d
Глава двенадцатая Колдовство и внезапное отмщение
Тем временем Трам и двое мальчиков подошли к тёмному низкому сводчатому проходу, который вёл внутрь кургана, и два часовых-барсука (белые полосы на их щеках – вот всё, что Эдмунд мог разглядеть) поднялись, обнажив зубы, и ворчливо спросили: «Кто идёт?»
– Трам, – отвечал гном, – и с ним Верховный Король Питер из далёкого прошлого.
Барсуки обнюхали руки мальчиков.
– Наконец, – сказали они. – Наконец.
– Дайте нам света, друзья, – попросил Трам.
Барсуки нашли факел сразу за аркой, Питер взял его и передал Траму.
– Пусть предводительствует Д.М.Д., – сказал он. – Мы не знаем дороги.
Трам взял факел и первым вошёл в тёмный туннель. Там были холод, тьма, плесень и паутина, порою в свете факела проносилась летучая мышь. Мальчикам, которые с самого утра на железнодорожной станции находились на открытом воздухе, показалось, что они попали в ловушку или тюрьму.
– Слушай, Питер, – прошептал Эдмунд. – Посмотри на эти закорючки по стенам. Им ведь уйма лет. А всё-таки мы старше. В наше время их ещё не было.
– Да, – согласился Питер, – тут призадумаешься.
Гном шёл впереди, потом повернул направо, потом налево, потом спустился на несколько ступенек, потом опять повернул налево. Тогда наконец они увидели свет – свет из-под двери. Теперь они были у двери центрального помещения и могли различать голоса – громкие и сердитые. Говорили так громко, что приближение мальчиков и гнома прошло незамеченным.
– Не нравится мне этот шум, – шепнул Трам Питеру. – Давайте послушаем минутку.
Все трое безмолвно застыли у дверей.
– Вы прекрасно знаете, – сказал голос («Это король», – прошептал Трам), – почему в Рог не протрубили на рассвете в то утро. Разве вы забыли, что Мираз напал чуть ли не раньше, чем ушёл Трам? И мы сражались за свою жизнь часа три-четыре, если не больше. Я затрубил при первой же передышке.
– Вряд ли я это забуду, – донёсся сердитый голос, – когда главный удар приняли мои гномы и каждый пятый из них сражён. («Это Никабрик», – прошептал Трам.)
– Стыдись, гном, – прозвучал низкий бас («Боровик», – сказал Трам). – Мы все сделали столько же, сколько гномы, и все меньше, чем король.
– Болтай что хочешь, мне всё равно, – ответил Никабрик. – Или в Рог затрубили слишком поздно, или он не волшебный, но, так или иначе, помощь не пришла. Вы, вы, великий учёный, магистр магии, вы, всезнайка, – вы всё ещё предлагаете возложить надежды на Аслана, и короля Питера, и всех остальных?
– Должен сознаться… я не могу отрицать, что я глубоко разочарован результатами предпринятой операции, – донёсся ответ («Это будет доктор Корнелиус», – прошептал Трам).
– Короче, – сказал Никабрик, – ваша котомка пуста, ваши яйца разбиты, ваша рыба не поймана, ваши обещания не сбылись. Тогда отойдите в сторону и не мешайте другим. Вот почему…
– Помощь придёт, – отвечал Боровик. – Я – за Аслана. Имейте терпение, как мы, звери. Помощь придёт. Может быть, она уже у дверей.
– Пф-ф! – фыркнул Никабрик. – Вы, барсуки, уговорите нас ждать, пока небо упадёт и мы все сможем ловить жаворонков. Говорю вам, мы не можем больше ждать. Продовольствие на исходе, в каждой стычке мы несём слишком большие потери, наши сторонники разбегаются.
– А почему? – спросил Боровик. – Я отвечу. Потому что между ними ходят слухи, что мы вызвали королей из далёкого прошлого, а короли не откликнулись. Последнее, что сказал Трам уходя (скорее всего навстречу смерти), было: «Если вы протрубите в Рог, пусть войско не знает, зачем это и на что вы надеетесь». Однако, похоже, все узнали в то же самое утро.
– Лучше сунь своё серое рыло в осиное гнездо, чем намекать, будто это я проболтался, – сказал Никабрик. – Возьми свои слова обратно или…
– Прекратите же, вы оба, – сказал король Каспиан. – Я хочу знать, к чему Никабрик клонит. Что такое мы должны сделать? Но прежде я хочу знать, кто эти двое посторонних, которых он привёл на совет и которые стоят здесь, открыв уши и закрыв рты.
– Это мои друзья, – отвечал Никабрик. – А какое право у вас самого находиться здесь, кроме того, что вы друг Трама и барсука? А этот старый дурак в сером балахоне – какое право у него? Только то, что он – ваш друг. Почему же мне одному нельзя привести своих друзей?
– Его величество – король, которому ты обязан верностью, – сурово произнес Боровик.
– Придворные манеры, ага, – ухмыльнулся Никабрик. – Однако в этой норе мы должны говорить начистоту. Вы знаете – и он знает, – что этот мальчишка-тельмарин будет королем нигде и ни над кем, если мы не поможем ему выбраться из ловушки, в которую он попал.
– Может быть, – сказал доктор Корнелиус, – ваши друзья хотят высказаться сами? Отвечайте, кто вы и что вы?
– Превосходительный господин доктор, – донёсся тонкий, жалобный голос. – С вашего разрешения, я только бедная старуха и очень обязана его превосходительному гномству за дружбу, уверяю вас. Его величество, благословенно его прекрасное лицо, не должен бояться бедной старухи, скрюченной от ревматизма и не имеющей пары поленьев, чтобы подложить под котелок. Я владею маленьким жалким искусством, не таким, конечно, как ваше, господин доктор, – немножечко чар и заклинаний, которые я с радостью применю против ваших врагов, если на то будет общее согласие. Потому что я их ненавижу. О да. Никто не умеет ненавидеть, как я.
– Это все очень интересно и… э… удовлетворительно, – сказал доктор Корнелиус. – Кажется, я теперь знаю, кто вы, мадам. Может быть, ваш другой друг, Никабрик, тоже расскажет о себе?
Серый, тусклый голос, от которого у Питера мороз пробежал по коже, ответил:
– Я алчу. Я жажду. Укусив, я вцепляюсь насмерть, и даже после моей смерти захваченное вырезают из тела моего врага и погребают вместе со мной. Я могу голодать сотни лет и не умру. Я могу лежать сотни лет на льду и не замерзну. Я могу выпить реку крови и не лопну. Укажите мне ваших врагов.
– И в присутствии этих двоих ты хочешь открыть свой план? – спросил король.
– Да, – отвечал Никабрик. – И с их помощью собираюсь его осуществить.
Прошла минута или две. Трам и мальчики слышали, как Каспиан и двое его друзей переговариваются тихими голосами, но слов различить не могли. Затем Каспиан заговорил громко.
– Хорошо, Никабрик, – сказал он, – мы выслушаем твой план.
Наступила пауза, такая долгая, что мальчики засомневались, собирается ли Никабрик вообще начать; когда же он всё-таки начал, то так тихо, словно ему самому неприятно было это говорить.
Прошла минута или две. Трам и мальчики слышали, как Каспиан и двое его друзей переговариваются тихими голосами, но слов различить не могли. Затем Каспиан заговорил громко.
– Хорошо, Никабрик, – сказал он, – мы выслушаем твой план.
Наступила пауза, такая долгая, что мальчики засомневались, собирается ли Никабрик вообще начать; когда же он всё-таки начал, то так тихо, словно ему самому неприятно было это говорить.
– В конце концов, – бормотал он, – никто из нас не знает правды о древних временах Нарнии. Трам и вовсе не верил в эти рассказы. Я готов был им поверить. Мы испытали Рог, и ничего не вышло. Если даже и были Верховный Король Питер, и королева Сьюзен, и король Эдмунд, и королева Люси, значит, они не услышали нас, или не смогли прийти, или они наши враги…
– Или они в пути, – вставил Боровик.
– Ты можешь твердить это, пока Мираз не скормит нас всех собакам. Как я сказал, мы потянули за одно звено в цепочке древних легенд, и ничего не вышло. Ладно. Когда у вас ломается меч, вы хватаетесь за кинжал. Истории рассказывают о других силах, правивших прежде королей и королев. Что если мы вызовем их?
– Если ты про Аслана, – сказал Боровик, – так это одно и то же – вызвать его или королей. Если он не пришлёт их (а я убежден, что пришлёт), что толку звать его самого?
– Тут ты прав, – отвечал Никабрик. – Аслан и короли – примерно одно и то же. Или Аслан умер, или он против нас. Или его не пускает кто-то более могущественный. А если он и придёт – где уверенность, что он станет на нашу сторону? Судя по тому, что мне говорили, нас, гномов, он временами не жаловал. Да и не только нас. Спросите волков. Во всяком случае, как я слышал, он был в Нарнии только однажды, и то недолго. Можете сбросить Аслана со счетов. Я говорил кое о ком ином.
Ответа не было. Несколько минут стояла такая тишина, что Эдмунд слышал тяжёлое и шумное дыхание барсука.
– О ком же? – спросил наконец Каспиан.
– О силе, которая настолько превосходит Аслана, что заколдовала Нарнию на долгие годы, если истории говорят правду.
– Белая Колдунья! – воскликнули три голоса, и по шуму Питер догадался, что король, барсук и Корнелиус вскочили на ноги.
– Да, – отвечал Никабрик очень тихо и отчётливо, – Колдунья. Не пугайтесь этого имени, вы же не дети. Нам нужна сила – могущественная сила, которая встанет на нашу сторону. Что до могущества – разве истории не говорят, что Колдунья победила Аслана, связала его и убила на этом самом камне, который стоит тут рядом, за кругом света от факела?
– Но они же рассказывают, как он возвратился к жизни, – резко ответил барсук.
– Рассказывают, – согласился Никабрик, – но ты замечал, как мало говорится о том, что он потом делал? Он словно выпадает из истории. Как ты это объяснишь, если он действительно ожил? Не проще ли предположить, что никто не оживал, а истории ничего не рассказывают, потому что рассказать нечего?
– Он возвёл на престол королей и королев, – возразил Каспиан.
– Король, который только что выиграл великую битву, может взойти на престол и без помощи дрессированного льва, – сказал Никабрик.
Кто-то, наверное Боровик, свирепо зарычал.
– И вообще, – продолжал Никабрик, – что сталось с королями и их царством? Тоже исчезли. Иное дело – Колдунья. Говорят, она правила сто лет – сто лет зимы. Вот это сила, если хотите. Это нечто практическое.
– Небо и земля! – вскричал король. – Разве не говорили нам всегда, что она была самым худшим врагом? В десять раз хуже Мираза?
– Возможно, – холодно отвечал Никабрик, – для вас, людей, если кто-то из вас существовал здесь в те дни. Возможно, для кого-то из зверей тоже. Слышал, что она истребляла бобров – во всяком случае, сейчас их в Нарнии нет. Однако она всегда хорошо относилась к нам, гномам. Я гном и стою за свой народ. Мы не боимся Колдуньи.
– Но вы присоединились к нам, – сказал Боровик.
– Да, и много добра принесло это моему народу! – огрызнулся Никабрик. – Кого посылают в самые опасные вылазки? Гномов. Кому достаётся меньше всего еды, когда начинают урезать рацион? Гномам. Кто…
– Ложь! Всё ложь! – вскричал барсук.
– И потому, – продолжал Никабрик, срываясь на пронзительный крик, – если вы не можете помочь моему народу, я пойду к тому, кто поможет.
– Это открытое предательство, гном? – спросил король.
– Спрячь меч в ножны, Каспиан, – сказал Никабрик. – Убийство на совете, да? Вот какие ваши игры? Попробуйте на свою голову! Уж не думаете ли вы, что я вас боюсь? Вас трое против нас троих.
– Что ж, подойдите, – прорычал Боровик.
– Стоп, стоп, стоп, – сказал доктор Корнелиус. – Не торопитесь. Колдунья мертва. Все истории согласны в этом. Как это Никабрик собрался вызвать Колдунью?
Тот серый и ужасный голос, который прежде прозвучал только раз, произнес:
– Мертва ли?
Затем тонкий, плачущий голос начал:
– О, благословенно его сердце, его дорогое маленькое величество может не беспокоиться. Белая госпожа – так мы её называем – не умерла. Превосходительный доктор просто шутит над бедной старушкой. Любезнейший господин доктор, учёнейший господин доктор, кто и когда слышал, чтоб хоть одна колдунья действительно умерла? Её всегда можно вернуть.
– Вызовите её, – потребовал серый голос. – Мы все готовы. Очертите круг. Разожгите синий огонь.
Заглушая нарастающее рычание барсука и резкое «Что-о?» Корнелиуса, прогремел голос Каспиана:
– Так вот твой план, Никабрик! Чёрным колдовством призвать проклятый призрак. И я вижу, кто твои спутники – ведьма и волк-оборотень!
В следующее мгновение всё смешалось. Слышалось рычание и лязг зубов. Мальчики и Трам ворвались внутрь. Питер успел увидеть ужасное, серое, тощее существо, получеловека-полуволка, в тот миг, когда оно прыгнуло на мальчика примерно его лет, а Эдмунд – барсука и гнома, которые катились по полу, как дерущиеся коты. Трам оказался лицом к лицу с ведьмой. Её нос и подбородок смыкались, как клещи, грязные серые космы развевались, пальцы держали доктора Корнелиуса за горло. Трам взмахнул мечом, и её голова покатилась по полу. Тут свеча погасла, сбитая на землю, и секунд шестьдесят в темноте мелькали только мечи, зубы, когти, кулаки и ботинки. Потом наступила тишина.
– Ты в порядке, Эд?
– На-наверное, – пропыхтел Эдмунд. – Я поймал этого гада Никабрика, но он ещё жив.
– Гирьки-графинчики! – раздался сердитый голос. – Это вы на мне сидите. Слезайте. Вы прямо слонёнок.
– Простите, Д.М.Д., – сказал Эдмунд. – Так лучше?
– М-м-м! Нет! – промычал Трам. – Вы заехали мне в рот ботинком. Отойдите.
– Здесь ли король Каспиан? – спросил Питер.
– Я здесь, – произнес совсем слабый голос. – Меня кто-то укусил.
Все услышали, как кто-то чиркнул спичкой. Это был Эдмунд, слабый огонёк осветил его бледное и грязное лицо. Он огляделся, нашёл подсвечник (они тут больше не пользовались лампами, потому что кончилось масло), поставил его на стол и зажёг. Когда пламя разгорелось, остальные устало поднялись на ноги. Шесть лиц уставились друг на друга в свете свечи.
– Кажется, никто из врагов не уцелел, – сказал Питер. – Вот ведьма, мёртвая. (Он торопливо отвёл глаза.) И Никабрик, тоже мёртвый. А вот и волк-оборотень. Давненько я их не видел. Волчья голова на человеческом теле. Значит, его убили в момент превращения. А вы, я полагаю, король Каспиан?
– Да, – отвечал другой мальчик. – Но я не могу догадаться, кто вы.
– Это Верховный Король Питер, – сказал Трам.
– Искренние приветствия вашему величеству! – произнёс Каспиан.
– А также вашему величеству, – отвечал Питер. – Я пришёл не для того, чтобы занять твой трон, а чтоб помочь тебе на него вступить.
– Ваше величество, – произнёс другой голос у Питера под локтём. Мальчик обернулся и оказался лицом к лицу с барсуком. Он обнял зверя и поцеловал его в меховую голову, и это было вовсе не по-девчачьи, а очень по-королевски.
– Лучший из барсуков, – сказал он, – что бы ни было, ты в нас не усомнился.
– Не хвалите меня, ваше величество, – отвечал Боровик. – Я ведь зверь, а мы не меняемся. Более того, я барсук, а мы упорны.
– Мне жаль Никабрика, – сказал Каспиан, – хоть он и возненавидел меня с первого взгляда. Он озлобился из-за долгих лишений. Если бы мы победили быстро, он, быть может, в дни мира стал бы хорошим гномом. Не знаю, кто из нас его убил, и рад, что не знаю.
– Вы в крови, – сказал Питер.
– Да, меня укусили, – отвечал Каспиан. – Вот оно – эта серая мерзость.
Промывание и перевязывание раны заняло много времени, а когда всё было закончено, Трам сказал:
– Ну вот. Прежде всего остального надо позавтракать.
– Только не здесь, – произнес Питер.
– Да, – отвечал Каспиан, содрогаясь. – И надо прислать кого-нибудь, чтобы убрали трупы.
– Пусть эту пакость свалят в яму, – распорядился Питер, – но гнома мы отдадим его братьям, пусть похоронят по своему обычаю.
Они позавтракали в другом помещении внутри Холма. Это был не совсем тот завтрак, какого они могли пожелать: Каспиан и Корнелиус мечтали о пироге с олениной, Питер и Эдмунд – о яичнице и горячем кофе, а получили по маленькому куску медвежатины (у мальчиков из карманов), ломтику засохшего сыра, луковице и кружке воды. Однако набросились они на еду так, будто вкуснее и быть не может.
