Глава 20 Ходатайство Лорда Волан-де-Морта
Глава 20
Ходатайство Лорда Волан-де-Морта
Гарри с Роном покинули больницу рано утром в понедельник. Благодаря заботам мадам Помфри их здоровье полностью восстановилось, и теперь они могли насладиться благодатными последствиями отравления и трещины в черепе, лучшим из которых стало примирение Рона и Гермионы. Гермиона даже проводила их на завтрак, сообщив заодно новость о ссоре Джинни с Дином. Дремавшее в груди Гарри чудовище тотчас воспрянуло и с надеждой принюхалось к воздуху.
— Из-за чего они повздорили? — небрежно спросил Гарри, когда все трое повернули в коридор восьмого этажа, пустынный, если не считать маленькой девчушки, внимательно разглядывавшей гобелен с изображением троллей в балетных пачках. Завидев приближавшихся шестикурсников, девчушка, похоже, перепугалась и уронила на пол тяжёлые бронзовые весы, которые держала в руках.
— Ничего-ничего! — утешила девочку поспешившая ей на помощь Гермиона. — Держи… — Она пристукнула по обломкам весов волшебной палочкой и произнесла: — Репаро.
Девочка не поблагодарила её, но так и осталась стоять как вкопанная, глядя им вслед. Рон, уходя, оглянулся.
— Что ни год, они становятся всё меньше, — сказал он.
— Да шут с ней, — нетерпеливо отмахнулся Гарри. — Так из-за чего поссорились Джинни с Дином, а, Гермиона?
— Дин потешался над тем, как Маклагген залепил в тебя бладжером, — ответила она.
— Наверное, это и вправду было смешно, — рассудительно заметил Рон.
— Ничего там смешного не было! — горячо воскликнула Гермиона. — Выглядело всё это просто ужасно, и, если бы Кут с Пиксом не поймали Гарри в воздухе, он мог очень сильно покалечиться!
— Но Джинни порывать из-за этого с Дином незачем. — Гарри по-прежнему старался говорить небрежным тоном. — Или они всё же не порвали?
— Да нет, они… А тебя это почему интересует? — спросила Гермиона, внимательно вглядываясь в Гарри.
— Просто не хочу, чтобы в нашей команде по квиддичу опять всё запуталось, — поспешил ответить он. Однако Гермиона продолжала смотреть на него с подозрением, так что, услышав донёсшийся сзади возглас: «Гарри!», он облегчённо вздохнул — теперь можно было повернуться к ней спиной.
— А, привет, Полумна.
— Я заходила в больничное крыло, хотела тебя повидать, — сообщила Полумна, копаясь в сумке. — Но там сказали, что ты уже выписан, а меня…
Она поочерёдно всучила Рону: предмет, похожий на крупную зелёную луковицу, большую пятнистую поганку и изрядное количество чего-то смахивающего на кошачий помёт; наконец извлекла из сумки замызганный пергаментный свиток и протянула его Гарри.
— …а меня просили передать тебе это.
Гарри мгновенно признал в свитке приглашение на очередной урок Дамблдора.
— Сегодня вечером, — едва развернув свиток, сказал он Рону и Гермионе.
— Ты здорово комментировала последний матч! — похвалил Рон Полумну, уже забиравшую у него «луковицу», поганку и кошачий помёт. Полумна неуверенно улыбнулась.
— Шутишь, да? — сказала она. — Все говорят, что я была ужасна.
— Да нет, серьёзно! — искренне воскликнул Рон. — Я и не припомню, чтобы комментарий доставил мне большее удовольствие! Кстати, а что это такое? — прибавил он, поднимая к глазам «луковицу».
— Это лирный корень, — ответила Полумна, запихивая в сумку поганку и кошачий помёт. — Хочешь, возьми себе. У меня их несколько. Отлично отпугивают Пухлых Заглотов.
И она удалилась, оставив лирный корень в руке негромко посмеивающегося Рона.
— Знаете, а Полумна нравится мне всё больше, — сказал он, когда они снова тронулись в путь к Большому залу. — Я понимаю, у неё не все дома, но что толку…
Он вдруг умолк. У подножия мраморной лестницы с грозным видом возвышалась Лаванда Браун.
— Привет, — нервно поздоровался Рон.
— Пойдём, — негромко сказал Гарри Гермионе, и оба ускорили шаг, но успели услышать слова Лаванды:
— Почему ты не сказал мне, что тебя сегодня выписывают? И почему рядом с тобой оказалась она?
Когда Рон полчаса спустя появился за завтраком, выглядел он и надувшимся, и разозлённым сразу, и хоть сел он рядом с Лавандой, Гарри не заметил чтобы за время, проведённое в Большом зале, эти двое обменялись хотя бы одним словом. Гермиона вела себя так, точно ничего не замечала, однако раз или два Гарри видел, как её лицо озаряется беспричинной улыбкой. Весь этот день Гермиона пребывала в особенно приподнятом настроении, а вечером в гриффиндорской гостиной соблаговолила даже просмотреть (иными словами переписать) домашнюю работу Гарри по травологии, чем в последнее время напрочь отказывалась заниматься, зная, что Гарри позволит Рону всё у него сдуть.
— Огромное спасибо, Гермиона. — Гарри, торопливо похлопав её по спине, — он уже посмотрел на часы и обнаружил, что времени почти восемь. — Слушай, мне надо бежать, иначе я к Дамблдору опоздаю.
Она не ответила, просто с усталым видом вычеркнула несколько самых слабых из написанных им предложений. Гарри, ухмыляясь, проскочил сквозь проём в портрете и понёсся к кабинету директора школы. Торчавшая у винтовой лестницы горгулья отпрыгнула в сторону, едва услышав о шоколадных эклерах, и Гарри, перескакивая через ступеньки, взлетел наверх и стукнул в дверь. Часы в кабинете как раз начали отзванивать восемь.
— Войдите, — отозвался Дамблдор.
Гарри протянул руку, чтобы толкнуть дверь, но тут кто-то рывком открыл её изнутри. За дверью стояла профессор Трелони.
— Ага! — вскричала она, театрально указав на Гарри, и, моргая, посмотрела на него сквозь толстые стёкла очков. — Так вот причина, по которой вы, Дамблдор, столь бесцеремонно вышвыриваете меня из кабинета!
— Сивилла, дорогая, — с лёгким раздражением сказал Дамблдор, — о том, чтобы бесцеремонно вышвыривать тебя, и речи не идёт, просто у нас с Гарри назначена встреча, и я действительно считаю, что дальнейшие разговоры по поводу…
— Очень хорошо, — с глубокой обидой объявила профессор Трелони. — Если вы не желаете изгнать отсюда этого узурпатора, эту клячу, значит, так тому и быть… Возможно, мне удастся найти школу, где лучше оценят мои дарования…
Она протиснулась мимо Гарри и исчезла, спустившись по винтовой лестнице; слышно было, как она споткнулась на середине пути — Гарри догадался, что Трелони наступила на хвост одной из своих шалей.
— Закрой, пожалуйста, дверь, Гарри, и садись, — устало сказал Дамблдор.
Гарри подчинился, отметив, пока усаживался на своё обычное место перед столом Дамблдора, что между ними снова стоит Омут памяти, а рядом — ещё два хрустальных флакончика, наполненных взвихрёнными воспоминаниями.
— Значит, профессор Трелони по-прежнему недовольна тем, что Флоренц преподаёт в школе? — спросил Гарри.
— Недовольна, — ответил Дамблдор. — Прорицания обернулись для меня куда большими, чем я предвидел, хлопотами, хоть сам я никогда этот предмет не изучал. Я не могу попросить Флоренца вернуться в Лес, для которого он стал изгоем, и не могу попросить Сивиллу Трелони покинуть школу. Между нами, она и представления не имеет об опасностях, которые поджидают её за стенами замка. Она ведь не знает, что произнесла пророчество о тебе и Волан-де-Морте, а просвещать её на этот счёт было бы, на мой взгляд, неразумным.
Дамблдор тяжело вздохнул, потом сказал:
— Впрочем, мои сложности с преподавателями тебя не касаются. Нам нужно обсудить более важные темы. Но прежде всего, справился ли ты с заданием, которое я дал тебе на прошлом уроке?
— Ну… — вымолвил Гарри и замолчал. Уроки трансгрессии, квиддич, отравление Рона, его собственный треснувший череп и стремление выяснить, чем занят Драко Малфой, — за всеми заботами он почти забыл о воспоминании, которое Дамблдор попросил его вытянуть из Слизнорта. — Я как-то спросил об этом профессора Слизнорта после урока зельеварения, но он… э-э… мне отказал.
Наступило недолгое молчание.
— Понятно, — сказал наконец Дамблдор, глядя на Гарри поверх очков-половинок, отчего Гарри в который раз показалось, что его просвечивают рентгеном. — И ты считаешь, что сделал всё посильное? Что использовал всю свою изобретательность? Что в стараниях раздобыть это воспоминание исчерпал всё своё хитроумие?
— Ну… — не зная что ответить, промямлил Гарри. Единственная попытка получить от Слизнорта воспоминание вдруг показалась ему попросту жалкой. — В тот день, когда Рон по ошибке проглотил приворотное зелье, я отвёл его к профессору Слизнорту. И подумал тогда, что, если мне удастся привести профессора Слизнорта в благодушное настроение…
— Тебе это удалось? — перебил его Дамблдор.
— В общем-то, нет, сэр, потому что Рон отравился и…
— И это, естественно, заставило тебя забыть о любых попытках добыть воспоминание. Когда твой лучший друг в опасности, ничего другого я от тебя ожидать и не мог. Однако я был вправе надеяться, что, как только мистер Уизли пойдёт на поправку, ты вернёшься к выполнению задачи, которую я тебе поручил. Мне казалось, что я дал тебе ясно понять, как необходимо нам это воспоминание. Более того, я постарался внушить тебе, что оно для нас важнее всех остальных, что без него мы попусту потратим время.
Жаркое, жгучее ощущение стыда опалило затылок Гарри и растеклось по всему телу. Дамблдор не повышал голоса, он даже не сердился, но уж лучше бы он кричал — холодное разочарование старого волшебника казалось Гарри хуже всего на свете.
— Сэр, — почти со слезами в голосе сказал он, — дело не в том, что я не старался и вообще… Просто у меня были другие… другие…
— Просто у тебя было другое на уме, — подсказал Дамблдор. — Я понимаю.
В кабинете снова повисло молчание, самое неуютное молчание, в какое Гарри случалось погружаться в присутствии Дамблдора. Оно длилось и длилось, нарушаемое лишь похрапыванием висящего над головой Дамблдора портрета Армандо Диппета. У Гарри было странное чувство, словно он стал меньше, немного усох с той минуты, как сюда вошёл.
Когда сносить молчание стало уже не по силам, Гарри сказал:
— Профессор Дамблдор, мне правда очень жаль. Я должен был приложить больше усилий… понять, что вы не попросили бы меня об этом, не будь оно по-настоящему важным.
— Спасибо, что сказал это, Гарри, — негромко откликнулся Дамблдор. — Могу ли я надеяться, что в дальнейшем эта задача будет стоять у тебя на первом месте? Начиная с сегодняшнего вечера, наши с тобой встречи станут почти бессмысленными, если мы не получим воспоминаний Слизнорта.
— Я постараюсь, сэр, я добуду его, — горячо пообещал Гарри.
— Значит, больше об этом говорить не стоит, — уже более добродушным тоном сказал Дамблдор, — а лучше заняться нашей историей — с того места, где мы остановились. Ты помнишь, где это было?
— Да, сэр, — мигом ответил Гарри. — Волан-де-Морт убил своего отца, деда и бабку, устроив всё так, что подозрения пали на его дядю Морфина. Потом он вернулся в Хогвартс и спросил… — Гарри замялся, — спросил профессора Слизнорта о крестражах.
— Очень хорошо, — сказал Дамблдор. — Надеюсь, ты не забыл, как я на первом уроке говорил тебе, что нам придётся прибегнуть к догадкам и домыслам?
— Да, сэр.
— До сих пор, — полагаю, тут ты со мной согласишься, — я демонстрировал тебе более или менее надёжные источники сведений, на которых основывались мои умозаключения насчёт жизни Волан-де-Морта до семнадцати лет.
Гарри кивнул.
— Однако теперь, — продолжал Дамблдор, — теперь всё становится более запутанным и туманным. Если отыскать свидетельства, относящиеся к юному Реддлу, было нелегко, то найти человека, готового поделиться воспоминаниями о мужчине по имени Волан-де-Морт, почти невозможно. Собственно говоря, я сомневаюсь, что, помимо меня, есть на свете хоть одна живая душа, способная дать нам полный отчёт о том, как он жил после того, как покинул Хогвартс. Но у меня имеется пара последних воспоминаний, которыми я и хотел бы с тобой поделиться. — Дамблдор указал на поблёскивающие вблизи Омута памяти хрустальные флакончики. — А потом я был бы рад услышать твоё мнение о том, насколько правдоподобны сделанные мною выводы.
Мысль о том, что Дамблдор так высоко ценит его мнение, заставила Гарри ещё сильнее устыдиться нерадивости, которую он проявил, пытаясь добыть воспоминания о крестражах, и, пока Дамблдор, поднеся первый флакончик к свету, вглядывался в него, Гарри виновато ёрзал в кресле.
— Надеюсь, ты не устал погружаться в чужую память? Эти воспоминания особенно любопытны, именно эти два, — сказал Дамблдор. — Первое принадлежит совсем старенькому эльфу-домовику, служанке по имени Похлеба. Но прежде чем мы увидим то, что видела Похлеба, я вкратце перескажу тебе обстоятельства, при которых лорд Волан-де-Морт покинул Хогвартс.
Седьмой курс он завершил с высшими, как ты и мог бы ожидать, оценками по каждому сданному им предмету. Все его однокурсники ломали головы над тем, какой вид деятельности им избрать, выйдя из Хогвартса. Том Реддл был старостой, лучшим учеником, лауреатом Специальной премии за заслуги перед школой, и все ожидали от него чего-то особенно блестящего. По моим сведениям, кое-кто из учителей, в их числе и профессор Слизнорт, думал, что он поступит в Министерство магии, и предлагал организовать необходимые для этого встречи, познакомить его с полезными людьми. Реддл на всё отвечал отказом. И следующее, что узнали о нём преподаватели, — Волан-де-Морт устроился на работу в «Горбин и Бэрк».
— В «Горбин и Бэрк»? — ошеломлённо переспросил Гарри.
— В «Горбин и Бэрк», — невозмутимо подтвердил Дамблдор. — Думаю, проникнув в память Похлебы, ты поймёшь, чем привлёк его этот магазин. Но это была не первая работа, которую выбрал Волан-де-Морт (в ту пору почти никто об этом не знал — я был одним из немногих, кому доверился тогдашний директор школы). Сначала Волан-де-Морт обратился к профессору Диппету с вопросом, нельзя ли ему остаться преподавать в Хогвартсе.
— Он хотел остаться здесь? Но почему? — с ещё большим изумлением спросил Гарри.
— Думаю, причин было несколько, хотя профессору Диппету он ни одной из них не назвал, — ответил Дамблдор. — Первая и главная состояла в том, что Волан-де-Морт привязался к школе сильнее, чем к любому живому существу. В Хогвартсе прошли его самые счастливые годы, школа была единственным местом, которое стало для него домом.
Услышав это, Гарри немного смутился — именно такие чувства и сам он питал к Хогвартсу.
— Во-вторых, наш замок — это оплот древней магии. Волан-де-Морт проник во множество его тайн, которые большинству выпускников нашей школы и не снились. Но он понимал, должно быть, что в замке ещё остались нераскрытые тайны, кладези магии, из которых можно черпать и черпать.
И, в-третьих, став преподавателем, он получил бы влияние, огромную власть над юными волшебниками и чародеями. Возможно, эту идею он почерпнул у профессора Слизнорта, с которым у него сложились наилучшие отношения и который показал ему, каким влиянием может пользоваться преподаватель. Я и на миг не поверил бы, что Волан-де-Морт собирался провести в Хогвартсе весь остаток своих дней, думаю, однако, что он видел в школе ещё и вербовочный пункт, место, в котором он сможет приступить к созданию своей армии.
— Но он этой работы не получил, сэр?
— Нет, не получил. Профессор Диппет сказал ему, что восемнадцать — возраст для учителя слишком незрелый, но предложил спустя несколько лет снова подать такое ходатайство, если у Реддла ещё сохранится желание преподавать.
— А как отнеслись к этому вы, сэр? — поколебавшись, спросил Гарри.
— С огромной тревогой, — ответил Дамблдор. — Я отсоветовал Армандо брать его в преподаватели. Я не стал приводить доводы, о которых рассказал тебе, поскольку профессор Диппет очень любил Волан-де-Морта и не сомневался в его честности. Просто я не хотел, чтобы лорд Волан-де-Морт вернулся в нашу школу, да ещё и на пост, который дал бы ему власть.
— А какое место он хотел получить, сэр? Какой предмет преподавать?
Ответ почему-то стал ясным Гарри ещё до того, как Дамблдор дал его.
— Защиту от Тёмных искусств. В то время её преподавала престарелая дама, профессор Галатея Вилкост, проработавшая в Хогвартсе почти пятьдесят лет. Итак Волан-де-Морт поступил в «Горбин и Бэрк», и все обожавшие его преподаватели твердили в один голос, что это бессмысленное расточительство, что такому блестящему молодому волшебнику не место в какой-то там лавке. Впрочем, Волан-де-Морт не был простым продавцом. Вежливый, красивый, умный, он получил вскоре особую работу, из тех, что могут найтись только в таком заведении, как «Горбин и Бэрк». Этот магазин, как тебе известно, специализируется на продаже вещей, обладающих свойствами необычайными и мощными. Волан-де-Морта посылали к людям, которых нужно было уговорить расстаться с тем или иным сокровищем, уступить их владельцам магазина для последующей продажи, и по всем свидетельствам, он вёл такие переговоры на редкость хорошо.
— Не сомневаюсь, — сказал, не сумев сдержаться, Гарри.
— Вот именно, — слабо улыбнувшись, откликнулся Дамблдор. — А теперь пора послушать домового эльфа Похлебу состоявшую в прислугах у очень старой и очень богатой волшебницы по имени Хэпзиба Смит.
Дамблдор взмахнул волшебной палочкой, заставив пробку вылететь из флакона, и перелил бурлящую память в Омут, одновременно сказав:
— Сначала ты, Гарри.
Гарри встал и в который раз склонился над зыблющимся, серебристым содержимым каменной чаши, коснувшись лицом его поверхности. Он провалился в тёмную пустоту и скоро очутился в какой-то гостиной, прямо перед необъятно толстой старой дамой в замысловатом рыжем парике и поблёскивающем розовом одеянии, которое придавало ей сходство с подтаявшим тортом-мороженым. Дама разглядывала себя в маленьком, усыпанном самоцветами зеркальце, нанося большой пуховкой румяна на свои и без того уже алые щёки, а самая крошечная и дряхлая из когда-либо виденных Гарри эльфов-домовиков зашнуровывала на её мясистых ногах тесноватые атласные домашние туфли.
— Поторопись, Похлеба! — повелительно прикрикнула Хэпзиба. — Этот юноша сказал, что придёт в четыре, осталось всего несколько минут, а он никогда ещё не опаздывал!
Похлеба распрямилась, дама отложила пуховку. Макушка эльфа едва доставала до подушек кресла, в котором восседала Хэпзиба; сухая, точно бумага, кожа старой служанки свисала с её костей вместе с чистой холстиной, задрапированной на манер тоги.
— Как я выгляжу? — поинтересовалась Хэпзиба, поворачивая голову так и этак, чтобы под разными углами полюбоваться своим отражением в зеркале.
— Прелестно, мадам, — пропищала Похлеба.
Гарри оставалось только предположить, что обязанность врать сквозь стиснутые зубы, отвечая на этот вопрос, обозначена в контракте Похлебы, — на его взгляд, ничего прелестного в Хэпзибе не наблюдалось.
Звякнул дверной звонок, эльф и хозяйка дома подпрыгнули.
— Скорее, скорее, Похлеба, это он! — вскричала Хэпзиба.
Служанка суетливо засеменила из гостиной, загромождённой до того, что трудно было понять, как можно пройти по ней, не налетев по крайней мере на дюжину предметов. Здесь теснились застеклённые, наполненные лаковыми шкатулками шкафчики, большие шкафы были забиты книгами с тиснёнными золотом переплётами, полки уставлены земными и небесными глобусами, повсюду стояли бронзовые ящики с цветущими растениями — одним словом, гостиная походила на помесь лавки магических древностей с оранжереей.
Через пару минут служанка возвратилась, за нею следовал молодой человек, в котором Гарри без труда узнал Волан-де-Морта. Простой чёрный костюм, волосы отпущены чуть длиннее, чем в школе, впалые щёки — впрочем, ему всё это шло, он стал ещё красивее, чем прежде. Пройдя через битком набитую гостиную с лёгкостью, говорившей о том, что он не раз бывал здесь и прежде, молодой человек склонился над пухлой ладошкой Хэпзибы, коснувшись её губами.
— Я принёс вам цветы, — тихо сказал он, извлекая невесть откуда букет роз.
— Гадкий мальчик, к чему это! — визгливо воскликнула старая Хэпзиба, хотя Гарри заметил стоявшую на ближайшем к ней столике пустую вазу. — Балуете вы старуху, Том… Садитесь, садитесь… Но где же Похлеба? Ага…
В гостиную торопливо вернулась служанка, она притащила поднос с маленькими пирожными, который опустила близ локтя своей хозяйки.
— Угощайтесь, Том, — сказала Хэпзиба. — Я знаю, что вам нравятся мои пирожные. Ну, как вы? Побледнели. Вас в вашем магазине заставляют слишком много работать, я это сто раз говорила…
Волан-де-Морт деланно усмехнулся, Хэпзиба ответила ему жеманной улыбкой.
— Итак, под каким же предлогом вы навестили меня сегодня? — хлопая ресницами, осведомилась она.
— Мистер Бэрк хотел бы сделать вам выгодное предложение касательно доспехов гоблинской работы, — ответил Волан-де-Морт. — Он полагает, что пятьсот галеонов будут более чем справедливой…
— Нет-нет, не так быстро, иначе я подумаю, что вы приходите сюда только ради моих безделушек! — надула губки Хэпзиба.
— Мне приказывают являться сюда ради них, — тихо произнёс Волан-де-Морт. — Я всего лишь бедный служащий, мадам, и вынужден делать то, что мне велят. Мистер Бэрк просил узнать…
— Ах-ах, мистер Бэрк, подумаешь! — взмахнув ладошкой, сказала Хэпзиба. — Я могу показать вам такое, чего мистер Бэрк и не видел ни разу! Вы умеете хранить тайны, Том? Пообещайте не говорить мистеру Бэрку о том, что у меня есть. Он мне покоя не даст, если узнает, что я показала вам эти вещицы, а я их не продам ни мистеру Бэрку, ни кому другому! Но вы, Том, вы способны увидеть в этих вещах их историю, а не одни галеоны, которые за них можно выручить…
— Я буду рад увидеть всё, что пожелает показать мне мисс Хэпзиба, — негромко сказал Волан-де-Морт, и Хэпзиба хихикнула, точно девица.
— Сейчас велю Похлебе принести их сюда… Похлеба, где ты? Я хочу показать мистеру Реддлу изысканнейшее из наших сокровищ… Впрочем, нет, принеси, раз уж идёшь туда, оба…
— Прошу вас, мадам, — пропищала служанка, и Гарри увидел две стоящие одна на другой кожаные шкатулки, которые плыли по гостиной словно сами собой, хотя он понимал, что это крошечная Похлеба держит их на голове, пробираясь между столов, пуфиков и ножных скамеек.
— Вот, — радостно объявила Хэпзиба, принимая от эльфа шкатулки. Она положила их себе на колени и приготовилась открыть верхнюю. — Думаю, вам это понравится, Том… О, если бы мои родные узнали, что я показываю их вам! Все они только об одном и мечтают — как бы их присвоить поскорее!
Хэпзиба подняла крышку шкатулки. Гарри шагнул вперёд, чтобы разглядеть её содержимое, и увидел маленькую золотую чашу с двумя ручками тонкой работы.
— Вот интересно, знаете ли вы, что это такое, Том? Возьмите её, рассмотрите получше! — прошептала Хэпзиба.
Волан-де-Морт протянул руку, взялся длинными пальцами за одну из ручек и извлёк чашу из её уютного шёлкового гнёздышка. Гарри показалось, что он заметил в тёмных глазах Волан-де-Морта какой-то красный проблеск. Жадное выражение, застывшее на лице юноши, странно отражалось на физиономии Хэпзибы, даром что маленькие глазки её смотрели не отрываясь лишь на красавца-гостя.
— Барсук, — пробормотал Волан-де-Морт, вглядываясь в гравировку на чаше. — Так она принадлежала?..
— Пенелопе Пуффендуй, как вам, умный вы мальчик, очень хорошо известно! — Хэпзиба, громко скрипнув корсетом, наклонилась и, подумать только, ущипнула его за впалую щёку. — Я не говорила вам, что мы с ней состоим в дальнем родстве? Эта вещица передаётся в нашей семье из рук в руки уже многие годы. Красивая, правда? Считается, что в ней сокрыты самые разные силы, впрочем, досконально я это не проверяла, я просто храню её у себя, в тишине и покое…
Она вытянула чашу из длинных пальцев Волан-де-Морта и аккуратно уложила обратно в шкатулку. Дама была слишком занята правильным её размещением, чтобы заметить тень, скользнувшую по лицу молодого человека, когда у него отобрали чашу.
— Ну так, — радостно вымолвила Хэпзиба, — где Похлеба? А, ты здесь! Возьми это.
Служанка покорно приняла шкатулку с чашей, а Хэпзиба занялась другой шкатулкой, более плоской, оставшейся лежать у неё на коленях.
— Думаю, эта вещица понравится вам даже больше, Том, — прошептала она. — Наклонитесь немного, чтобы получше её рассмотреть… Разумеется, Бэрк знает, что она у меня, я её у него же и купила, и, смею сказать, он был бы рад снова заполучить эту вещь, когда меня не станет…
Старуха сдвинула изящную филигранную защёлку, откинула крышку шкатулки. Внутри на малиновом бархате покоился тяжёлый золотой медальон.
На сей раз Волан-де-Морт протянул к шкатулке руку, не дожидаясь приглашения. Он взял медальон и поднял его к свету, разглядывая.
— Знак Слизерина, — тихо сказал он, вглядываясь в переливы света на богато изукрашенном, змеистом «S».
— Правильно! — воскликнула Хэпзиба. Вид Волан-де-Морта, зачарованно вглядывавшегося в медальон, доставлял ей, похоже, немалое наслаждение. — Я отдала бы за него руку или ногу, но не упустила бы, о нет, такое сокровище просто обязано находиться в моей коллекции. Бэрк, насколько я знаю, купил этот медальон у какой-то нищенки, укравшей его неведомо где, но понятия не имевшей о его подлинной ценности…
Теперь ошибиться было уже невозможно: при этих словах Хэпзибы глаза Волан-де-Морта полыхнули багрецом, и Гарри увидел, как побелели костяшки пальцев, сжимавших цепочку медальона.
— Бэрк наверняка заплатил ей гроши, а вещица попала ко мне… Красивая, правда? И опять-таки, какими только волшебными свойствами она не обладает, а я просто храню её в тишине и покое, вот и всё…
Старая дама протянула руку к медальону. На миг Гарри показалось, что Волан-де-Морт не захочет отдать его, однако молодой человек позволил цепочке выскользнуть из его пальцев, и медальон вернулся на своё малиновое бархатное ложе.
— Ну что же, Том, дорогой, надеюсь, вам эти безделицы пришлись по вкусу!
Она взглянула гостю в лицо, и Гарри впервые увидел, как выцветает её глуповатая улыбка.
— Вы хорошо себя чувствуете, дорогой?
— О да, — тихо ответил Волан-де-Морт. — Да, я чувствую себя превосходно…
— А мне показалось… Впрочем, это, надо полагать, игра света… — заметно нервничая, сказала Хэпзиба. Гарри понял, что и она углядела мгновенный красный проблеск в глазах Волан-де-Морта. — Похлеба, отнеси всё назад и запри… с обычными заклинаниями…
— Пора уходить, Гарри, — негромко сказал Дамблдор, и, когда маленькая служанка, ковыляя, понесла шкатулки прочь из гостиной, оба они взлетели, пронзая забвение, вверх и вернулись в кабинет Дамблдора.
— Хэпзиба Смит скончалась через два дня после этой сценки, — сказал Дамблдор, усаживаясь и указывая Гарри на кресло. — Министерство признало её домовика Похлебу виновной в том, что она случайно поднесла хозяйке отравленное какао.
— Ну ещё бы! — сердито воскликнул Гарри.
— Я понимаю, что у тебя на уме, — сказал Дамблдор. — Между этой смертью и смертью Реддлов, безусловно, имеется немалое сходство. В обоих случаях кто-то принимает на себя вину и превосходно помнит все обстоятельства смерти…
— Похлеба призналась?
— Она помнила, как насыпала в какао хозяйки что-то, оказавшееся не сахаром, а смертоносным, мало известным ядом, — ответил Дамблдор. — Было решено, что сделала она это не нарочно, а просто по причине старости и бестолковости…
— Волан-де-Морт изменил её память, точно так же, как память Морфина!
— Да, я тоже пришёл к такому выводу, — сказал Дамблдор. — И так же как в случае Морфина, Министерство с готовностью обвинило Похлебу…
— Потому что она домовый эльф, — сказал Гарри. Редко случалось ему проникаться большей симпатией к основанному Гермионой обществу Г.А.В.Н.Э.
— Совершенно верно, — согласился Дамблдор. — Она была стара, она призналась, что напутала с хозяйским питьём, а провести дальнейшее расследование никто в Министерстве не потрудился. Как и в случае Морфина, когда я отыскал Похлебу и проник в её память, жить ей оставалось совсем недолго. Однако, кроме того, что Волан-де-Морт знал о чаше и медальоне, воспоминания старушки ничего не доказывают. Ко времени осуждения Похлебы семейство Хэпзибы уже обнаружило пропажу двух её величайших сокровищ. Чтобы окончательно удостовериться в этом, её родичам потребовался немалый срок, поскольку у Хэпзибы было много тайников — она очень ревностно оберегала свою коллекцию. Но ещё до того, как они убедились, что чаша и медальон исчезли, продавец из магазина «Горбин и Бэрк», тот самый молодой человек, который с таким постоянством навещал Хэпзибу и так её очаровал, бросил работу и пропал. Куда он отправился, хозяева магазина не знали, его исчезновение удивило их не меньше, чем всех остальных. И больше никто Тома Реддла в течение очень долгого времени не видел и не слышал. А теперь, Гарри, — сказал Дамблдор, — если ты не против, я хотел бы обратить твоё внимание на некоторые моменты этой истории. Волан-де-Морт совершил ещё одно убийство. Не знаю, было ли оно самым первым со времени гибели Реддлов, но думаю, что было. На этот раз, как ты видел, он убил не из мести, но ради выгоды. Он пожелал завладеть двумя баснословными сокровищами, которые показала ему несчастная, одураченная им старуха. И точно так же, как он обворовывал детей в сиротском приюте, как завладел кольцом своего дяди Морфина, точно так же он скрылся теперь с чашей и медальоном Хэпзибы.
— Но это похоже на безумие… — нахмурясь, сказал Гарри. — Рискнуть всем, бросить работу, и всё ради…
— Для тебя это, может быть, и безумие, но не для Волан-де-Морта, — ответил Дамблдор. — Надеюсь, в своё время ты поймёшь, что значили для него эти вещи, однако, признай, не так уж трудно представить, что, по крайней мере, медальон он мог считать принадлежащим ему по праву.
— Медальон — наверное, — согласился Гарри, — но зачем было брать и чашу?
— Чаша принадлежала одной из основательниц Хогвартса, — сказал Дамблдор. — Думаю, Волан-де-Морт всё ещё стремился попасть в школу и просто не устоял перед искушением присвоить вещь, которая так сильно пропитана её историей. Правда, были и иные причины… Надеюсь, скоро мне удастся продемонстрировать их тебе. А теперь давай займёмся самым последним (во всяком случае, до тех пор, пока ты не проникнешь в память профессора Слизнорта) из воспоминаний, которые я считал необходимым тебе показать. От воспоминаний Похлебы его отделяют десять лет, и мы можем только догадываться, чем занимался все эти годы лорд Волан-де-Морт…
Гарри снова поднялся из кресла, Дамблдор тем временем вылил в Омут памяти содержимое последнего флакона.
— Кому оно принадлежит? — спросил Гарри.
— Мне, — ответил Дамблдор.
Следом за Дамблдором Гарри нырнул в изменчивую серебристую гущу и приземлился в том же самом кабинете, который только что покинул. Здесь блаженно дремал на своём насесте Фоукс и сидел за столом Дамблдор, очень похожий на того, что стоял рядом с ним, только обе руки его были целыми, неповреждёнными, а лицо чуть менее морщинистым. Лишь одно и отличало нынешний кабинет от того, каким он был в прошлом, — за окном плыли в темноте, оседая на внешний выступ, голубоватые снежинки.
Помолодевший Дамблдор, казалось, ждал кого-то. И точно, через несколько мгновений после их появления в дверь стукнули, и он сказал: «Войдите».
Гарри сдавленно ахнул. В комнату вошёл Волан-де-Морт. Черты его были не теми, какие почти два года назад явились Гарри в большом каменном котле, в них было меньше змеиного, глаза пока ещё не так сильно отливали багрецом, да и само лицо не превратилось в маску. И всё же оно не было больше лицом красавца Тома Реддла. Это лицо казалось обожжённым, черты утратили резкость, стали словно восковыми, перекошенными; белки глаз теперь уже навсегда налились кровью, хотя зрачки и не превратились пока в узкие щели, какими (как было известно Гарри) им предстояло стать. Длинная чёрная мантия окутывала Волан-Де-Морта, а лицо его было таким же белым, как снег, поблёскивавший у него на плечах.
Сидевший за столом Дамблдор не выказал никаких признаков удивления. По-видимому, визит этот был обговорён заранее.
— Добрый вечер, Том, — безмятежно сказал Дамблдор. — Не желаете присесть?
— Спасибо, — ответил Волан-де-Морт, усаживаясь в указанное Дамблдором кресло, то самое, судя по его виду, которое только что освободил в настоящем Гарри. — Я слышал, вы стали директором школы, — прибавил он голосом чуть более высоким и холодным, чем прежде. — Достойный выбор.
— Рад, что вы его одобряете, — улыбнулся Дамблдор. — Могу я предложить вам вина?
— Буду лишь благодарен, — ответил Волан-де-Морт. — Я проделал немалый путь.
Дамблдор встал и подошёл к застеклённому шкафчику, где теперь хранил Омут памяти, — в то время в нём теснились бутылки. Вручив Волан-де-Морту бокал с вином, он наполнил другой для себя и вернулся в кресло за письменным столом.
— Итак, Том… чему обязан удовольствием?
Волан-де-Морт ответил не сразу, для начала он просто отпил из бокала.
— Никто больше не называет меня Томом, — сказал он. — Теперь я известен под именем…
— Я знаю имя, под которым вы теперь известны, — приятно улыбнувшись, произнёс Дамблдор. — Но для меня, боюсь, вы навсегда останетесь Томом Реддлом. Такова, увы, одна из неудобных особенностей старых учителей, им никогда не удаётся окончательно забыть, с чего начинали их юные подопечные.
Он поднял бокал повыше, словно провозглашая тост в честь Волан-де-Морта, лицо которого осталось непроницаемым. Но Гарри чувствовал, что атмосфера в кабинете немного изменилась. Дамблдор не просто отказался использовать выбранное Волан-де-Мортом имя — он не позволил ему диктовать условия их встречи, и Гарри видел, что гость Дамблдора понял это.
— Меня удивляет, что вы остаётесь здесь так долго, — немного помолчав, сказал Волан-де-Морт. — Я всегда дивился тому, что такой волшебник, как вы, ни разу не пожелал покинуть эту школу.
— Что ж, — по-прежнему улыбаясь, ответил Дамблдор, — для такого волшебника, как я, нет ничего более важного, чем возможность передавать другим древнее мастерство, помогать оттачивать юные умы. Если память мне не изменяет, учительство когда-то представлялось привлекательным и вам.
— И всё ещё представляется, — сказал Волан-де-Морт. — Просто я не могу понять, почему вы, волшебник, к которому так часто обращается за советами Министерство и которому дважды, насколько я знаю, предлагали занять пост министра…
— На деле таких предложений, если считать и самое последнее, было три, — сообщил Дамблдор. — Однако карьера министра никогда меня не привлекала. И это, я думаю, ещё одна наша общая черта.
Волан-де-Морт, не улыбнувшись, склонил голову и снова приложился к бокалу с вином. Дамблдор не стал нарушать повисшего в кабинете молчания; с видом человека, предвкушающего нечто приятное, он ждал, когда заговорит Волан-де-Морт.
— Я возвратился, — сказал наконец тот, — немного позже, чем ожидал профессор Диппет… но тем не менее возвратился, чтобы снова ходатайствовать о предоставлении мне должности, для которой он счёл меня когда-то слишком юным. Я пришёл, чтобы получить у вас разрешение вернуться в замок и стать преподавателем. Думаю, вы должны знать, что с тех пор, как я покинул школу, я увидел и совершил многое. Я могу показать и рассказать вашим ученикам такое, чего они ни от какого другого волшебника не получат.
Прежде чем ответить, Дамблдор некоторое время смотрел на Волан-де-Морта поверх своего бокала.
— Да, я определённо знаю, что вы, с тех пор как покинули нас, увидели и совершили многое, — негромко произнёс он. — Слухи о ваших достижениях, Том, добрались и до нашей старой школы. И мне было бы очень грустно, если бы они оказались хоть наполовину правдивыми.
Лицо Волан-де-Морта оставалось бесстрастным.
— Величие пробуждает зависть, — сказал он, — зависть рождает злобу, а злоба плодит ложь. Вы должны это знать, Дамблдор.
— Так вы именуете то, что делаете, «величием»? — мягко спросил Дамблдор.
— Разумеется, — ответил Волан-де-Морт, и в глазах его, казалось, вспыхнуло красное пламя. — Я экспериментировал, я раздвинул границы магии дальше, чем это когда-либо удавалось…
— Некоторых разновидностей магии, — негромко поправил его Дамблдор. — Некоторых. Что касается других, вы остаётесь… простите меня… прискорбно невежественным…
Волан-де-Морт впервые улыбнулся. То была натянутая, плотоядная, злобная ухмылка, и угрозы в ней содержалось больше, чем в лютом взгляде.
— Это ваш давний довод, — мягко сказал он. — Ничто из увиденного мной в мире не подтверждает вашего знаменитого заявления, Дамблдор, что любовь-де намного сильнее моей разновидности магии.
— Возможно, вы не там искали его подтверждения, — предположил Дамблдор.
— Ну, а в таком случае, существует ли место лучше, чем Хогвартс, чтобы заново начать мои исследования? — сказал Волан-де-Морт. — Вы позволите мне вернуться? Позволите поделиться знаниями с вашими учениками? Я отдам себя и все мои дарования в ваше распоряжение. Стану вашим слугой.
Дамблдор приподнял брови:
— А кем станут те, кто уже превратился в ваших слуг? Что произойдёт с людьми, которые называют себя — так, во всяком случае, уверяют слухи — Пожирателями смерти?
Гарри ясно увидел: Волан-де-Морт не ожидал, что Дамблдору известно это название; глаза гостя вновь полыхнули красным, узкие ноздри раздулись.
— Мои друзья, — ответил он после мгновенной паузы, — обойдутся и без меня, я в этом уверен.
— Рад слышать, что вы называете их друзьями, — сказал Дамблдор. — У меня создалось впечатление, что они, скорее, прислужники.
— Вы ошиблись, — заверил его Волан-де-Морт.
— Стало быть, если я загляну нынче ночью в «Кабанью голову», я не застану там целую компанию — Нотта, Розье, Мальсибера, Долохова, — ожидающую вас? И вправду, преданные друзья — проделать с вами неблизкий путь, да ещё в такую снежную ночь, лишь для того, чтобы пожелать вам удачи в попытках добиться преподавательского места!
Сомневаться не приходилось — точность сведений Дамблдора о том, в чьём обществе он путешествует, понравилась Волан-де-Морту меньше всего остального, но он почти мгновенно овладел собой.
— Вы, как и всегда, всеведущи, Дамблдор.
— О нет, просто я дружу со здешним трактирщиком, — быстро ответил Дамблдор. — А теперь, Том… — Дамблдор опустил пустой бокал на стол и выпрямился в кресле, характерным жестом сведя вместе кончики пальцев, — …давайте-ка начистоту. Зачем вы явились сюда со своими приспешниками и просите о работе, которая, как мы оба знаем, вам не нужна?
Волан-де-Морт изобразил холодное недоумение:
— Не нужна? Напротив, Дамблдор, я очень хочу получить её.
— О нет, вы хотите вернуться в Хогвартс, однако преподавать вам хочется ничуть не больше, чем в восемнадцать лет. Так чего же вы добиваетесь, Том? Почему бы вам просто не взять да и не попросить об этом?
Волан-де-Морт презрительно усмехнулся:
— Если вы не хотите дать мне эту работу…
— Разумеется, не хочу, — сказал Дамблдор. — И не думаю, что вы хотя бы на миг тешили себя надеждой, что я захочу этого. Тем не менее, вы явились ко мне с просьбой, а это значит, что у вас должна быть какая-то цель.
Волан-де-Морт встал. Теперь он меньше чем когда-либо походил на Тома Реддла, лицо его словно набухло от гнева.
— Это ваше последнее слово?
— Последнее, — ответил, также вставая, Дамблдор.
— В таком случае нам больше не о чем говорить.
— Нет, не о чем, — согласился Дамблдор, и на его лице появилось выражение великой печали. — Время, когда я мог напугать вас вспыхнувшим платяным шкафом или заставить расплатиться за ваши преступления, давно миновало, Том. Но я желал бы иметь такую возможность… желал бы…
С секунду Гарри готов был выкрикнуть бессмысленное предупреждение: он не сомневался, что рука Волан-де-Морта судорожно дёрнулась к карману, к волшебной палочке, но секунда эта прошла, Волан-Де-Морт повернулся, захлопнул за собой дверь и исчез.
Гарри почувствовал, как Дамблдор снова взял его за локоть, и миг спустя оба уже стояли почти на том же самом месте, вот только снега на закраине окна не было, да рука Дамблдора вновь почернела и помертвела.
— Зачем? — тотчас спросил Гарри, глядя Дамблдору в глаза. — Зачем он возвращался? Вы смогли это выяснить?
— Кое-какие соображения у меня имелись, — ответил Дамблдор, — но не более того.
— Какие же, сэр?
— Об этом я скажу тебе, когда ты раздобудешь воспоминания профессора Слизнорта, — ответил Дамблдор. — Когда ты получишь этот последний кусочек складной картинки, всё, я надеюсь, прояснится… для нас обоих.
Гарри всё ещё сгорал от любопытства и не сразу стронулся с места, хоть Дамблдор подошёл к двери и открыл её.
— Что он хотел преподавать, сэр? Защиту от Тёмных искусств? Он так и не сказал…
— О, разумеется, защиту, — ответил Дамблдор. — Доказательством тому служат последствия нашей недолгой встречи. Видишь ли, с тех пор как я отказался предоставить это место лорду Волан-де-Морту, ни одному преподавателю защиты от Тёмных искусств продержаться у нас больше года не удавалось.
