d
Глава восьмая Как покинули остров
– И вот, – сказал Трам (потому что, если вы помните, именно он поведал четверым детям эту историю, сидя на траве в разрушенном замке Кэр-Параваль), – и вот я сунул в карман пару горбушек, оставил друзьям всё оружие, кроме кинжала, и в предрассветной тьме отправился в леса. Я оттопал несколько часов, когда раздался звук, подобного которому я в жизни не слышал. Ух, этого я никогда не забуду. Он заполнил всё, оглушительный, как гром, но гораздо протяжнее, спокойный и нежный, как музыка над водой, но такой сильный, что лес заколебался. И я сказал себе: «Если это не рог, зовите меня кроликом». Чуть позже я удивился, почему он не прозвучал на рассвете…
– И вот, – сказал Трам (потому что, если вы помните, именно он поведал четверым детям эту историю, сидя на траве в разрушенном замке Кэр-Параваль), – и вот я сунул в карман пару горбушек, оставил друзьям всё оружие, кроме кинжала, и в предрассветной тьме отправился в леса. Я оттопал несколько часов, когда раздался звук, подобного которому я в жизни не слышал. Ух, этого я никогда не забуду. Он заполнил всё, оглушительный, как гром, но гораздо протяжнее, спокойный и нежный, как музыка над водой, но такой сильный, что лес заколебался. И я сказал себе: «Если это не рог, зовите меня кроликом». Чуть позже я удивился, почему он не прозвучал на рассвете…
– Сколько времени было? – спросил Эдмунд.
– Между девятью и десятью, – отвечал Трам.
– Как раз, когда мы были на станции! – воскликнули дети, глядя друг на друга горящими глазами.
– Пожалуйста, продолжайте, – сказала гному Люси.
– Ну, как я говорил, я удивился, но всё равно спешил, как только мог. Я шёл всю ночь, а когда наполовину рассвело, рискнул перебежать открытое место – словно я не умнее великана! Хотел срезать большую петлю реки, ну и попался. И даже не вражеской армии, а надутому старому дураку, охранявшему маленький замок, последний в ряду Миразовых укреплений со стороны берега. Не нужно говорить, что правды они от меня не узнали, я ведь гном, а этим всё сказано. Однако, креветки-конфетки, очень здорово, что сенешаль оказался надутый дурак. Любой другой прикончил бы меня на месте, но этому понадобилась самая страшная казнь – отправить меня к «призракам» со всеми подобающими церемониями. А тут эта юная леди (он кивнул в сторону Сьюзен) слегка постреляла из лука – и отлично постреляла, осмелюсь сказать, – так что вот я здесь.
Он выколотил пепел и вновь набил трубку.
– Обалдеть можно! – воскликнул Питер. – Так это твой рог – твой собственный рог, Сью, – сдёрнул нас вчера утром с платформы! Мне трудно поверить. Как-то всё это в голове не укладывается.
– А мне непонятно, почему ты удивляешься, раз ты вообще веришь в магию, – сказала Люси. – Мы же столько читали, как людей волшебством переносит из одного места в другое или даже из одного мира в другой. Я хочу сказать, когда волшебник в «Тысяче и одной ночи» вызывает джинна, джинн не выбирает, явиться ему или нет. Вот и с нами случилось что-то похожее.
– Да, – ответил Питер. – Наверное, всё кажется таким странным из-за того, что в сказках тот, кто вызывает, всегда из нашего мира. Никто никогда не думал, откуда приходит джинн.
– А теперь мы знаем, что этот джинн чувствует, – хохотнул Эдмунд. – Ничего себе! Не очень-то приятно знать, что тебе могут этак свистнуть. Это хуже, чем отец говорит: «жить по милости телефона».
– Но ведь мы рады, что оказались здесь, правда? – сказала Люси. – Если Аслан так хочет?
– Ладно, – произнёс гном, – что же нам всё-таки делать? Полагаю, мне стоит вернуться к Каспиану и сказать, чтобы он не рассчитывал на помощь.
– Как не рассчитывал? – удивилась Сьюзен. – Но ведь все получилось, мы здесь.
– М-м-м-да, конечно. Ясное дело, – сказал гном, у которого, кажется, засорилась трубка (во всяком случае, он очень старательно ее ковырял). – Да… но… мне кажется…
– Разве вы не видите, кто мы? – воскликнула Люси. – Какой глупый…
– Я полагаю, что вы – четверо детей из старой сказки, – отвечал Трам. – И я, конечно, счастлив вас видеть. Это всё, несомненно, очень интересно. Но… вы не обидитесь? – И он снова заколебался.
– Да скажите, наконец, что вы там мнётесь, – произнес Эдмунд.
– Ладно, только чтоб не обижаться, – сказал Трам. – Дело в том, что король, Боровик и доктор Корнелиус, они ожидали… ну, как бы это сказать… помощи. Другими словами, они, наверное, представляют вас великими воителями. Как бы это… мы, конечно, обожаем детей и всё такое, но сейчас, в разгар войны… ну, вы, конечно, понимаете…
– Вы считаете, что мы не годимся, – сказал Эдмунд, краснея.
– Прошу вас, не обижайтесь, – перебил гном. – Уверяю вас, мои дорогие маленькие друзья…
– Услышать от вас «маленькие» – это и правда немного слишком, – сказал Эдмунд, вскакивая. – Вы, значит, не верите, что мы выиграли битву при Беруне? Ну, обо мне можете говорить что хотите, потому что я знаю…
– Не злись, – сказал Питер. – Дадим ему вооружиться и вооружимся сами в нашей сокровищнице, тогда и поговорим.
– Не понимаю, чего ради… – начал Эдмунд, но Люси шепнула ему на ухо: – Не лучше ли сделать, как говорит Питер? В конце концов он – Верховный Король. И, по-моему, у него есть мысль.
Эдмунд согласился, и при свете фонарика все, включая Трама, снова спустились в тёмный холодный мрак и пыльное великолепие хранилища драгоценностей.
Глаза у гнома сверкнули, когда он увидел богатства, наваленные на полках (хотя для этого ему пришлось встать на цыпочки). «Этого ни в коем случае нельзя показывать Никабрику», – шепнул он про себя. Они легко нашли кольчугу для него, меч, шлем, щит, лук и колчан со стрелами. Шлем был медный, украшенный рубинами, на рукояти меча блестело золото; Трам в жизни не видел, тем более не носил таких ценностей. Дети также надели кольчуги и шлемы, сыскались меч и щит для Эдмунда, лук для Люси – Питер и Сьюзен, конечно, не расставались со своими дарами. Пока поднимались по лестнице, звеня кольчугами, всё больше ощущая себя нарнийцами и всё меньше школьниками, мальчики держались рядом, явно разрабатывая какой-то план. Люси слышала, как Эдмунд сказал:
– Нет, дай я. Для него будет полный провал, если я выиграю, а нам меньше стыда, если я проиграю.
– Хорошо, Эд, – сказал Питер.
Когда они вышли на дневной свет, Эдмунд очень вежливо обратился к гному и сказал:
– У меня к вам просьба. Детишкам вроде нас нечасто выпадает счастье встретить такого великого воина. Не согласились бы вы на коротенький фехтовальный поединок? Это было бы жутко любезно с вашей стороны.
– Но, парень, – отвечал Трам, – мечи-то острые.
– Знаю, – кивнул Эдмунд, – но я вряд ли смогу вас достать, а вы, конечно, легко меня обезоружите, не причинив иного вреда.
– Это опасная игра, – сказал Трам, – но, раз ты так настаиваешь, я могу сделать выпад-другой.
Оба меча сверкнули разом, Питер и девочки спрыгнули с помоста и остановились, наблюдая. А посмотреть стоило. Это было совсем не то дурацкое сражение широкими мечами, которое вы видите на сцене. Это было даже не фехтование на рапирах, которое, если вы видели, больше похоже на дело. Это была настоящая рубка. Главное при этом – рубить противника по ногам, потому что они не защищены. А когда бьёт противник, нужно подпрыгнуть, чтобы удар пришёлся под ногами. Это давало гному преимущество, потому что более высокий Эдмунд должен был всё время нагибаться. Я не думаю, что Эдмунд имел бы хоть малейший шанс, сражайся он с Трамом двадцать четыре часа назад. Однако нарнийский воздух действовал на него с их появления на острове, в нём проснулись все прежние битвы, рука и пальцы обрели прежнее искусство. Он снова был король Эдмунд. Сражающиеся проходили круг за кругом, наносили удар за ударом, и Сьюзен (так и не научившаяся любить ратную потеху) восклицала: «Ой, только осторожнее!» Внезапно, так быстро, что никто (если он не ожидал этого, как Питер) не понял, что случилось, Эдмунд резко повернул свой меч особым движением. Меч вылетел из крепко сжатых пальцев гнома, и Трам обхватил пустой кулак, как вы бы сделали после «финта» в крикете.
– Надеюсь, вам не больно, мой дорогой маленький друг? – сказал Эдмунд, вкладывая меч в ножны. Он слегка задыхался.
– Я понял, – сухо отвечал Трам. – Вы знаете приём, которому я никогда не учился.
– Совершенно верно, – вставил Питер. – Лучшего бойца в мире можно обезоружить незнакомым приёмом. Думаю, из учтивости надо дать Траму шанс в чём-то другом. Не угодно ли состязание в стрельбе с моей сестрой? Здесь, как вы знаете, приёмов нет.
– А вы-то, оказывается, шутники, как я погляжу, – сказал гном. – Будто я не знаю, как она стреляет, после утреннего-то. Все-таки попробую.
Он говорил грубовато, но глаза у него загорелись, потому что он был прославленный лучник среди своего народа. Все пятеро вышли во двор.
– Что будет мишенью? – спросил Питер.
– Думаю, сгодится яблоко на ветке за стеной, – сказала Сьюзен.
– Это будет славно, детка, – согласился Трам. – Может быть, вон то, жёлтое, почти посредине арки?
– Нет, не то, – отвечала Сьюзен. – Красное, там, повыше – над зубцом.
У гнома вытянулось лицо. «Больше похоже на вишню, чем на яблоко», – прошептал он, но вслух ничего не сказал.
Они разыграли первый выстрел (страшно заинтересовав Трама, который никогда раньше не видел, как бросают монетку), и Сьюзен проиграла. Стрелять должны были с верхней ступеньки лестницы, ведущей из зала во двор. Глядя, как гном занимает место и прицеливается, каждый сказал бы, что он своё дело знает.
«Тванг» – пропела тетива. Выстрел был превосходный. Крошечное яблочко вздрогнуло, едва не задетое стрелой, и листок, кружась, опустился на землю. Затем на верхнюю ступеньку поднялась Сьюзен и натянула лук. Она и вполовину так не радовалась состязанию, как Эдмунд, не потому, что сомневалась в своем искусстве, просто ей, по мягкосердечию, было стыдно побеждать того, кто и без того побеждён. Гном добродушно наблюдал, как она оттягивает стрелу до уха. В следующий миг яблоко, пронзённое стрелой Сьюзен, звонко шмякнулось о землю.
– Молодец, Сью! – закричали остальные дети.
– На самом деле выстрел не лучше вашего, – сказала Сьюзен гному. – Мне кажется, когда вы стреляли, подул слабый ветерок.
– Ничего подобного, – отвечал Трам. – Не надо меня утешать. Я знаю, что побеждён честно. Я даже не скажу, что рубец от последней раны помешал мне как следует отвести руку назад…
– Ой, вы ранены? – спросила Люси. – Дайте посмотреть.
– Это неподходящее зрелище для маленьких девочек, – начал Трам, но тут же сам себя перебил: – Кажется, я опять говорю глупости, – сказал он. – Должно быть, вы и впрямь великая целительница, как ваш брат – великий боец, а ваша сестра – великая лучница.
Он присел на ступеньку, снял кольчугу и сбросил рубаху, обнажив руку, волосатую и мускулистую, как у моряка, но размером не больше детской. На плече была нескладная повязка, и Люси начала ее разматывать. Под бинтом обнаружилась рубленая рана в очень плохом состоянии, сильно опухшая. «Ой, бедный Трам, – сказала Люси. – Какой ужас». И она осторожно капнула одну-единственную капельку из своего флакона.
– Эй, постойте-ка. Что вы делаете? – сказал Трам. Но сколько он ни вертел головой, сколько ни косился и ни оттягивал бороду туда-сюда, он не мог разглядеть своего плеча. Тогда он ощупал его, насколько смог, делая совершенно немыслимые движения, как вы сами, когда пытаетесь почесать место, до которого не можете дотянуться. Потом он взмахнул рукой, поднял её, напрягая мышцы, и, наконец, вскочил на ноги с криком: «Тюльпаны-великаны! Вылечилось! Как новое». Он громко рассмеялся и сказал:
– Ну, я наделал столько глупостей, сколько ни одному гному не удалось бы. Надеюсь, никто не в обиде? Мое нижайшее почтение всем вашим величествам. И спасибо вам за спасение жизни, за лечение, за завтрак – и за урок.
Дети сказали хором, что всё в порядке и говорить больше не о чем.
– И теперь, – сказал Питер, – если вы действительно решили в нас поверить…
– О да, – вставил гном.
– Совершенно ясно, что надо делать. Мы должны немедленно соединиться с Каспианом.
– Чем скорее, тем лучше, – подхватил Трам. – Из-за моей глупости почти час потеряли.
– Если идти, как вы шли, это займёт два дня, – сказал Питер. – Я говорю о нас. Мы не можем идти день и ночь, как вы, гномы. – Он обернулся к остальным. – То, что Трам называет холмом Аслана, несомненно, Каменный Стол. Как вы помните, оттуда до бродов у Беруны полдня ходу или чуть меньше…
– Мы называем это место мостом у Беруны, – сказал Трам.
– В наше время там не было моста, – продолжал Питер. – Дальше от Беруны досюда ещё день с небольшим. Мы приходили домой к ужину на второй день, если идти гуляючи. Когда нужно было спешить, нам удавалось проделать весь путь за полтора дня.
– Не забывайте, там теперь леса, – сказал Трам, – и враги, от которых надо скрываться.
– Послушайте, – вмешался Эдмунд, – зачем же нам идти тем же путём, что и Дорогой Маленький Друг?
– Не надо так, ваше величество, если вы меня любите, – сказал гном.
– Хорошо, – сказал Эдмунд. – Можно я буду звать вас просто Д.М.Д. ?
– Ой, Эдмунд, перестань дразнить его, – рассердилась Сьюзен.
– Ничего, детка, я хочу сказать – ваше величество, – произнес Трам со смешком. – Шутка синяков не набьёт. – (Впоследствии они часто называли его Д.М.Д., так что почти забыли, что это значит.)
– Так я говорю, – продолжал Эдмунд, – не нужно добираться тем же путём. Почему бы не пройти на вёслах немного южнее, до Зеркального залива и по нему? Мы окажемся ближе к холму Каменного Стола, а в море будем в безопасности. Если мы выйдем сейчас же, то сможем пройти залив до темноты, поспать немного и будем у Каспиана завтра с утра пораньше.
– Вот что такое знать побережье, – сказал Трам. – Никто из нас никогда не слышал о Зеркальном заливе.
– Как насчёт еды? – спросила Сьюзен.
– Мы обойдёмся яблоками, – сказала Люси. – Давайте поторопимся. Мы здесь уже два дня, а ещё ничего не сделали.
– В любом случае, – добавил Эдмунд, – я больше не разрешу превращать мою шляпу в корзинку для рыбы.
Они набрали в куртки побольше яблок, затем как следует напились из колодца (зная, что им негде будет взять пресной воды, пока они не высадятся на берегу залива) и отправились к лодке. Детям жалко было покидать Кэр-Параваль, который, даже в руинах, снова начал казаться родным домом.
– Д.М.Д. лучше быть рулевым, – сказал Питер. – Эд и я возьмём по веслу. Хотя минуточку. Давайте снимем кольчуги: мы испечёмся, пока будем на месте. Девочки сядут на носу и будут показывать направление Д.М.Д., потому что он не знает пути. Стоит выйти подальше в море, пока будем обходить остров.
Вскоре зелёный лесистый берег острова отдалился, его бухточки и выступы начали сливаться, лодка поднималась и опускалась на маленьких волнах. Море вокруг ширилось, голубое вдали, зелёное и пенистое вокруг лодки. Пахло солью, не было слышно иных звуков, кроме шипенья воды, ударов волны о борт и скрипа уключин. Солнце начало припекать. Люси и Сьюзен блаженствовали на носу, перегибаясь через край и стараясь окунуть руки в море, до которого никак нельзя было дотянуться. Дно, почти всё чистое, светло-песчаное с редкими пятнами пурпурных водорослей, было им видно.
– Как в старые времена, – проговорила Люси. – Помнишь наше путешествие в Теревинфию, и в Гальму, к Семи Островам, и к Одиноким Островам?
– Да, – отвечала Сьюзен, – и наш огромный корабль «Блистательный» с лебединой шеей и резными лебедиными крыльями почти до середины палубы…
– И шёлковые паруса, и большие кормовые фонари…
– И пиры на корме, и музыкантов.
– Помнишь, как флейтисты играли, взобравшись на ванты, и казалось, что музыка звучит с небес?
Тут Сьюзен забрала у Эдмунда весло, и он пересел к Люси. Они уже обошли остров и приближались к берегу – лесистому и пустынному. Они сочли бы его вполне живописным, если бы не помнили, каким он был в прежние времена – открытым, оживлённым, полным весёлых друзей.
– Ф-фу! Здорово нудная работёнка, – сказал Питер.
– Можно я немного погребу? – спросила Люси.
– Вёсла для тебя велики, – отрезал Питер, и не потому, что сердился, а потому, что у него не осталось сил на разговоры.
