет старательно оберегать крестраж и ничего не посмеет с ним сделать, но он слишком полагался на страх Люциуса перед хозяином, который уж много лет как сгинул, а по мнению Люциуса, так и вовсе погиб. Разумеется, Люциус не знал, что на самом деле представляет собой дневник. Of course, Lucius didn't know what the diary actually represented. Насколько я понимаю, Волан-де-Морт сказал ему, что дневник поможет вскрыть защищённую хитроумными заклинаниями Тайную комнату. Знай Люциус, что у него в руках часть хозяйской души, он, безусловно, относился бы к дневнику с большим почтением. Had Lucius known that he held a piece of his master's soul in his hands, he would certainly have treated the diary with more reverence. А так он решил осуществить давнишний замысел, но уже ради собственной выгоды. Подбросив дневник дочери Артура Уизли, Люциус надеялся одним махом и опозорить Артура, и добиться, чтобы меня вышвырнули из Хогвартса, и избавиться от вещи, которая могла его разоблачить. By planting Arthur Weasley's daughter's diary, Lucius hoped to embarrass Arthur, get me kicked out of Hogwarts, and get rid of something that could expose him in one fell swoop. Бедный Люциус… При той ярости, которая гложет Волан-де-Морта, узнавшего, что он пожертвовал крестражем для достижения собственных целей, и поражении, которое он потерпел в прошлом году в Министерстве, я нисколько не удивлюсь, если он в глубине души радуется, что сидит сейчас в Азкабане. Poor Lucius... With the rage that gnaws at Voldemort upon learning that he sacrificed a Horcrux to achieve his own ends, and the defeat he suffered at the Ministry last year, I wouldn't be at all surprised if he's deep down glad he's sitting in Azkaban right now.

Гарри немного помолчал, размышляя, потом спросил:

— Значит, если уничтожить все крестражи, Волан-де-Морта всё-таки можно будет убить? - So if all the Horcruxes are destroyed, Voldemort can still be killed?

— Думаю, это так, — ответил Дамблдор. — Без своих крестражей он превратится в простого смертного с изуродованной, ссохшейся душой. Не забывай, однако, что, хоть душа его и повреждена настолько, что её уже не поправишь, мозг и магическая сила Волан-де-Морта остаются нетронутыми. Чтобы убить волшебника, подобного Волан-де-Морту, даже лишившегося крестражей, необходимы редкостное искусство и редкостное могущество.

— Но у меня ничего этого нет! - But I don't have any of that! — выпалил Гарри, не сумев вовремя остановиться. - Harry blurted out, unable to stop himself in time.

— Вот именно, что есть, — сказал Дамблдор. - That's exactly what it is," Dumbledore said. — Ты обладаешь могуществом, которого у самого Волан-де-Морта никогда не было. - You have power that Voldemort himself never had. Ты способен…

— Да знаю я! - I know! — нетерпеливо воскликнул Гарри. — Я способен любить! - I am capable of love!

И еле-еле удержался от того, чтобы прибавить: «Большое дело!» And he could barely keep himself from adding, "Big deal!"

— Да, Гарри, ты способен любить, — произнёс Дамблдор, и по лицу его было видно: он в точности знает, что именно чуть было не ляпнул сейчас Гарри. - Yes, Harry, you are capable of love," Dumbledore said, and it was clear from the look on his face that he knew exactly what Harry had almost said. — И это, если вспомнить всё, что с тобой случилось, великая и знаменательная способность. Ты просто слишком юн, чтобы понять, насколько ты необычен, Гарри.

— Выходит, пророчество, говоря о силе, которой не будет знать Тёмный Лорд, подразумевает всего-навсего любовь? - So the prophecy, in speaking of a power the Dark Lord will not know, implies nothing but love? — спросил несколько обескураженный Гарри. - Asked a somewhat discouraged Harry.

— Да, всего-навсего любовь, — ответил Дамблдор. - Yes, just love," Dumbledore replied. — Но только не забывай о том, что сказанное в пророчестве лишь потому исполнено значения, что им его наделил Волан-де-Морт. “But just don't forget that what the prophecy says is meaningful only because it was given to it by Voldemort. Я уже говорил тебе это в конце прошлого года. I already told you that at the end of last year. Волан-де-Морт выбрал тебя, потому что ты представляешь для него наибольшую опасность, а сделав это, сам же тебя в такого человека и превратил! Voldemort chose you because you are the greatest danger to him, and in doing so, he turned you into one himself!

— Так ведь оно всё к тому же и сводится… - That's what it all comes down to, isn't it?

— Нет, не сводится! - No, it doesn't! — теперь уже нетерпеливо оборвал его Дамблдор. И, ткнув в Гарри почерневшим пальцем, сказал: — Ты придаёшь пророчеству слишком большое значение! And pointing a blackened finger at Harry, he said, "You're putting too much emphasis on the prophecy!"

— Простите, — залепетал Гарри, — простите, но вы же сами говорили, что пророчество означает… "I'm sorry," Harry stammered, "I'm sorry, but you yourself said that the prophecy means...

— Если бы Волан-де-Морт ничего о пророчестве не узнал, могло бы оно сбыться? - If Voldemort had learned nothing of the prophecy, could it have come true? Значило бы хоть что-нибудь? Would it mean anything? Конечно нет! Ты думаешь, каждое предсказание, что хранится в Зале пророчеств, непременно сбывалось?

— Но ведь вы сами сказали мне в прошлом году, — возразил сбитый с толку Гарри, — что одному из нас придётся убить другого…

— Гарри, Гарри, так ведь это лишь потому, что Волан-де-Морт совершил серьёзнейшую ошибку, начав действовать, полагаясь на слова профессора Трелони! - Harry, Harry, it's only because Voldemort made the grave mistake of acting on Professor Trelawney's word! Если бы Волан-де-Морт не убил твоего отца, разве он поселил бы в твоей душе яростное желание отомстить? If Voldemort had not killed your father, would he have planted in your soul a fierce desire for revenge? Разумеется, нет! Если бы не вынудил твою мать умереть, спасая тебя, разве получил бы ты магическую защиту, преодолеть которую он не в силах? If he hadn't forced your mother to die saving you, would you have gotten magical protection that he can't overcome? Разумеется, нет, Гарри! Ты понимаешь? Волан-де-Морт сам создал худшего своего врага, как делают и все остальные тираны! Voldemort himself created his own worst enemy, as all other tyrants do! Ты хоть представляешь, до какой степени боятся тираны тех, кого они угнетают? Do you have any idea to what extent tyrants fear those they oppress? Каждый из них сознаёт, что рано или поздно среди множества их жертв наверняка появится тот, кто восстанет против них и нанесёт им ответный удар! И Волан-де-Морт ничем от них не отличается! And Voldemort is no different! Он вечно настороже, вечно высматривает того, кто бросит ему вызов. Он услышал о пророчестве и начал действовать, и в итоге не только сам подобрал себе врага, который способен прикончить его, но и снабдил этого врага смертоносным оружием!

— Но… - But...

— Очень важно, чтобы ты понимал это, Гарри! - It's very important that you realize that, Harry! — сказал Дамблдор, поднимаясь из кресла и начиная прохаживаться по кабинету взад и вперёд. При каждом шаге полы его поблёскивающей мантии взметались, легко шелестя. With each step, the flaps of his gleaming robe swept up, rustling lightly. Гарри никогда ещё не видел старого волшебника таким взволнованным. Harry had never seen the old wizard so excited before. — Попытавшись убить тебя, Волан-де-Морт сам избрал удивительного человека, сидящего сейчас передо мной, и сам дал ему средства для борьбы, которые позволят ему сделать своё дело! Это промах Волан-де-Морта. Он наделил тебя способностью проникать в его мысли, в его стремления и даже понимать змеиный язык, на котором он отдаёт приказы, и всё-таки, Гарри, несмотря на полученную тобой привилегию, на умение постичь самую суть Волан-де-Мортова мира (а это дар, ради которого любой Пожиратель смерти убил бы не задумываясь), Тёмные искусства ни разу не показались тебе притягательными, ты ни на секунду не выказал желания стать одним из последователей Волан-де-Морта!

— Ещё бы я его выказал! - You bet I'd show it! — гневно воскликнул Гарри. — Он же убил маму и папу! - He killed Mom and Dad!

— Коротко говоря, тебя защищает твоя способность любить! - In short, it's your ability to love that protects you! — громко произнёс Дамблдор. - Dumbledore said loudly. — И это единственная защита, которая способна противостоять пожирающей Волан-де-Морта жажде власти! При всех выпавших тебе испытаниях, при всех страданиях сердце твоё осталось чистым, таким же, каким было в одиннадцать лет, когда ты взглянул в зеркало, отразившее твои сокровеннейшие желания, и оно показало, что стремишься ты не к бессмертию, не к богатству, но лишь к тому, чтобы преградить путь лорду Волан-де-Морту. In all your trials, in all your sufferings, your heart remained pure, the same as it was when you were eleven years old, when you looked into the mirror that reflected your innermost desires, and it showed that you were not striving for immortality, not for wealth, but only to block Lord Voldemort's path. Ты хоть понимаешь, Гарри, как мало на свете волшебников, которые могли бы увидеть в этом зеркале то, что увидел ты? Do you realize, Harry, how few wizards there are in the world who could see in that mirror what you saw? Волан-де-Морту стоило бы уже тогда сообразить, кто ему противостоит, да он не сообразил!

Но теперь он знает это. Ты проникал в разум лорда Волан-де-Морта без всякого вреда для себя, а вот он не способен овладеть тобой, не испытывая при этом смертной муки, что он и обнаружил тогда, в Министерстве. Не думаю, что Волан-де-Морт понимает, в чём тут причина. I don't think Voldemort realizes what's at stake here. Он до того спешил изуродовать свою душу, что ни разу не остановился, чтобы задуматься над тем, какой силой обладает душа незапятнанная и цельная. He was in such a hurry to mutilate his soul that he never once stopped to consider what power an untainted and whole soul possesses.

— И тем не менее, сэр, — сказал Гарри, прилагая героические усилия, чтобы не выглядеть вздорным спорщиком, — разве всё это не сводится к одному и тому же? - And yet, sir," said Harry, making a heroic effort not to look like a feisty arguer, "doesn't it all boil down to the same thing? Я должен попытаться убить его, иначе… I have to try to kill him, or else.....

— Должен? - Should I? — воскликнул Дамблдор. — Разумеется, должен! - Of course he should! Но не потому, что так говорится в пророчестве! But not because the prophecy says so! А потому, что ты, ты сам, не будешь ведать покоя, пока не предпримешь такую попытку! Мы оба знаем это! Вообрази, прошу тебя, только на миг вообрази, что ты никогда о пророчестве не слышал! Какие чувства ты питал бы сейчас к Волан-де-Морту? How would you feel about Voldemort right now? Подумай!

Гарри смотрел на расхаживающего по кабинету Дамблдора и думал. Он думал о матери, об отце, о Сириусе. Думал о Седрике Диггори. Думал обо всех известных ему страшных деяниях лорда Волан-де-Морта. И ему казалось, что в груди его разгорается, доставая до горла, пламя.

— Я хочу, чтобы с ним было покончено, — негромко сказал он. - I want him finished," he said softly. — И хочу сделать это сам.

— Ещё бы! - You betcha! — вскричал Дамблдор. — Ты понимаешь? Пророчество не означает, что ты обязан делать что бы то ни было! Prophecy doesn't mean you are obligated to do anything! А вот лорда Волан-де-Морта пророчество заставило отметить тебя как равного себе… Иными словами, ты волен сам выбирать свой путь, волен повернуться к пророчеству спиной! But Lord Voldemort, the prophecy made you mark you as his equal... In other words, you are free to choose your own way, free to turn your back on the prophecy! А Волан-де-Морт так и будет руководствоваться пророчеством. And Voldemort will still be guided by prophecy. Он по-прежнему будет охотиться за тобой, а отсюда с определённостью следует, что… He's still going to come after you, and it definitely follows that...

— Что одному из нас придётся, в конце концов, убить другого! - That one of us would eventually have to kill the other! — подхватил Гарри. - Harry picked up on that.

И всё же он наконец понял, что пытается втолковать ему Дамблдор. And yet he finally understood what Dumbledore was trying to tell him. «Разницу, — думал Гарри, — между тем, что тебя выволакивают на арену, где ты должен лицом к лицу сразиться со смертью, и тем, что ты сам, с высоко поднятой головой, выходишь на эту арену. "The difference," Harry thought, "between being dragged into an arena where you have to face death and stepping into that arena yourself, with your head held high. Кое-кто, возможно, сказал бы, что выбор тут невелик, но Дамблдор знал, а теперь, — думал Гарри, ощущая прилив гордости, — знаю и я: в этой разнице вся суть и состоит.» Some might have said there wasn't much choice, but Dumbledore knew, and now," thought Harry, feeling a rush of pride, "so do I: it's the difference that makes all the difference."