Глава 16 Очень холодное рождество
Глава 16
Очень холодное рождество
— Так, значит, Снегг предлагал ему помощь? Он точно предлагал ему помощь?
— Спросишь ещё раз, — ответил Гарри, — засуну тебе эту капусту…
— Я просто хочу проверить! — сказал Рон. Они стояли вдвоём на кухне «Норы» у раковины и чистили по поручению миссис Уизли гору брюссельской капусты. За окном медленно плыли снежинки.
— Да, Снегг предлагал ему помощь! Сказал, что обещал матери Малфоя защищать его, что принёс Неотложную клятву или что-то в этом роде…
— Непреложный Обет? — ошеломлённо переспросил Рон. — Да нет, не мог же он… Ты уверен?
— Да, уверен, — ответил Гарри. — А что это, собственно, значит?
— Ну Непреложный Обет нарушить невозможно…
— Это я, как ни странно, и сам уже понял. Но что происходит с тем, кто его нарушит?
— Он умирает, — просто ответил Рон. — Когда мне было лет пять, Фред с Джорджем пытались заставить меня принести такой Обет. Я чуть было не принёс, уже держался с Фредом за руки и всё такое, но тут нас застукал папа. Он чуть с ума не сошёл. — От этих воспоминаний у Рона даже заблестели глаза. — Единственный раз, когда я видел папу рассерженным ещё почище мамы. Фред уверяет, что его левая ягодица так с того дня и не вернула себе прежней формы.
— Ладно, шут с ней, с левой ягодицей Фреда…
— Прошу прощения? — раздался голос Фреда, и в кухню вошли близнецы.
— У-у, Джордж, ты посмотри, чем они орудуют. Ножи и так далее. Подумать только.
— Вот стукнет мне через два с небольшим месяца семнадцать лет, — сварливо пробормотал Рон, — тогда и я смогу проделывать это с помощью волшебства.
— А до той поры, — заметил Джордж, присев на кухонный стол и подобрав под себя ноги, — мы сможем наслаждаться зрелищем правильного использования разных там… оп-па!
— Это всё из-за тебя! — сердито выпалил Рон, посасывая обрезанный большой палец. — Ну погоди, исполнится мне семнадцать…
— И ты поразишь всех нас навыками волшебника, которых от тебя никто никогда не ждал, — зевая, сказал Фред.
— Кстати, Рональд, насчёт нежданных навыков! — воскликнул Джордж. — Что это рассказывает Джинни насчёт тебя и юной леди по имени — если, конечно, сведения наши верны — Лаванда Браун?
Рон порозовел и снова занялся капустой, но вид у него был не так чтобы очень недовольный.
— Не лезь не в своё дело!
— Какая блестящая отповедь, — сказал Фред. — Даже и представить себе не могу, откуда ты берёшь такие сильные слова. Нет, мы хотели узнать лишь одно: как это случилось?
— Что именно?
— Может, она в аварию какую попала или ещё что?
— О чём ты?
— О несчастье, из-за которого бедняжка впала в окончательное слабоумие. Эй, поаккуратнее!
Миссис Уизли появилась на кухне как раз вовремя, чтобы увидеть, как Рон метнул во Фреда капустный нож, а Фред лёгким взмахом волшебной палочки обратил его в бумажный самолётик.
— Рон! — гневно вскричала она. — Чтобы я больше не видела, как ты кидаешься ножами!
— Да, мама, — ответил Рон. — Больше не увидишь, — шёпотом прибавил он, снова поворачиваясь к капустной горе.
— Фред, Джордж, мне очень жаль, дорогие мои, но ближе к ночи появится Римус, так что Билла придётся уложить в вашей комнате.
— Ничего страшного, — сказал Джордж.
— Ладно, поскольку Чарли не приедет, Гарри и Рону достаётся мансарда, и если Флёр уложить с Джинни…
— Джинни ожидает волшебное Рождество, — пробормотал Фред.
— …то все разместятся с удобством. По крайней мере, девочки будут спать в кровати, — с некоторой неуверенностью в голосе закончила миссис Уизли.
— Значит, Перси нам своей мерзкой рожи точно не покажет? — спросил Фред.
Миссис Уизли отвернулась к двери и лишь потом ответила:
— Нет, он, насколько я знаю, занят в Министерстве.
— Или же он просто самая большая задница в мире, — сказал Фред, когда миссис Уизли покинула кухню. — Одно из двух. Ну ладно, Джордж, пора двигаться.
— Куда это вы собрались? — спросил Рон. — Может, поможете нам с капустой? Вам-то палочки использовать разрешено, вот и избавили бы нас от неё!
— Нет, — серьёзно ответил Фред, — не думаю, что мы вправе так поступить. Чистить капусту без помощи волшебства — занятие, которое способствует закалке характера, оно позволяет человеку понять, как трудна жизнь маглов и сквибов…
— И если ты хочешь, Рон, чтобы люди тебе помогали, — подхватил Джордж, запуская в младшего брата бумажным аэропланом, — не стоит метать в них ножи. Таков мой совет. А собрались мы в деревню, там в магазине канцелярских товаров работает очень красивая девушка, которой мои карточные фокусы кажутся просто чудесными… почти волшебными…
— Свиньи, — мрачно процедил Рон, глядя на пересекающих заснеженный двор братьев. — Им тут всех дел было секунд на десять, а тогда бы и мы могли с ними пойти.
— Только не я, — отозвался Гарри. — Я обещал Дамблдору, пока я здесь, далеко от дома не отходить.
— Ах да, — сказал Рон. Он очистил ещё несколько кочешков, затем прибавил: — Ты собираешься рассказать Дамблдору о разговоре Снегга с Малфоем?
— Конечно, — ответил Гарри. — Я собираюсь рассказать о нём всем, кто может их остановить, а Дамблдор стоит у меня в этом списке первым. Я, пожалуй, и с твоим отцом ещё раз поговорю.
— Жаль только, ты не слышал, что на самом деле задумал Малфой.
— А как я мог услышать? В том-то вся и штука, он отказался сообщить это Снеггу.
Секунду-другую оба молчали, потом Рон спросил:
— Ты, конечно, знаешь, что все они тебе скажут? Папа, Дамблдор и прочие? Они скажут, что Снегг вовсе не собирается помогать Малфою, а просто пытается выяснить, на что тот нацелился.
— Они его не слышали, — категоричным тоном ответил Гарри. — Так хорошо притворяться не может никто, даже Снегг.
— Ну да, это я просто так, к слову, — отозвался Рон.
Гарри, нахмурясь, повернулся к нему:
— Но ты-то считаешь, что я прав?
— Конечно! — торопливо ответил Рон. — Нет, серьёзно! Вот только они же все уверены, что Снегг помогает Ордену, ведь так?
Гарри промолчал. Он уже понял, что такие возражения, скорее всего, и выдвинут против его новых доказательств; он прямо-таки слышал слова Гермионы: «Ну ясно же, Гарри, он всего лишь притворялся, чтобы заставить Малфоя рассказать, что тот затеял…»
Впрочем, эти слова были всего лишь плодом его воображения поскольку возможности поведать Гермионе о подслушанном разговоре ему не представилось. Вечеринку у Слизнорта она покинула ещё до его возвращения — так, во всяком случае, сказал Гарри разгневанный Маклагген, — когда же он добрался до общей гостиной, Гермиона уже легла спать. А на следующее утро перед отъездом в «Нору» он только успел пожелать ей счастливого Рождества да сказать, что после каникул сообщит очень важные новости. Полной уверенности в том, что Гермиона его услышала, у Гарри не было — всё это время за его спиной, не прибегая к помощи слов, прощались Рон с Лавандой.
И всё-таки одного не сможет отрицать даже Гермиона: Малфой явно задумал какую-то пакость, и Снеггу это известно, отчего Гарри считал, что имеет полное право повторять: «А что я вам говорил?» — и уже сделал это несколько раз в разговоре с Роном.
До самого сочельника Гарри так и не смог побеседовать с мистером Уизли — тот теперь задерживался в Министерстве совсем допоздна. Этой ночью семейство Уизли и его гости расположились в гостиной, которую Джинни разукрасила до того, что каждому, кто здесь сидел, казалось, будто его самого опутали с ног до головы гирляндами из цветной бумаги. Только Фреду, Джорджу, Гарри и Рону и было известно, что ангел на верхушке рождественской ёлки — на самом деле садовый гном, цапнувший Фреда за лодыжку, когда тот дёргал в огороде морковку для рождественского обеда. Обездвиженный заклинанием, выкрашенный в золотую краску, втиснутый в маленькую балетную пачку и украшенный приклеенными к спине крылышками, гном гневно взирал на всех, кто собрался в гостиной. Это был самый уродливый ангел, какого Гарри видел в своей жизни, с лысой, точно картофелина, головой и волосатыми ножками.
Предполагалось, что все будут слушать по радио рождественский концерт любимой певицы миссис Уизли, Селестины Уорлок, голос которой изливался из большого деревянного приёмника. Флёр, по-видимому находившая Селестину безумно скучной, так громко разговаривала в углу, что миссис Уизли то и дело наставляла свою волшебную палочку на регулятор громкости приёмника, отчего голос певицы звучал всё мощнее и мощнее. Под прикрытием особенно жизнерадостной песенки «Котёл, полный крепкой, горячей любви» Фред и Джордж играли с Джинни во взрыв-кусачку. Рон украдкой поглядывал на Флёр с Биллом, словно надеясь обзавестись с их помощью полезными навыками. Римус Люпин, который выглядел ещё более тощим и обтрёпанным, чем прежде, сидел у камина, глядя на огонь и словно не слыша Селестины.
О, приди, помешай моё варево,
И, если всё сделаешь правильно,
Ты получишь котёл,
Полный крепкой, горячей любви.
— Мы танцевали под эту песню, когда нам было восемнадцать! — сообщила миссис Уизли, утирая вязаньем глаза. — Помнишь, Артур?
— М-м-м? — произнёс мистер Уизли, снимавший, клюя носом, кожуру с мандарина. — А, да… прекрасная мелодия…
Он не без труда распрямился и взглянул на сидевшего рядом с ним Гарри.
— Извини нас за это, — сказал он, поведя подбородком в сторону приёмника, из которого неслись теперь голоса подпевавшего Селестине хора. — Скоро уже кончится.
— Ничего, не страшно, — улыбнувшись, ответил Гарри. — Много сейчас в Министерстве работы?
— Очень, — сказал мистер Уизли. — И ладно бы ещё толк от неё был, а то ведь арестовали мы за последние месяцы троих, но я не уверен, что хотя бы один из них настоящий Пожиратель смерти. Только не передавай никому моих слов, Гарри, — торопливо добавил он, приобретая внезапно вид гораздо менее сонный.
— Неужели Стэн Шанпайк так до сих пор и сидит? — спросил Гарри.
— Боюсь, что сидит, — ответил мистер Уизли. — Я знаю, Дамблдор напрямую обращался к Скримджеру пытался заступиться за Стэна… Все, кто его допрашивал, согласны с тем, что Пожиратель смерти из него такой же, как из этого мандарина… Однако наверху стараются создать видимость хоть каких-то успехов, а «три ареста» выглядят гораздо лучше, чем «три неоправданных ареста с последующим освобождением»… Но это опять-таки сведения совершенно секретные.
— Я не проболтаюсь, — пообещал Гарри.
Он поколебался немного, прикидывая, как подступиться к тому, что ему хотелось рассказать. Пока он собирался с мыслями, Селестина Уорлок запела балладу «Ты заклятием взял моё сердце».
— Мистер Уизли, вы помните наш разговор на вокзале, перед тем как мы отправились в школу?
— Я всё проверил, Гарри, — тут же ответил мистер Уизли. — Обыскал дом Малфоев. И не нашёл ничего, ни сломанного, ни целого, чему там находиться не следовало.
— Да, я знаю, читал про этот обыск в «Пророке»… Но я о другом… о чём-то более…
И он рассказал мистеру Уизли всё, что услышал из разговора Снегга с Малфоем. Рассказывая, Гарри заметил, что Люпин слегка повернул голову в их сторону и вслушивается в каждое слово. Когда Гарри закончил, наступило молчание, только Селестина продолжала мурлыкать:
О, моё бедное сердце, где ты?
Надолго ль оставило ты меня?
— Тебе не приходило в голову, — сказал мистер Уизли, — что Снегг просто изображал…
— Изображал готовность помочь, чтобы выведать планы Малфоя? — быстро откликнулся Гарри. — Да, этих слов я от вас и ждал. Но как мы можем знать наверняка?
— Знать — это не наше дело, — неожиданно произнёс Люпин. Он повернулся к огню спиной, и теперь взгляд его был устремлён, минуя мистера Уизли, на Гарри. — Это дело Дамблдора. Дамблдор доверяет Северусу, и этого всем нам должно хватать.
— Но, — возразил Гарри, — допустим, всего лишь допустим, что Дамблдор ошибся в Снегге…
— Это уже говорилось, и много раз. Всё сводится к тому, доверяешь ты суждению Дамблдора или не доверяешь. Я доверяю, а потому доверяю и Снеггу.
— Но ведь и Дамблдор может ошибаться, — настаивал Гарри. — Он сам так говорит. А вы… — Он взглянул Люпину в глаза. — Если честно, вам нравится Снегг?
— Я не могу сказать, что он нравится мне или не нравится, — ответил Люпин. — Нет-нет, Гарри, я правду говорю, — добавил он, увидев появившееся на лице Гарри скептическое выражение. — Мы с ним никогда не были закадычными друзьями — всё, что произошло между Джеймсом, Сириусом и Северусом, оставило слишком много горьких чувств. Но я не забываю, что в тот год, когда я преподавал в Хогвартсе, Северус каждый месяц готовил для меня волчье противоядие и готовил замечательно — я не испытывал в полнолуние обычных страданий.
— Тем не менее он «случайно» проговорился, что вы оборотень, и вам пришлось покинуть школу! — гневно воскликнул Гарри.
Люпин пожал плечами:
— Да оно так или иначе выплыло бы наружу. Мы оба знали, что он метит на моё место, и всё же Северус мог бы причинить мне куда больший вред, просто подмешав что-нибудь в противоядие. А он сохранил мне здоровье. И я ему благодарен.
— А может, он просто не решался подмешать что-нибудь в противоядие, зная, что Дамблдор не спускает с него глаз! — возразил Гарри.
— Тебе хочется ненавидеть его, Гарри, — со слабой улыбкой сказал Люпин. — И я тебя понимаю: Джеймс — твой отец, Сириус — крёстный, ты унаследовал от них давнее предубеждение. Разумеется, ты должен рассказать Дамблдору то, что рассказал мне и Артуру, но только не жди, что он с тобой согласится. Не жди даже, что твой рассказ его удивит. Вполне возможно, что Северус расспрашивал Драко по приказу Дамблдора.
…пусть ты разбил его на части,
Оно вернулось — это счастье!
Селестина завершила пение на очень долгой, высокой ноте, из приёмника понеслись громкие овации, к которым с энтузиазмом присоединилась и миссис Уизли.
— А, уже кончилось? — громко поинтересовалась Флёр. — Слава богу, это такое ст'гашное…
— Ну что же, по стаканчику на ночь? — ещё громче спросил мистер Уизли, вставая. — Кто желает яичного коктейля?
— Чем вы в последнее время занимались? — спросил Гарри у Люпина, когда мистер Уизли торопливо отправился за коктейлем, а все остальные, потянувшись, начали переговариваться друг с другом.
— О, сидел в подполье, — ответил Люпин. — Почти в буквальном смысле слова. Потому я и не писал, Гарри. Посылать тебе письма — значило бы выдать себя.
— О чём вы?
— Я жил среди моих собратьев, моей ровни, — сказал Люпин и, увидев непонимающий взгляд Гарри, прибавил: — Среди оборотней. Почти все они встали на сторону Волан-де-Морта. Дамблдору требовался шпион, а я словно для того и создан.
В голосе его прозвучала горечь, возможно, Люпин и сам заметил её, потому что, продолжая свой рассказ, улыбался уже с большей теплотой:
— Я не жалуюсь, работа необходимая, а кто выполнит её лучше меня? Но завоевать их доверие было трудно. По мне ведь сразу видно, что я пытался жить среди волшебников, понимаешь? А они из нормального общества изгнаны, живут особняком, воруют, а иногда и убивают, чтобы прокормиться.
— Но чем им так нравится Волан-де-Морт?
— Они думают, что при его правлении их ждёт лучшая жизнь, — ответил Люпин. — И спорить с этим, когда среди них Сивый, трудно…
— А кто такой Сивый?
— Ты не слышал о нём? — Пальцы Люпина дрогнули и сцепились на коленях. — Фенрир Сивый, пожалуй, самый лютый из живущих ныне оборотней. Цель своей жизни он видит в том, чтобы перекусать и заразить как можно больше людей, — хочет создать столько оборотней, что они смогут одолеть волшебников. Волан-де-Морт пообещал ему в обмен на службу любое количество жертв. Сивый предпочитает детей… «Кусайте их юными, — говорит он, — растите вдали от родителей, в ненависти к нормальным волшебникам». Волан-де-Морт и прежде угрожал людям тем, что напустит Сивого на их сыновей и дочерей, и, как правило, эта угроза давала нужные результаты.
Люпин помолчал, затем прибавил:
— Сивый-то меня и покусал.
— Что? — изумлённо переспросил Гарри. — Вы хотите сказать, когда… когда вы были ребёнком?
— Да. Мой отец оскорбил его. Я очень долго не догадывался, кто из оборотней напал на меня, а Сивого даже жалел, думал, что он не способен владеть собой — ведь к тому времени я уже знал, что испытываешь, когда превращаешься в волка. Правда, к Сивому всё это отношения не имеет. Незадолго до полнолуния он устраивается неподалёку от своих жертв, достаточно близко, чтобы нанести быстрый удар. Он всё обдумывает заранее. Вот это существо Волан-де-Морт и использует, чтобы править оборотнями. Не стану притворяться, мои доводы, доводы разума, почти не способны противостоять тому, о чём твердит Сивый: дескать, мы, оборотни, заслуживаем крови, мы обязаны мстить нормальным людям.
— Но ведь и вы нормальный! — с жаром воскликнул Гарри. — Просто у вас… трудности…
Люпин расхохотался:
— Как ты иногда напоминаешь мне Джеймса! Он тоже бывало говорил в компании, что у меня трудности «по мохнатой части». И люди оставались при впечатлении, будто я держу дома плохо воспитанного кролика.
Он принял от мистера Уизли стакан яичного коктейля, поблагодарил его, казалось даже, немного повеселел. Между тем Гарри ощущал прилив возбуждения — упоминание об отце напомнило ему, что он собирался расспросить Люпина ещё кое о чём.
— Вам не случалось слышать, чтобы кого-нибудь называли «Принцем-полукровкой»?
— Полукровкой… как там?
— Принцем-полукровкой. — Гарри внимательно вглядывался в лицо Люпина, ища в нём признаки внезапно оживших воспоминаний.
— Среди волшебников нет принцев, — улыбаясь, сказал Люпин. — Это что же, титул, который ты намерен принять? Мне казалось, довольно будет и Избранного.
— Ко мне это никакого отношения не имеет! — гневно произнёс Гарри. — Принц-полукровка — волшебник, когда-то учившийся в Хогвартсе, просто мне в руки попал его старый учебник по зельям. И вся эта книга исписана заклинаниями, которые изобрёл он сам. Одно из них — Левикорпус…
— А, да, во время моей учёбы в Хогвартсе оно было в большом ходу, — припомнил Люпин. — Когда я был на пятом курсе, никто несколько месяцев и шагу ступить не мог без того, чтобы не взлететь в воздух и не оказаться подвешенным за лодыжку.
— Папа им тоже пользовался, — сказал Гарри. — Я видел в Омуте памяти, как он подвесил Снегга.
Гарри постарался произнести это небрежным тоном, как брошенное вскользь замечание, не имеющее настоящей важности, но не был уверен, что ему это удалось, — улыбка Люпина стала уж слишком сочувственной.
— Да, — сказал Люпин, — впрочем, не он один. Я же говорю, это заклинание было очень популярным… Ты и сам знаешь, как они вдруг распространяются, а потом о них забывают.
— Но мне казалось, что его изобрели, когда вы учились в школе, — настаивал Гарри.
— Вовсе не обязательно, — сказал Люпин. — Заклинания входят в моду и выходят из неё подобно всему остальному.
Он вгляделся в лицо Гарри, потом сказал негромко:
— Джеймс был чистокровным волшебником, Гарри, и могу тебя уверить, он никогда не просил, чтобы мы называли его «принцем».
Гарри, махнув рукой на притворство, спросил:
— Может быть, это был Сириус? Или вы?
— Ни в коем случае.
— Просто я думал… — Гарри уставился в огонь. — В общем, он очень помог мне на уроках зельеварения, Принц то есть.
— Насколько стара эта книга, Гарри?
— Не знаю, не проверял.
— Что ж, проверь, может быть, это поможет тебе выяснить, давно ли Принц учился в Хогвартсе, — сказал Люпин.
Вскоре после этого Флёр затеяла изображать Селестину, поющую «Котёл, полный крепкой, горячей любви», и все, заметив выражение, появившееся на лице миссис Уизли, восприняли его как сигнал, что пора расходиться по постелям. Гарри с Роном поднялись в мансарду, в спальню Рона, где Гарри ждала раскладушка.
Рон заснул почти сразу, а Гарри, прежде чем лечь, порылся в чемодане и вытащил из него свой экземпляр «Расширенного курса зельеварения». Он полистал книгу в поисках года издания и наконец нашёл его на одной из самых первых страниц. Книге было без малого пятьдесят лет. Ни его отец, ни друзья отца по Хогвартсу пятьдесят лет назад там ещё не учились. Разочарованный, Гарри забросил книгу обратно в чемодан, выключил лампу, повертелся немного в постели, думая об оборотнях, Снегге, Стэне Шанпайке и Принце-полукровке, и, наконец, погрузился в тревожный сон, полный ползучих теней и воплей искусанных детей…
— Она наверняка пошутила…
Гарри, вздрогнув, проснулся и обнаружил в изножье своей постели туго набитый чулок. Он надел очки, огляделся: крошечное окно почти целиком залепило снегом, перед окошком, вытянувшись в струнку, сидел Рон и разглядывал что-то очень похожее на толстую золотую цепочку.
— Что это? — полюбопытствовал Гарри.
— Подарок Лаванды, — с отвращением ответил Рон. — Не думает же она, в самом деле, что я нацеплю такую…
Повнимательнее приглядевшись к подарку, Гарри расхохотался. С цепочки свисали большие золотые буквы, из которых складывались слова «Мой любимый».
— Мило, — сказал он. — Классно. Тебе непременно надо будет надеть её перед следующей встречей с Фредом и Джорджем.
— Если ты скажешь им хоть слово, — пригрозил Рон, убирая цепочку с глаз долой, под подушку, — я… я… я…
— Будешь всю жизнь заикаться при разговорах со мной? — ухмыльнулся Гарри. — Брось, ты же знаешь, что не скажу.
— Нет, но как ей в голову пришло, что мне может понравиться такая штука? — потрясённо глядя в пространство, воскликнул Рон.
— А ты попробуй напрячь память, — посоветовал Гарри. — Может, ты как-нибудь ненароком обмолвился, что хочешь показаться на люди со словами «мой любимый» на шее?
— Да ладно тебе… не так уж много мы и разговаривали, — сказал Рон. — Мы всё больше…
— Целовались, — подсказал Гарри.
— В общем, да, — признал Рон. И, немного поколебавшись, спросил: — А что, Гермиона правда теперь с Маклаггеном встречается?
— Не знаю, — ответил Гарри. — У Слизнорта они появились вместе, но, по-моему, что-то у них не заладилось.
Рон, немного повеселев, снова сунул руку в свой чулок с подарками.
Среди подарков, полученных Гарри, оказались связанный миссис Уизли свитер с вышитым на груди большим золотым снитчем, здоровенная коробка из магазина «Всевозможные волшебные вредилки» близнецов Уизли и слегка влажный, попахивающий плесенью свёрток с наклейкой, на которой значилось: «Хозяину от Кикимера».
Гарри изумлённо уставился на него.
— Как по-твоему, — спросил он Рона, — вскрывать это не опасно?
— Никакой опасности быть не может, всю нашу почту по-прежнему проверяют в Министерстве, — ответил Рон, хотя на свёрток и сам он косился с подозрением.
— А я и не подумал подарить Кикимеру хоть что-нибудь! Слушай, а домовым эльфам принято делать подарки на Рождество? — спросил Гарри, осторожно ощупывая свёрток.
— Гермиона что-нибудь да подарила бы, — ответил Рон. — Давай всё-таки сначала посмотрим, что там внутри, а уж потом ты начнёшь терзаться муками совести.
Миг спустя Гарри с громким криком соскочил со своей раскладушки: в свёртке лежал большой клубок червей.
— Замечательно, — сказал Рон и покатился со смеху. — Весьма продуманный подарок.
— Всё лучше, чем твоё ожерелье, — заметил Гарри, и Рон тотчас утих.
За рождественский стол все, кто был в доме, уселись в новых свитерах — все, кроме Флёр (на которую миссис Уизли, по-видимому, тратить силы не пожелала) и самой миссис Уизли — её украшало прекрасное золотое колье и новёхонькая тёмно-синяя шляпа волшебницы, посверкивавшая камушками, сильно напоминавшими звездообразные бриллиантики.
— Это мне Фред с Джорджем подарили! Чудесно, правда?
— Видишь ли, мам, — грациозно поведя рукой по воздуху, сказал Джордж, — теперь, когда нам приходится собственноручно стирать носки, мы начинаем ценить тебя всё больше и больше. Пастернака, Римус?
— Гарри, у тебя червяк в волосах, — весело сообщила Джинни и, перегнувшись через стол, сняла с его головы часть Кикимерова подарка; по шее Гарри побежали при этом мурашки, никакого отношения к червякам не имевшие.
— Кошма'г какой! — театрально содрогнувшись, сказала Флёр.
— Да, не правда ли? — подхватил Рон. — Соуса, Флёр?
Спеша услужить ей, он с такой силой сдёрнул со стола соусник, что тот взвился в воздух. Билл взмахнул палочкой, и выплеснувшийся соус, помедлив в воздухе, смиренно вернулся на своё место.
— Ты сове'гшенно как эта Тонкс, — сказала Рону Флёр, закончив осыпать Билла благодарными поцелуями. — Она тоже вечно 'гоняет…
— Я приглашала к нам на сегодня голубушку Тонкс, — сообщила миссис Уизли, с ненужной силой опуская на стол блюдо с морковью и одаряя Флёр свирепым взглядом, — но она не появится. Ты с ней в последнее время не разговаривал, Римус?
— Нет, я вообще мало с кем виделся, — ответил Люпин. — Но ведь Тонкс есть у кого погостить — какие-нибудь родные, не так ли?
— Хм-м, — произнесла миссис Уизли. — Может быть. На самом-то деле мне показалось, что девочка надумала провести это Рождество в одиночестве.
Она смотрела на Люпина с досадой, словно в том, что невесткой её станет Флёр, а не Тонкс, виноват был лишь он один. Гарри, глядя на Флёр, подносившую Биллу на своей вилке кусочек индейки, думал, что битва, которую ведёт миссис Уизли, проиграна ею ещё в самом начале. Этот разговор напомнил ему, что у него есть связанный с Тонкс вопрос, с которым лучше всего обратиться к Люпину, — он знал о Патронусах всё.
— У Тонкс изменился Патронус, — сказал Гарри. — Во всяком случае, по словам Снегга. Я и не знал, что такое бывает. Почему они вообще меняются?
Люпин помолчал, жуя и проглатывая кусок индейки, потом неторопливо ответил:
— Случается иногда… сильное потрясение… всплеск чувств…
— Он такой крупный с виду, на четырёх ногах, — начал Гарри, но тут его поразила внезапная мысль, и он понизил голос: — Постойте… А это не мог быть?..
— Артур! — воскликнула вдруг миссис Уизли. Она вскочила со стула, прижала к груди руки и уставилась в окно кухни. — Артур, там Перси!
— Что?
Миссис Уизли огляделась вокруг. Все мгновенно повернулись к окну, Джинни встала, чтобы получше всё разглядеть. Действительно, по заснеженному двору вышагивал Перси Уизли, его очки в роговой оправе поблёскивали на солнце. Впрочем, он был не один.
— Артур, он… он с министром!
И верно, по пятам за Перси шёл, слегка прихрамывая, человек, которого Гарри видел в «Ежедневном пророке», — грива седеющих волос, чёрный, припорошенный снегом плащ. Прежде чем кто бы то ни было успел произнести хоть слово, прежде чем мистер и миссис Уизли смогли обменяться ошеломлёнными взглядами, задняя дверь отворилась и на пороге кухни возник Перси.
Последовал миг мучительного молчания. Затем Перси натужно промолвил:
— С Рождеством, матушка.
— О, Перси! — выдохнула миссис Уизли и бросилась сыну на грудь.
Руфус Скримджер замер в дверном проёме, опираясь на трость и с улыбкой наблюдая за трогательной сценой.
— Прошу простить мне это вторжение, — сказал он, когда сияющая миссис Уизли, вытирая слёзы, перевела взгляд на него. — Мы с Перси оказались неподалёку — дела, знаете ли, — и он не смог удержаться от того, чтобы заглянуть сюда, повидаться со всеми вами.
Однако никакого желания поприветствовать остальных родственников Перси не проявлял. Он стоял, словно аршин проглотив, и смотрел поверх голов всех присутствующих. Мистер Уизли, Фред и Джордж холодно уставились на него.
— Прошу вас, министр, входите, садитесь! — залепетала миссис Уизли, поправляя шляпу. — Кусочек индейки или пудинга… то есть я…
— Нет-нет, дорогая Молли, спасибо, — сказал Скримджер. Гарри сразу догадался, что её имя он выяснил у Перси перед тем, как войти в дом. — Не хочу вам мешать, да меня бы и не было здесь, если бы Перси так не жаждал увидеться с вами…
— О, Перси! — со слезой в голосе произнесла миссис Уизли и потянулась к сыну с поцелуями.
— Мы всего лишь на пять минут, так что я, пожалуй, прогуляюсь по саду, чтобы не мешать вам и Перси. Нет-нет, угощать меня не надо! Ну-с, если кто-нибудь согласится показать мне этот очаровательный сад… А, вон тот молодой человек, кажется, всё уже съел, может быть, он со мной и пройдётся?
Атмосфера за столом ощутимо изменилась. Все переводили взгляды со Скримджера на Гарри и обратно. Попытка Скримджера притвориться, будто он не узнал Гарри, никого, похоже, не обманула, как никто не счёл совершенно естественным и то, что именно Гарри выпала честь сопровождать министра по саду — тарелки Джинни, Фреда и Джорджа тоже были уже пусты.
— Да, разумеется, — сказал Гарри в наступившей тишине.
Он всё прекрасно понял. Что бы ни рассказывал Скримджер о том, как они оказались неподалёку, да как Перси захотелось повидаться с семьёй, истинная причина их появления состояла в том, что Скримджеру нужно было побеседовать с Гарри с глазу на глаз.
— Всё в порядке, — сказал он, проходя мимо Люпина, уже наполовину привставшего со стула. — Всё в порядке, — повторил он, когда мистер Уизли приоткрыл рот, собираясь что-то сказать.
— Превосходно! — Скримджер отступил в сторону, чтобы пропустить Гарри. — Мы просто пройдёмся по саду, а потом отправимся дальше — Перси и я. Продолжайте вашу трапезу, прошу вас.
Гарри шёл по двору к заросшему, покрытому снегом саду семейства Уизли, Скримджер, легко прихрамывая, шагал вровень с ним. До недавнего времени, как было известно Гарри, он возглавлял Управление мракоборцев; человек крутой, видавший виды, Скримджер нисколько не походил на дородного Фаджа с его котелком.
— Очаровательно, — промолвил Скримджер, останавливаясь у садовой ограды и озирая заснеженное пространство сада с едва различимыми в нём растениями. — Очаровательно.
Гарри промолчал. Он ощущал на себе взгляд Скримджера.
— Мне давно уже хотелось познакомиться с вами, — сказал Скримджер. — Вам это известно?
— Нет, — чистосердечно ответил Гарри.
— Да-да, очень давно. Однако Дамблдор вас так оберегал, — продолжал Скримджер. — Что, разумеется, естественно — естественно после всего, что вам пришлось пережить… и особенно после событий в Министерстве…
Он замолчал, ожидая ответа, но Гарри не ответил, и Скримджер заговорил снова:
— Я искал возможности побеседовать с вами с того дня, как занял мой нынешний пост, но Дамблдор… впрочем, его можно понять… мне таковой не предоставил.
Гарри молчал, ожидая, что будет дальше.
— Какие только слухи о вас не ходят! — продолжал Скримджер. — Но, конечно, мы с вами понимаем, все эти россказни полны домыслов… разговоры о пророчестве… о вашей избранности…
«Так, — подумал Гарри, — вот мы и подобрались к настоящей причине появления Скримджера».
— Я полагаю, Дамблдор обсуждал с вами всё это?
Гарри замешкался, прикидывая, что лучше — соврать или не соврать. Он смотрел на маленькие, густо усеявшие клумбы следы гномов, на снежный покров, разворошённый там, где Фред изловил гнома, сидевшего теперь в балетной пачке на верхушке рождественской ёлки. И наконец решил сказать правду… вернее, часть её.
— Да, мы об этом говорили.
— Говорили, говорили… — повторил Скримджер.
Краем глаза Гарри видел, что министр, сощурившись, вглядывается в него, и потому притворился, будто его страшно заинтересовал гном, только что высунувший голову из-под заледеневшего куста рододендрона.
— И что же сказал вам Дамблдор, Гарри?
— Простите, но это наше дело, — ответил Гарри.
Он старался говорить как можно более дружелюбно, тон Скримджера тоже был лёгким и дружеским, когда он сказал:
— О, конечно, конечно, тут вопрос взаимного доверия, я вовсе не хочу, чтобы вы разглашали… нет-нет… да и так ли уж важно, действительно вы Избранный или нет?
На то, чтобы обдумать эти слова, у Гарри ушло несколько секунд, наконец он ответил:
— Я не вполне понимаю, о чём идёт речь, министр.
— Нет, разумеется, для вас это чрезвычайно важно, — с ухмылочкой сказал Скримджер. — Но для волшебного сообщества в целом… Тут ведь всё зависит от восприятия, не так ли? От того, верят ли люди в то, что это важно.
Гарри показалось, что он догадывался, пусть и смутно, о цели этого разговора, но помогать Скримджеру достичь её ему нисколько не хотелось. Вылезший из-под рододендрона гном уже рылся в снегу, подбираясь в поисках червей к корням куста, и Гарри не отрывал от него взгляда.
— Понимаете, волшебники верят, что вы Избранный, — говорил Скримджер. — Они считают вас настоящим героем, каковым вы, разумеется, и являетесь, Гарри, независимо от «избранности»! Сколько раз вы уже встречались лицом к лицу с Тем-Кого-Нельзя-Называть? Как бы там ни было, — не дожидаясь ответа, продолжил он, — суть в том, что для многих вы — символ надежды. Одна только мысль, что существует волшебник, способный, а возможно даже и предназначенный судьбой для того, чтобы уничтожить Того-Кого-Нельзя-Называть… Что ж, такая мысль воодушевляет людей. И я поневоле чувствую, что, осознав это, вы могли бы счесть… э-э… едва ли не своим долгом сотрудничество с Министерством, оказание ему всевозможной поддержки.
Гном исхитрился вцепиться в червя. Теперь он изо всех сил тянул бедолагу за хвост, норовя выдернуть его из промёрзшей земли. Гарри молчал так долго, что Скримджер в конце концов произнёс, переведя взгляд с него на гнома:
— Забавный народец, не правда ли? И всё-таки, что вы мне ответите, Гарри?
— Я не понимаю, чего вы от меня хотите, — медленно ответил Гарри. — «Сотрудничество с Министерством»… Что это значит?
— О, ничего столь уж обременительного, уверяю вас, — сказал Скримджер. — Если бы вы смогли, к примеру, время от времени заглядывать в Министерство — так, чтобы вас видели входящим в него и выходящим, — это создало бы нужное нам впечатление. Ну и, разумеется, оказавшись там, вы получили бы прекрасную возможность побеседовать с Гавейном Робардсом, моим преемником в Управлении мракоборцев. Долорес Амбридж говорила мне, что вы мечтаете стать мракоборцем. Что ж, это очень легко устроить…
У Гарри закололо под ложечкой от гнева: выходит, Долорес Амбридж по-прежнему работает в Министерстве, вот оно как?
— Попросту говоря, — сказал он, как бы стремясь уточнить несколько неясных моментов, — вам нужно создать впечатление, что я работаю на Министерство?
— Все были бы только рады узнать, что вы подключились к нашей работе. — Скримджер явно испытывал облегчение от того, что ему удалось так быстро поладить с Гарри. — Вы же понимаете, Избранный, важно внушить людям надежду, ощущение, что происходит нечто значительное, волнующее.
— Но если я начну мелькать в Министерстве, — сказал Гарри, всё ещё ухитряясь сохранять дружеский тон, — не подумают ли люди, что я одобряю его деятельность?
— Ну, — Скримджер слегка нахмурился, — в общем, да, отчасти к этому мы и…
— Нет, думаю, так не пойдёт, — приятно улыбаясь, сказал Гарри. — Видите ли, кое-что из того, что делает Министерство, мне совсем не нравится. Например, арест Стэна Шанпайка.
Несколько секунд Скримджер молчал, но выражение его лица изменилось мгновенно.
— Я и не ожидал, что вы нас поймёте, — сказал он, с куда меньшим успехом, чем Гарри, скрывая свой гнев. — Времена настали опасные, и они вынуждают нас принимать определённые меры. Вам только шестнадцать лет…
— Дамблдору куда больше шестнадцати, но он тоже считает, что Стэна не следует держать в Азкабане, — перебил его Гарри. — Вы сделали из Стэна козла отпущения, а из меня пытаетесь сделать талисман на счастье.
Долгое время они смотрели друг другу в глаза, сурово и холодно. В конце концов Скримджер уже без напускной теплоты сказал:
— Понятно. Вы предпочитаете, как и ваш кумир, Дамблдор, держаться от Министерства подальше?
— Я не хочу, чтобы меня использовали, — ответил Гарри.
— Найдётся немало людей, которые скажут, что приносить Министерству пользу — это ваш долг!
— Конечно, а другие скажут, что ваш долг — проверять, действительно ли те, кого вы сажаете в тюрьму, это Пожиратели смерти, — выйдя наконец из себя, сказал Гарри. — Вы поступаете точь-в-точь, как Барти Крауч. Вы и ваши люди так и не научились толково делать своё дело. А мы получаем либо Фаджа, который притворяется, будто всё прекрасно, пока у него под носом убивают людей, либо вас, который сажает в тюрьму не тех, кого следует, и делает вид, что на вас работает Избранный!
— Так вы всё же не Избранный? — осведомился Скримджер.
— По-моему, вы сказали, что это не важно, — с горьким смешком ответил Гарри. — Во всяком случае для вас.
— Мне не следовало так говорить, — торопливо проговорил Скримджер. — Это было бестактно…
— Отчего же? Всего лишь честно, — отозвался Гарри. — Одна из немногих искренних фраз, которые вы сказали. Вам всё равно, жив я или мёртв, вам нужно, чтобы я помог уверить всех, будто вы побеждаете в войне с Волан-де-Мортом. Я не забыл, министр…
Он поднял повыше правую руку. На холодной коже светились белые шрамы, которые Долорес Амбридж заставила Гарри вырезать на своей плоти: «Я не должен лгать».
— Я как-то не припоминаю, чтобы вы поспешили защитить меня, когда я твердил всем, что Волан-де-Морт вернулся. В прошлом году Министерство вовсе не стремилось подружиться со мной.
Они постояли в молчании, таком же ледяном, как земля под их ногами. Гном, которому удалось наконец вытащить червя, с великим удовольствием посасывал его, прислонясь к нижним веткам рододендрона.
— Что там затеял Дамблдор? — отрывисто поинтересовался Скримджер. — Куда он исчезает, почему отлучается из Хогвартса?
— Понятия не имею, — ответил Гарри.
— А и имели бы, так мне бы не сказали, — заметил Скримджер, — ведь так?
— Нет, не сказал бы, — подтвердил Гарри.
— Ну что же, посмотрим, не удастся ли мне отыскать иные средства, чтобы выяснить это.
— Попробуйте, — безразлично сказал Гарри. — Впрочем, вы, похоже, умнее Фаджа, и думаю, его ошибки могли вас кое-чему научить. Он попытался вмешаться в дела Хогвартса. Возможно, вы заметили, что он больше уже не министр, а Дамблдор так и остался директором школы. Я бы на вашем месте его не трогал.
Наступило долгое молчание.
— Ну-с, для меня совершенно ясно, что он прекрасно потрудился над вами, — сказал наконец Скримджер, холодно взирая на Гарри сквозь очки в проволочной оправе. — Вы целиком и полностью человек Дамблдора, Гарри, так?
— Да, так, — ответил Гарри. — Рад, что мы это выяснили.
И, повернувшись к министру спиной, он направился к дому.
